Луиза Мэй Олкотт
Маленькие женщины
О, книжица моя! Неси привет
Всем, кто тобою, скромною, согрет.
Ты истину хранишь в своей груди,
Так укажи же путь им, приведи
К добру, – на путь Паломника, чисты,
Да ступят, – и верней, чем я иль ты.
О Милосердии ты поведай им,
Чьей кротостью путь начат и храним.
Жизнь вечную и мудрость твой напев
Пускай ценить научит юных дев;
Ведь и дитя за Господом идти
Способно по священному пути[1].
Джон Бенъян
Серия «Эксклюзивная классика»
Louisa May Alcott
LITTLE WOMEN
Перевод с английского О. Лемпицкой
Стихи в переводе Т Порошиной, Н. Сидемон-Эристпави
Школа перевода В. Баканова, 2022
© Перевод, стихи. Н. Сидемон-Эристави, 2022
© ООО «Издательство АСТ», 2023
Глава первая
Игра в пилигримов
– Что за Рождество без подарков? – простонала Джо, лежа на коврике у камина.
– Как ужасно быть бедной!.. – вздохнула Мэг, глядя на свое поношенное платье.
– Почему у некоторых девочек куча красивых вещей, а у некоторых ничего нет? Это несправедливо! – обиженно шмыгнула Эми.
– Зато мы есть друг у друга, а еще – папа и мама, – примирительно произнесла Бет.
Четыре юных личика, на которых играли отблески огня, на мгновение посветлели, но когда Джо грустно возразила, вновь омрачились:
– Папы нет и еще долго не будет.
Она не произнесла: «А может, вообще не вернется», но каждая из сестер подумала то же самое, вспомнив, что отец сейчас далеко на полях сражений[2].
Минуту все сидели в тишине, потом Мэг сказала совсем другим тоном:
– Мы знаем, почему мама решила обойтись без подарков на Рождество! Зима будет тяжелой, и негоже бросать деньги на ветер, пока мужчины терпят лишения на фронте. Мы не в силах облегчить их участь, однако можем принести маленькую жертву и должны сделать это с радостью. Только вот не выходит…
Мэг грустно покачала головой, представляя красивые вещицы, от которых приходилось отказываться.
– Вряд ли наши сбережения помогут армии – у нас всего-то по доллару. Эта сумма ничего не решит! Я не буду ждать подарков от мамы или от вас, но куплю «Ундину и Синтрама»[3]! Я давно о ней мечтаю! – воскликнула Джо, большая любительница книг.
– А я копила на новые ноты… – сказала Бет и вздохнула так тихонько, что ее услышали лишь каминная щетка и подставка для чайника.
– Я куплю коробку цветных карандашей! Они мне просто необходимы! – решительно заявила Эми.
– Про карманные деньги мама ничего не говорила, она же не хочет, чтобы мы совсем от всего отказались! Давайте потратим доллар на свое усмотрение – немного побалуем себя. Я уверена, мы заслужили! – воскликнула Джо, браво щелкнув каблуками, как делают мальчики.
– Я точно заслужила! – жалобно протянула Мэг. – Целыми днями учу этих надоедливых детей вместо того, чтобы спокойно сидеть дома…
– Мне в два раза хуже! – возразила Джо. – Попробуй-ка проводить дни напролет наедине с раздражительной и капризной старушкой, которая без конца гоняет тебя туда-сюда, придирается и ворчит без остановки – я готова в окно выпрыгнуть или зарыдать!
– Грешно жаловаться, но я думаю, нет работы хуже, чем мыть посуду и убираться. Это нудно, и руки грубеют – музицировать невозможно! – Бет посмотрела на шершавые пальцы и вновь вздохнула – на этот раз вздох расслышали все.
– Где вам до моих страданий! – воскликнула Эми. – Вы не ходите в школу, где противные девчонки издеваются, если ты не выучила урок, называют твоего папу бедным, дразнят из-за курносого носа, и смеются, что у тебя платья недостаточно легантные!
– Платья бывают «элегантными», – с улыбкой поправила Джо. – «Легантные» кого хочешь рассмешат.
