Лора Таласса
Смерть
Глава 16
Канзас-Сити, Миссури
Декабрь, год Всадников двадцать шестой
Лазария
Между нами что-то изменилось, это очевидно.
Мы стоим лицом к лицу на улице Канзас-Сити, вокруг нас, куда ни повернись, трупы и разрушенные здания.
– Я размышлял, – начинает Танатос, и битое стекло хрустит под его сапогами. – Мы могли бы перестать воевать.
– Могли бы, – соглашаюсь я, крепче сжимая нож. Мой второй кинжал сейчас в руке у Смерти. – Для этого тебе нужно только прекратить убивать.
Его глаза вспыхивают.
– Я не могу. Ты же знаешь, что не могу. – Всадник начинает обходить меня по кругу.
– То есть на самом деле ты просишь меня, чтобы я перестала защищать человечество. – Я тоже двигаюсь, стараясь не подставлять ему спину.
Внезапно всадник делает выпад вперед, и я едва успеваю отскочить. Хотя на улице холодина, по моей коже текут струйки пота.
– Это столь же бесполезная задача, сколь и неблагодарная, – Смерть делает шаг назад.
Я бросаюсь на него, а он отступает, поигрывая моим ножом.
Дзынь! – короткие лезвия скрещиваются.
Смерть переносит весь свой вес на клинок, заставляя меня припасть на одно колено.
– Не неблагодарная, – пыхчу я и упираюсь свободной рукой о землю. Там щебень и осколки стекла и прочий мусор, усеявший улицы. Я зачерпываю целую горсть всего этого. – Иногда я тебя обхожу, и это очень, очень благодарное дело.
Я швыряю мусор ему в лицо, заставляя попятиться назад, и его нож соскальзывает с моего – дзынь!
Отбросив оружие, я ныряю вперед и хватаю всадника за лодыжку. Он оступается, падает.
Не давая всаднику шанса подняться, я подползаю к нему, а потом, замешкавшись лишь на миг, забираюсь на него сверху, закинув ногу ему на грудь. Я тяжело дышу от натуги.
Танатос, кажется, ошеломлен. Он ожидал моего нападения, но никак не рассчитывал, что я вот так оседлаю его, лишив оружия.
Точнее, почти лишив.
– Что ты задумала? – вопрошает он.
Я тянусь вперед, хватаю его за запястье.
Взгляд Смерти скользит по моей груди, сейчас более открытой, чем, бывало, раньше (надо сказать за это спасибо особо удачному удару его клинка).
Танатос смотрит… смотрит… и не надо быть экспертом, чтобы понять: всадник никогда не видел сиськи так близко.
– Что ты задумала? – повторяет он, но сейчас его голос напряжен.
Несомненно, моя грудь выбила его из колеи.
Я хватаю его за вторую руку, завожу их ему за голову. При этом мне приходится сильнее нагнуться вперед, и в результате мои крошки приходят в тесное соприкосновение с Танатосом.
Был ли у меня план отвлечь сегодня Смерть своими буферами?
Нет.
Воспользуюсь ли я этим?
Да.
– Я тебя побеждаю, – говоря это, отстегиваю веревку с пояса. Я ничего не планировала заранее, но… как я уже сказала, что-то между нами изменилось.
– Побеждаешь меня? – рассеянно бормочет Смерть. Он продолжает пялиться на ложбинку между моими грудями.
Пока он занят, открывая в себе гормоны, я связываю всаднику руки за головой. После нашей последней встречи я уяснила, что путы не удержат его навсегда, но это лучше, чем ничего. К тому же эта веревка намного прочнее, чем та, бельевая, которой я связывала его в прошлый раз.
Наконец Танатос отрывает взгляд от моего декольте и смотрит мне в лицо. Взгляд Смерти становится острым.
– Я хочу тебя, – вырывается у него.
За этим следует полная тишина.
Даже не знаю, кто из нас двоих шокирован больше, он или я. Это признание настолько неожиданно, до такой степени нелепо и неуместно, учитывая, что мы с ним смертельные враги – или бессмертные враги, но это неважно.
Я жду, чтобы Смерть взял свои слова обратно или по крайней мере объяснился, но он этого не делает.
