Лоис Макмастер Буджолд
Проклятие Шалиона
Кэсерил почувствовал на мгновение воцарившуюся за столом неловкость и решил, что узнает позже, что беспокоит провинкару и как обстоят дела у ее дочери. Реакция хозяйки указала на какую-то давнюю, долго длящуюся и слишком болезненную причину, которую не следовало обсуждать за столом. Скоро случившееся вдовство избавило Исту от опасностей, которые подстерегают молодых рожениц, но у нее могли возникнуть не менее серьезные проблемы, часто посещающие женщин в более зрелые годы… Иста стала второй женой короля тогда, когда тот уже перевалил рубеж середины земной жизни, а его сын, Орико, был зрелым мужчиной. В те недолгие годы, что Кэсерил провел при дворе короля Шалиона, он мог наблюдать за королевой исключительно на расстоянии, но она выглядела счастливой, по крайней мере в присутствии монарха. Иас души не чаял в крошке Изелль и Тейдесе, который постоянно сидел у кормилицы на руках.
Счастье королевской четы было омрачено предательством лорда ди Лютеза, которое, как говорили многие проницательные люди, и ускорило кончину короля, не сумевшего справиться с гневом и печалью. Кэсерил так и не решил для себя, имела ли болезнь вдовствующей королевы, которая и заставила ее покинуть двор своего пасынка, некую политическую подоплеку. Но новый король, Орико, как об этом говорили все, выказывал максимальную степень уважения к своей мачехе и был необычайно добр по отношению к сводной сестре и брату.
Чтобы заглушить урчание в пустом животе, Кэсерил закашлялся и обратил свой взор на солидного господина, сидящего на краю стола – видимо, старшего воспитателя принца. Царственным кивком головы провинкара поручила именно ему прочитать молитву, в которой сидящие за столом благодарили Святое Семейство за пищу, которая вот-вот должна была появиться в зале. Кэсерилу не терпелось поскорее стать свидетелем ее появления. Тем временем разрешилась и тайна пустого кресла – вошел запыхавшийся комендант сэр ди Феррей и, пробормотав извинения за опоздание, уселся напротив Кэсерила.
– Меня задержал священник ордена Бастарда, – объяснил он, в то время как слуги обносили гостей хлебом, мясом и сушеными фруктами.
Кэсерил, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на еду подобно голодной собаке, кивнул, произнес нечто неопределенное и отправил в рот первый кусок.
– В высшей степени велеречивый и нудный молодой человек, – сказал ди Феррей.
– И что они требуют сейчас? – спросила провинкара. – Что-нибудь для их приюта? На прошлой неделе мы послали им целый обоз. У слуг больше не осталось старой одежды, все отправили для их подкидышей.
– Им нужны кормилицы.
– Только не из моих людей, – скептически хмыкнула провинкара.
– Разумеется! Но он просил передать именно это. Храм надеется, что у кого-нибудь из живущих в замке есть подходящая родственница, способная из милосердия принять участие в судьбе несчастных младенцев. На прошлой неделе они вновь нашли подкидыша на заднем крыльце Храма, и ожидают еще. Такое уж нынче время года!
Орден Бастарда, следуя правилам своего божественного покровителя, спасал подкидышей круглогодично. Также, вне зависимости от времени года, он заботился и о законнорожденных детях, рано потерявших родителей. Вообще-то, как думал Кэсерил, Бог, у которого в услужении находится столько могущественных демонов, мог бы и более успешно выколачивать из разных состоятельных людей пожертвования для своих храмовых приютов.
Он осторожно разбавил вино водой – преступление по отношению к виноградной лозе, но, если бы он на пустой желудок выпил чистого вина, оно непременно ударило бы в голову. Провинкара, заметив это, одобрительно кивнула, вступила в спор по этому поводу со своей кузиной и, доказав ей, что все достойные люди смешивают благородный сок винограда с чистой ключевой водой, тут же опрокинула в себя полбокала неразбавленного.
Сэр ди Феррей между тем продолжал:
– У священника была и хорошая новость. Догадайтесь, кто умер прошлой ночью?
– И кто же?
– Сэр ди Наоза, знаменитый дуэлянт.
