Андрей Ливадный
Остров Надежды
ГЛАВА 3.
– …Хью, давай уберемся отсюда! – отрезал Номад, отворачиваясь от экранов внешнего обзора.
Эрни Хьюго с удивлением посмотрел на напарника.
– С каких это пор ты стал бояться мертвецов, Ном?
Берг молча откатился вместе с креслом к резервной панели и сделал несколько переключений. Затем протянул руку и взял чашку с кофе.
– Клянусь змееедами Прокуса, они причинили нам материальный ущерб, и мы вправе его возместить! – взорвался Хьюго. – Какого Фрайга ты испугался?!
Кофе оказался слишком горячим. Номад сделал большой глоток и, обжегшись, сердито фыркнул, едва не подавившись. Поставив чашку на место, он угрюмо вперился в обзорный экран, где среди чернильной бездны пространства переливался всеми оттенками красного гигантский, клубящийся спрут. Эта ядерная клоака находилась точнехонько на месте облюбованного ими планетоида, где они с Хьюго устроили замаскированный склад товара.
Планета была аннигилирована, об этом однозначно сообщил бортовой компьютер, а на орбитах вокруг ее останков кружили тысячи металлических обломков…
Один из мониторов постоянно вычерчивал идентифицированные контуры кораблей, по мере того как их обломки проплывали в зоне действия локационных систем.
– Эрни, ты понимаешь, что это значит?
Хьюго состроил рожу, означавшую наивное недоумение, но Номад не был расположен к обычной шутливой перебранке. В глазах космического бродяги таился неподдельный ужас.
– Это галактическая война, Хью, – негромко констатировал он.
– Ну что ты паникуешь?! – вновь не выдержал Эрни. – Какого дьявола ты вдруг заартачился? Да, я вижу, от этой кучи металлолома прет радиацией на сотню парсек, ну и что? У нас есть защита, есть дезактиваторы, дистанционно управляемые роботы! Нет, ты только посмотри сюда! – Он ткнул пальцем в монитор, где в этот момент разворачивалась схема и технические характеристики очередного изувеченного корабля. – Боевой крейсер Земного Альянса! Наша посудина трещит по швам, реакторы истощены, а тут… – Он блаженно закатил глаза. – Мы всего за месяц отгрохаем себе такой корабль!… – Эрни еще раз посмотрел на напарника и добавил уже безо всякой иронии: – Знаешь, Ном, люди получают только то, что сами заслужили. Если бы все работали, как мы с тобой, добывая кусок хлеба, им некогда было бы бить друг другу морды!..
Номад сокрушенно покачал головой, но так ничего и не ответил – его опередил бортовой компьютер. Как раз в этот момент передатчик их корабля, в автоматическом режиме менявший частоты связи, дошел до волны длиной 21 сантиметр3 , и в рубке внезапно забился сигнал:
– SOS!.. SOS!.. SOS!..
Хьюго быстро ввел несколько директив, и вскоре бортовые радары взяли пеленг объекта.
– Аварийный передатчик скафандра, – разочарованно сообщил он.
– Найди его, – попросил Номад, пододвигая кресло к пульту управления.
– Да обыкновенный труп, ты же знаешь эту автоматику…
– Хью, найди мне его!
– Ну, как хочешь… Сейчас. Только потом мы полетим туда и слепим себе новый корабль, идет?
По мониторам рубки побежали сообщения:
«Идет поиск».
«Координаты цели».
«Увеличение квадрата».
«Объект обнаружен».
В объеме главного монитора постепенно проступило контрастное изображение.
Во мраке космоса, медленно вращаясь, проплывала изуродованная орудийная башня. Ее броня была оплавлена, фермы креплений лазерных орудий скручены и покорежены, а сзади, за обломками гигантских полозьев суппорта, по которым некогда башня выдвигалась из корпуса космического корабля в космос, закрепленное тонким, едва различимым тросом, двигалось человеческое тело в боевом скафандре. Аварийные проблесковые маяки на плечах и гермошлеме мерно вспыхивали зелеными искрами.