– Твой тон совершенно неуместен. Я стараюсь разноображиватъ речь и расширять словесный запас! – с достоинством парировала Эми.
– Не ругайтесь, девочки! Джо, ты разве не скучаешь по тем временам, когда мы были маленькими, и папа был еще богат? Не потеряй он деньги, жили бы мы сейчас счастливо и беззаботно!.. – Мэг была самой старшей и помнила лучшие времена.
– Ты сама недавно сказала, что мы счастливей детей Кингов, потому что, хоть они и богаты, но вечно ссорятся и ругаются.
– Верно, Бет! Мы и правда счастливей. Пусть нам приходится работать, зато мы, выражаясь словами Джо, «чертовски веселая компания».
– Да, Джо любит жаргонные словечки, – заметила Эми, укоризненно глядя на сестру, растянувшуюся на коврике у камина.
Джо тем временем села и принялась насвистывать, засунув руки в карман передника.
– Перестань, Джо! Свистят только мальчишки!
– А я что, хуже?
– Не люблю грубых и неженственных девочек!
– А я ненавижу жеманных дурочек!
– «Пташки в гнездышке, не ссорьтесь!» – пропела вечная примирительница Бет с таким забавным выражением лица, что «пташки» смягчились, заулыбались и на время оставили пререкания.
– Вы обе хороши, девочки! – на правах старшей сестры взялась читать нотации Мэг. – Ты, Джозефина, уже не в том возрасте, чтобы вести себя, как мальчишка – пора бы остепениться. Вон какая выросла и уже носишь взрослую прическу, помни, что ты юная леди!
– Вот еще! Если высокая прическа сразу делает из человека «юную леди», я буду носить две косы, пока мне не стукнет двадцать! – фыркнула Джо, стащив с головы сеточку, и тряхнула каштановой гривой. – Неужели скоро придется носить длинные платья, выглядеть чопорно, как китайская астра, и превратиться в мисс Марч? Тяжело быть девочкой, когда любишь мальчишечьи игры, их занятия и манеры! Почему я не родилась мальчиком? Сейчас особенно обидно – я все отдала бы, чтобы сражаться вместе с папой, а вместо этого вынуждена сидеть дома и вязать, как дряхлая старушка! – Джо яростно взмахнула синим недо-вязанным носком так, что спицы зазвенели, как кастаньеты, а клубок укатился в дальний угол.
– Бедняжка Джо! Ничего не поделаешь, зато ты переделала свое имя на мужской манер, и мы с девочками относимся к тебе как к старшему брату, придется довольствоваться этим! – утешила Бет, гладя непокорные кудри сестры. Пусть пальцы Бет и загрубели, однако ее прикосновения не стали менее нежными от мытья посуды и уборки.
– А ты, Эми, – продолжила Мэг, – слишком уж щепетильная и чопорная! Сейчас, пока ты маленькая, это забавно, но если продолжишь в том же духе – вырастешь манерной гусыней. Мне нравятся твои хорошие манеры и изысканная речь, однако не переусердствуй, а то твои нелепые слова не лучше вульгарных выражений Джо!
– Джо – сорванец, Эми – гусыня, а я тогда кто? – спросила Бет, тоже готовясь к отповеди.
– Ты милое создание, больше ничего не добавишь! – ласково ответила Мэг, и все молча согласились, так как тихоня Бет была всеобщей любимицей.
Юным читателям обычно интересно, как выглядят герои, поэтому, пока четыре сестры вяжут в декабрьских сумерках у весело потрескивающего огня, уделим минутку, чтобы набросать их портреты. Сама комната была уютной, несмотря на старую простенькую мебель и потертый ковер. Зато на стенах висела пара хороших картин, повсюду стояли книги, на подоконнике красовались хризантемы и рождественские розы, а в воздухе царили мир и уют.