Снова берусь за дело, готовая притвориться, что последних двадцати секунд не было вовсе, но руки дрожат так, что мне не удается завязать узел так крепко, как хотелось бы.
– Посмотри на меня, – тихо просит Танатос.
Я мотаю головой.
– Лазария, посмотри на меня.
– Я не подчиняюсь приказам всадника, – заявляю я, глубоко вздохнув.
Он тихо смеется, и от этого звука у меня поднимаются волоски на руках.
– Ты не хочешь на меня смотреть, потому что тоже это чувствуешь и знаешь, что я все пойму по твоим глазам.
– Ошибаешься, – бурчу я.
Краем глаза вижу, что он усмехается, и от этого у меня внутри все как-то странно трепещет.
Заканчивай, что начала, строго командую я себе, сосредотачиваясь на узле, но руки неумолимо дрожат.
– Мы продолжаем бороться с этим притяжением между нами, – говорит Смерть.
– Нет между нами никакого притяжения, – пылко возражаю я. – Ты мой враг.
– О да, между нами существует притяжение.
Я мрачно гляжу на него сверху вниз.
– Нет.
Танатос заглядывает в мои глаза, а потом медленно расплывается в улыбке.
– Оно существует. Ты тоже хочешь меня.
– Откуда тебе вообще знать, что такое желание? – сердито указываю я.
– Есть так много людей, которые жаждут и призывают меня, – говорит он. Жаждут и призывают смерть, хочет он сказать.
– Ну, я не из них, – хмурюсь я.
Его улыбка становится только шире, и от этого у меня самым возмутительным образом замирает сердце.
– Нет! Нет. Ты просто очень красивый, и только, – защищаюсь я.
Господи, я правда сказала это вслух?
Лицо всадника сосредоточенное и напряженное, а глаза, кажется, прямо светятся.
– Ты считаешь, что я красив.
Смерти больше нет нужды убивать меня – думаю, мои замешательство и смущение отлично справятся с этим сами.
Зачем я только это сказала?
Его глаза все еще горят, а выражение лица ставит меня в тупик.
– Скажи, ты не устала от всего этого? – Он кивает на руины Канзас-Сити. – Не устала от борьбы, войны, боли?
Господи, конечно, я устала, да еще как. На каждый город, который я спасаю, приходится по меньшей мере пять, спасти которые не удается.
– Разумеется, устала.
Устала до чертиков. Но это ничего не меняет.
Взгляд Смерти смягчается, теперь он говорит почти ласково.
– Тогда идем со мной.
В первый момент предложение кажется мне просто прекрасным – как рухнуть в постель после долгого дня.
Я заглядываю в глаза Танатоса, полные множества тайн. Их невероятно много, этих тайн.
– Пойдем со мной, – повторяет он.
Я могла бы. Хватит сражаться, хватит изнурять себя. Могу же я просто… уступить. Умереть я не могу, и мое тело никогда не познает истинного, окончательного покоя, но этот вариант кажется довольно близким.
– Мы с тобой будем бороться и дальше, – вслух возражаю самой себе.
– Почему бы нам не договориться перестать ранить и мучить друг друга? – не успокаивается он, будто бес нашептывает мне на ухо. – Мне нестерпимо видеть твои страдания, и я знаю, ты чувствуешь то же самое.
Мое сердце бьется все быстрее. Он говорит совершенно правильные вещи, эти сладкие речи и посулы убаюкивают меня.
Именно поэтому я, отпрянув, заставляю себя отодвинуться от него.
– Никуда я с тобой не пойду, – бросаю отрывисто.
И сам он никуда не пойдет, если, конечно, я свяжу ему ноги – и крылья заодно. В рюкзаке у меня есть еще веревки, только рюкзак остался на другой стороне улицы, а пойти за ним значило бы подставить всаднику спину.
Он спокойно лежит на земле, потом начинает смеяться.
– Ты всерьез веришь, что владеешь ситуацией? Что, несмотря на все прежние неудачи, сможешь просто связать меня и уйти?
С этими словами он поднимает связанные руки и, резко дернув, рвет веревки, как тонкую ткань.
Пораженная, я невольно пячусь. Такого я, признаться, не ожидала.
А всадник с кошачьей ловкостью и грацией одним прыжком оказывается на ногах. Он выпрямляется, сложив крылья за спиной, и идет прямо на меня.