– Ты смотри, сигнал зеленый! – удивился Хью. – Рванули?
Номад угрюмо кивнул, повернувшись к панели управления маломощными струйными двигателями. Он и сам не мог понять, откуда у него внутри это чувство надвигающейся беды…
* * *
Его разбудила музыка.
В это трудно было поверить. Разум Андрея еще находился в плену травматических воспоминаний, но сквозь круговерть сошедших с ума звезд и остервенелых вспышек вакуумного орудия он воспринимал иную реальность: приглушенную музыку, негромкие голоса и сладковатый запах каких-то лекарств…
Он приоткрыл глаза.
Полумрак. Запахи стали резче. Сквозь полупрозрачную стену пробивался тусклый свет.
За переборкой двигались две смутно очерченные тени.
Резкое движение. Силуэт мужчины застыл в напряженной позе. Длинный стержень в его руке приподнялся. Почти одновременно Андрей услышал сухой щелчок, как будто столкнулись два шара из кости, затем мягкий, приглушенный удар и тонкий зуммер…
Андрей привстал. Укрывавшая его ткань соскользнула на пол. Он не сомневался, что находится в воображаемом мире. Разум подсказывал: он погиб, его тело летит в пространстве, среди вечного холода, но умирающие сознание в последнем усилии создало странный, призрачный, несуществующий мир… Эти тени…
Пол был холодным. Он сделал несколько неуверенных шагов и приоткрыл дверь.
В нос ударил запах сигаретного дыма.
Он зажмурился от яркого света, а когда открыл глаза, то со всей очевидностью понял, что либо сошел с ума, либо…
В центре восьмиугольного помещения расположился обыкновенный, обтянутый зеленым сукном бильярдный стол, накрепко прикрученный к полу отсека. У его дальнего конца, опираясь на кий, стоял натуральный «космический волк» из детских снов – седые, обвислые усы, наголо бритая голова, покрытая ровным бронзовым загаром кожа, замшевая жилетка, небрежно прикрывающая мускулистый торс…
– Ну, ну… только ты полегче, парень… – раздался за спиной Андрея смешок.
Тысячи мыслей вихрем пронеслись в голове Воронцова.
Эти люди не были призраками.
Все реально!..
Его спасли!
Он почувствовал холод, и до него внезапно дошел смысл сказанного. Опустив глаза, он несколько секунд смотрел на свое абсолютно голое тело… и вдруг расхохотался, хрипло, нервно, уже не контролируя эмоций… Его спина коснулась пластикового косяка, и он бессильно сполз по нему, сотрясаясь от душивших его всхлипов.
Несколько мгновений они ошарашено смотрели на Андрея, пока губы Номада не тронула улыбка; потом он не выдержал и тоже фыркнул. Через секунду к ним присоединился Эрни.
– Ну вы даете, мужики… – простонал он, доставая новенький комплект полетной формы. – Держи, – он протянул сверток Андрею и махнул рукой по направлению второй двери. – Душ там, в конце коридора, – пояснил он. – Справишься?
Андрей кивнул.
– Давай, вали. Знакомиться будем за обедом.
* * *
Робот-бегунок ловко передвигался по темным коридорам погибших кораблей. Он был прост и функционален. Оперативная память машины содержала единственную текущую задачу – отыскать неповрежденный двигатель заданной конфигурации, демонтировать его и доложить на корабль.
Пока что поиски были безуспешны. Бегунка не интересовало ничего из происходящего вокруг, он даже не вел записи сигнала с единственного, укрепленного на паукообразном теле видеосенсора.
А зря. Вокруг, в зловещем мраке отсеков и коридоров, в провалах между кораблями и на обшивке покоробленных внешних палуб понемногу закипала разбуженная его перемещением жизнь.
