Любовь Абрамова
Подопечные
Глава 1
Узкая скрипучая койка, продавленный тощий матрас. Белье пахло сыростью, и, казалось, было влажным. Девочка на соседней кровати спала, тихо постанывая и всхлипывая. Русые волосенки спутались, дышала она тяжело, но, хотя бы, больше не ревела. Лизе порядком осточертело слушать ее завывания. Каждый раз, когда девчонка принималась канючить “мама, мама”, Лизе хотелось кричать. Лишь бы не слышать, лишь бы больше не звала.
В центре поддержки неблагополучных никто не задерживался надолго. Разобщение, суд, и – в новую семью. Каких-нибудь несколько дней. Скорее всего, Лизу заберут раньше малявки, ее привезли только вчера. Или позавчера? Лиза никак не могла понять, сколько же времени прошло. Она не замечала, как вырубалась после таблеток и не осознавала, когда просыпалась: ночь ли, день? Свет не включали. Надзорные говорили, девочкам нужен отдых и покой.
Телефон отобрали еще дома, знай, лежи да смотри в стену. В глаза уродливому нарисованному зайцу без ног – картинке из детской книжки. Зайчонок упрыгал от непутевых родителей и попал под трамвай. Оторванные ноги были изображены как-то слишком натуралистично, с багровыми лужицами крови. Добрый доктор не торопился начинать операцию, он звонил в Попечительский совет, чтобы потрепанного жизнью зайца и его полноватую ушастую супругу сразу лишили разрешения на ребенка. То есть, на зайчонка.
Мысли путались. Лиза слышала голос мамы, читавшей эту сказку. Мама ложилась на край Лизиной кровати с книжкой в руках и Лиза засыпала под успокаивающий ритм стишков. Вот почему так тесно было лежать – мама заняла все место. Нет, это была холодная стенка.
Когда включился свет, Лиза зажмурилась и прикрыла лицо рукой, а малявка снова захныкала. Лампа гудела почище старого холодильника.
– Этой документы оформляйте, все на новую фамилию и отчество. Решение суда уже у Екатерины Борисовны. У маленькой суд завтра, в полвторого.
Лиза сумела-таки открыть слезившиеся глаза и увидела, что малышка подползла к краю кровати.
– Мама, позовите маму! – попросила девочка.
Сотрудница “Печки” оскалилась в нарочито ласковой улыбке.
– Конечно, крошка, не волнуйся. Уже завтра ты увидишь свою маму.
– Правда? – удивилась девочка, а Лиза почувствовала, как сквозь таблеточную одурь проступает злость.
– Правда, малышка, еще какая правда, – печкистка присела на корточки, чтобы видеть лицо малявки, – завтра ты встретишь свою новую маму, настоящую.
***
– Лиза, вставай!
Лиза открыла глаза и увидела себя. Ее растрепанная голова, практически потерявшаяся среди подушек, отражалась в огромном зеркале. Лизе понадобилось немало времени, чтобы понять, где она находится. Вместе с осознанием накатила тошнота.
– Вставай, опоздаешь к завтраку, – пригрозил едва знакомый голос.
Лиза скинула тяжелое одеяло, села в кровати, услышала, как закрылась дверь. Во рту противно сушило – слизистую стянуло, будто Лиза наелась неспелой хурмы. Лиза встала, толкнула дверцу в дальнем углу комнаты, сдвинула вправо до упора ручку смесителя и напилась холодной воды, оказавшейся прозрачной и чистой. Дома-то водопроводная была мутной, воняла хлоркой. Мама процеживала ее через фильтр, но окончательно избавить от привкуса мог только чайный пакетик.
Стены в комнате были белыми, как в больнице. Искусственное освещение полностью поглощало своим холодом робкие лучики осеннего солнца: яркие, желтые. Лиза раздраженно стукнула по выключателю, лампы в люстре погасли, но теплее не стало. На стене висел постер «Отличников», Лиза поморщилась. Кажется, Ева считала, что Лиза должна была любить именно такую музыку.