– Думаю, мы поняли, наконец, что пленник из меня неважный, – говорит он, тщательно подбирая слова. – Слишком легко мне избавиться от любых уз.
В нескольких футах от меня Танатос останавливается и поднимает руку.
– Да не будет больше боли и страданий между мной и тобой. Да не будет раздоров и распрей. Пойдем со мной, Лазария.
Я до сих пор потрясена и его демонстрацией мощи, и тем, что несколько долгих минут сидела на его груди и он в любой момент мог разорвать веревку и схватить меня.
Но не стал.
И вот теперь… его призыв и торжественно-серьезное выражение лица окончательно выводят меня из равновесия.
Не будет боли. Не будет томительного одиночества. Мне не придется больше выдумывать планы и ломать себя в попытке остановить его.
Это невероятно соблазнительно.
Я делаю шаг вперед, к нему.
Глаза Смерти вспыхивают ярче.
Я тянусь к его протянутой руке, поддаваясь минутной слабости. Моя рука ложится в его открытую ладонь.
И только тогда я чувствую сомнение.
Неуверенно гляжу на Танатоса. Танатоса, который может перестать враждовать со мной, но никогда ни за что не остановит свое смертоносное шествие. Танатоса, который хочет, чтобы я сдалась полностью, а сам не желает уступить ни в чем.
– Нет, – выпаливаю я, одновременно отдергивая руку и отскакивая от него.
Сердце все еще колотится. Какие странные у нас отношения, и меняются они странно. Я больше уже не воспринимаю себя охотником, скорее, его добычей. Меня мучает безумный страх, что, если Смерть снова окажется рядом со мной, он на меня набросится.
– Не уходи, Лазария, – умоляющим голосом просит он.
И снова я колеблюсь, сама не понимаю почему. Я просто… не ожидала, что этот монстр сделает мне такое предложение. И не ожидала, что оно окажется для меня таким искусительным.
Не представляю, что сказать ему сейчас, поэтому только мотаю головой и отхожу подальше.
Смерть сощуривается.
– Запомни мои слова, кисмет: в последний раз я дал тебе выбор.
А потом он совершенно непринужденно, даже небрежно подзывает своего жеребца, вскакивает в седло – и был таков.
Глава 17
Остин, Техас
Декабрь, год Всадников двадцать шестой
Я лежу в засаде, поджидая всадника, в который – двадцатый раз? Тридцатый? Сороковой? Все они перемешались, слились воедино. С каждым городом, который я миную, острое горе и кипящий гнев немного остывают, бледнеют.
«Ты не устала от борьбы?»
«Почему бы нам не договориться перестать ранить и мучить друг друга?»
– Разместите лучших снайперов на основных подъездных путях к городу, – инструктирую я шефа остинской полиции Уайатта Дэвенпорта. – У вас будет только один шанс подстрелить всадника. Если стрела пролетит мимо или не убьет его наповал, умрут все.
Я раз за разом пытаюсь подстеречь всадника прежде, чем он войдет в город, но часто остановить его не удается. Потому я и нахожусь сейчас в кабинете шефа полиции Остина.
Шеф Дэвенпорт, не поднимаясь со своего кресла, расправляет плечи.
– Мы получили предупреждение из Оклахома-Сити и слышали рассказы других, кому пришлось пробираться по трупам. – Тон его довольно вызывающий. – Знаем уже о том, что всадник появился, и планы встречи у нас уже имеются.
– Он убивает мгновенно. Я видела это своими глазами – и уже столько раз… – Вам нужно быстро эвакуировать всех, насколько это возможно. Он движется с севера. – Встаю и показываю на шоссе, по которому сама въехала в Остин. – Скорее всего, он выберет эту дорогу. Лучше всего объявить гражданским, чтобы не приближались к ней, и разместить бо2льшую часть…
– Здесь я решаю, что лучше для моего города, – обрывает меня шеф Дэвенпорт. И снова въедливо всматривается в меня. – К кому, говорите, вы обратились?
Как же я от всего устала…
– К начальнику пожарной охраны.
Все косточки ноют. Очень устала.
Устала объяснять и втолковывать людям то, во что они отказываются верить. Устала ждать с луком наготове, когда Смерть проедет по шоссе. Устала от длинных дней и коротких ночей. Устала от вечного страха, который ношу с собой.