Сотни, если не тысячи боевых машин ждали в холоде и тиши вакуума своего часа. На их контрольных панелях по-прежнему тлели искорки индикаторов у надписей «Активация». Они были готовы вступить в бой, когда чудовищный взрыв аннигилированной планеты прервал битву, превратив в обломки большинство кораблей обоих флотов. Люди погибли, немногие из числа чудом выживших бежали, воспользовавшись спасательными капсулами, и лишь боевые машины в подавляющем большинстве оставались на прежних местах. Основными местами сосредоточения кибермеханизмов являлись предстартовые накопители изуродованных кораблей.
Они лишились руководства – с момента активации больше не поступало никаких директив. Однако каждый из кибермеханизмов имел пакет автономных программ, который автоматически запускался спустя определенный период времени. Машины были слишком дорогими и сложными, чтобы люди допустили их простой, тем более что при программировании использовался огромный опыт войн, который допускал вероятность гибели командного состава или уничтожение координирующих компьютерных центров базовых кораблей.
В этом случае, исчерпав лимит ожидания, вступала в действие автономная программа, основанная на принципе сигнала «свой – чужой». Все объекты, не подающие сигнал «я свой», автоматически заносились в каталог целей. Затем по степени их активности определялись приоритеты. Потом следовало стандартное предупреждение и предложение о сдаче. Если после этого не поступало сигнала «я свой» либо активность объекта не становилась равной нулю, включалась фаза противодействия, и боевая машина приступала к исполнению своей основной функции – уничтожению техники и живой силы противника.
Эта функция могла быть приостановлена или прервана в трех случаях:
Уничтожение всех целей.
Приказ о прекращении боевых действий из командного пункта.
Полный расход боекомплекта и энергоресурса.
Конечно, те, кто проектировал боевые машины, не рассчитывали на такое невероятное стечение обстоятельств, как полное уничтожение всех командных центров с обеих сторон. Тысячи активированных боевых машин с работающими автономными программами ждали своего часа. Им была необходима любая цель, чтобы совершить первое действие, которое сорвет за собой лавину последствий.
Таким камушком и стал бегунок.
* * *
Настроение у Андрея было паршивым.
Он просмотрел всю оперативную память бортового компьютера, но не нашел среди зафиксированных локационными системами конструкций ничего похожего на орбитальную станцию. Ни один обломок не идентифицировался в соответствии с заданным компьютеру критерием поиска.
Значит, отец жив… Разум Андрея Воронцова тяжело воспринимал очевидные факты. Он знал: именно орбитальная станция несла на борту оружие, уничтожившее планету.
О новом секретном типе вооружения как-то упоминал отец, но, случайно оговорившись в присутствии сына, тут же потребовал от него забыть их разговор.
Андрея в данный момент не волновал сам факт существования аннигиляционной установки. Все, что предсказано и обосновано теорией, рано или поздно воплощается на практике. Колонисты создали его и в критический момент боя применили новое оружие, чтобы уничтожить флот Земли.
Маленькая поправка – сотни растерзанных кораблей Флота Колоний, бившихся в тот момент в космосе, были принесены в жертву. Тысячи отчаявшихся солдат брошены в ядерный котел решением нескольких человек, среди которых был и его отец!
Может быть, Андрей нашел бы в себе силы оправдать этот поступок… если бы высшие офицеры разделили общую участь флота или хотя бы послали сюда спасательные корабли… Но нет… они ударили по планете и скрылись в гиперсфере, спасая собственные шкуры, им не нужны были ВЫЖИВШИЕ, потому среди обломков не появились спасательные корабли: кто-то отчетливо понимал, что уничтожение собственного флота вместе с вражеским – это пиррова победа, которая ляжет черным пятном на репутацию ПОБЕДИТЕЛЯ…
Горькие, злые мысли одолевали его.
«Отец… Как ты мог? – Думал Андрей, устало глядя на информационный экран, где система идентификации вычерчивала очередную схему. – Как ты после этого станешь дышать, жить, смотреть в глаза матери?.. Ты помнишь, как говорил мне: „Сын, пора становиться мужчиной“. Я стал им, а ты?! Ты подставил меня, списал в процент потерь, а сам остался жить… Ради какой цели? В чем находишь ты оправдание и в чем ты его найдешь, когда я вернусь?..»
