Лито Эвиван
Там, где живут боги
Глава 2.
Никос
Греция, Салоники, февраль, 2015 г.
В университете наступил обычный четверг. Никос Венетис приехал раньше всех и вошёл в здание теологического факультета. Мраморное сооружение, хранившее в себе священные учения, ещё не проснулось от холодного февральского сна. Винтовая лестница и коридоры были окутаны утренним морозом, на стенах ещё были видны капли влаги. Никаких признаков тепла и человеческого присутствия. Коридоры пусты, аудитории закрыты, день только начинался. Никос остановился перед настенной иконой Богородицы, висевшей рядом с аудиторией, где проходила Божественная литургия. Глядя в пол, он трижды перекрестился и прильнул губами к начищенному до блеска стеклу. Потом зажёг свечу и вставил её в огромный подсвечник с песком, располагавшийся справа от образа. Дверь в аудиторию была приоткрыта, и студент вошёл внутрь. Всё здесь напоминало интерьер церкви, с образами святых, подсвечниками, трибунами и огромным крестом на стене с распятым Спасителем. Лишь большие окна с видом на город и белые стены указывали на то, что это университетский класс. Никос сел на пустую скамью в самом дальнем и неосвещённом углу, закрыл глаза и начал молиться. Постепенно аудитория стала наполняться студентами. Большинство из них казались старше своего студенческого возраста, из-за сильно отросшей щетины, превращающейся в густую бороду. Никто не разговаривал, все приветствовали друг друга лишь лёгким кивком. Несколько человек, одетых в длинные черные рясы, прошли в самую глубь помещения, плотно сгруппировались и раскрыли перед собой псалмы. Роль певчих обычно исполняли аспиранты теологического факультета. Среди них был старший брат Никоса, Ставрос Венетис. Ему было двадцать шесть лет, он был выше ростом и более статный, чем Никос, который сутулился и всегда смотрел вниз. Младший брат восхищался старшим, его глубоким баритоном, выделявшимся среди других голосов, манерой носить рясу из марокканской ткани с бордовым воротничком и силой его веры.
Студенты неподвижно смотрели на иконы, настраиваясь внимать голосу пастыря, появившегося в уже набитой аудитории последним и немедленно приступившего к литургии. Для всех этот момент был священен, он настраивал на добродетель и смирение, наполнял души умиротворением.
Когда служба подошла к концу, самые стойкие стали выстраиваться в очередь ко Святому Причастию. Остальные вышли из аудитории. Некоторые студенты приходили в институт позже, к десяти, посещая службы лишь по большим праздникам – на Пасху и Рождество.
Никос Венетис не пропускал ни одной литургии. Он вставал в очередь и с замиранием сердца ждал, когда его волос коснётся священная мантия.
После причастия все разбрелись по коридорам, и здание вновь стало походить на учебное заведение с обычными студентами. Ребята шутили, смеялись и толкались, где-то в сторонке стояли пары, держась за руки.
– Нико! – окликнул знакомый голос. – Привет, дружище!
Лукас Рэнгас был лучшим другом Никоса и сыном близких друзей его родителей. С детства он был очень крепким и упитанным мальчиком, весёлым и любознательным. Он выбрал факультет теологии из-за невысоких проходных баллов и за компанию с другом, но никак не из-за религиозных убеждений. К православию Лукас относился точно так же, как к любой другой теоретической науке. Он никогда не появлялся на утренних службах, предпочитая подольше поспать.
– Как дела, Лука? – обрадовался другу Никос. – Что нового? У тебя глаза, как будто бы ты опять всю ночь играл в компьютерные игры.
– А как, по-твоему, ещё мне отвлечься от мыслей о Кейси? Тебе-то хорошо, ты помолился – и спать. А я как только подумаю о твоей сестре, так аж зубы сводит от непристойного желания!