Рядом с постером – часы. Лиза сверилась с расписанием, выданным домработницей и сдвинула массивную зеркальную дверку шкафа-купе. В висках закололо: резко пахнуло чем-то цветочным. На вешалках – платья разнообразных оттенков розового, размер Лизин, не придерешься. Неужели Ева думала, что Лизу необходимо одевать соответственно цветовой кодировке? Ведь Лиза не была маленькой. Тиканье часов раздражало, казалось слишком громким, густой запах отдушки вызывал новые приступы жажды.
Интересно, куда Ева дела свитер и джинсы, которые были на Лизе в зале суда? Наверняка выбросила. Ведь Лизе теперь запрещалось носить то, что покупали родители. «Бывшие родители» – поправила себя Лиза.
Без пяти девять Лиза вышла в коридор и на несколько секунд впала в ступор: «Кажется, вчера лестница была справа. Нет, слева. Чертовы таблетки!» Одинаковые окна в обоих концах коридора, одинаковые шторки, одинаковые горшки с фикусами. Лиза прислушалась: тишина. Неужели в этой семье не принято было болтать за завтраком? Шутить, делиться новостями? Лиза пошла направо и не прогадала: там обнаружилась лестница вниз, к гостиной и столовой.
Таблетки не позволяли Лизе волноваться, но, все же, сердце неприятно сжалось, когда она увидела своих «родственников». За неуместно большим столом сидела Ева – «новоиспеченная» мать, и Лизины «брат с сестрой». Сестрица приветливостью не страдала: даже не подняла взгляд. Вечером она назвалась Ольгой. Не Олей, а именно Ольгой. Бросила в Лизу свое имя, вздернула нос и вышла. Братишка был более радушным. Его звали Димкой и он обещал помогать Лизе во всем. Вот и сейчас, улыбнулся, отодвинул стул.
– Садись, чего стоишь, – Ева, наконец, оторвала взгляд от телефона, по экрану которого стучала длинными ярко-розовыми ногтями. Вчера она показалась Лизе молодой и красивой, но сегодня впечатление вышло иным. Возраст выдавали полоски морщин на шее, складки поперек лба и в уголках рта. Да и особенно ухоженной Ева не была. Волосы, нечесаные, собранные в высокий хвост, у корней оказались темнее основной массы. Лак на ногтях частично облупился. У Лизиной мамы всегда были короткие простые ногти нормального человеческого цвета. Врачам запрещалось ходить с такими вот когтищами: не гигиенично. Да и дорого.
Лиза села, Димка снова улыбнулся, одобрительно кивнул. На столе стояли пустые чашки, молочник, ваза с цветами, лежали приборы. Кружка Евы источала кофейный аромат. Из кухни появилась домработница с нагруженным подносом в руках и до Лизы, наконец, дошло, откуда должна была взяться еда.
Стакан сока Лиза выпила залпом, почти не разобрав вкус, а вот есть не хотелось. Яйца, слегка горьковатая, но ароматная крупа, зеленый овощ или фрукт неизвестного происхождения, куриное филе, обжаренный хлеб. Раньше такой завтрак Лиза умяла бы за пару минут: по сравнению с привычной кашей, да даже с «выходными» блинчиками – роскошество.
– У тебя проблемы с аппетитом? – спросила Ева, оторвавшись от телефона.
– Наверное, это из-за успокоительных, – ответила Лиза.
– Нина, напомни мне позвонить Полянскому, – сказала Ева, обращаясь к домработнице. Та кивнула. Лиза продолжила с недоумением смотреть на Еву. Но она снова уставилась в экран телефона.
– Полянский – наш семейный врач, – пришел на помощь Димка. Лиза осознала, что ее только что записали к доктору из-за несуществующих проблем. Таблетки не давали как следует разозлиться. Отсутствие нормальных эмоций было неплохим вариантом по сравнению с сонной одурью, которая полностью владела Лизой во время суда и пребывания в ЦПНБ – центре поддержки неблагополучных. Лиза натянула на лицо улыбку и демонстративно потыкала яйцо вилкой: из него лениво вытек желток. Лизу замутило, во рту снова появилась стягивающая сухость.
– Ева Владимировна, – едва слышно произнесла Нина, – прошу прощения, но Лизе нужно получить код на школьную форму, чтобы я успела до вечера привезти…
– Что? – перебила Ева, отложила телефон скривила губы, без помады казавшиеся практически белыми, – почему у нее до сих пор нет формы? Я же сказала тебе, чтобы ты купила все необходимое.