В этот момент Андрей хотел одного – вернуться и узнать, что орбитальная станция испарилась в пламени полного ядерного распада, не оставив ни одного обломка, или по крайней мере, что его отец выполнил свой долг, уйдя из жизни после бессмысленной победы…
…Андрей не знал, что этому не суждено сбыться.
Бегунок уже сделал свое дело и деловито радировал о найденном двигателе, но на протяжении его пути через сфероидальное скопление обломков, в темных глубинах боевых палуб уже зажглись инфракрасные прожектора, и боевые машины тронулись вслед паукообразному роботу…
Спустя пятьдесят минут локального времени отряд кибермеханизмов Земного Альянса в поисках бегунка поднялся на боевую палубу крейсера Флота Колоний, где в обманчивом оцепенении ждали своего часа десятки машин противника.
Данте не подозревал, что так начинается ад.
* * *
Никогда Номад Берг не чувствовал так остро свою уязвимость.
Двигатели его корабля были демонтированы, и впервые за многие годы тот не мог сорваться с места по первому приказу хозяина.
Рассуждения Хьюго о том, что десять часов, необходимые для доставки и монтажа новых силовых установок, – это не срок, мало утешали Номада. Он боялся этого места и не пытался скрыть свой страх. Все вокруг пропиталось страданием и смертью. Тысячи мертвых тел плавали в темных коридорах и отсеках изуродованных кораблей…
Номад встал из-за пульта управления, со злостью посмотрев на ровную шеренгу мониторов. Все было готово к приему двигательной установки, и оставалось самое мучительное – ждать. Прошло уже три часа с того момента, как Хьюго с командой роботов исчез в недрах сфероида.
Номад раздраженно закурил и вышел в центральный салон.
Андрей томился ожиданием, сидя у прозрачной скорлупки реанимационной камеры, которую Хьюго приспособил для двухлетнего малыша. Мальчик спал, смешно раскинув руки, и его посапывание наполняло грубое и функциональное пространство отсека нежным, трогательным уютом.
Номад застыл в дверях. Сутулая фигура Андрея резко диссонировала с безмятежными чертами ребенка, словно между ними стояла незримая стена.
Он вздохнул, направляясь к бару.
– Выпьешь?
Не дождавшись ответа, он налил два бокала и протянул один Андрею.
Тот взял, равнодушно глядя в пол.
– О чем задумался, солдат? – спросил Номад, стараясь разогнать гнетущую тишину, и тут же пожалел о своем ироничном тоне. В глазах молодого парня вдруг вспыхнула ярость, граничащая с бешенством.
– Мы все погибнем… – хрипло выдавил Андрей.
Ему безумно хотелось жить, но он-то знал, что война охватила весь освоенный людьми космос. Ни он, ни кто-либо другой уже не могли остановить бешеного танца смерти. Лавина галактической войны сметет человечество, оставив лишь единицы таких, как он, – постаревших без времени ребят, обожженных и наделенных запоздалым пониманием сути вещей.
– А как хочется жить… – яростно выдохнул он.
Номад хотел возразить, но осекся. Он понял, что не знает нужных слов.
– Оставайся с нами, – наконец нашелся он. – Подумай, ведь тебе не хочется вновь стать одним из миллионов, идущих на смерть.
Андрей поднял голову.
– Спасибо. – В этом слове прозвучала горечь. Он залпом выпил содержимое бокала и, закурив, откинулся на спинку кресла, чтобы дым не летел к импровизированной колыбели.
– Мы все эгоисты, – внезапно сказал он, словно продолжая оборванную мысль. – Мы как чума. И только, вляпавшись в дерьмо, начинаем барахтаться, постигая извечные ценности, которые открыты за тысячи лет до нас…
Номад вдруг разозлился:
– Это ты, философ, извини, загнул. Ты не забудь, что защищал свои планеты. А если не веришь мне, посмотри на пацана. Я видел его родителей, расстрелянных в упор! Пацифизм хорош только до определенной степени…
В этот момент корабль потряс удар.