Маргарет, старшей из сестер, исполнилось шестнадцать, она была настоящей красавицей – беленькая, пухленькая, с большими глазами, пышными каштановыми волосами, аккуратным ротиком и белыми ручками, которыми она очень гордилась. Пятнадцатилетняя Джо – высокая, худая и смуглая, напоминала жеребенка, потому что тоже не знала, куда девать слишком длинные конечности, которые вечно ей мешали. У нее были решительно сжатые губы, смешной носик и проницательные серые глаза, которые временами взирали на мир сурово, временами лукаво, а временами задумчиво. Главным ее украшением служили длинные густые волосы, чаще всего она прятала их в сетку, чтобы не мешались. Джо сутулилась, у нее были большие кисти рук и ступни, одежда небрежно болталась на нескладной фигуре девочки, которая стремительно превращалась в девушку, не успевая привыкнуть к переменам. Элизабет – или Бет, как все ее называли, – была тринадцатилетней девочкой с румяными щечками, блестящими волосами и ясным взглядом. Говорила она тихо и застенчиво, и лицо ее чаще всего выглядело умиротворенным. «Само спокойствие», – говорил про Бет папа и был совершенно прав. Бет жила в своем мире и общалась только с близкими, давно заслужившими доверие людьми. Эми, хоть и самая младшая, в семье главенствовала (по крайней мере, по ее мнению). Маленькая снежная королева с голубыми глазами и золотистыми локонами, бледная и худенькая Эми всегда старалась помнить о манерах и держаться, как истинная леди. О характерах четырех сестер мы подробней узнаем в ходе повествования.
Часы пробили шесть, Бет разожгла очаг и поставила к огню домашние туфли. Вид потрепанной обувки подействовал на девочек благотворно – это означало, что мама скоро будет дома, и все повеселели в ожидании. Мэг оставила нотации и разожгла лампу, Эми без лишних напоминаний освободила кресло, а Джо, позабыв об усталости, поднялась с коврика, чтобы поднести мамины туфли ближе к огню.
– Совсем износились! Ей бы новые!..
– Я как раз решила купить ей новые на свой доллар, – сказала Бет.
– Нет, я! – вскричала Эми.
– Я старшая… – начала было Мэг, однако Джо решительно перебила:
– В отсутствие папы за мужчину в доме я, значит и туфли покупать мне! Не зря же он велел мне заботиться о маме, пока его не будет.
– Давайте поступим так, – предложила Бет, – все сделаем маме подарок на Рождество, а себе ничего покупать не будем.
– Предложение в твоем духе, дорогая Бет! – воскликнула Джо. – Что же мы ей подарим?
С минуту все напряженно думали, затем Бет, взглянув на собственные ручки, объявила:
– Я куплю хорошие перчатки!
– Добротные туфли точно не помешают! – воскликнула Джо.
– Красивые платки с каймой! – добавила Бет.
– А я подарю флакон одеколона – мама любит духи, и стоят они недорого, так что еще останется немного! – решила Эми.
– А как преподнесем подарки? – спросила Мэг.
– Разложим свертки на столе, приведем маму и будем смотреть, как она их распаковывает! Помните, как она делала на наши дни рождения? – ответила Джо.
– Я всегда ужасно стеснялась сидеть в большом кресле с короной на голове, когда все по очереди вручают свертки и целуют. Я, конечно, была рада и новым вещам, и поцелуям, но неловко распаковывать подарки, когда все на тебя смотрят, – призналась Бет – она жарила на огне хлеб, и лицо ее тоже подрумянилось.
– Пусть мама думает, что мы потратим карманные деньги на себя – будет сюрприз! Мэг, завтра же идем в магазин, а то нам еще к рождественскому спектаклю готовиться! – заявила Джо, расхаживая из угла в угол, заложив руки за спину и задрав нос.
– Я участвую в последний раз! Я уже слишком взрослая… – важно заметила Мэг, хотя любила принарядиться не меньше младших сестер.
– Неужели ты откажешься красоваться в белом платье с распущенными волосами и украшениями из золотой фольги? Тебе нельзя уходить, ты наша лучшая актриса, и мы без тебя пропадем! – сказала Джо. – Сегодня надо порепетировать! Эми, давай-ка повторим сцену с обмороком, а то ты падаешь, как столб!
