Лиза Марклунд
Прайм-тайм
© Liza Marklund 2002
© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2018
© Художественное оформление, ISBN 978-5-227-08214-5«Центрполиграф», 2018
* * *
Пятница 22 июня
Канун Янова дня
«Я не справлюсь с этим, – подумала Анника. – Я умру». Она прижала ладони ко лбу, заставляя себя дышать ровно и успокоиться.
Гора багажа перед входной дверью росла на глазах. Бесформенная масса, грозившая заполонить прихожую и весь мир, ее невозможно было охватить взглядом. Так, и что же еще она забыла?
Детская одежда, пляжные принадлежности, баночки с детским питанием, дождевики и резиновые сапоги, палатка, детская коляска с чехлом от дождя, спальные мешки, ее и Томаса вещи в рюкзаках, одеяло и игрушечные зверушки…
– Эллен так и должна выглядеть? – поинтересовался Томас от двери в спальню.
Анника посмотрела на годовалую дочку, ковылявшую к сумке с пляжными принадлежностями.
– О чем ты?
– Неужели у тебя нет для нее более приличного наряда? В голове у Анники словно произошло короткое замыкание.
– И что с ней не так? – огрызнулась она.
Томас смахнул волосы со лба, моргнул удивленно:
– Я же просто спросил. В чем проблема?
Анника была на пределе.
– Я паковала вещи все утро, – сказала она. – Вот только кружевных платьев, извини, с собой не взяла. А надо было?
Он с усмешкой посмотрел на нее:
– Мне просто стало интересно, обязательно ли ребенок должен выглядеть как чернорабочий?
Анника сделала пять быстрых шагов к нему и посмотрела прямо в глаза:
– Чернорабочий? О чем это ты? Мы же вроде собираемся в шхеры или, может быть, на какой-то чертов детский конкурс красоты?
Его удивление явно не знало границ, ей почти никогда не удавалось довести его до такого состояния. От злости у него перехватило дыхание, он открывал рот в попытке наорать на нее, но не мог выдавить из себя ни звука. Зато неожиданно взвыл какой-то из их электронных гаджетов и явно не собирался замолкать.
– Твой или мой? – спросила Анника.
Томас повернулся на каблуках и отправился в спальню проверить мобильник и карманный коммуникатор. Анника обшаривала взглядом сваленную в прихожей поклажу и никак не могла определить источник сигнала.
– Это там, в вещах! – крикнул Томас.
Анника принялась копаться среди сумок, прислушиваясь к приглушенному звуку. Эллен попыталась подняться, взявшись за баул Анники, но сумка скользнула в сторону, девочка упала и ударилась головой.
– Ой-ой-ой, давай мамочка подует, все будет хорошо… Звук сигнала утонул в испуганном плаче ребенка, Анника подхватила дочку на руки, качала ее, вдыхала ее запах, чувствовала тепло. Она села на полку для обуви, маленькое тело обмякло в ее объятиях. К тому моменту, когда девочка перестала плакать, аппарат тоже замолчал. Взамен зазвонил стационарный телефон. Анника поднялась, прижимая к себе дочку, крепко придавила трубку к уху плечом, не переставая дуть ребенку на макушку.
– Ты уже слышала? – спросил Спикен, шеф новостей.
Анника продолжала качать дочь.
– О чем?
– О Сёрмланде, конечно, о Мишель Карлссон.
Она прекратила дуть, облизнула губы. Газета «Квельспрессен» вломилась в ее прихожую неумолимо, подобно танку, отодвинув на второй план все иное.
– Это же твои старые охотничьи угодья, – сказал шеф новостей. – Фотограф уже выехал. Бертиль Странд, все правильно? – Последняя реплика предназначалась кому-то иному, возможно художественному редактору, потом он снова заговорил в трубку: – Берра в пути, он заберет тебя через пять минут.
– Ты упаковала подгузники? – поинтересовался Томас, забирая девочку из рук Анники.
Она кивнула, показала на гору багажа, попыталась вернуться к действительности.
– А что случилось? – спросила Анника.
– Ты разве не получила сообщение?
Черт, ее телефон. Она подтащила к себе свою сумку, покопалась в ней, но телефона не нашла.