Реанимационную камеру качнуло, Номада сбило с ног, и его проклятия смешались с плачем проснувшегося мальчика. Палуба под ногами вибрировала.
– Скафандры! – приказал он, вскочив, чтобы бежать в рубку.
Андрею не нужно было повторять дважды. Корабль еще раз тряхнуло. Где-то гулко взвыла сирена.
…Когда он вернулся в отсек с тремя скафандрами высшей защиты, Номада там уже не было, лишь малыш заходился беспомощным криком в своей колыбели. Схватив цилиндр индивидуальной аптечки, Андрей сделал ему укол снотворного и стал натягивать скафандр. Пока он возился с магнитными застежками, ребенок в последний раз судорожно всхлипнул и затих, безвольно опустившись на дно реанимационного саркофага.
Андрей бережно поднял маленькое тельце и уложил его во второй скафандр. Включив автоматическую подачу кислорода, он убедился, что все работает исправно, и наглухо застегнул крепления. Скафандр слегка надулся, вспыхнул голубой индикатор на предплечье, что означало нормальную герметизацию.
Теперь уже по всему кораблю неистово выли сигналы тревоги.
– Номад, что у тебя, ответь! – спросил Андрей, включив коммуникатор.
– Не могу разобраться. Вижу какой-то отблеск на броне соседних кораблей. Хьюго не отвечает. Радар показывает приближение шести объектов… О, Дьяволы Элио!… У них характеристики планетарных танков!…
Андрея вдруг начало трясти.
Закрыв забрало своего гермошлема, он прикрепил скафандр с малышом на грудь, стянув его пустые рукава самоклеящейся лентой, и выскочил из салона.
Он был уже на полпути к рубке, когда корабль снова тряхнуло. Андрей упал на спину, чтобы не придавить ребенка, скорее почувствовав, чем услышав протяжный вой уходящего наружу воздуха. Противоположная стена вдруг начала удаляться, по полу обозначился ровный, расползающийся срез, в котором одиноко сверкнула звезда…
Луч двухсотмегаваттной лазерной установки развалил посудину свободных торговцев пополам…
Пытаясь подняться на ноги, Андрей ощутил невесомость. Отключились генераторы искусственной гравитации. Оттолкнувшись от пола, он пролетел последние несколько метров и боком протиснулся в полуоткрытую дверь рубки.
Тело Номада плавало в вакууме, окруженное ореолом алых капель. Рядом парили вывалившиеся из пирамиды импульсные винтовки.
Рассудок на миг помутился от ярости, бессилия и непонимания, но мышцы действовали помимо разума. Схватив проплывавшую мимо «ИМ-12», он вылетел в коридор и заскользил вдоль стены по направлению к шлюзу.
Берг умер от мгновенной декомпрессии. Его легкие просто взорвались.
Андрей нырнул в черноту и включил передатчик.
– Хьюго, где ты?!
– А, Фрайг… – донеслось сквозь помехи. – Я тут, рядом с кораблем. На нас напали боевые машины!
– Уходи! – крикнул Андрей в коммуникатор, мгновенно сообразив, что случилось. – Спрячься где-нибудь и не шевелись. Выключи все системы скафандра, кроме подачи кислорода! Ребенок со мной, я найду тебя!
Тишина.
Затем в коммуникаторе что-то прохрипело, и вдруг Андрей услышал истошный вопль.
Он вынырнул из шлюза во мрак, освещаемый вспышками стационарного лазера. В вакууме кипел бой. Шесть боевых машин сошлись в смертельной схватке, полосуя друг друга лучами лазеров, и среди этого хаоса плыл изуродованный двигатель, а рядом – обезглавленное человеческое тело…
Андрей вновь остался один.
Он рванулся к ближайшей пробоине и скрылся в недрах корабля. Разворачиваясь в узком коридоре, он задел грудью за переборку и почувствовал, как зашевелился внутри второго скафандра беспомощный комок.
Их было двое.
И они были обречены.
Часть 2.