– Прошу прощения, – лицо Нины сделалось каменным, – но “ЗдравДет” только сегодня утром открыл доступ к школьным кодам, еще вчера их не было.
– Все для людей, – проворчала Ева, – учти, если мне придет штраф за то, что она появилась в школе без формы, вычту из твоей зарплаты. Поняла?
– Поняла, Ева Владимировна, – откликнулась Нина.
Ева отодвинула от себя тарелку с практически нетронутой едой и вышла, Лиза тоже встала, но не успела покинуть столовую, Ева вернулась:
– Чего вскочила, сначала доешь.
Лиза обреченно опустилась на стул.
– Вот, – Ева положила перед ней прямоугольную коробочку с бантом, – это новый телефон. Надеюсь, тебя не нужно учить им пользоваться?
– Нет, я умею. У меня был мамин старый…
Лиза осеклась. У Димки с вилки упала курица, Ольга закатила глаза, Нина, кажется, перестала дышать, взгляд Евы больше не был скучающим, лицо перестало корчиться в досадливой гримасе. Она прикрыла глаза, вздохнула глубоко, раз, другой.
– Поможешь ей, – Ева посмотрела на Ольгу, – чтобы все коды были, какие нужно.
Ева вышла из кухни, а Лиза, под присмотром Нины, осталась, доедать. В конце ставшего пыткой завтрака Нина принесла мензурку с лекарствами и стакан воды на маленьком подносе. Лизе пришлось глотать таблетки под пристальным взглядом Нины, хорошо, что та хотя бы не стала проверять рот, как делали в ЦПНБ.
В кресле у письменного стола восседал Димка, он крутился, щелкал пальцами, поправлял волосы, отражение в зеркале вторило его движениям. От этого мельтешения у Лизы начинала болеть голова. Ольга, наоборот, сидела тихо, как мышь, замерла на широком подоконнике. Смотрела в окно, не поворачивала головы, только периодически хмыкала, и это злило Лизу ровно настолько, насколько позволяли таблетки. Лиза предпочла бы, чтоб Ольги здесь не было.
Димка настраивал гаджет. Скачивал приложение «Здоровое детство». Лиза не слишком уверенно им пользовалась. Дома мама получала нужные коды сама, через свой телефон. Потом отправляла Лизе скрины. Да и кодов у Лизы было немного. Единый – на школу. И еще несколько индивидуальных – на прогулки, одежду, книги, музыку и распорядок дня.
Лизин старый телефон был слишком медленным, не мог справиться с вечно виснувшим приложением «ЗдравДета», в школе Лиза притворялась, что он работает нормально, чтоб родители не нарвались на штраф.
Новый телефон выглядел дороже папиной машины и «летал». Но Лиза не хотела брать его в руки. Будто, развлекаясь с новой игрушкой, она предавала родителей.
– Помочь или сама оформишь? – спросил Димка.
– Если не трудно, помоги. А то я плоховато соображаю.
– Это таблетки. Я от них месяц отойти не мог.
Лиза подошла к Димке и заглянула в экран через его плечо. Он вбил логин и пароль, бумажку с ними дала Нина. Знакомый желто-зеленый интерфейс. Только фамилия и фото другие. Вроде Лиза, а вроде и нет. Димка открыл вкладку «документы прилежного школьника». Следом – «опрятный внешний вид», раздел «форма». В выпадающем списке были только два варианта: «платье с длинным рукавом» и «сарафан + блузка». Лиза чертыхнулась.
– Что? – подала голос Ольга.
– Предлагает только платье или сарафан.
– А ты чего хотела?
– Брюки.
Ольга зашлась хриплым смехом.
– Нифига себе, у тебя запросы. Бери лучше платье, мой тебе совет, сарафаны жмут в подмышках.
– Ладно.
Телефон завибрировал, пришло уведомление: «Услуга оказана, решение положительное». Димка отправил код на форму Нине и принялся просматривать другие разделы. Из музыки разрешалась только классика да пресловутые «Отличники». Список книг, одобренных «Печкой», был удручающе коротким, Димка закрыл раздел, не дав Лизе его изучить:
– Нина уже забила твой шкаф разрешенкой.