– Ой, – сказала она, – я слышала, что сообщение пришло, но не успела проверить.
– Мишель Карлссон убили. В аппаратной около Флена, выстрелом в голову.
Смысл услышанного не укладывался в голове, слишком невероятно это звучало. Томас поставил девочку на пол, она сразу же устремилась к Аннике, спотыкаясь, широко расставив руки.
– Ты шутишь, – промямлила Анника.
– Карл Веннергрен уже там, он, очевидно, вчера участвовал в записи, поэтому у нас преимущество. Синхронизируй свои действия с ним.
Судя по голосу Спикена, он явно наслаждался ситуацией. На фоне прочих редакционных звуков Анника расслышала, как он сделал глубокую затяжку. Она снова опустилась на полку для обуви.
– Берит на острове Эланд, готовит материал о пьянстве среди молодежи, она бросит все и на машине поедет туда. Лангебю на Канарских островах, поэтому остаешься только ты. Отправляйся сразу же. У Бертиля Странда с собой все, до чего успело докопаться Информационное агентство, но там мизер, поэтому ты должна позвонить из машины. У тебя есть знакомые в криминальной полиции Сёрмланда?
Анника зажмурила глаза, постаралась совладать с навалившимися на нее противоречивыми чувствами, ощутила теплый детский кулачок на своей ноге.
– Хватает.
– Переговори с Веннергреном, составь собственное представление о ситуации и позвони мне… скажем, в двенадцать?
– Конечно, – ответила она.
Томас уставился на нее, почуяв неладное:
– В чем дело?
Она положила трубку, встретилась с ним взглядом.
– Нет, – пробормотал он. – Только не твоя чертова работа, не сегодня.
– Мишель Карлссон мертва, – сообщила Анника, ее слова эхом отдались от стен.
– Теледива? – спросил Томас. – Подружка Анны?
Анника кивнула, адреналин ворвался в кровь, по телу пробежала холодная дрожь. Эллен уткнулась лицом в ее колени.
– Что произошло? Как она умерла?
Анника отстранила ребенка, резко встала. Вещи, приготовленные для поездки, как бы сразу пропали из поля ее зрения, она видела перед собой только компьютер и собственную большую сумку. Девочка с шумом шлепнулась на пол и заплакала снова. Томас взял ее на руки.
– Они уже выехали, чтобы забрать меня, – сказала Анника.
Томас таращился на нее две секунды, отказываясь понимать.
– Катер отходит в одиннадцать, – напомнил он.
Анника взяла дочь из его объятий, отнесла ее в кроватку, поцеловала в макушку. Облегчение оттого, что ей не придется провести выходные со свекровью, сменилось печалью, связанной с необходимостью на время покинуть детей.
– Малышка, – прошептала она дочери, наклонившись над ней, – мама очень любит тебя.
Эллен запротестовала, она не хотела спать. Анника не могла заставить себя отпустить ее.
– Мама придет поздно. Ты побудешь с папой и старшим братом, все будет хорошо. Я же знаю, так лучше всего.
Девочка отвернулась в сторону, словно не желая слушать ее ложь, подогнула под себя ноги и сунула большой палец в рот. Анника неуклюже погладила ее по голове, а потом торопливо покинула комнату, по дороге ударившись о дверной косяк. Судя по звукам, доносившимся из гостиной, там герои мультсериала «Скуби-Ду, где ты?» спасались от очередного привидения. Время от времени сквозь весь этот шум пробивался тонкий голосок подпевавшего песенкам Калле.
«Все другие справляются, – подумала она. – Все получится, все должно получиться».
– Ты это серьезно? – спросил Томас, когда она вышла в прихожую. – Ты собираешься ехать работать? Сейчас?
Последнее слово он произнес слишком громко. Анника опустила глаза в пол:
– Ничего другого не остается, я же дежурная, ты знаешь, как не хватает людей…
– В данном случае ты должна отказаться! – крикнул он с красным от злости лицом. – Пятьдесят человек ждут нас на острове Еллнё, а ты и не думаешь ехать туда?
Печаль, еще мгновение назад властвовавшая над ней, внезапно уступила место злобе.
– Они ждут тебя, – отрезала Анника, – не меня. На меня им глубоко наплевать, и ты это прекрасно знаешь.