Если бы он знал, насколько Никос понимал чувства друга! Гормоны бились в его молодом теле, как необузданные жеребцы, и укрощать их становилось с каждым днём всё труднее. Но Никос готовил себя к принятию священного сана, и говорить на эту тему, даже с лучшим другом, ему было ужасно неловко.
– Почему бы тебе просто не пригласить Кейси в кафе? – ушёл от ответа Никос.
Кейси была его сестрой-близнецом и давним предметом обожания Луки.
– Ты с ума сошёл? Посмотри на неё и посмотри на меня! А теперь представь нас вместе. Представил? Здесь можно посмеяться. Не-е-ет, я сначала должен похудеть и подкачаться. За жиром моей чертовской привлекательности совсем не видно.
– Главное – не внешность, а душа, которая у тебя очень даже привлекательная, – поспешил успокоить Никос друга. – Уверен, что Кейси ты тоже давно нравишься.
– Конечно же нравлюсь, ещё бы, но только как брат. Особенно когда ей нужно поплакать в моё мягкое плечо при расставании с очередным нарциссом. Не подруге своей, той рыженькой, жалуется, а мне, понимаешь? Поди разбери этих девчонок, что им на самом деле от нас нужно!
При упоминании о новой подруге Кейси, весёлой зеленоглазой блондинке с факультета философии, резкая волна подкатила к солнечному сплетению Никоса, потом спустилась и приятно заплескалась в самом низу живота. Терпеть это было невыносимо. Парень вжался в стену и сцепил зубы. Потом сделал два глубоких вдоха-выдоха и, запинаясь, сказал:
– Слушай… Я к отцу Серафиму собирался… Давай после занятий увидимся?
Краснея и почти не дыша, Никос поспешил в другое крыло здания.
– Ага, давай! Увидимся! – услышал он за спиной слова Луки.
Духовный отец Серафим был прикреплён к Университету имени Аристотеля в качестве наставника студентам. Кому-то он был психологом, кому-то заменял старшего товарища, а кому-то даже отца. Старец с длинной седой бородой уже много лет работал со студентами, которые его очень любили и без конца забегали за советом или просто поболтать. Никос мог доверить старику практически все свои смятения и тревоги. Но об одной проблеме, сжигающей его девственную плоть, ему было очень тяжело говорить. Стыд, смятение и страх признаться в своём малодушии были сильнее его. От этого их разговор часто приобретал очень размытые очертания, лишённые всякого смысла.
Никос был самым младшим из четверых детей в семье Венетисов, даже по отношению к своей сестре-близнецу Касьяни, которая родилась тремя минутами раньше его. Дети росли в православной семье глубоко верующих и бесконечно любящих родителей. Старшая сестра Мария опережала Никоса в возрасте на пятнадцать лет и часто заменяла ему мать, когда та уезжала в другой город с очередной благотворительной миссией или просто путешествовала по святым местам. Ежегодное посещение бесчисленного количества монастырей и храмов Греции было для их семьи неотъемлемой частью жизни.
Вторым по возрасту шёл Ставрос, который был старше близнецов на шесть лет. Он любил командовать, спорить и всех поучать, как правильно следует себя вести, чтобы быть достойным христианином и всегда удостаиваться Божьей милости. Он был твёрдо уверен в том, что в воспитании можно и нужно иногда применять силу, и с удовольствием практиковался в этом на своём младшем брате Никосе. Отец, Михáлис, и мать, Де́спина, никогда не поднимали руку на своих детей, не повышали голоса и терпеливо пытались усмирить крутой нрав старшего сына.
– Любовь порождает любовь, а насилие может породить лишь новое насилие, запомните это, дети, – объясняла мать в детстве простые истины сыновьям и дочкам, поглаживая десятилетнего Ставроса по непослушным каштановым кудрям, когда тот слишком увлекался «воспитанием» маленького Никоса.
Его жестокость всегда шла параллельно с благочестием, что часто тревожило родителей.