Лиза прошлась вдоль книжной полки: «История эпидемии: от вакцин к контролю рождаемости», «Польза демографического роста – великий обман 20 века», «Что, если родителей не выбирают? Сборник. Современная антиутопия», «Герои пограничники», «Павлик Морозов – ребенок, опередивший свое время». Дополнительная литература по нравмору, экономике, истории, обществознанию. Никакой химии, ботаники или анатомии. И чем прикажете заниматься в свободное от уроков время?
– Обязательный отбой в 21.00, – Димка будто ответил на Лизин невысказанный вопрос и сочувственно покачал головой, – код на прогулки точно пока не дадут, но я подам, мало ли.
Ольга цыкнула языком.
– Спасибо, – нарочито громко сказала Лиза.
– Это все и потом можно оформить, – Ольга встала, подошла ближе, уперла руки в бока, – делай школьные коды, которые завтра понадобятся.
Димка послушно открыл нужную вкладку:
– У тебя два дополнительных часа нравмора.
– В неделю? – спросила Лиза.
– В день, – Димка выглядел виноватым, будто он навязал ей этот дурацкий предмет. Но Лизу больше всего волновало другое:
– Когда мне отменят таблетки?
Димка бросил короткий взгляд на Ольгу. Он так и сидел, а Лиза с Ольгой стояли по обе стороны от него и он поворачивался на стуле то к одной, то к другой.
– Это зависит от тебя. И от того, как ты будешь разговаривать с психологом, – сказала Ольга.
– И как надо с ним разговаривать?
Ольга усмехнулась:
– Не так раздраженно, это точно.
– Нужно говорить, что у тебя все в порядке, – Димка снова повернулся к Лизе, – что ты все понимаешь. Держишь хвост пистолетом, короче.
– Но Тамара будет выводить на эмоции, – Ольга покачала головой.
– Да, она это умеет, – Димка нервно дернул головой и пояснил, – наш школьный психолог, Тамара Михайловна.
– Короче, – Ольга сложила руки на груди, и вскинула подбородок, – будешь рыдать – получишь еще таблетки, будешь говорить, что скучаешь по бывшим родителям – получишь таблетки, будешь упоминать бывших, называя их «мама» и «папа», как вот сейчас за завтраком да и вообще, разговаривать о них – получишь таблетки. Усекла?
– Усекла, – откликнулась Лиза. Ольга перекинула волосы на спину и вышла из комнаты.
– Не обижайся на нее, – сказал Димка, как только за Ольгой закрылась дверь.
– Я не обижаюсь, удивляюсь просто, почему она так стервозничает, – ответила Лиза.
– У нее пунктик, – Димка снова дернул головой, – у нее были проблемы с поведением, серьезные. И ее бывшим родителям досталось.
– Что с ними? – Лиза похолодела.
– Вроде как, в трудовом лагере. Но при Ольге об этом лучше вообще молчи, подставишь меня.
– А твои? Ты знаешь, что с ними? – не удержалась Лиза.
– Тьфу-тьфу, – Димка скрестил пальцы, – понятно, что я точно ничего не знаю, но я всегда был на хорошем счету.
Лизе ужасно хотелось расспросить про его настоящую семью и рассказать про свою. Но, она вспомнила совет Ольги и решила последовать ему.
На входе в школу у Лизы возникли проблемы. К турникету в предбаннике необходимо было приложить код, а она никак не могла найти в телефоне нужный. Их оказалось слишком много, приходилось снова открывать и читать уведомления: «Услуга оказана, решение положительное», «Услуга оказана». Мозг работал медленно, мысли никак не хотели набирать нужную скорость. Лиза вспомнила, как допотопная машина папы, пока была еще на ходу, рокоча и вздрагивая, с трудом въезжала на холм у госпиталя. Так же натужно разум пытался преодолеть гору лишних слов в уведомлениях. Лиза очень рассчитывала, что психолог решит не продлевать курс седатива и мысленно повторяла наставления Ольги, дополнив их своими: «не говорить, не плакать, не думать».