В прихожую вышел Калле с широко раскрытыми глазами, напуганный громким спором родителей. Он шагнул к Аннике в объятия и потянулся руками к маминой шее. Ее сердце дрогнуло, еще немного – и она сдалась бы.
– Ну ты и штучка, – буркнул Томас.
– Не усугубляй ситуацию, – тихо сказала Анника, наклонившись к сыну. – Поезжайте в шхеры, веселись со своими друзьями и братом, а дети пусть играют, и наверняка все будет хорошо.
Мальчик уткнулся носом ей в шею.
– С друзьями? Послушать тебя, так я еду туда развлекаться. Друзья! Это мои родители и старые дяди и тети.
Анника высвободилась из объятий трехлетнего сына, поцеловала его в щеки и подбородок. Потом подняла глаза на Томаса:
– Я буду здесь, когда вы вернетесь домой в воскресенье. Она поставила мальчика на пол, выпрямилась и надела непромокаемую куртку.
– Неужели ты все это всерьез? – спросил Томас. – Это же просто невозможно.
– Там будет так много народа, что никто не заметит моего отсутствия, и дети тоже. Веселитесь от души.
Анника, не сводя смущенного взгляда с Томаса, натянула на ноги сапоги, закинула на плечо свой баул и ноутбук в черной сумке.
– Вот, значит, как все получилось, – произнес он сдавленным голосом.
– Мы ведь уже разговаривали об этом, – ответила она. – Мне самой нелегко. Но ты же знаешь, я должна.
– Бывают же такие мамаши.
К ее лицу вернулся нормальный цвет.
– По-твоему, я делаю это ради собственного удовольствия? – спросила Анника тихо. – Сейчас ты несправедлив ко мне.
– Черт побери, – процедил он с побагровевшим лицом. – Этого я никогда не прощу. Черт побери!
Анника моргнула, задетая его словами, но они не причинили ей боли. Работа как броня защищала ее, делала неуязвимой. Она медленно повернулась, обняла сына и вышла из квартиры.
Бертиль Странд получил новый служебный автомобиль, пока Анника находилась в отпуске по уходу за ребенком… Это снова был «сааб». Анника догадалась, что Бертиль заботился о нем с большей любовью, чем о прежнем, если такое вообще возможно.
– Сколько времени потеряли, – буркнул он, когда Анника пристраивала свою сумку и компьютер на заднем сиденье.
По недовольной мине фотографа Анника поняла, что хлопнула дверцей слишком сильно.
– Чертова погода, – пробормотала она.
– Янов день, – сказал Бертиль Странд. – А чего еще ты ожидала?
Он включил первую скорость и уехал с остановки как раз перед тем, как к ней подъехал автобус 62-го маршрута. Анника стащила с себя куртку и замешкалась с ремнем безопасности, у нее пересохло во рту.
– Телеграммы у тебя?
Фотограф показал на тонкую стопку у ее ног.
– Работать становится все труднее и труднее. Репортеры разбросаны по всему земному шару. Нам еще повезло, что Веннергрен оказался на месте событий.
Анника потянулась за бумагами. Ремень мешал ей добраться до них, она с раздражением отстегнула его снова.
– И о чем это ты? – спросила она. – По-моему, я уже здесь, рядом с тобой.
– Плохо, что мы не готовы к подобным ситуациям, никто ни о чем не думает заранее, и это никуда не годится. Шюману стоило бы заняться своей работой всерьез, вместо того чтобы постоянно собачиться с Торстенссоном. Пристегни ремень.
Аннику меньше всего волновала война между руководителем редакции и главным редактором. Она снова пристегнула ремень, закрыла глаза, ощущение безысходности, касавшееся ее семейной ситуации, и тоска по детям навалились на нее с новой силой.
Сейчас она добавила воды на мельницу свекрови. Дала лишний повод сокрушаться, как же не повезло с женой ее сыночку. Бедняга Томас.
Анника постаралась дышать спокойно, открыла глаза и изучила распечатки сообщений Информационного агентства. Их оказалось всего пять, и они отправлялись с интервалом в одну минуту.