Михалис Венетис, успешный и знаменитый архитектор в Салониках, и Деспина, получившая хорошее наследство от родителей – выдающихся профессоров, всю жизнь жертвовали крупные суммы на строительство храмов и поддержку монастырей. Их знали и уважали священнослужители, за них молились все, от дьяка до архиепископа страны.
Внешне Никос был очень похож на мать. Черные как угольки глаза с длинными густыми ресницами, бросавшими на лицо голубоватую тень, греческий нос с горбинкой и опущенные уголки пухлых губ. Его лицо таило некое очарование, тщательно скрываемое за внешней неряшливостью – растрёпанными волосами, спадающими на самые брови, и курчавой щетиной, тщательно маскирующей бархатную кожу на высоких острых скулах. Очки в широкой оправе прятали блеск в глазах. Парень избегал всяческих общений с противоположным полом, а девушки и вовсе не замечали его тихо передвигающуюся по университетским коридорам ссутулившуюся фигуру. Никос уже давно решил посвятить свою жизнь Богу и навсегда отречься от мирских благ. Ничего не давало ему большего счастья и умиротворения, чем непрестанные многочасовые молитвы. Они будто переносили его душу в другое измерение, оставляя на земле непокорное тело с неугомонными гормонами. Место, куда «путешествовала» в эти часы душа, по мнению Никоса, и было Раем. Словно Господь ждал его, время от времени дразня в подсознании картинками из Царства Небесного. Самой заветной мечтой первокурсника богословского факультета было когда-нибудь уединиться на святой горе Афон1 и стать монахом-отшельником, живущим в одиночной келье. Там ему удастся достичь наивысшей точки смирения и полного отрешения от мирских забот, оградить свою плоть от греха и людских соблазнов. А пока Никос боролся с настойчивой природой, и борьба эта была неравной. Подвергая себя лишениям, он верил, что совершает духовный подвиг, и чем мучительнее были его желания, тем сильнее было это ощущение. Самым страстным и самым страшным раздражителем была студентка с факультета философии и с недавних пор подруга его сестры по имени Афродита. Áфро2, как называла её Кейси, была настоящей златовласой бестией, с самыми пушистыми на земле ресницами и очень редкой для тех краёв белой кожей. Её соблазнительные формы, отличающиеся от современных худышек, притягивали взоры всех, от студентов до профессоров, вне зависимости от пола. Никос не мог не думать о ней. Афродита врывалась в его мозг внезапно – порывистым ветром, стихийным ураганом, кипящей волной – в самые неподходящие моменты дня. Даже находясь дома, во время вечерней молитвы или перед семейной трапезой, когда все члены семьи сливались в едином порыве, благодаря Отца и Сына и Святого Духа, мысли о ней пронизывали тело ненавистным сладострастием…
Последний удар под дых Никос получил от своей сестры.
– Завтра после института к нам в гости придёт моя подруга Афродита, чтобы мы вместе смогли подготовиться к совместной презентации, – сообщила Кейси, доедая десерт – греческий йогурт с мёдом и миндалём. – Мам, помнишь, я тебе про неё рассказывала? Та девушка, которая приехала с Кипра.
Никос почувствовал резкий прилив крови к голове. В висках запульсировало, смуглые щёки покрылись багровым румянцем. Хорошо, что многодневная щетина скрывала добрую половину его лица. Скрывала ото всех, но только не от Кейси! Их мистическая связь, присущая близнецам, не давала никакой возможности утаить друг от друга даже лёгкое волнение, не говоря о паническом ужасе, который Никос переживал, едва услышав это проклятое и самое прекрасное на земле имя. Имя обычное, повсеместное и часто встречающееся среди девушек в Греции. Имя древнее, не христианское, но гордо носящееся его обладательницами этого невыносимо прекрасного пола. Никос крепко сжал под столом ноги вместе, густые брови напряженно свелись на переносице. Краем глаза он заметил, что сестра за ним пристально наблюдает, и изо всех сил, приложив нечеловеческие усилия, попытался взять себя в руки.