СФЕРОИД
Кровавый шар средь вечной ночи,
Кружит по воле мертвецов,
Постскриптум техногенной мощи,
Самонадеянных «Творцов»…
Безмолвье. Мрак. Немые сцены
Глухой, не названный порог,
За ним оплавленные стены,
И надпись: «да храни нас Бог»…
Кто сможет под огнем машин,
Средь холода стальных развалин,
Оставшись навсегда один,
Сказать: «Я жив. И я нормален»?
ГЛАВА 4
Впереди царил мрак.
Семен приподнялся на локтях и выглянул поверх нагромождения покореженных балок. Бледный луч фонаря выхватил из тьмы серые бронеплиты огромной уходящей во тьму палубы космического корабля. Взгляд мальчика скользнул по окружающей обстановке, машинально отметив местоположение нескольких, изувеченных давним взрывом силовых установок, и остановился на немигающих огоньках далеких звезд, которые были отчетливо видны сквозь уродливую пробоину в обшивке.
Он затаился, продолжая наблюдать.
За несколько минут наблюдения ни одна тень не заслонила звезды, и мальчик решил, что можно двигаться дальше.
Покинув укрытие, Семен в плавном прыжке преодолел отделявшие его от пробоины метры, пристроился у ее края и осторожно выглянул наружу.
На несколько секунд он ослеп – в глаза ударил отраженный от металлической равнины красноватый свет пульсирующей во мраке космоса туманности. Семен напрягся, стараясь слиться с серым фоном брони, – в такие моменты мальчик всегда оказывался беспомощен, из-за вышедших из строя светофильтров старенького гермошлема, починить которые оказалось выше его сил…
Наконец глаза свыклись с ярким мерцанием, и Семен начал узнавать знакомые очертания некоторых вершин.
Это было жуткое, жалкое и одновременно – завораживающее зрелище. Огромный сфероид, у поверхности которого он находился, сиял в красном свете туманности, словно кристалл с множеством граней, составленных из сотен покалеченных космических кораблей. Семен не понимал, что, по сути, это скопление хлама, собранного воедино силами гравитации. Корпуса кораблей щерились безобразными пробоинами, выставив наружу остовы механизмов или хрупкую паутину переломанных антенн…
…Очень давно тут сошлись в схватке два космических флота, и уничтоженная планета, все еще умирающая в виде клубящейся, кроваво-красной туманности, была немым свидетелем и одной из многих жертв того боя…
Отец говорил ему, что победителей той схватки не осталось, но Семен не понимал смысла этих слов.
Шло время, и разрозненные осколки битвы, подчиняясь законам небесной механики, начали собираться вместе. Те, что имели высокие кинетические энергии, навсегда покинули систему погибшей планеты или стали ее дальними спутниками, но основная масса кораблей образовала неправильной формы шар диаметром около ста километров.
Так в глубинах космоса возник этот мир, краткая история которого полна трагизма беззвучных катастроф, взрывов и столкновений. Прошло много лет, прежде чем он обрел некоторую стабильность: обломки космических кораблей сбились, наконец, в плотную массу, и новоявленная планетка закружила по эллипсу орбиты вокруг клубящейся радиоактивной клоаки, увлекая за собой длинный хвост более мелких обломков…
…Семен не собирался задерживаться у пробоины дольше, чем того требовала безопасность. Открывшиеся его взгляду дикие картины вздыбленного стального ландшафта ничуть не тронули воображение мальчика – он нашел знакомые ориентиры и осторожно двинулся вперед. Семен не знал истории возникновения туманности и металлического шара, и ему не было до них никакого дела.
Что-то жуткое и нереальное просматривалось в маленькой фигурке, торопливо пробирающейся по разрушенным палубам безвозвратно погибших кораблей; в вечной тишине, мраке и холоде космической ночи, снедаемый голодом и беспокойством, он шел слишком уверенно и осторожно… Искореженные переборки, узкие вертикальные шахты, темные залы с застывшими механизмами – это был его мир, мир маленького мальчика и холодного металла.