09:41. Тележурналистка Мишель Карлссон мертва. 09:42. Мишель Карлссон умерла от выстрела в голову. 09:43. Мишель Карлссон нашли в передвижной аппаратной рядом с дворцом Икстахольм. Оружие оставлено рядом с жертвой. 09:44. Полиция подозревает, что Мишель Карлссон убили. 09:45. Несколько человек допрошены в связи с убийством Мишель Карлссон.
– Они записывали серию программ, которые планировалось показывать начиная со следующей недели, – сообщил Бертиль Странд.
– «Летний дворец», – сказала Анника. – Моя подруга Анна Снапхане принимает участие в этом проекте начиная с марта…
Анника замолчала, смотрела, как капли дождя странствуют по боковому окну и образованные ими ручейки соединялись и разделялись снова, пока неизбежно не ударялись в заднюю окантовку стекла. Она прекрасно помнила злобу и разочарование Анны, когда ее подругу после шести лет работы в продюсерской компании разжаловали до студийного администратора, вместо того чтобы сделать редактором или продюсером. А значит, в обязанности Анны Снапхане входило оставаться на месте записи программы и организовать уборку помещения, архивировать материалы, выполнять всю скучную и тупую работу. Возможно, она по-прежнему находилась где-нибудь во дворце.
Анника развернулась и выудила блокнот и ручку из лежавшей на заднем сиденье сумки.
– Кто у нас подозреваемые?
– Понятия не имею, – ответил Бертиль Странд и громко простонал.
«Сааб» доехал до Эссингеледен, неимоверно узкой кольцевой автострады Стокгольма, которая сейчас, естественно, была полностью забита стоявшими машинами.
– Мы будем добираться туда целую вечность, – сказал он и перевел рычаг скоростей в нейтральное положение.
Анника не смогла сдержаться:
– А чего ты, собственно, ожидал? Это же Янов день.
Фотограф перекрыл доступ свежего воздуха в салон, и стекла сразу же запотели. Дворники продолжали трудиться в равномерном ритме, левый скрипел каждый раз, когда достигал самой высокой точки. Анника закрыла глаза, постаралась избавиться от воспоминания о том, как звучал голос Томаса, и не дававшего покоя неприятного ощущения, сосредоточилась на дожде, дворниках и шуме системы климат-контроля, напоминавшем дыхание астматика.
«Летний дворец», – подумала она, – большой семейный проект «ТВ Плюс», дискуссионная и развлекательная программа с гостями и артистами. Возвращение Мишель Карлссон в прайм-тайм, реванш телезвезды. Собственно, она была довольно способной».
– Что ты думаешь о Мишель? – спросила она.
Бертиль Странд крутил головой так, словно она сидела на шарнирах, искал брешь в транспортном потоке.
– Небольшого ума, – ответил он. – Ничего впечатляющего. Мишель неплохо смотрелась, когда вела детские программы и телевикторины, но что касается дискуссионных шоу, где она тоже пыталась проявить себя, ее успехи оставляли желать лучшего. Там она ничего не могла.
Анника сама удивилась, какое негодование вызвали у нее его слова.
– Ну не скажи, – возразила она. – Мишель отработала на радио и телевидении десять лет. Чему-то она, наверное, научилась за такое время.
– Заискивающе улыбаться в камеру, – ответил Бертиль Странд. – Пожалуй, невелика наука?
Анника покачала головой, не в силах протестовать. И сама часто использовала примерно те же самые аргументы, обсуждая журналистику с Анной Снапхане.
– Моя лучшая подруга на телевидении уже десять лет, – сказала она. – Это гораздо сложнее, чем кажется.
Бертиль Странд протиснулся на автостраду перед зазевавшимся «лендровером». Его водитель нажал на клаксон.
– Судя по всему, это действительно дьявольская работа, – заметил фотограф. – Масса техники, которая постоянно ломается, и толпы идиотов, бегающих вокруг.
– Напоминает «Квельспрессен». – Анника посмотрела в окно. Сидевший в «лендровере» парень показал ей средний палец.
«Чем я, собственно, занимаюсь? – подумала она. – Еду с самовлюбленным придурком фотографом делать репортаж о каком-то заурядном преступлении, бросила Томаса и детей, единственных, кто по-настоящему мне дорог. Надо же быть такой дурой».
– Там просвет впереди, – сказал Бертиль Странд, прибавляя скорость.