Устала охотиться на Смерть, сражаться с ним.
Может быть, стоило тогда согласиться. Все равно это неизбежно.
Я отгоняю от себя соблазнительную мысль.
– Начальник пожарной охраны, значит, – повторяет он, глядя на меня как на отъявленную лгунью. Не знаю, что тому виной – мой пол, моя уверенность или еще что-то, – но я явно очень не нравлюсь этому человеку. – И где же он? Сэмюэль мог бы и сам явиться, если это все так важно.
– Не знаю я, почему вашего пожарного тут нет, – огрызаюсь я в отчаянии.
Шеф полиции откидывается на спинку кресла, его взгляд блуждает где-то за моим плечом, как будто он прикидывает, как бы половчее выставить меня за дверь.
– Откуда вам вообще знать, что всадник движется этим маршрутом? – Дэвенпорт снова ест меня глазами, хитренько так. – Предполагается, что я должен поверить девчонке, которая явилась, рассказывает байки о том, что все помирают, – кроме нее самой, ясное дело, – и утверждает, будто знает то, чего никто больше не знает? – Он мрачнеет. – Снайперов ей подавай, – бурчит он себе под нос, качая головой.
Все ясно, он считает, что я явилась с хитроумным планом выманить всех из своих домов, чтобы потом мародерствовать в опустевших жилищах.
Как же я устала.
Я даже не утруждаю себя рассказами о том, что меня невозможно убить. Сегодня я не чувствую в себе сил убеждать его в этом. Вместо этого я выкладываю перед шефом полиции карту.
– Вот мои доказательства. Посмотрите на города, которые он уже поразил. Вот, сами видите. Если следовать тому же принципу, видно, что его путь идет прямо через Остин. Вы говорите, что Оклахома-Сити вышла на связь. Значит, знаете, что там…
– Не смей указывать мне, что я знаю, – стальным голосом отрезает полицейский.
Стиснув зубы, я заставляю себя промолчать, не огрызаться насчет того, что этот тип позволяет себе по отношению ко мне.
– Смерти нравятся большие города, – говорю я вместо этого. – Скоро он будет здесь.
– Что мне до каракулей, которыми ты разрисовала карту. – Шеф Дэвенпорт толкает карту в мою сторону. – Все, хватит с меня этой муры. Прошу освободить мой…
– Есть еще одна причина, – поспешно вставляю я.
Он нетерпеливо морщится, но ждет.
– Смерть придет сюда потому, что я здесь, – мрачно вещаю я. – Он меня преследует.
Услышав это, шеф полиции снова оседает в кресло. Он смотрит на меня, и я буквально слышу, как скрипят колесики в его мозгу. Молчание затягивается, становится все более неловким.
– Эй, Джонс, – зовет он, глядя на приоткрытую дверь.
Оглянувшись, я вижу голову офицера Джонса, который до этого стоял за дверью. Дэвенпорт показывает ему, чтобы зашел. Офицер Джонс входит и останавливается между нами.
Шеф Дэвенпорт вновь удостаивает меня своим вниманием.
– Значит, Смерть идет за вами?
Я совсем не уверена, что он наконец мне поверил. Лицо у него совершенно непроницаемое.
Прежде чем ответить, я перевожу взгляд с него на офицера Джонса.
– Да, – говорю затем медленно.
– Это хорошо. – Дэвенпорт развалился в кресле, он что-то явно задумал. – Если это вы ему нужны, дамочка, вас он и получит. Офицер Джонс. – И он подмигивает полицейскому.
Ни слова больше не было сказано, кроме имени, но его подчиненный хватает меня за руки.
– Что вы… – Я отбиваюсь и с размаху бью его по ноге сапогом.
– С-с-сука, – шипит он и ослабляет хватку.
Не могу поверить, что это происходит. Все это.
Мне удается вырваться и выскочить из кабинета. Черт, теперь я еще и от властей бегаю?
В конце коридора болтают еще два копа. Увидев меня, они моментально настораживаются.
Я бросаюсь в противоположную сторону.
Да, я поднабралась опыта в уничтожении божественной сущности, но в таких делах практики у меня совсем нет.