Пальцы замерзли и плохо слушались. Лиза собрала позади себя очередь, кто-то засмеялся, она приложила к панели один из кодов. Турникет противно засвистел, замигал оранжевыми лампочками. Недовольный охранник вышел из будки и смерил Лизу подозрительным взглядом.
– Проблемы?
– Извините, – пробормотала Лиза и отошла в сторону. Турникет бодро и ритмично запищал, пропуская других школьников внутрь. Очередь быстро рассосалась.
«Услуга оказана, решение отрицательное», – Лиза прочла еще одно уведомление: пришел отказ в прогулочном коде. Димка оказался прав.
– Ты чего здесь торчишь? – раздался за спиной Димкин голос, Лиза облегченно выдохнула. Хорошо, что он не слишком задержался, болтая с друзьями. Утром Ольга усвистела в школу сразу после завтрака, а Лиза снова долго страдала над полной тарелкой. Ева к завтраку не спустилась, Нина нервничала, поглядывая на часы. Димка, добрая душа, ел нарочито медленно: ждал Лизу.
– Не могу найти код для проходной, – Лиза протянула Димке телефон и покосилась на охранника. Суровый мускулистый мужик с выступающей челюстью продолжал наблюдать за каждым Лизиным действием, будто камеры над входом было недостаточно. В прежней школе на проходной сидел просто дядя Саша, добродушный, полноватый лысеющий мужичок. У него не было разрешения на детей и он любил поболтать с учениками, рассказать им о жизни, дать совет, помочь. Просить о помощи здешнего верзилу в бронежилете было страшно.
Димка быстро пролистал уведомления, вернул Лизе телефон и сказал:
– Советую заскринить все коды в отдельный альбом и подписать, какой код для чего нужен. Так ты сможешь быстрей их находить. На входе в некоторые классы тоже стоят турникеты.
Лиза мгновенно представила, как она будет торчать по полчаса у двери каждого кабинета и копаться в телефоне под смешки одноклассников. А если Димка будет постоянно помогать, все решат, что Лиза ничего не может сделать сама.
Димка открыл перед ней внутреннюю дверь, Лиза прошла вперед и оказалась в огромном холле. Он делил здание школы на две части. Второй этаж тянулся через холл узким балконом, на который полукругом вела мраморная лестница. Лиза представила, как будет поскальзываться на гладком камне и разбивать колени об острые ступеньки. В животе заворочалось нечто склизкое, она пожалела, что под пристальным взглядом Нины все-таки проглотила завтрак.
Большую часть противоположной от входа стены занимал огромный экран. Звука не было, только картинки: мрачный полуразрушенный дом, худенький мальчуган, одетый в лохмотья, плакал над сломанными игрушками, его узкое личико было перепачкано. Следующий кадр: в комнату вместе с ярким лучом солнца вступала женщина в желто-зеленой форме Попечительского Совета. У нее были роскошные золотистые кудри и яркие синие глаза, она протягивала малышу руку. Мальчик смотрел на женщину доверчиво и нарочито тоскливо. Женщина уводила бедного ребенка на чудесную зеленую поляну, где веселились упитанные и розовощекие дети. Одетые с иголочки, они хвастались новыми игрушками: вертолетами на радиоуправлении, говорящими куклами, щенками-роботами. Мальчик бежал к ним, тоже становился чистеньким, упитанным и кудрявым. Получал подарки от слишком ухоженной женщины, за ее спиной стоял мужчина в дорогом костюме и покровительственно поглядывал на происходящее. После этого мальчик обнимал молодую сотрудницу «Печки», изменившую его жизнь, а та вытирала слезы радости и умиления платочком с эмблемой.
Лиза несколько раз моргнула, пытаясь «развидеть» социальный ролик. Картинка сменилась: теперь показывали бравых широкоплечих парней – пограничников. Димка подталкивал Лизу к раздевалке под балконом. Но экран притягивал взгляд. Наверняка, остальные ученики уже привыкли, никто не обращал на него внимания. Лиза сняла куртку, затолкала в рукав шапку с шарфом, быстро переобулась. Она встала перед зеркалом, и придирчиво оглядела новую форму. Темно-синее платье в мелкую зеленую клетку выглядело так, будто принадлежало старушке. А еще, оно придавало Лизиному лицу болезненный вид. Кроме Лизы в зеркале отражался и экран – он снова показывал мрачную, тесную комнату с чумазым мальчишкой и его сломанными игрушками. Только сейчас Лиза заметила злые некрасивые лица по бокам от пацана. Видимо, так были изображены его бывшие родители.