Анника достала свой телефон и набрала номер.
Полиция отдала приказ выключить все мобильники. Анна Снапхане не сомневалась, что она выполнила его, поэтому вибрация в кармане куртки вызвала у нее легкий шок. Она села в кровати, пульс резко зачастил, до нее дошло, что она, вероятно, задремала. Забытый во внутреннем кармане непромокаемой куртки телефон жужжал как гигантское насекомое. Она небрежно смахнула волосы с лица, ощущение во рту оставляло желать лучшего. Потом выбралась из-под одеяла и, дотянувшись до куртки, достала телефон. Недоверчиво посмотрела на дисплей, номер ей ничего не говорил, она колебалась. Что это было? Может, какая-то проверка?
Анна нажала на кнопку ответа и прошептала опасливо: – Алло?
– Как дела? – услышала она звучавший словно издалека голос Анники Бенгтзон. – Ты жива?
Анна Снапхане всхлипнула, прижала руку ко лбу, надавив пальцами на источник боли, прислушалась к шуму, доносившемуся до нее из трубки, – тихий шелест, звук мотора и отголоски гудков проезжавших мимо машин.
– Едва, – прошептала она.
– Мы слышали о Мишель, – сказала ее подруга. Она говорила медленнее, чем обычно. – И сейчас на пути туда. Ты можешь разговаривать?
Анна тихо заплакала, соленые слезы попадали в микрофон.
– Думаю, да, – выдавила из себя она.
– Здесь до черта машин, все стоят… Ты там сейчас?
Голос Анники периодически пропадал, прерываемый помехами и шумом дождя. Анна Снапхане сделала глубокий вдох, почувствовала, как сердцебиение постепенно успокаивается.
– Я закрыта в моей комнате в Южном флигеле. Мы все под домашним арестом, нас будут допрашивать одного за другим.
– Что, собственно, случилось?
Анна вытерла слезы тыльной стороной ладони, крепче вцепившись в мобильник, словно в свой конец спасательного троса, снова прижала его к уху.
– Мишель, – прошептала она. – Мишель мертва. Она лежит в передвижной телестанции, от ее затылка ничего не осталось.
– Полиции много?
Голос Анники возвращал ее в обычную жизнь. Анна Снапхане встала, посмотрела в окно:
– Мне видно не много отсюда, арочный мост через канал и насколько мишеней для стрельбы из лука. Но раньше я слышала шум машин, и недавно приземлился вертолет.
– Ты видела ее?
Анна Снапхане зажмурилась, сжала пальцами основание носа, оставшиеся в памяти картинки начали одна за другой всплывать в затуманенной алкоголем голове.
– Я видела ее, я видела…
– Кто это сделал?
К ней в дверь постучали. У Анны все похолодело внутри, она уставилась на дверь, парализованная страхом. Спасательный канат выскользнул из рук, ее снова охватило отчаяние.
– Мне надо идти, – прошептала она в телефон и прекратила разговор.
– Анна Снапхане? – произнес кто-то строгим голосом снаружи.
Она бросила телефон под покрывало и откашлялась, но прежде, чем ей удалось сформулировать ответ, дверь открылась. Стоявший в дверном проеме полицейский явно нервничал.
– Ты сейчас должна пойти со мной.
Анна уставилась на него.
– Мне хочется пить, – сказала она.
Полицейский не замечал ее жалкого состояния, смотрел будто сквозь нее.
– Через главный выход, а потом вниз налево. Поспеши. Коридор тонул в полумраке из-за дождя, все двери были закрыты. Анне казалось, что стены качаются, она еще полностью не протрезвела. Шла, выставив руку вперед, никого другого из телевизионщиков не было видно.
Холод и сырость встретили ее, когда полицейский открыл наружную дверь, словно на лицо набросили мокрое полотенце. Анна остановилась в дверном проеме, вдыхала воздух открытым ртом, щурясь, смотрела в направлении дворца. Полицейские автомобили, как в тумане, прятались в сером дожде.
– У тебя, случайно, нет зонтика?
Ее конвоир вместо ответа показал в сторону угла дома. Анна Снапхане подняла плечи и нерешительно шагнула наружу, на каменную лестницу, и сразу почувствовала, как вода попала за воротник.
– И куда мне?