За моей спиной распахивается дверь, и офицер Джонс вываливается из нее. Я не успеваю пробежать и десятка футов, когда он меня настигает и с силой толкает в спину. Я лечу на линолеум. Он мгновенно хватает меня за руки и надевает наручники, пока к нам неспешно идут двое других.
– Вы с ума сошли! – выкрикиваю я, пытаясь вырваться. – Что вы делаете?
Не могу поверить, что это происходит! Не могу поверить, что это происходит!
Слышу тяжелую поступь шефа Дэвенпорта. Он нависает надо мной, лежащей на полу в наручниках.
– Парни, в окружную тюрьму ее отправлять не надо.
Полицейские не понимают пока, что он задумал. Уж не знаю, какой там у них протокол существует для преступников, но их шеф явно хочет, чтобы они его нарушили.
– Эта дамочка, видите ли, возомнила, что всадник двигается к нам, – Дэвенпорт кривит рот, будто подавляя смешок. – На наше счастье, он, оказывается, ищет ее.
Офицеры пялятся на меня, и я не представляю, что сейчас творится в их головах.
– Пожалуйста, послушайте, – молю я. – Как бы вы себе это ни представляли, уверяю, вы ошибаетесь.
– Я выслушал всю эту дичь, – рявкает Дэвенпорт. – А теперь, юная леди, пора вам заткнуться и послушать меня. Может, вы врете и задумали устроить в моем городе какое-то дерьмо. А может, говорите правду, и всадник сейчас едет сюда. Все это не имеет значения, потому что к концу дня мы вас свяжем, как поросенка, и выдадим всаднику – если он реально сюда едет.
Это его план?
Кому, интересно, хватило ума сделать этого тупицу большим начальником?
– Выпустите… меня. – Я извиваюсь и дергаюсь, пытаясь освободиться. Что за идиоты. – Он всех вас убьет.
– А мне кажется, нет, раз уж ему нужна только ты. Мне кажется, он предпочтет сначала развлечься.
– Ну а если он не явится, – продолжает Дэвенпорт, – вот тогда мы отправим тебя в окружную тюрьму. Посидишь ночку и подумаешь, как жить дальше.
Я шумно выдыхаю.
– Поймите же вы, это так не работает! Смерть может не появиться здесь именно сегодня или даже завтра. Может, и вообще не придет. Но если придет, все умрут.
Шеф полиции щурится. Присев около меня на корточки, он говорит почти ласково:
– Я думаю, что твоим словам грош цена, дамочка, и с радостью посмотрю, как ты будешь гнить в тюрьме за то, что задумала ограбить наших граждан.
Повернувшись к офицеру Джонсу, он хлопает того по плечу.
– Грузи ее в перевозку и вывези подальше на федеральную тридцать пятую. – Он косится в мою сторону. Это то самое шоссе, которое я предлагала ему взять под особый контроль. – Как доедете, привяжи ее там и оставь посреди дороги.
Я не могу сдержать поднимающийся во мне ужас.
– Вы безумец, – говорю я Дэвенпорту.
Глаза шефа полиции становятся ледяными.
– И сунь ей кляп в рот, заслужила. Она и так уже наговорила лишнего, навела тут панику.
______
Копы выполняют полученный приказ. Меня оставляют посередине трассы на окраине Остина с закованными руками и ногами. На шее у меня веревка, она тянется к фонарному столбу в пятнадцати футах отсюда – посадили на цепь, как собаку.
Полицейские держатся в стороне – не иначе как вдали от шефа их замучил жгучий стыд из-за осознания, что они совершают что-то очень-очень непорядочное даже для Дикого Запада.
А может, хоть я и привязана, у них просто нет нужды находиться ближе.
Я дергаюсь, пытаясь освободиться, пока до крови не стираю руки наручниками. На глазах выступают слезы бессилия.
Это нелепая, абсурдная ситуация, и попала я в нее из-за нескольких тупиц в форме, уверенных, что у простых задач должны быть простые решения. И вот теперь не только они сами оказались в полной заднице, но и я тоже.
Я начинаю активно двигать челюстью. Тряпка, которую они использовали в качестве кляпа, больно врезается в углы рта.
Смотрю через плечо назад, туда, где возле полицейской повозки околачиваются три копа. Они скучают и, кажется, раздражены тем, что приходится торчать тут на холодрыге, но все же стоят, болтают. До меня доносятся обрывки разговора – мужики судачат о работе.