В мыслях тут же возникли папа и мама: папа как всегда гладко выбрит, в уголках глаз – мелкие морщинки, «гусиные лапки», мама в больших круглых очках, оставлявших на переносице красные следы.
Лиза постаралась прогнать воспоминание: если она станет плакать в школе, то точно получит еще один курс таблеток. Да Лиза и не привыкла реветь на людях.
– Нормально ты выглядишь, – Димка похлопал ее по плечу, Лиза вздрогнула. Она слишком долго стояла перед зеркалом, погруженная в свои мысли.
– Уверен? – с сомнением спросила она.
– Красота – страшная сила, – усмехнулся Димка, и Лиза тоже улыбнулась.
Заминок с кодами больше не возникало. Лиза выбирала нужный заранее, на перемене, сверяясь с расписанием. Все равно болтать было не с кем: с Димкой не совпадала половина уроков, Ольга проносилась мимо на крейсерской скорости, задрав нос. Остальные сторонились Лизы. Поглядывали издалека, настороженно. Но не подходили и не пытались заговорить.
Лиза вспомнила Машу – единственную подопечную в прошлом классе. С ней никто не общался и Лиза не задумывалась о причинах, просто следовала негласному правилу. У Маши были следы от ожогов на руках и шее, очевидно, из-за этого ее разобщили с бывшими родителями. Прежние одноклассники шарахались от Маши так, как новые – от Лизы. Они ведь не знали, что на самом деле Лиза – нормальная. «А вдруг Маша тоже была нормальной?» – подумала Лиза.
Впрочем, Лизе и без того хватало внимания: каждая учительница в начале урока заставляла подойти к доске чтобы представиться. Кроме «Меня зовут Лиза, мне шестнадцать», ей было нечего сказать. Все, что она могла бы сообщить о себе осталось в прошлой жизни: увлечение ботаникой, просмотры сериалов с мамой, уроки по починке автомобилей от папы. На музыку, которой Лиза заслушивалась в обществе подруг, даже не дали код. Потому что любимые группы были в списках «одобренных условно». А Подопечным никакое «условное» не полагалось.
К обеду Лиза чувствовала себя разбитой и уставшей: уроки давались тяжело. История и экономика, право и литература, – этим предметам в ее бывшей школе уделялось крайне мало внимания, они казались Лизе скучными и непонятными. История медицины – другое дело, Лиза с удовольствием слушала лекции о том, как поколение врачей-победителей справлялось с эпидемией на фоне провальных мер, применяемых в других странах. Но целых два урока подряд про постэпидемический скачок экономики – это было выше ее сил.
Дополнительные часы нравмора проходили в полупустом кабинете на втором этаже, штрафников было немного, Лиза уселась на самую заднюю парту и, от нечего делать, принялась рассматривать обстановку. Над доской висели портреты Первых Попечителей, чьи имена все заучивали еще в детском саду, любой ребенок должен был выдавать их без запинки, хоть посреди ночи разбуди. Кохановский, мужик в очках и с бородкой клинышком, – был главным, это он придумал Здравсовет, смог победить эпидемию. Поговаривали, что и «Печка» – целиком его детище, но Кохановский, по доброте душевной, поделился лаврами с командой. Лиза втайне гордилась тем, что её родители – тоже врачи, продолжатели дела Кохановского. И не хотела верить в его причастность к некоторым законам, которые протащила «Печка» после его смерти. Лизина бабушка рассказывала: когда Кохановский умер, начались беспорядки – все очень хотели попасть на похороны и проститься с ним, но у многих не было разрешений на выезд из своих городов, на границах с санитарными коридорами стали возникать конфликты. Тогда молодой Емельянов и зачитал свое легендарное обращение к народу, которое транслировалось по всем теле- и радиоэфирам: призвал людей соблюдать заветы самого Кохановского. И напомнил, почему было запрещено собираться на площадях: тот случай дикой вспышки заболеваемости после митингов по поводу закона об обязательном распределении профессий. С тех пор лицо Емельянова запомнил каждый.