– В тот дом у воды.
Холодный ручей устремился вниз по позвоночнику, вода попала в глаза. Анна поморгала, покачиваясь, преодолела три ступеньки до дорожки, пошла вдоль живой изгороди из кустов самшита в сторону сада. Потом вдоль оштукатуренной белой стены вниз к Новому флигелю, обогнула железную садовую мебель. Небольшой дворик обрамляла стена, в ней имелся арочный проход, выложенный красным кирпичом.
«Отсюда легко сбежать», – подумала она.
– Прямо вперед, ну же.
Она отвела взгляд от стены, направилась к входу.
* * *
Комиссар сидел за столом в большом конференц-зале. Как раз за ним снаружи за окном стоял знакомый автобус. Анна Снапхане сразу же попятилась, наступила на ногу своему конвоиру. Белоснежная передвижная аппаратная с красочным логотипом продюсерской фирмы ярким пятном выделялась среди дождя.
«Интересно, Мишель все еще лежит там? – пронеслось у нее в голове. – Она же, наверное, уже остыла».
– Садись.
Анна села на стул, на который показал комиссар, стерла дождевые капли с лица, посмотрела на полицейского и с удивлением обнаружила, что на нем пестрая гавайская рубашка. У нее сразу стало легче на душе.
– Боже мой, – сказала она, – это ты?
Мужчина, казалось, не услышал ее.
– Мы как-то встречались в Стокгольме, – продолжила она. – Вместе с Анникой Бенгтзон.
– Сейчас ты одна из тех, кто нашел ее, – напомнил комиссар.
Анна смутилась.
– О да, – подтвердила она, – одна из тех.
Внезапно вчерашнее возлияние снова напомнило ей о себе, пол закачался, она вцепилась в край письменного стола.
– Можно… немного воды?
Подошел полицейский с графином и стаканом. Анна сама налила себе, ее руки дрожали. Выпила целый стакан жадными глотками, проливая содержимое. Затем откинулась на спинку стула, почувствовала, как тошнота подступает к горлу.
– По-моему, у меня вот-вот начнется приступ астмы.
– У вас принято нажираться в конце записи?
Анна провела рукой по волосам, мокрым от дождя.
– Почему я здесь? Когда смогу поехать домой?
Комиссар встал из-за стола.
– Мы должны побеседовать с вами в течение дня. Никто из вашей компании не подозревается больше остальных, но нам, естественно, необходимо допросить всех вас в качестве свидетелей. Это, я надеюсь, понятно?
Анна смотрела на него с приоткрытым ртом, пыталась вникнуть в смысл его слов.
– Остаток времени вы проведете в ваших комнатах. Мы будем приглашать вас в порядке, который сочтем нужным. Вы не должны разговаривать друг с другом или общаться между собой каким-то иным способом. Это понятно? Анна, ты слышишь меня?
Она заставила себя кивнуть, подумала о мобильном телефоне под покрывалом в своей кровати.
Стоявший перед ней мужчина включил магнитофон, сел на стол напротив нее. Его джинсы были потертыми на коленях.
– Проводится допрос Снапхане Анны, родившейся…
Он замолчал и посмотрел на нее, она сглотнула комок в горле и промямлила свой личный код.
– Его проводит комиссар К., во дворце Икстахольм, в конференц-зале Нового флигеля, в пятницу 22 июня, в 10:25. Анна Снапхане допрашивается в качестве свидетеля в связи с возможным убийством Мишель Карлссон. – Он замолчал, внимательно посмотрел на Анну: – По какой причине ты находишься здесь?
Анна выпила еще немного воды.
– Я на допросе, – произнесла она тихо.
Комиссар вздохнул.
– Извини, – пробормотала Анна и откашлялась. – Я работаю на «Зеро-Телевидении»… это продюсерская фирма, которая снимает телепрограммы для различных каналов. На мне функции студийного администратора при записях на этой неделе…
Она замолчала, окинула взглядом комнату, полицейские впереди, полицейские сзади, передвижная телестанция снаружи.
– При записях, – повторил за ней полицейский. – Их было несколько?
Анна кивнула.
– Восемь программ подряд, – произнесла она чуть более твердым голосом. – По две ежедневно в течение четырех дней, и постоянно шел чертов дождь!