Долго ничего не происходит. Кто-то въезжает в город, другие выезжают; несколько человек даже останавливаются, чтобы узнать, что происходит, но офицер Джонс или один из его напарников всех отгоняют.
И вот, наконец, подъезжает шеф Дэвенпорт.
– Что, не показался еще твой всадник? – кричит он мне издали.
У меня связаны руки, но все-таки я ухитряюсь поднять их и показать ему средний палец.
– Эй, прекрати! – орет один из копов.
– Брось, не обращай внимания, – говорит ему Дэвенпорт, и я слышу, как он добавляет: – Если до ночи ничего не случится, пришлю вам на замену Джо, Томкинса и Элайджу.
– А чего мы ждем-то? – спрашивает один из мужчин. И я слышу, как шеф полиции вводит их в курс дела.
– Думаете, это правда? – это говорит другой коп.
– Вот мы и посмотрим, правда или нет, – почти кричит Дэвенпорт, и я так и чувствую его взгляд, сверлящий мне спину. – Если нет, одно я могу гарантировать: эта баба пожалеет, что явилась в Остин.
Проходит около часа, когда издалека до меня доносятся пронзительные крики животных.
Началось.
С сердцем, рвущимся из груди, я кое-как поднимаюсь на ноги и прыгаю неуклюже, но как уж могу, к фонарному столбу, к которому меня привязали. Темная линия на горизонте все гуще, темнее – это несутся бесчисленные животные, закрывая собой закат. Раздается грохот – лошади, запряженные в полицейскую повозку, опрокинули ее и, освободившись, галопом уносятся прочь.
– Ни хрена ж себе! – восклицает один из копов.
Я вжимаюсь спиной в столб, а животные с блеянием, мычанием и ржанием бегут мимо.
– Мама дорогая! – кричит второй офицер.
Остальные его слова тонут в оглушительном шуме. Офицеры кидаются к закрытой закусочной, вывеска которой выцвела от времени, а от логотипа остался только силуэт. Чтобы добраться туда, парням приходится врезаться в обезумевшее стадо, но все же им удается спрятаться за полуразрушенной постройкой.
Я должна бы почувствовать злорадство, но вместо этого у меня сжимается сердце, ведь я знаю, что за этим последует.
Смерть.
Когда стадо удаляется, я ощущаю зловещую тишину.
Боже мой.
Я снова пытаюсь освободиться от наручников – бесполезно.
Вспоминаю обещание всадника, что он придет за мной, и меня пробирает дрожь.
Тогда я закрываю глаза и стараюсь думать о том, как мне выбраться из этой западни. Можно просто остаться здесь, у столба, спиной к дороге. Надеюсь, если Смерть не увидит моего лица, он проскачет мимо, не обратив внимание.
Но тогда Остину крышка, а если никого не останется в живых, я обречена вечно торчать здесь, у столба на привязи. От такого кошмара у меня сжимается желудок.
Если уж я не могу спрятаться от всадника… значит, нужно вернуться на дорогу и предложить себя Смерти как некое извращенное жертвоприношение.
Собственно, это и предлагал шеф Дэвенпорт.
Я кривлюсь, но все равно ковыляю обратно на середину дороги, таща за собой веревку. Как раз успев добраться до места, я вдруг слышу в тишине голоса полицейских.
Меня охватывает ужас. Они возвращаются? Неужели обезумевшее стадо животных не убедило их в приближении всадника?
Я оглядываюсь на них через плечо.
– Бегите! – хочу я крикнуть, но кляп не дает мне этого сделать.
– Что это на нее нашло? – говорит один из офицеров.
Неужели это не очевидно?
И в отчаянии я ору:
– Бегите! Убегайте! Бегите!
Они стоят, переглядываясь непонимающе и немного испуганно. Шеф Дэвенпорт сверлит меня глазами – похоже, впервые он начинает задумываться о том, что его затея была не из лучших. Наконец один из копов подает голос:
– Может… может быть… нам пора мотать отсюда?
Цок, цок, цок…
Слишком поздно. Поздно, поздно, поздно…
Я смотрю вперед, переполненная ужасом. Издали вижу всадника со сложенными за спиной крыльями.