Кэсерилу имя умершего ничего не говорило, а вот провинкара одобрительно хмыкнула.
– Давно пора, – сказала она. – Отвратительный тип. Я его не принимала, хотя наверняка были идиоты, которые были к нему благосклонны. И что, он недооценил очередную жертву? Я хотела сказать, очередного противника?
– Вот здесь-то и начинается самое интересное. Похоже, он был убит с помощью магии смерти.
Умелый рассказчик, ди Феррей сделал паузу и, пока встревоженный шепот облетал стол, со вкусом пригубил вина. Кэсерил же перестал жевать.
– Храм собирается расследовать тайну его смерти? – спросила принцесса Изелль.
– Никакой тайны там нет, – ответил комендант. – Скорее трагедия. Около года назад ди Наозу на улице случайно толкнул единственный сын провинциального торговца шерстью. Результат был самым обычным. Ди Наоза утверждал, что у них была нормальная дуэль, но нашлись свидетели, посчитавшие это самым грязным убийством. Впрочем, когда безутешный отец попробовал привлечь убийцу к суду, все они как сквозь лед провалились. Поговаривали, что и судья был не вполне справедлив и объективен, хотя, не исключено, все это – сплетни.
Провинкара недовольно хмыкнула, Кэсерил же, проглотив кусок еды, попросил:
– Продолжайте, пожалуйста.
Почувствовав поддержку, комендант вновь заговорил:
– Этот торговец был вдовцом, и погибший был не только его единственным сыном, но и вообще единственным ребенком. К тому же юноша собирался жениться. И это, в свою очередь, подлило масла в огонь. Магия смерти – отвратительное и недостойное занятие, но я не могу отказать в сочувствии бедному торговцу. То есть, конечно, достаточно богатому, но уже немолодому и неспособному овладеть искусством дуэлянта настолько, чтобы успешно противостоять убийце сына. Поэтому он и обратился к тому, что, как он полагал, было для него единственным средством. Весь последующий год изучал магию. Забросил дело. Кстати, люди в Храме в толк не возьмут, где он взял пособия! И наконец прошлой ночью отправился на заброшенную мельницу в семи милях от Валенды и попытался вызвать демона. И что вы думаете? У него получилось. Клянусь Бастардом! Тело этого торговца было найдено сегодня утром.
Если Отец Зима, как Бог справедливости, покровительствовал всем умершим в должное время года, то Бастард, в дополнение ко всем ужасам, которые входили в зону его ответственности, был еще и Богом палачей. А также и прочих, не менее отвратительных профессий и занятий. Похоже, торговец заключил удачную сделку. Кэсерил неожиданно почувствовал, как записная книжка, которую он все еще держал в кармане жилета, словно налилась свинцом. А вдруг она прожжет дыру в ткани и его одежда вспыхнет? Слава Богам, все это – только воображение!
– Что качается меня, то я ему вовсе не сочувствую, – сказал принц Тейдес. – Только трус способен на тайное убийство.
– Но чего иного можно ждать от торговца? – резонно заметил его наставник. – Людей этого сорта не обучают кодексу чести, коим владеет истинный джентльмен.
– Но все равно, это очень грустно, – покачала головой Изелль. – Я имею в виду несостоявшуюся женитьбу.
Тейдес фыркнул.
– Вечно эти девчонки говорят про женитьбу! – усмехнулся он. – Вопрос в том, что является большей потерей для королевства – какой-нибудь торговец, который озабочен лишь собственной выгодой, или же искусный дуэлянт, способный стать своему королю хорошим воином?
– Увы, это не так. По опыту знаю: между дуэлянтом и воином огромная разница, – сухо сказал Кэсерил.
– Что вы имеете в виду? – обратился к нему Тейдес.
Застигнутый врасплох, Кэсерил смешался и пробормотал:
– Простите, я поспешил со своим мнением.
– И все-таки в чем разница? – настаивал Тейдес.
Провинкара, легко постучав пальчиком по скатерти, бросила на Кэсерила взгляд, смысл которого расшифровать он был не в состоянии.
– Объясните, кастиллар! – попросила она.