Его портрет, естественно, тоже в кабинете был – один из самых распространённых вариантов, репродукция с картины Островича, такая висела в каждом классе Лизиной прежней школы, в коридорах маминого и папиного отделений. И дома у Лизы была тоже, только папа не стал вешать на стенку, а выставлял в сервант, за стекло, перед плановыми проверками «Печки», так-то Емельянов пылился между книг в шкафу.
Вместе с учительницей в класс пришла Ольга. Она не села рядом, как Димка, не подошла поболтать, просто на протяжении всего урока периодически оглядывалась и беззастенчиво рассматривала Лизу: нагло, с вызовом. Лизе очень хотелось крикнуть: «Чо пялишься?» Жаль, она не могла позволить себе в первый же день привлечь внимание учительницы.
Лиза недоумевала: как Ольга умудрилась заработать штрафные уроки? Но, кажется, она была здесь по своей воле. Когда учительница объявляла тему ее доклада, то назвала Ольгу «наша Оленька». Ольга вышла к доске уверенной походкой, с ее губ не сходила самодовольная усмешка. Она вещала про «Роль классического семейного уклада во взращивания здорового поколения» так бодро, будто это была невесть какая интересная тема, даже практически не подсматривала в свои записи, неужели выучила эту пургу наизусть?
К концу нравмора у Лизы ощутимо болела голова, но, вместо заслуженного отдыха, ее ждал психолог. В уведомлении с кодом был указан номер кабинета – триста восьмой, очевидно, находился на третьем этаже. Туда Лизе еще не доводилось подниматься, но, просить о помощи Ольгу она не стала. Проблема решилась сама собой – у класса нравмора Лизу ждал Димка. Он проводил Лизу до кабинета в самом конце пустого коридора третьего этажа и ретировался.
– Ни пуха, – пожелал напоследок Димка, нервно дернув подбородком
Лиза постучала, услышала из-за двери «войдите» и шагнула навстречу избавлению от таблеток. По крайней мере, она очень на это рассчитывала.
Кабинет оказался тесным: вдоль стен стояли шкафы, забитые архивными папками, надписи на корешках – комбинации цифр и букв, не говорили Лизе ни о чем. В глаза бросался гигантский фотопортрет в тяжелой деревянной рамке, под стеклом, он красовался в правом углу кабинета у окна, сверху на рамку была наброшена белая кружевная салфеточка, в отличие от полок – не пыльная. На фото – конечно, Емельянов. И ничего особенного в этом не было. Наоборот, если б психолог из «Печки» не повесила у себя в кабинете портрет начальника, вот это было бы странно. Удивляла монументальность и выбор фото: Емельянов на нем был очень молод.
Форточка была открыта и из нее изрядно поддувало, тем не менее, сквозняк не помогал избавиться от стойкого запаха «Валокордина», просто заставлял тревожно колыхаться салфеточку, прикрывавшую Емельянова.
Под портретом за узким столом сидела женщина. Поначалу Лиза никак не могла понять: что с ней не так. Явно невысокая, хрупкая, еще не старая, но волосы – седые, собраны в пучок, черный свитер с высоким горлом, тонкие запястья, невероятно длинные костлявые пальцы. Но пугающей ее внешность делали глаза: черные, большие, слишком широко посаженные.
– Акимушкина? – спросила женщина. Голос у нее оказался низким, больше похожим на мужской. Лиза не сразу поняла, о чем речь, слишком отвлеклась, да и не успела еще привыкнуть к новой фамилии, даром что весь сегодняшний день слышала ее на каждом уроке. Женщина наклонила голову, выжидающе посмотрела на Лизу исподлобья.
– Да, это я, – наконец сообразила Лиза.
– А я – Тамара Михайловна, твой школьный психолог. Садись.
Диванчик, на который указала Тамара Михайловна, оказался слишком мягким и низким: колени очутились на уровне локтей, держать спину ровно было невозможно, кроме того, смотреть на Тамару Михайловну приходилось снизу вверх, что в целом было не слишком приятно.