– Я не виновата! Я никогда не видела, как люди теряют сознание, а шлепаться со всего маху, как ты, и набивать синяки да шишки – нет, спасибо! Если получится аккуратно опуститься на пол, ладно, а если нет, я грациозно сяду в кресло. Мне все равно, если Хьюго бросится на меня с пистолетом! – заявила Эми, которая не обладала актерским талантом, но исполняла роли лирических героинь, будучи достаточно легкой, чтобы злодей в пьесе мог взваливать ее на плечи и похищать.
– Смотри. Молитвенно вскидываешь руки – вот так, шатаясь, идешь через комнату и кричишь изо всех сил: «Родриго! Спаси меня!»
Джо продемонстрировала крик, и получилось воистину душераздирающе.
Эми попыталась повторить – неловко сложила руки, деревянной походкой проковыляла по комнате и пискнула, словно уколола иголкой палец – на ужас и отчаяние никак не походило. Джо застонала, Мэг расхохоталась, а Бет, засмотревшись на забавную сцену, сожгла хлеб.
– Ладно! Сыграй, как сможешь, а если зрители освищут, пеняй на себя. Давай прогоним нашу сцену, Мэг!
Дальше репетиция проходила гладко: Дон Педро произнес две страницы текста о превратностях судьбы без единой запинки; ведьма Агарь нараспев прочла зловещее заклинание над котлом, где булькало зелье из лягушек; заклинание подействовало: могучий Родриго разорвал цепи, а Хьюго погиб, терзаемый муками совести и действием мышьяка.
– Сегодня особенно хорошо получилось! – сказала Мэг, пока мертвый злодей поднимался с пола, потирая локти.
– Не понимаю, как ты умудряешься сочинять и ставить такие потрясающие вещи, Джо! Ты просто Шекспир! – воскликнула Бет, которая свято верила в таланты сестер.
– Не совсем Шекспир, – скромно возразила Джо. – Да, «Заклинание ведьмы, или Романтическая трагедия» вполне приличная пьеса, однако я хотела бы поставить «Макбета»[4]– жаль, нету люка для появления Банко. Я всегда хотела сыграть убийцу!
Джо закатила глаза и хватаясь за воздух, подражая актерам на сцене, произнесла:
– Кинжал я вижу пред собою?
– Это не кинжал, а вилка для жарки хлеба, а на ней мамина туфля! – воскликнула Мэг, и репетиция прервалась всеобщим хохотом.
– Хорошо, что вы веселы, девочки мои! – раздался у двери жизнерадостный голос.
Актеры и зрители разом обернулись к полной даме, которая излучала материнскую нежность, и выражение ее лица, казалось, говорило: «Чем я могу помочь?» Пожалуй, она не была красавицей, но только не в глазах собственных детей – девочки не сомневались, что под серым плащом и старомодной шляпкой скрывается самая прекрасная женщина на свете.
– Ну что, дорогие мои, как поживаете? Сегодня было столько дел, столько посылок к завтрашнему дню, что я даже не смогла прийти на обед. Бет, кто-нибудь заходил? Мэг, как твоя простуда? Джо, ты выглядишь ужасно уставшей! Иди сюда, поцелуй меня, дитя! – заботливо расспрашивала миссис Марч, снимая промокший плащ.
Затем она надела теплые домашние туфли, устроилась в кресле, усадив Эми к себе на колени, чтобы насладиться лучшим моментом напряженного дня. Девочки засуетились, каждая старалась угодить матери по-своему. Мэг пододвинула к креслу чайный столик; Джо, роняя, опрокидывая и круша все кругом, принесла дров и расставила стулья; молчаливая и сосредоточенная Бет бегала из гостиной на кухню и обратно, а Эми восседала сложа руки и давала указания.
Когда они собрались вокруг стола, миссис Марч объявила:
– После ужина вас ждет сюрприз!
Лица девочек одно за другим засияли, словно по комнате пробежался яркий луч солнца. Бет захлопала в ладоши, позабыв, что держит в руках печенье, Джо, подкинув в воздух салфетку, закричала:
– Письмо! Письмо! Троекратное «ура» в честь папы!