Кэсерил пожал плечами и, отвесив легкий поклон в сторону юноши, проговорил:
– Суть в том, принц, что хороший воин убивает своих врагов, а хороший дуэлянт – друзей. Кого из них предпочтет иметь в своем лагере умный генерал?
– Понял, – сказал Тейдес и задумался.
Вероятно, можно было не спешить с передачей записной книжки умершего в руки соответствующих властей. Завтра, на досуге, Кэсерил зайдет в Храм Святого Семейства в Валенде и отдаст ее какому-нибудь из тамошних служителей. Записи, кстати, придется расшифровать. Большинство, в отличие от Кэсерила, считало такого рода головоломки трудными или скучными. Ему же нравилось это занятие, он на нем отдыхал душой и умом. Кстати, он может предложить Храму свои услуги в деле расшифровки этой тайнописи. Он тронул то место на своей одежде, где прощупывалась записная книжка, и понял, как правильно он сделал, помолившись за погибшего перед тем, как пламя погребального костра охватило его тело.
Бетрис, приподняв брови, спросила:
– А кто был судья, папа?
Комендант, некоторое время поколебавшись, пожал плечами и сказал:
– Достопочтенный Врез.
– Понятно, – хмыкнула провинкара. – Он самый!
Она сморщила нос – так, словно до нее долетел неприятный запах.
– А что, дуэлянт ему угрожал? – поинтересовалась принцесса. – Он же мог… мог позвать на помощь! Мог арестовать ди Наозу.
– Я думаю, ди Наоза был достаточно умен, чтобы не угрожать судье. Хотя не исключено, что ему удалось запугать свидетелей. А к судье, я думаю, он нашел более мирный подход.
Отправив в рот кусочек хлеба, комендант сделал большим и указательным пальцами правой руки жест – так обычно намекают на денежные дела и особенно на дачу взятки.
– Если бы судья честно и по справедливости исполнил свои обязанности, торговцу не нужно было бы обращаться к магии смерти, – медленно сказала Изелль. – А теперь, вместо одного, двое мертвы и прокляты… К тому же, если бы ди Наозу приговорили к смерти, перед встречей с Богами он мог бы очистить свою душу. Но почему, если все это всем известно, этот человек продолжает исполнять обязанности судьи? Бабушка! Разве ты не можешь что-то сделать?
Провинкара нахмурилась.
– Назначение судей не входит в мои полномочия, дорогая, – сказала она. – Как и их смещение. Хотя если бы это было так, они бы работали много лучше, уверяю тебя.
Она пригубила вина и ответила на недоумевающий взгляд внучки:
– В Баосии у меня значительные привилегии, но почти никакой власти.
Изелль бросила взгляд на брата, потом на Кэсерила, после чего повторила вопрос, который Тейдес несколькими минутами раньше задал Кэсерилу:
– И в чем разница?
– Власть дает право править и обязанность защищать. Привилегии – право быть защищенным, – ответила провинкара. – Между словами провинкар и провинкара разница больше, чем в одну букву.
Тейдес ухмыльнулся:
– Как и между словами принц и принцесса!
Изелль бросила на брата негодующий взгляд:
– И как ты собираешься сместить коррумпированного судью, ты, мальчик с привилегиями?
– А ну-ка, прекратите, вы оба! – сурово приказала провинкара, и ее голос был голосом бабушки. Кэсерил спрятал улыбку. В этих стенах она была королевой, и правила она здесь на основе закона, который был гораздо старше всех законов Шалиона. Это было маленькое государство в государстве.
Слуги внесли сласти, сыр и вино из Браджара, и разговор обратился на менее мрачные предметы. Кэсерил, изголодавшись за долгие месяцы, наконец-то насытился, вовремя остановившись, чтобы не навредить желудку. Правда, чудесное золотистое десертное вино, которого он выпил целый стакан, не разбавляя, едва не бросило его в слезы, но он хоть и с трудом, но сдержался.
В конце ужина вновь была вознесена благодарственная молитва, после чего наставник утащил принца заниматься, а Изелль и Бетрис отправили заниматься рукоделием. Они едва ли не галопом выбежали из зала, а за ними, более неспешно, проследовал комендант замка.