Вечером Кейси тихонько постучала в дверь спальни брата.
– Нико, ты спишь? Открой, это я! – тихо позвала она в замочную скважину.
Это уточнение было лишним – Никос уже давно почувствовал беззвучные шаги сестры по мягкому ковру.
– Заходи, только тихо! Ставрос, наверно, ещё не спит.
– Что с тобой происходит в последнее время? – серьёзно спросила Кейси, внимательно рассматривая любимого брата. – И что у тебя с губами? Ты их как будто жевал.
Губы Никоса и впрямь были все искусаны в кровь.
Девушка взяла его за руки и посмотрела на костяшки пальцев:
– Я так и знала!.. Братишка, ну зачем ты себя изводишь?
Никос молчал, как будто набрав в рот воды. Кейси знала о привычке брата делать себе больно, когда и так больно, чтобы физическая боль перекрывала душевную. Таким образом, до крови искусывая себе кулаки и губы, он наказывал себя за слабость или малодушие.
– Ты же знаешь, я тоже страдаю! Давай покончим с этим, умоляю, расскажи, что с тобой.
– Касьяни, – Никос смотрел в пол, – сделай, пожалуйста, кое-что для меня.
Когда он называл сестру полным именем, это всегда означало, что парень как никогда серьёзен.
– Всё что угодно!
– Не зови к нам в дом… эту… свою подругу. Никогда, прошу!
– Афродиту? Но почему?
Ну вот, опять эта ударная волна, охватившая всё тело! Никос обхватил голову руками. Он не верил в привороты или какого-либо рода магию, но этого состояния он себе объяснить никак не мог.
– Не знаю… Она… мне не нравится. Не думаю, что эта девушка – подходящая для тебя компания.
– Не нравится?! – Кейси не верила своим ушам. – Но её весь институт просто обожает! Что там институт, кажется, в городе не найдётся ни одного человека, который бы как минимум не симпатизировал бы Афро! Погоди… Погоди, погоди… Нико, я поняла!
– Молчи!
– Но это же прекрасно! До сих пор ни одна девушка тебя не интересовала!
– А кто тебе сказал, что она меня интересует?
Никос впервые в жизни повысил на сестру голос и посмотрел так, что той стало не по себе. Обычно его глаза излучали святую доброту и невинность, но сейчас Кейси яростно сверлили два огненных агата.
– Я не хочу, чтобы она когда-нибудь переступила порог нашего дома! – Никос, никогда прежде не повышавший голоса, сорвался на крик. – С ней что-то не так, я это чувствую!
– По-моему, единственное, что с ней не так, братишка, так это то, что она тебя привлекает, а другие нет! – сказала Кейси и слегка улыбнулась, всё ещё ощущая напряжение брата.
– Ты же прекрасно знаешь, что меня девушки не могут привлекать! Я призван служить Господу, и как только окончу институт, сразу же подам заявку на Афон! А через несколько лет и вовсе стану монахом-отшельником!
Кейси не нравился выбор брата, она его слишком любила, чтобы делить даже с самим Господом Богом, но споры на эту тему давно уже потеряли всякий смысл. В тот вечер где-то в глубине души у неё зародилась надежда. Она всё сделает для того, чтобы Афродита смогла завоевать не только сердце Никоса, но и его душу.
На следующий день после занятий Никос вновь поспешил в кабинет к духовному отцу Серафиму. Он трижды постучал и толкнул массивную дверь:
– Здравствуй, отец Серафим, можно войти?
– О-о-о! Нико, входи, мальчик мой, входи, очень рад тебя видеть! – Старик всегда делал вид, как будто был особенно рад встрече с этим студентом. – Проходи, присаживайся. Хочешь лимонаду? Сам приготовил, освежает и бодрит не хуже вашего кофе, с которым вы носитесь весь день. Да и полезней будет.