– Господи помилуй, – потрясенно выдыхает один из полицейских.
Смерть издали замечает меня, но вдруг резко останавливает коня, видимо, из-за моего кляпа, веревки на шее и наручников на запястьях и щиколотках.
На моем лице его глаза задерживаются, с каждой проходящей секундой всадник становится все более напряженным и решительным.
Он щелкает языком, и конь начинает двигаться рысью, тоже глядя на меня.
Цок-цок, цок-цок…
Я не успеваю стереть с лица страх и тревогу – Танатос стремительно преодолевает расстояние между нами. Я дрожу всем телом, и не только от холода. Не могу представить, чего мне ждать от этой встречи.
Смерть останавливает коня передо мной. Несколько долгих секунд мы стоим молча и только смотрим друг на друга.
– Будь я проклят, – слышу я издали приглушенный голос Дэвенпорта. – Она говорила правду.
Он едва успевает договорить, когда слышатся несколько глухих ударов. Сколько раз я уже слышала этот звук. Падающие на землю тела. Шеф полиции и его копы были паршивыми ублюдками, но мне все равно горько от того, что они – как, скорее всего, и остальные жители города – мертвы.
– Наконец-то, – произносит Танатос, разряжая ситуацию.
Даже понимая, что нужно, чтобы всадник освободил меня, при его приближении я все равно отступаю – прыгаю назад на скованных ногах.
– Куда же ты надеешься убежать, кисмет? – интересуется он. – Веревка, как я вижу, не так уж длинна.
Но я все равно отодвигаюсь от него.
– Твои дорогие друзья, люди, ополчились против тебя? – продолжает всадник. Схватив веревку, он подтягивает меня к себе. Когда я оказываюсь в пределах досягаемости, Смерть берется за кляп и легко разрывает ткань.
– Или это было задумано как засада? – Он заглядывает в мои глаза.
Я судорожно пытаюсь отдышаться.
– Если ты попытаешься воспользоваться моим положением, – предостерегаю севшим голосом, – я заставлю тебя об этом горько пожалеть.
Уголок его рта чуть приподнимается.
– Серьезно?
Он спешивается. Подержав в руках стальной наручник, он разламывает его, высвобождая мое запястье. Потом точно так же берется за второй и тоже легко ломает и отшвыривает железо в сторону. Демонстрация его нечеловеческой силы заставляет меня испуганно ахнуть.
Я все время забываю, что мы с ним не равны, по крайней мере в том, что касается грубой силы.
Разобравшись с наручниками, он принимается за оковы на моих ногах.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я.
Он смотрит на меня – Смерть на коленях у моих ног… Ох, ну почему он кажется мне таким манящим?
– Освобождаю тебя. – И, как бы в подтверждение своих слов, отбрасывает далеко в сторону очередной браслет.
– Почему?
– Ты предпочитаешь, чтобы я просто оставил тебя вот так? – удивляется он, взявшись за последний наручник. Металл под его руками трескается и разваливается с надсадным скрежетом.
Всадник поднимается. Теперь он опять возвышается надо мной.
– Значит, ты меня отпустишь? – осторожно интересуюсь я.
Он бросает на меня неожиданно чувственный взгляд, который пробирает меня до самой глубины души.
– Уверен, ты не забыла моих прощальных слов.
Значит, Танатос и в самом деле собирается забрать меня с собой. Я не совсем представляю, как это будет, но понимаю, что больше не смогу предупреждать города о его приближении. И пусть я страшно от всего этого устала, сдаваться пока не собираюсь.
– Мне жаль, что они так поступили с тобой, – искренне говорит он.
Я тяжело вздыхаю.
– Может, они на меня и ополчились, но не причинили мне большого вреда.
В отличие от тебя. Не будем забывать, кто в этой ситуации настоящий злодей.
Заглянув мне в глаза, всадник явно понимает, о чем я думаю. Я чувствую, я уверена, что он все осознает, но не слышу от него ни оправданий, ни извинений.
Смерть протягивает руку к ошейнику, небрежно мазнув костяшками пальцев по моему подбородку, и я понимаю: он считает, что момент настал. Время взять меня. Я уже вижу триумф в его глазах.
Он разрывает оковы – я свободна.