– И они действительно шьют и вяжут? – спросил Кэсерил провинкару, бросив взгляд вослед улетающим юбкам.
– Большую часть времени они сплетничают и хихикают, пока мне не надоест. Но, по правде говоря, руки у них пришиты правильно.
Губы ее были сурово сжаты, хотя в глазах светилась теплота.
– Ваша внучка – чудесная молодая особа, – проговорил Кэсерил.
– В определенном возрасте, Кэсерил, все особы женского пола начинают казаться мужчине чудесными. Это первый симптом приближающейся старости.
– Не стану спорить, моя госпожа, – ответил Кэсерил.
– Она замучила уже двух гувернанток, и, похоже, третья тоже на последнем издыхании, если судить по жалобам этой несчастной. И тем не менее…
Провинкара заговорила медленно и веско.
– …тем не менее ей нужно научиться быть сильной. Однажды ей придется покинуть меня. И мне уже не удастся ни помочь ей, ни защитить…
Привлекательной, свеженькой юной принцессе была предназначена судьба скорее игрушки, чем игрока. Ее цена, цена возможной брачной партии, могла в политическом или финансовом смысле быть чрезвычайно высокой, но это не означало, что ее брак обязательно станет удачным и в более человеческом, интимном смысле. Вдовствующая провинкара была счастлива в семейной жизни, но за свои долгие годы она имела возможность увидеть, насколько по-разному могут складываться брачные отношения в семьях сильных мира сего. Не пошлют ли Изелль на край света, в Дартаку? А может быть, ей придется выйти за какого-нибудь кузена из родственно-близкого Браджара? И, конечно, не дайте Боги, чтобы она стала разменной монетой в отношениях с рокнарийскими правителями. Обеспечит на время краткий мир, потом проведет остаток дней в ссылке на островах Архипелага.
Провинкара изучающе смотрела на Кэсерила в свете свечей, которые она предпочитала всем прочим источникам света.
– Сколько вам лет, кастиллар? – спросила она. – Мне кажется, вам было всего тринадцать, когда ваш отец прислал вас служить моему дорогому провинкару.
– Именно так, ваша светлость. Мне тридцать пять.
– Вот как? Тогда вам следует немедленно сбрить с лица эти ужасные заросли. Они делают вас лет на пятнадцать старше.
Кэсерилу хотелось мрачно пошутить насчет того, что на рокнарийских галерах год идет за три, а то и за четыре, но не стал. Вместо этого он сказал:
– Надеюсь, я не расстроил принца своей пустой болтовней, моя госпожа!
– Вы заставили Тейдеса задуматься и не молоть чепуху попусту. Его наставнику такое нечасто удается сделать.
Провинкара постучала кончиками пальцев по скатерти и допила свое вино. Поставив стакан на стол, она произнесла:
– Не знаю, в какой таверне вы делите комнату с тамошними блохами, кастиллар, но я хочу отправить туда пажа за вашими вещами. А вас я приглашаю переночевать у меня в замке.
– С искренней благодарностью принимаю ваше приглашение, ваша светлость.
Слава Богам, всем пятерым! Он устроен, по крайней мере на время! Смущенный, он некоторое время поколебался, после чего сказал:
– Но посылать пажа нет необходимости, ваша светлость.
Провинкара вскинула брови.
– А на что они тогда нужны? Вы что, забыли, в чем состоят их обязанности?
– Нет, конечно, но…
Он улыбнулся и, жестом указав на свой костюм, закончил:
– Это все мои вещи.
Увидев боль в ее глазах, он добавил негромко:
– Когда я высадился на берег в Загосуре, у меня было и того меньше.
Тогда на нем была лишь грязная набедренная повязка, а всю кожу покрывала короста. При первой возможности служители приюта, где он оказался, сожгли его повязку.
– Тогда мой паж проводит вас в ваши покои… – произнесла провинкара, аккуратно выговаривая слова и не сводя с Кэсерила проницательного взора.
– …милорд кастиллар, – добавила она и встала.
Ее кузина встала вместе с ней.
– О делах поговорим завтра, – сказала она и, кивнув, вышла.