Сегодня ему исполнилось двенадцать лет, и, как никогда за последние дни, он чувствовал собственное одиночество и бессилие. Осунувшееся лицо за прозрачным пластиком шлема ясно хранило следы перенесенных страданий…
Семен сделал несколько шагов и остановился, ухватившись левой рукой за свисавшую с потолка коридора балку. В правой руке он сжимал плазменный излучатель MG-90, демонтированный с разбитой планетарной машины. Мальчик почувствовал впереди опасность, но никак не мог понять, откуда она может появиться. На глаза навернулись слезы – свыкаться с мыслью о полном одиночестве было жутко…
Несколько секунд он настороженно вглядывался в темные глубины простирающегося перед ним зала. До дома оставалось преодолеть всего несколько сот метров. Этот путь был отлично знаком ему, и внешне все вроде бы выглядело обычно, но первое правило, которое он усвоил в сознательной жизни: «не доверяй спокойствию и пустоте», уже давно перешло в разряд инстинктов.
Подчиняясь глухому предчувствию, Семен машинально поймал проплывающий мимо фрагмент трубы и с силой толкнул его вперед.
Темную бесконечность полусферического зала внезапно озарила серия голубых молний; труба брызнула каплями расплавленного металла и испарилась.
Счет пошел на секунды.
Гибкое тело метнулось под защиту полуразрушенного пульта. Пальцы сами сжали гашетку, и плазменный разряд испарил несколько кубических дециметров металла там, откуда по трубе ударила очередь.
Скользя вдоль пола, мальчик не остановился, а вновь оттолкнулся и нырнул в вертикальную шахту межпалубного перехода, как раз в тот момент, когда новая серия вспышек разнесла пульт, за которым он прятался секунду назад.
Пролетев несколько метров, Семен притормозил падение, и, как оказалось, вовремя: вертикальный тоннель внезапно оборвался, и он повис, чудом уцепившись за крепежную скобу. Тусклый конус света от фонаря выхватил из мрака фрагмент грузового отсека. Лететь предстояло еще метра три, и мальчик, не колеблясь, разжал пальцы. В условиях незначительной гравитации он плавно опустился вниз.
Этот зал был ему знаком. Уверенно свернув в проход между пустыми стеллажами, он боком влез в шахту грузового лифта. В этот момент в его душе не было ничего, кроме ненависти, которая вытеснила все остальные чувства. Яркие всплески энергетических разрядов, беззвучно разлетающиеся осколки пульта, внезапность атаки – все это напомнило ему об утрате. Перед глазами Семена встала похожая картина, намертво впечатанная в память: вспоротый выстрелами мрак, гротескные очертания боевого робота и заслонившее его, сгорающее в плазменном вихре тело отца… Он не знал, сколько прошло времени после гибели единственного родного человека… Память мальчика хранила в себе лишь отрезок бесконечности, наполненный болью утраты, одиночеством и горем…
Наверное, он дошел до предела морального истощения: инстинкты отступили, и сейчас ему было безразлично – жить или умереть… Этот робот мог оказаться тем самым, что убил отца!..
Цепляясь одной рукой и ногами за скобы, он вскарабкался по стволу шахты и выбрался на палубу, где минуту назад был атакован. Его душили ненависть и слезы. Гибкий, как кошка, решительный и быстрый, как воплощение смерти, несчастный и не осознающий полной меры своего несчастья, двенадцатилетний мальчик скользнул вдоль стены, и мрак, хозяин этих залов, сомкнулся за его спиной…
Фонарь шлема был предусмотрительно погашен, и Семен различил впереди тусклое красноватое пятно. Это светился нагретый металл. Пятно медленно удалялось, по диагонали пересекая помещение. Мальчика охватила дрожь. «Значит, я попал!» – подумал он, прислонившись к стене и поднимая громоздкий генератор короткоживущей плазмы.
Серия голубых вспышек вспорола тьму. Впереди взметнулась стена беззвучного пламени. Семен инстинктивно зажмурился, чтобы сберечь глаза, и не видел, как из расстрелянного мрака вырвались очереди ответного залпа, превратив часть стены в фонтаны горячих брызг.