Она внезапно рассмеялась, очень некстати. Полицейский не отреагировал.
– Как проходили записи?
– Проходили? – Анна наклонила голову. – Как и ожидалось, хотя погода, конечно, вмешалась в наши планы. Нам пришлось снимать все заставки и сцены в павильонах, а это не лучший вариант. Поэтому постоянно возникала необходимость перекраивать сценарий, кто-то из артистов вынужден был играть в музыкальном зале на втором этаже главного здания. Но в остальном все шло хорошо, как и требовалось.
Она попыталась улыбнуться.
– Никаких разногласий?
– О чем ты?
Анна опустошила еще один стакан.
Полицейский устало всплеснул руками.
– Ссор, – сказал он. – Ругани. Угроз. Рукоприкладства. Анна Снапхане зажмурила глаза, перевела дух.
– Было, пожалуй, кое-что…
– Ты можешь рассказать поподробнее?
Анна опять приложилась к стакану, заметила, что вода закончилась, махнула им и получила добавку.
– Есть миллион причин, чтобы в столь большом проекте что-то пошло не так, – сказала она, – а это совершенно ни к чему. Когда все на взводе, из любой ерунды может разгореться вселенский пожар.
– Давай напрямую, – попросил комиссар.
Сердце опять сорвалось в галоп, Анна начала дрожать. – Мишель могла быть невероятно тяжелой в общении.
Она успела поругаться с каждым из команды за эти дни.
– Также с тобой?
Анна Снапхане кивнула несколько раз. Полицейский вздохнул:
– Не могла бы ты произнести это вслух?
– Да, – произнесла она слишком громко. – Да, также и со мной.
– И когда это случилось?
– Вчера вечером.
Полицейский внимательно посмотрел на Анну, долго не опускал глаза.
– Что случилось?
– Да в общем ерунда. Мы поссорились из-за денег, из-за того, что сколько стоит. Все началось с дискуссии об акциях, я в общем против финансовых спекуляций, но Мишель утверждала, что демократия зависит от них, а потом мы переключились на зарплаты. Руководители фирм и прочие личности, занимающие государственные посты, заслужили свои должности и пенсионные льготы, утверждала она, а затем говорила только о самой себе, как обычно…
Внезапно она прервалась, почувствовала, как у нее запылали щеки. Полицейский с непроницаемой миной смотрел на нее.
– Ты разозлилась?
«Я солгу, – подумала Анна Снапхане. – Я не могу сказать все как есть, ведь тогда они решат, что это моих рук дело».
Сидевший напротив нее мужчина внимательно наблюдал за ней, изучал ее, казалось, заглянул ей в мозг.
– Ты только все усложнишь для себя, если соврешь, – сказал он.
– Я могла задушить ее, – призналась Анна, опустив взгляд, слезы жгли глаза. – Мы ведь уже были пьяные.
Полицейский комиссар поднялся, прошелся вокруг стола и снова сел на стул.
– Пьяные, – повторил он. – Насколько пьяные? Это касалось всей команды?
Анна пожала плечами. Она внезапно почувствовала себя ужасно уставшей, равнодушной ко всему.
– Говори, пожалуйста.
Короткое замыкание в мозгу, вследствие какого-то сбоя или перегрузки.
– Я же не знаю! – выкрикнула она. – Откуда я могла знать? Я не бегала и не собирала пустые бокалы, даже если кое-кто считал, что подобное входило в мои обязанности…
– И кто же это? Мишель считала, что ты должна собирать пустые бокалы?
– Нет, – произнесла Анна уже не столь громко.
На несколько секунд воцарила тишина.
– Какие-то другие ссоры вечером или ночью были?
Анна Снапхане судорожно вдохнула воздух ртом.
– Пожалуй, – прошептала она.
– Какие?
– Спроси других. Я не знаю, не прислушивалась.
– Но вечер и ночь выдались неспокойными? Или даже шумными?
– Проверьте, вы же сами можете посмотреть, – сказала Анна. – В Конюшне.
– Ты была там?
– Не слишком долго.
– Но оказалась одной из нашедших ее? – спросил комиссар, не дожидаясь ответа. – Кто помимо тебя вошел в автобус?
Она зажмурилась на мгновение.