– Как ты себя чувствуешь, Лиза?
– Устала. Столько новых впечатлений, – Лиза еще вчера придумала несколько нейтральных ответов на подобные вопросы. Это звучало правдиво, да и, по большому счету, являлось правдой.
– Успела с кем-нибудь познакомиться в школе? – Тамара Михайловна улыбнулась. От этого ее огромные глаза стали чуть уже – больше похожими на человеческие.
– В школе – нет, – честно сказала Лиза, – пока что познакомилась только с братом и сестрой. Они хорошие. Дима сегодня меня везде провожал, а Оля помогла разобраться с кодами.
– Хорошо, – Тамара Михайловна сделала паузу, – как мама?
Лиза почувствовала себя так, словно не принимала седативов. Сердце забилось в горле, в ушах зазвенело.
– Не успели пока пообщаться, – ответила Лиза, еле переведя дыхание, – но она подарила мне телефон.
Лиза полезла в сумку, пальцы дрожали и она медлила, боялась не удержать телефон.
– Смотрите, какой крутой, просто бомба, – Лиза продемонстрировала новенький гаджет, – а еще, она купила мне столько всякой одежды!
– Как мило с ее стороны, ты очень опрятно выглядишь. И, смею заметить, вполне женственно, даже несмотря на чудовищную прическу. Особенно по контрасту с тем, что я видела на записях из суда и ЦПНБ, – Тамара Михайловна сочувственно покачала головой.
У Лизы закололо в носу и защипало глаза. Свитер, в котором она была на суде, мама связала своими руками. А код на стрижку Лиза выпрашивала чуть ли не полгода. Ради него даже сделала дополнительные доклады по нравмору.
– Да, и кормят меня теперь хорошо, – невпопад ответила Лиза, – только вот из-за таблеток не очень хороший аппетит. А так хочется съесть всю эту вкуснятину.
Лизе казалось, она придумала мастерскую подводку к отмене таблеток, но не тут-то было. Тамара Михайловна перестала улыбаться. Кроме глаз у нее расширились еще и ноздри. А губы, наоборот, сжались.
– С чего ты взяла, что это из-за лекарств? – тембр голоса Тамары Михайловны стал еще ниже.
Лиза растерялась.
– Ну, я знаю, что так бывает, от седативных препаратов.
– Кто тебе такое сказал? – глаза Тамары Михайловны едва не выкатились с лица. А паучьи пальцы крепко сжали карандаш.
– Никто не сказал. Я просто, наверное, видела где-то в книжке.
– Где ты взяла эту книжку? Ты читала книги биологических родителей?
Лиза молчала, судорожно пытаясь придумать ответ. Тамара Михайловна записала что-то в блокноте.
– Послушай меня внимательно, Лиза. Похоже, твои биологические родители позволяли тебе читать профессиональную литературу, не подходящую детям твоего возраста. Любые знания, почерпнутые оттуда – ложные. Ты, в силу возраста и отсутствия специализированного образования, не можешь правильно интерпретировать информацию. Психолог ЦПНБ назначила тебе полностью одобренные Здравсоветом препараты. Они не могут навредить твоему здоровью или дать побочные эффекты. Это лекарства нового поколения, они призваны облегчить процесс разобщения и интеграции в новую семью. Они идут тебе на пользу. Ты поняла?
– Да. Я вспомнила, я не читала никаких книг, я слышала это в сериале, в «Госпитале», – Лиза придумала отмазку на ходу, пытаясь выгородить родителей. Но Тамара Михайловна еще сильнее выпучила глаза:
– «Госпиталь»? С возрастным цензом 18+?
Лизу прошиб холодный пот и капитально затошнило. Она решила, что молчать будет безопаснее.
– Ох, деточка, – Тамара Михайловна внезапно сменила гнев на милость, но пальцы все еще терзали карандаш, – вижу, твои биологические допускали много ошибок в воспитании. Ну, ничего, Попечительский совет успел вовремя, у тебя теперь будет хорошая семья и правильная жизнь. Только выкинь из головы всю ту дурь, которую тебе внушали.