Покои, отведенные Кэсерилу, находились в старом здании, зарезервированном для наиболее почетных гостей. Здесь было не так удобно, но зато ночевавшие здесь люди проникались сознанием того, что спят на кроватях, где когда-то почивали великие короли прошлого. Кэсерил сам сотни раз обслуживал здесь знатных посетителей замка провинкара. На кровати громоздились три матраса – солома, перо и пух, а поверх было постелено тончайшее белье и покрывало, сотканное нежными ручками местных дам. Паж не успел оставить его, как явились две горничные, принесшие воду для умывания, воду для питья, полотенца, мыло, зубочистки, расшитую ночную сорочку, колпак и шлепанцы. Сам Кэсерил собирался спать в сорочке, снятой с мертвеца.
Все, что произошло и происходило, полностью выбило Кэсерила из седла. Сев на край кровати с сорочкой в руках, он разрыдался, после чего жестом отослал пажа и горничных.
– Что это с ним? – услышал он голос служанки, когда троица скрылась за дверью и затопала прочь по коридору.
– Какой-то чокнутый, как мне кажется, – ответил паж.
И через некоторое время, уже из отдаления, слабо донесся голос служанки:
– Тогда он попал куда надо…
3
Кэсерила разбудили звуки обычной предутренней суеты: во внутреннем дворике замка кто-то звал слуг, позвякивали горшки на кухне. Он открыл глаза и на мгновение, не поняв, где находится, испугался. Но нежные объятья пуховой перины заставили его вновь забыться в полусне. Да, это не та жесткая скамья, на которой ему приходилось спать последние восемнадцать месяцев. И ее не бросает вверх и вниз морская волна. И вообще никакого вокруг движения. Такова, вероятно, жизнь на небесах. И так тепло и покойно, что даже не болит исполосованная спина.
Празднование Дня Дочери должно продлиться от рассвета до заката. Наверное, он еще поваляется в постели, пока население замка не отправится для участия в общей процессии, а потом встанет. Бездельно поболтается по замку, погреется на солнце, составив компанию замковым кошкам. Если проголодается, то, как и во времена своей пажеской жизни, проберется на кухню и уговорит повара дать ему что-нибудь, чтобы заморить червячка.
Негромкий стук в дверь прервал эти приятные размышления. Кэсерил напрягся и сразу же успокоился, услышав голос леди Бетрис.
– Милорд ди Кэсерил! Вы уже проснулись?
Мгновение тишины, и вновь:
– Кастиллар?
– Одну секунду, моя госпожа! – отозвался он. Подкатившись к краю кровати, он с сожалением расстался с нежной поверхностью матраса. Тканый ковер защитил его босые ноги от холода, источаемого каменным полом. Прикрыв ноги ночной сорочкой, он подошел к двери и открыл ее.
– Я к вашим услугам, моя госпожа!
Бетрис стояла в коридоре, держа в одной руке лампу из дутого стекла, с горящей внутри свечой, а в другой – некий сверток из ткани, кожаных ремней и чего-то еще, что позвякивало внутри. Она была полностью одета: голубое платье и белый плащ, ниспадающий к ногам, волосы, убранные в косы и перевитые цветами и свежими листьями; бархатные карие глаза ее, в которых отражалось пламя свечи, светились весельем. Кэсерил не мог удержаться от ответной улыбки.
– Их светлость провинкара поздравляет вас со святым Днем Дочери! – провозгласила Бетрис и заставила Кэсерила едва ли не отпрыгнуть назад, резким движением раскрыв широко дверь. Войдя, она протянула ему лампу, а сама, проговорив: Вот, это для вас, бросила свою ношу на постель – нечто из белой и голубой ткани, а также меч на кожаном ремне. Кэсерил установил лампу на шкафчике, стоящем в ногах постели.
– Она прислала вам этот костюм, и, если он вам понравится, она просит вас присутствовать на общей утренней молитве в зале предков. После этого мы соберемся за праздничным завтраком, и вы, как она сказала, знаете, где это будет происходить. Пост кончился.
– Конечно, моя госпожа!
– А меч я попросила у своего отца. Это его второй меч. Папа сказал, для него это большая честь – предложить его вам.
Бетрис с нескрываемым любопытством рассматривала Кэсерила.