– Себастьян, – сказала Анна и почувствовала, что ее голос слегка дрожит.
– Себастьян Фоллин, агент Мишель Карлссон?
Анна кивнула.
– Да, – сказала она. – Точнее, менеджер. Себастьян Фоллин – менеджер Мишель.
Потом резко замолчала, смущенная.
– Был кто-то еще?
– Карин. Карин Беллхорн, продюсер. Она тоже составляла нам компанию.
– И все?
– Мариана и Бэмби. Они недолюбливают друг друга.
– Почему вы провели наверху всю ночь?
Внезапно Анна расхохоталась:
– Выпивка оставалась.
– Кто такие Мариана и Бэмби?
– Мариана фон Берлиц является редактором «Летнего дворца», она работает в той же фирме, что и я. Бэмби Розенберг – актриса сериалов, она была гостем на нашей предпоследней программе. Они с Мишель подруги.
– О’кей, – сказал полицейский. – Менеджер, продюсер, редактор, подруга и ты. Это все?
Анна задумалась на мгновение.
– Гуннар, конечно, – сообщила она, – у него же был ключ. Антонссон его фамилия. Он работает в автобусе. Вы наверняка видели его. – У Анны на губах появилась ядовитая улыбка. – Его больше взволновал беспорядок, чем…
Она махнула рукой и замолчала.
– Что ты имеешь в виду?
– Для Гуннара большей бедой стало то, что Мишель испачкала его оборудование, чем ее смерть.
– Испачкала?
– Да, вы знаете, таким серым, похожим…
В затуманенной алкоголем голове на мгновение всплыла шокирующая картинка: худое тело в гротескной позе, огромные глаза, которые никогда больше не смогут видеть.
– Не могу больше, – прошептала Анна Снапхане и потеряла сознание.
Набережная Стрёмкайен перед «Гранд-отелем» была забита народом. Ходившие в шхеры суденышки, словно киты, покачивались на волнах за стеной дождя, ветер и вода срывали ветки, украшавшие их с носа и кормы.
«Это невозможно, – подумал Томас. – Мы никогда не получим место».
– Еллнё? В самом конце. Приятного Янова дня!
Он попытался улыбнуться представителю судовой компании, крепче взялся за ручку детской коляски, форсировал глубокую лужу и въехал в бедро молодой женщине.
– Обычно в таких случаях извиняются, – прошипела она.
Томас отвел взгляд, пластиковая ручка упаковки подгузников давила ему на запястье, а рама рюкзака колотила по бедру.
– Я хочу мороженого, – сказал Калле и показал на киоск позади них на набережной.
– Ты получишь его на катере, – ответил Томас, на лбу у него выступили капли пота.
Порывы ветра, словно пощечины, хлестали его по лицу. Эллен захныкала в коляске. Томас прищурился, посмотрел в сторону дальнего конца набережной, и его вроде бы донельзя плохое настроение стало еще хуже.
Там вдалеке он увидел «Норршхер». Старая паровая посудина выглядела согнувшейся под тяжестью лет старухой рядом с современными монстрами. В такую погоду ему потребуется три часа, чтобы добраться на ней до родительского дома.
Томас поднялся на борт одним из последних, поставил коляску под капитанским мостиком с внутренней стороны ведущей на нос двери, сложив рядом с ней в кучу сумки, пакеты и рюкзак.
– Сейчас мы попьем кофе, – сказал он и понял, как по-идиотски это звучит.
Их суденышко прилично болтало. Калле затошнило еще до того, как они миновали острова Фьядерхолмарна. Его вырвало на стол в кафетерии, и он уронил эскимо в блевотину.
– Мое мороженое, – плакал ребенок и пробовал схватить скользкую палочку, вытирая рот другой рукой.
– Подожди! – крикнул Томас, а Эллен попыталась выбраться из его объятий.
Остальные пассажиры, при всей тесноте, постарались отдалиться от него.
– Ты должен вытереть все сам, – заявила девица из кафетерия и с кислой миной протянула Томасу рулон бумажных полотенец.
– Успокойтесь, – сказал Томас, чувствуя на себе осуждающие взгляды других пассажиров. – Успокойтесь, Эллен, Калле, все будет хорошо, успокойтесь…