Никос не очень любил приторный кисло-сладкий напиток, но огорчать старика не хотелось.
– С удовольствием.
Серафим разлил лимонад по стаканам, поставил их на картонные подставки на журнальном столике и расположился в кресле напротив парня.
– Твоё здоровье! – сказал он и приподнял свой стакан.
Никос сделал пару глотков мутноватой жидкости и опустил стакан на колени, продолжая крепко сжимать его в ладонях. Старец крякнул от удовольствия, вытер рукавом черной рясы капельки на усах и приготовился слушать.
– Отец…
Никос запнулся, он внезапно передумал говорить об истинной причине своего визита и решил начать издалека:
– Мне кажется, что моя вера недостаточно крепка… – Парень ещё немного поколебался, а потом робко продолжил: – Я не могу справиться с одним искушением… Оно преследует меня повсюду, молитвы не помогают, это словно наваждение!
Парень снова затих, опустив нос в стакан, который нервно крутил на коленях.
– Так-так-так… – Старец погладил свою седую бороду. – А ты ждёшь от молитвы чуда, правильно?
Никос молчал, не смея поднять глаз на своего наставника.
Отец Серафим не стал дожидаться ответа и продолжил:
– Господь даёт нам столько испытаний, сколько мы можем вынести, не больше и не меньше, сынок. Через испытания мы становимся мудрее, смышлёнее. Помни, только в битве можно получить опыт войны и познать тайны Божественной справедливости. Всё в жизни имеет смысл и цель. Ничего нам не даётся случайно.
– Понимаю, отец… Только я не знаю, откуда взять силы, чтобы бороться… Мне кажется, что всем видно, насколько я ничтожен. Может, я одержим дьяволом?
– Не говори ерунды! – Серафим махнул рукой, а потом поднял вверх свой кривой палец. – Только Создатель – и никто иной! – управляет Своим творением. Видишь ли, сынок, форм искушения много, и в каком бы образе они не явились к тебе, цель у них всегда одна: показать, насколько ты трус, а твоя вера слаба. Однако не каждый соблазн является продуктом злого умысла. И если я ещё хоть что-то понимаю в этой жизни, речь идёт о девушке.
Никосу показалось, что старик слегка улыбнулся в пушистые усы.
– Но… как ты догадался?
– Те, кто взывает к искушению, обычно известны и не слишком разнообразны. Только твоя уязвимость – это не результат их собственной силы, а уступка Бога. Ведь только Он всем правит и всех направляет. Всё зависит от милости Божией, а не от помыслов искусителя.
– Но что мне делать?! – воскликнул Никос. – Она подруга моей сестры и сегодня придёт к нам на обед, я не выдержу и минуты с ней за одним столом!
Отец Серафим немного задумался, а потом сказал:
– А ты попробуй смело взглянуть своей искусительнице в лицо. Кто знает, может, когда-нибудь ты спасёшь и её душу? Избегая женщин, ты как бы подсознательно возносишься над ними. А ведь ты сам рождён от женщины, как и Христос.
– Что ты, патер! Я ни в коей мере не возвышаю себя над женщиной! Просто… понимаешь… Я не смогу… Я решил сохранить целомудрие… Ведь моя цель – это Афон, отшельничество в Агион Оросе3, я мечтаю посвятить свою жизнь молитвам о спасении человеческих душ!
– У тебя очень благие намерения, Нико, и Господь тебе в помощь. И, конечно, я не вправе препятствовать. Только пойми: не в том смысл отрешения, чтобы убежать от греха. Ты должен перебороть его сначала здесь, в мирской жизни. Иногда стоит поддаться искушению, чтобы познать его и подняться на следующую ступень.