– А это правда, что вы участвовали в войне?
– Гм… В которой?
– Так их что, было много?
Глаза ее расширились, потом сузились.
Во всех войнах, что случились за последние семнадцать лет, как мне кажется. Последнюю кампанию против Ибры он пропустил, потому что сидел в казематах Браджара. Не участвовал он и в дурацкой экспедиции, которую король послал на помощь Дартаке – послал, толком не подумав, потому что все это время его беспрестанно осаждали рокнарийцы, с которыми так неумело торговался провинкар Гвариды. Кроме этих двух войн, вряд ли в обозримом прошлом были поражения, в которых он не участвовал.
– Было несколько, – уклончиво ответил он, и вдруг его пронзила ужасная мысль: между его наготой и глазами этой девушки нет почти ничего, кроме тонкого слоя льняной ткани. Он отшатнулся, скрестил руки на животе и слабо улыбнулся.
Она проследила за его жестом.
– О! Неужели я вас смутила? Но папа говорит, что солдатам несвойственна стеснительность, поскольку они долгое время живут бок о бок в открытом поле.
Она смотрела в его лицо, и ее глаза обжигали.
– Я стеснялся не себя, моя госпожа, а вас.
– Не беспокойтесь, со мной все в порядке! – улыбнулась Бетрис.
Но она все не уходила, и в упор смотрела на Кэсерила.
Он кивнул в сторону принесенных ею одежд.
– Я не хотел мешать семейному празднеству, – произнес он. – Вы уверены…
Бетрис нетерпеливо всплеснула руками и вложила в свой взгляд всю свою силу.
– Но вы просто должны участвовать в процессии и обязаны прийти в Храм на обряд подношения даров! Принцессе Изелль поручено в этом году исполнять роль Дочери!
Бетрис от нетерпения не могла устоять на одном месте.
Кэсерил покорно улыбнулся.
– Хорошо, если вы этого хотите! – сказал он.
Ну как он мог отказать себе в таком удовольствии? Принцессе Изелль, вероятно, шел шестнадцатый год. А интересно, сколько лет леди Бетрис? Слишком молода для тебя, старина! Но он ведь может любоваться ею исключительно из эстетических соображений и получать удовольствие, лицезрея молодость, красоту и энергию дочери коменданта. Она – как цветок – делает краски этого мира ярче!
– И кроме того, – не унималась Бетрис, – об этом вас просит сама провинкара.
Кэсерил, намекая на то, что пора бы ей уйти и дать ему одеться, зажег свою свечу от ее свечи и передал лампу хозяйке. В свете сразу двух свечей Бетрис показалась ему еще более милой, а он ей, наверное, еще более уродливым и старым, подумал он. Она уже повернулась, чтобы пойти к двери, как Кэсерил вспомнил, что вечером накануне так и не получил ответ на свой вопрос.
– Подождите, моя госпожа! – произнес он.
С любопытством во взоре Бетрис повернулась к нему.
– Я не хотел беспокоить провинкару или задавать эти вопросы при принце и принцессе, но что так печалит королеву Исту? Я не хотел бы, не зная всех обстоятельств, вдруг сказать какую-нибудь глупость…
Свет в глазах Бетрис несколько угас. Она пожала плечами.
– Она… она очень устала. И нервничает. Только и всего. Мы все надеемся, что ей полегчает, когда на небесах будет больше солнца. Летом она всегда чувствует себя лучше.
– Давно ли она живет у матери?
– Последние шесть лет, сэр!
И сделав ему реверанс, заявила:
– А теперь я должна спешить к принцессе Изелль. Опаздываю. И вы не опаздывайте, кастиллар!
И продемонстрировав ему ямочку на щеке, стрелой умчалась.
Кэсерил и представить себе не мог, чтобы эта молодая особа хоть куда-нибудь могла опоздать. Энергия ее была неистощимой. Покачав головой и чувствуя, что улыбка, которой Бетрис его одарила, все еще играет на его губах, он повернулся к постели, чтобы рассмотреть свое новое одеяние.