– Да, длинное письмо! Он здоров и думает, что зима будет не настолько суровой, как мы опасались, шлет наилучшие пожелания на Рождество и передает вам, девочки, отдельное послание! – подтвердила миссис Марч и похлопала по карману, где лежала драгоценная весточка.
– Поторапливайтесь! Эми, прекрати оттопыривать мизинчик и ковыряться в тарелке! – крикнула Джо – ей так не терпелось приступить к чтению, что она подавилась чаем и выронила бутерброд на ковер маслом вниз.
Бет больше не притронулась к еде, тихо отошла от стола и села в темном уголке, ожидая, когда остальные закончат трапезу.
– Как благородно с папиной стороны пойти на фронт священником, когда возраст и здоровье уже не позволяют ему сражаться! – тепло заметила Мэг.
– Я пошла бы хоть барабанщиком, хоть этой, как ее… vivan[5]… Так они называются? Или хотя бы медсестрой – лишь бы находиться рядом с папой и помогать ему! – простонала Джо.
– Как, должно быть, неприятно спать в палатке, есть невкусную еду и пить из жестяной кружки!.. – вздохнула Эми.
– Мама, он еще долго пробудет там? – дрогнувшим голосом спросила Бет.
– Много месяцев, дорогая… если только не заболеет. Он не уедет и будет честно трудиться, пока хватит сил, и мы не будем звать его домой – он вернется, когда исполнит долг, ни минутой раньше. Идите сюда, я прочту письмо!
Все придвинулись к огню – мама устроилась в большом кресле, Бет села к ее ногам, Мэг и Эми примостились на подлокотниках по обе стороны, а Джо встала за спинкой, чтобы никто не увидел, как она плачет, в случае, если письмо окажется слишком трогательным.
В те нелегкие времена почти все письма были трогательны до слез, особенно те, что писали отцы дочерям. В послании, прочитанном у камина, не было ни слова о тяготах, опасностях и тоске по дому, оно было веселое и обнадеживающее, с красочными описаниями полевой жизни, военных переходов и новостей с фронтов; лишь в самом конце сердце автора переполнилось отцовской любовью и тоской по девочкам, которые ждут его дома.
«Передай дочерям огромный привет и поцелуй от меня! Скажи, что я думаю о них каждый день и молюсь каждую ночь, их любовь для меня – главное утешение. Мы не увидимся целый год, это невыносимо долго, однако напомни, что в ожидании встречи мы должны трудиться, не теряя драгоценного времени. Я уверен, девочки не позабудут мои наказы, останутся любящими дочерями, будут прилежно исполнять обязанности и мужественно бороться с недостатками. К моему возвращению они одержат безоговорочную победу над внутренними врагами, и я буду любить и гордиться моими маленькими женщинами, как никогда раньше!»
На этом месте слушательницы зашмыгали; Джо даже не заметила, как большая слеза упала с кончика ее носа, Эми, не заботясь о растрепанных кудрях, зарылась лицом в материнские колени и зарыдала:
– Какая же я эгоистка! Но я правда-правда буду работать над собой, чтобы папа во мне не разочаровался!
– Мы все постараемся! – воскликнула Мэг. – Я слишком беспокоюсь о внешности и ненавижу работать, но я тоже постараюсь исправиться!
– А я попытаюсь стать «маленькой женщиной», как говорит папа, не грубить, не дерзить, выполнять свои обязанности, а не рваться на фронт! – пообещала Джо, подумав, что было бы легче одолеть парочку повстанцев на южных рубежах, чем унимать свой буйный нрав дома.
Бет ничего не сказала, просто утерла слезы синим армейским носком и взялась за вязание с удвоенной силой – не теряя времени, принялась исполнять свой долг, делая то, что ей по силам. В душе она твердо решила, что, когда год пройдет, завершившись счастливым возвращением, папа найдет ее ровно такой, как и надеялся.