Никос задумался. Потом встал и поцеловал старческую худощавую руку:
– Спасибо за советы, патер. Мне пора идти…
Слова духовного отца впервые не особо успокоили парня, хотя придали немного сил. «Посмотреть искусительнице в лицо. Спасти её душу, – выделил парень главное из разговора, – прямо как Христос спас Марию Магдалену…»
В коридоре Никос снова встретил Лукаса, и ему тут же пришла спасительная идея – пригласить друга в гости. Его болтливость и непосредственность могли избавить Никоса от необходимости самому общаться с гостьей, чего требовал семейный этикет.
– Лука, приходи к нам сегодня на обед. У нас мусака4!
Он знал, чем заманить друга. Еда для него была чем-то вроде личной религии.
– Мм… Хорошо, только мать предупрежу, а то она там наверняка как минимум на греческую армию наготавливает. С ней похудеешь тут! Это она виновата, что я девушкам не нравлюсь!
Родители Луки были не в меру упитанными снаружи, но очень добрыми и щедрыми внутри. Его мать, кири́я5 Вáсо, была домохозяйкой и готовила такое количество еды, что по окончании каждого дня оставалось ещё на неделю. А на следующий день она снова крутилась на кухне, создавая всё новые кулинарные шедевры. Её муж, Яннис, и дети, Лукас и Стелла, никогда не жаловались на отсутствие аппетита. Им с детства было привито трепетное отношение к традиционным греческим блюдам, как к их приготовлению, так и к потреблению. Стелла училась на повара и параллельно принимала участие в телевизионной игре «Мастер шеф», где она уже вышла на финальный уровень.
Лука достал телефон и набрал домашний номер. После длинной тирады матери в ответ на то, что сына не будет к обеду, она велела передать семье Венетисов привет и отключилась. Друзья пошли к выходу. На парковке их уже ждал старший брат Никоса, Ставрос, нетерпеливо поглядывая на часы и периодически сигналя.
– Что так долго, балбесы? У меня уже живот к спине прилип от голода! Сейчас в обеденную пробку из-за вас попадём!
Никос пулей влетел на заднее сиденье, за ним, кряхтя и пыхтя, с огромным рюкзаком влез Лукас.
– Привет, Ставро, а я сегодня буду с вами обедать, меня Никос пригласил на мусаку, – не обращая внимания на ворчание Ставроса, доложил Лукас.
Тот покосился на брата через зеркало заднего вида:
– Значит, у нас уже будет два гостя, не так ли?
– А кто ещё? – спросил Лукас.
– Кейси позвала подругу, – ответил Ставрос, не сводя глаз с зеркала, в котором ничего, кроме опущенной на очки чёлки, не видел.
Никос упрямо не поднимал головы. Он прекрасно знал, что, если старший брат что-либо заподозрит, он ни за что не упустит возможности поиздеваться над ним.
*******************
– Ты играешь с огнём и молниями, сестра. Думаешь, Зевс не узнает? Гермес повсюду, он непременно доложит отцу! Неужели тебе обязательно идти в самое христианское логово?
– Эта семья особенная, мой милый Арес. Одна из немногих, верующих в православие так самозабвенно и непоколебимо. Но и в ней я создам бреши. Я раскрою глаза этим людям и заставлю уважать законы природы. Наши законы!
Две фигуры на небе: одна – похожая на пену из облаков, окрашенная всеми оттенками синего и белого, а другая – вылитая из олова, раскалённого докрасна, тяжёлой тучей нависшая над землёй, – трепетно обменивались тайной информацией, недоступной слуху Вселенной.
– Будь осторожна, умоляю тебя! Громовержец не потерпит непослушания и не пощадит, даже тебя!
– Верь мне, только верь и увидишь, я верну Богам людскую любовь и поклонение!
– Я верю тебе.
Поднялся ветер. Над городом закружилась пыль. Воздух потемнел, мутное кольцо опоясало зимнее солнце. Облака растворились и исчезли, как будто их и не бывало.