Похоже, в касте изгнанников и отщепенцев он занимал все более высокое положение. Его новая туника была из голубой парчи, панталоны – из тяжелого темно-синего льна, а белый, по колени, плащ был из тонкой шерсти. Вся одежда была отменной чистоты. Если на ней и имелись повреждения, то следы искусной штопки не заметил бы и самый искушенный глаз. Может быть, это был праздничный костюм ди Феррея, из которого он вырос, а может быть, это был наряд самого провинкара, аккуратно сложенный, упакованный и убранный много лет назад. Костюм был несколько более просторен, чем нужно, но что за беда! Повесив меч на левое бедро и чувствуя его такую привычную (а может, и непривычную) тяжесть, он поспешил в зал предков.
Воздух во дворе замка был холодным и сырым, тонкие подошвы башмаков скользили по влажным камням. Высоко над головой тускло сияли последние звезды. Отворив дощатую дверь, Кэсерил заглянул внутрь. Фигуры людей, свечи. Неужели он опоздал? Скользнув в зал, он немного подождал, привыкая к полутьме.
Нет, не опоздал! Напротив, он пришел слишком рано. Перед семейным алтарем, на котором были установлены фамильные памятные скрижали, догорали с полдюжины свечей. На передней скамье сидели две женщины, закутанные в шали, и смотрели на третью.
Третьей была вдовствующая королева Иста, простершаяся перед алтарем ниц, раскинув руки по сторонам, и каждая клеточка ее тела выражала мольбу и покорность. Пальцы на ее руках сжимались и разжимались, и видно было, что ногти на них обкусаны до крови. Кто-то пытался набросить несколько шалей поверх ее ночной сорочки, чтобы защитить от утренней прохлады, но шали была сброшены и теперь лежали в беспорядке подле королевы. Копна когда-то золотистых волос, теперь потускневшая, раскинулась вокруг головы Исты словно ореол. На мгновение Кэсерилу показалось, что Иста спит – настолько тихо и неподвижно она лежала. Но глаза на ее бледном лице – серые, немигающие и полные невыплаканных слез – были широко открыты.
Лицо королевы выражало глубочайшее горе. Кэсерил вспомнил лица людей, которые переживали горе и неимоверные страдания, были почти уничтожены телесно и душевно – будь то в казематах или же на галерах. Он вспомнил и свое лицо, которое увидел в полированном металле после того, как приютившие его служители приюта сбрили его бороду и предложили посмотреть на результат. Понятно было, что королева и близко не находилась к тому, что именуется казематами или галерами, никогда не чувствовала своей белой кожей удар кнута, и никто и никогда даже замахнуться на нее не посмел бы. В чем же причина этого горя и этих страданий? Кэсерил молча стоял, не в силах ни двинуться, ни произнести хоть слово.
Сзади раздался шорох шагов. Кэсерил обернулся и увидел вдовствующую провинкару, которую сопровождала ее кузина. Движением бровей провинкара поприветствовала Кэсерила, он ответил ей легким поклоном. Женщины в шалях, прислуживавшие королеве, при приближении провинкары встали и присели в реверансе.
Провинкара прошла по проходу между рядами скамей и, подойдя к дочери, посмотрела на нее. Лицо провинкары оставалось при этом бесстрастным.
– Как давно она здесь лежит? – спросила она наконец.
Одна из женщин вновь присела в реверансе и сказала:
– Их величество встали ночью, ваша светлость. Мы сочли, что будет разумнее не препятствовать ее желанию спуститься сюда, согласно вашим распоряжениям…
– Да, да… – нервно отмахнулась провинкара от излишне пространных объяснений. – Она хоть поспала?
– Не больше двух часов, миледи!
Провинкара вздохнула и склонилась перед дочерью. Голос ее вдруг стал мягким, обычная властность ушла из ее интонаций, и впервые Кэсерил услышал в голосе провинкары знаки возраста.
– Иста, душа моя! Поднимайся и возвращайся в постель. Другие придут и помолятся за тебя.
Губы лежащей дрогнули, после чего она прошептала:
– Если Боги видят, если Боги слышат, но не говорят, это значит, что они отвернулись от меня, мама.
Несколько неуклюже провинкара принялась гладить дочь по голове.
– Другие будут молить Богов, дочь моя. Мы зажжем новые свечи и попробуем все с начала. А тебя отведут в постель. Ну, вставай же.