После слов Джо наступило молчание, которое прервала миссис Марч, сказав в обычной жизнерадостной манере:
– А помните, как вы играли в «Путешествие пилигрима»[6], когда были маленькими? Я повязывала вам на спины холщовые сумки в качестве ноши, давала трости, шляпы и бумажные свитки, и вы странствовали по всему дому – от подвала, где располагался Град Разрушения, до чердака, куда вы отовсюду приносили красивые вещицы, чтобы он был похож на Небесный Град.
– Ох, и весело было! – воскликнула Джо. – Особенно проходить мимо Аполлиона[7], сражаться со львами и пересекать долину злых духов!
– А мне нравилось, когда с лестницы катились наши тюки! – добавила Мэг.
– А мой любимый момент, когда мы выходили на плоскую крышу, стояли там среди цветов и вьюнков в солнечном свете и пели песни, – промолвила Бет и улыбнулась, словно заново переживая приятный момент.
– Я помню, как боялась подвала и темной прихожей и радовалась молоку с пирогом на чердаке. С удовольствием поиграла бы в пилигримов, но я уже выросла… – заявила Эми, которая, достигнув солидного двенадцатилетнего возраста, стала отказываться от многих детских забав.
– Из этой игры нельзя вырасти, дорогая – так или иначе, мы играем в нее всю жизнь. У каждого своя ноша, перед каждым свой путь, мы стремимся к добру и счастью, поэтому, преодолевая многочисленные препятствия и совершая ошибки, идем к душевному покою, который и является Небесным Градом. Сейчас, мои маленькие пилигримы, нужно начать путь заново, только уже не понарошку, а по-настоящему, а когда папа вернется домой, он увидит, как далеко вы продвинулись.
– Мы правда играем? А где сумки? – спросила Эми, которая все понимала буквально.
– Все, кроме Бет, озвучили свою ношу – ей, похоже, нечего нести, – сказала мама.
– Еще как есть! Мне нужно прилежней мыть посуду и протирать пыль, не завидовать девочкам, у которых хорошее пианино, и перестать стесняться!
Ноша Бет была смехотворно мала, однако никто не рассмеялся, чтобы ее не обижать.
– Так и сделаем! – заявила Мэг и задумчиво добавила: – Мы ведь собирались работать над собой, а история с пилигримами нам поможет; мы хотим избавиться от недостатков, но это сложно, мы часто забываем об этом и перестаем стараться.
– Сегодня мы тонули в Топи Уныния, а мама пришла и вытащила нас, совсем как Помощь[8]в книге! Нам нужны такие же свитки с указаниями, как у Христианина! Как бы нам это сделать? – воодушевилась Джо, которой очень понравилась идея скрасить унылое исполнение долга.
– Загляните под подушки рождественским утром и найдете путеводитель! – ответила миссис Марч.
Пока они обсуждали новый план, старушка Ханна убрала со стола; затем были извлечены четыре корзинки для рукоделия, и в руках девочек проворно заплясали иголки, подшивая простыни для тетушки Марч. Занятие было скучным, однако в тот день никто не роптал. Сестры, поддержав предложение Джо, назвали четыре стороны Европой, Азией, Африкой и Америкой, и работа пошла веселее, когда они, делая стежки, попутно говорили о разных странах.
В девять часов шитье было отложено, и девочки, как всегда перед сном, исполнили несколько песен. Никто кроме Бет не мог извлечь сколько-нибудь приличных звуков из старого пианино, она особым образом нежно касалась пожелтевших клавиш, и у простеньких песен, которые пели сестры, был приятный аккомпанемент. Мэг обладала прекрасным голосом и солировала вместе с мамой. Эми трещала, как сверчок, а Джо бродила по мелодии, как ей заблагорассудится и пела в свое удовольствие, не обращая внимания на мотив, фальшивя в самых неподходящих местах, нарушая лиричность. Они всегда пели по вечерам с тех пор, как могли пропеть: «Мелцай, мелцай, звездочка!»[9], и это стало семейной традицией, потому что мама была прирожденной певицей. Дом просыпался под ее соловьиные трели и засыпал под те же сладостные звуки, и подросшие девочки всегда радовались знакомым с детства колыбельным.