И тогда я молниеносно впечатываю основание ладони ему в нос, в точности как показала мне полицейская дюжину городов тому назад.
Голова Смерти запрокидывается, а я, воспользовавшись тем, что он на миг растерялся, разворачиваюсь и бегу. Со спринтерской скоростью я несусь к полицейским, лежащим ярдах в сорока от нас, на самой обочине шоссе. Наверняка у них найдется оружие, которым я смогу защитить себя.
Хлоп, хлоп, хлоп.
Это оглушительно хлопают крылья поднимающегося в воздух Танатоса.
Не смотреть назад. Меня так и подмывает оглянуться, но я понимаю, что всадник летит ко мне, и любой неверный шаг может обернуться поимкой вместо побега.
Узнаю тело офицера Джонса, распростертое на траве. На поясном ремне у него пара кортиков… успеть бы только их снять.
Я бегу, перебирая ногами так быстро, как только могу, стараясь не думать о том, что Смерть все громче хлопает крыльями, подлетая ближе. Остается всего каких-то двадцать футов. Пятнадцать. Десять.
Танатос уже совсем близко, и при каждом взмахе его крыльев у меня на голове шевелятся волосы.
Пять футов.
Он меня нагоняет, и я чувствую касание его пальцев. Последние футы я скольжу по траве, как в бейсболе, когда стараешься быстрее оказаться на базе. Офицер Джонс прямо передо мной, до его оружия рукой подать. И мне удается сдернуть эти два кортика, когда Танатос обеими руками обхватывает меня сзади и тянет назад, прижимая к груди.
– Как я ждал этого мгновения, – шепчет Смерть мне на ухо.
В следующий миг он подпрыгивает и отрывается от земли, сжимая меня в объятиях.
Господь всемогущий!
Я брыкаюсь, но пинаю один только воздух. Мы летим над автострадой.
– Танатос, поставь меня за землю. – Я почти кричу от панического ужаса.
– Слишком поздно, кисмет.
Это он зря, никогда не бывает слишком поздно.
Я, насколько могу, выкручиваюсь в руках Смерти и машу новоприобретенными кортиками.
Не медля ни секунды, всадник перехватывает мою правую руку и, вырвав нож, отбрасывает его в сторону.
Слышно, как клинок, звякнув обо что-то, приземляется под нами. Но смотреть некогда, так как всадник уже нацелился на мой второй кортик. Он у меня в более слабой руке, и это не позволяет нанести сильный удар. Зато и Смерти труднее до него дотянуться.
– Отпусти… меня… – Я толкаюсь и лягаюсь, а он поднимается все выше. Даже не глядя, я знаю, что2 там внизу: мертвые тела. Много, много тел.
Пока мы деремся в воздухе, раздается скрежет и стон оседающих зданий, одно за другим, одно за другим. Блестящий город Остин разом превращается в руины.
– Не отпущу, – твердо заявляет Танатос. – Ты ведь тоже не намерена прекращать борьбу.
– Ты не можешь вот так меня похитить!
– И это говорит женщина, которая первой взяла меня в плен.
Мы сейчас уже примерно в сотне футов над землей и продолжаем подниматься.
Танатос все еще пытается выхватить у меня кортик.
– Довольно, Лазария. Мы слишком высоко, чтобы сражаться.
Я не собираюсь драться с всадником на такой высоте, но и отдавать ему свое единственное оружие тоже не намерена. Если лишусь его, окажусь полностью во власти Танатоса.
А такое мне не по нутру.
Вот я и вскидываю руку, отводя ее как можно дальше, чтобы он не достал. Только когда кортик втыкается с размаху в мягкую плоть и слышится болезненный стон Смерти, я осознаю свою ошибку. В панике я не просто взмахнула рукой – я ранила его, ранила по-настоящему.
Не могу понять, насколько серьезно ранение, но тут рука всадника, которой он меня держал, слабеет. Не успев охнуть, я падаю.
– Нет. – Он пытается поймать меня снова, но стоит его рукам нашарить мои запястья, как я снова выскальзываю.
И теперь уже окончательно камнем падаю с высоты.
Ветер уносит вырвавшийся из моей глотки вопль. Почему я просто не выронила кортик? Вечно мне надо сражаться до победного конца – ну так вот он, конец, только не победный. Нарвалась, наконец.