Лежащая глубоко вздохнула и нехотя поднялась с пола. Легким движением головы провинкара заставила служанок королевы подойти и помочь. Одна из женщин взялась поддерживать королеву, другая принялась собирать разбросанные по полу шали. Когда Иста проходила мимо Кэсерила, он пристально и с волнением вгляделся в ее лицо, но не нашел там следов болезни – ни желтых кругов под глазами, ни истощения. Иста же вряд ли даже заметила Кэсерила – незнакомый бородач, только и всего! Да и с чего ей его помнить? Он же был всего лишь одним из нескольких дюжин пажей, сновавших по баосийскому замку.
Когда дверь за дочерью закрылась, провинкара повернулась. Кэсерил стоял достаточно близко, чтобы услышать вырвавшийся из ее груди вздох облегчения.
Он поклонился настолько глубоко, насколько позволила ему его спина.
– Я благодарю вас за этот праздничный наряд, ваша светлость, – сказал он.
И, мгновение поколебавшись, продолжил:
– Если я могу хоть как-то помочь вам или королеве, вам нужно лишь приказать.
Повинкара улыбнулась, взяла Кэсерила за руку и, похлопав по тыльной ее стороне, промолчала. Затем подошла к восточным окнам и, распахнув шторы, впустила в комнату нежно-розовую мягкость утреннего неба.
Леди ди Хьюлтар тем временем задувала свечи и складывала их огарки в предназначенную для этого корзинку. Провинкара пригласила Кэсерила помочь ей заменить старые свечи новыми, из пчелиного воска. Когда свечи выстроились на алтаре перед памятными скрижалями, подобно строю солдат, провинкара отошла и удовлетворенно кивнула.
Тем временем стали прибывать домочадцы. Кэсерил занял место в стороне от прохода, на задней скамейке. Повара, слуги, конюхи, пажи, охотники, сокольничий, горничные, сам комендант – все в своих лучших одеждах с преобладающими синими и белыми тонами, входили и рассаживались на скамьях. Леди Бетрис ввела принцессу Изелль, которая чувствовала себя несколько скованной в тщательно изготовленном, украшенном драгоценными камнями и вышивкой платье Госпожи Весны, роль которой ей предстояло сегодня играть. Девушки устроились на передней скамье и изо всех сил старались не хихикать над происходящим и всеми собравшимися. За ними в зал вошел священник из городского Храма Святого Семейства, также сменивший наряд – темные тона Отца сменились бело-голубыми тонами Дочери. Священник провел короткую службу, в своей молитве попросив Богов на грядущее время года оделить всех живущих миром и благополучием, а дорогих усопших, чьи имена значились на памятных скрижалях – покоем, после чего, как только первые лучи солнца пробрались в зал через восточные окна, завершил ритуал, загасив последнюю из оставшихся гореть свечей.
Все затем приступили к холодному завтраку, накрытому в замковом дворике. Завтрак был холодный, но обильный. Кэсерил вынужден был напомнить себе, что перед ним не стоит цель за день восполнить результаты трехлетнего голодания, но, тем не менее, когда во двор ввели белого мула принцессы, он уже успел хорошенько подкрепиться и был готов к дальнейшим приключениям.
Белые и голубые тона доминировали и в убранстве мула. Слуги вплели свежие цветы в его гриву и хвост, а сбрую украсили символами Госпожи Весны. Изелль, одетую в священные одежды, с волосами, которые, подобно янтарному водопаду, стекали по ее плечам из-под короны листьев и цветов, подняли и усадили на седло, после чего расправили ленты и складки наряда. На этот раз была использована скамеечка и понадобилась помощь двух дюжих пажей. Священник, ухватившись за голубой шелковый повод, повел мула к воротам замка. Провинкара поднялась на мощного мерина – каштанового цвета, с белыми чулочками над копытами; ее коня вел в поводу сам комендант замка. Кэсерил, подавив отрыжку, по знаку коменданта занял позицию сразу после едущих верхом дам и галантно предложил свою руку леди Хьюлтар. Остальные домочадцы, также в пешем порядке, двинулись за ними.