Он уцелел, но был окончательно ослеплен и на некоторое время вообще потерял ориентацию, а вместе с ней и способность двигаться.
Внезапно впереди вспыхнули три прожектора, раскроив вязкую тьму косыми столбами света, и из глубин зала на него двинулось чудовище…
Раскаленные стены и прожектора давали теперь достаточно света, чтобы скорчившийся у люка мальчик мог разглядеть, кого он только что пытался уничтожить…
Трехметровая овальная платформа свободно скользила в нескольких сантиметрах от плоскости палубы, не касаясь ее ни одной своей частью. На ней когда-то помещались четыре покатые башни плазмогенераторов, теперь же их осталось только три: одна из боевых надстроек источала малиновое сияние, – следствие попадания
Вообще, конструкция выглядела порядком потрепанной: половина заслонок и люков сорваны, из пусковой шахты торчала направляющая, на конце которой косо застыла ракета, пластины радарных антенн смяты. Броня машины, местами пробитая и оплавленная, давно утратила первоначальный блеск, но три автоматических импульсных орудия исправно ворочали стволами, синхронно с единственной уцелевшей видеокамерой, выискивая цель, и Семен вдруг с ужасом понял – ему несдобровать, потому что из глубин зала надвигался Автоматический Планетарный Разведчик, который, несмотря на потрепанный вид, относился к разряду самых крупных и смертоносных роботов…
Мальчик отполз в сторону, продолжая наблюдать за исполином. Перед глазами все еще плавали цветные круги, но он уже мог различать окружающие предметы. Справа от него находилась шахта межпалубного перехода, слева – пышущая жаром стена, в которой располагалась шахта грузового лифта, впереди медленно перемещался робот, а сзади, за спиной, короткий тоннель, ведущий к маленькой загерметизированной комнатке, где последние несколько лет жили они с отцом… От этого воспоминания разум мальчика вновь захлестнула жгучая ненависть ко всем механическим созданиям. Он вскинул оружие, но тут же опустил его.
Все же рассудок взял верх над инстинктивными порывами.
Уничтожить разведчика одним выстрелом невозможно, а на второй у него уже не останется времени – реакция кибернетической системы все равно, что смертный приговор…
Оставался один путь – бежать, пытаться оторваться от машины в недрах кораблей, стараясь увести врага как можно дальше от дома…
Мысли, вихрем промелькнувшие в голове мальчика, выразились одним действием – он привстал и, распластавшись в прыжке, нырнул в шахту грузового лифта. Сзади полыхнул сдвоенный взрыв, но Семен уже благополучно падал внутри широкого, темного тоннеля, и выстрел планетарного разведчика не достиг своей цели.
Пролетев по тоннелю метров тридцать, он внезапно наткнулся на препятствие: путь преграждала зажатая помятыми стенами кабина грузового подъемника. Пришлось вновь подниматься вверх, до первого выхода на незнакомую палубу.
Выбравшись из вертикальной шахты, мальчик огляделся и бросился бежать, благо на данном уровне работал источник искусственной гравитации. Запоздалый страх гнал его вперед и вперед, по узким коридорам и огромным темным залам, пока Семен окончательно не потерял ощущение времени и расстояния.
Наконец он остановился, тяжело дыша, и, ухватившись за какой-то выступ, прислонился забралом шлема к переборке. Вибрации не ощущалось, и он немного успокоился… Напряжение схлынуло, ноги вдруг предательски подкосились, и он, непроизвольно всхлипнув, едва не рухнул на пол. Взглянув на датчик кислорода, он понял, что должен возвращаться, во что бы то ни стало, и почувствовал себя еще хуже. Он задохнется, если не доберется до дома…
Такие случаи уже бывали: иногда они с отцом возвращались буквально на последних глотках дыхательной смеси, но сейчас он остался совершенно один и не представлял, в какую сторону ему идти…
Единственный путь вел на поверхность сфероида. Только там Семен мог сориентироваться и определить направление движения.
