Рене сидел за столом, но его мысли не могли найти покоя. Всё, что ещё недавно казалось знакомым, стало чуждым. Строки на экране снова расплывались, цифры теряли свой смысл, а сами они были лишь абстракциями, не имеющими никакого отношения к реальности. Казалось, что мир вокруг него постоянно меняется, но не так, как это должно быть. Он пытался найти хоть какой-то устойчивый пункт, но всё его восприятие разрушалось под тяжестью сомнений.
Он снова взглянул на экран, и снова слова начали терять свои очертания, как если бы его разум не мог понять, что он видит. Он не мог понять, почему так тревожно. Почему всё вокруг становилось менее реальным с каждым моментом? Он снова почувствовал этот пустой вакуум, который заполнил его грудь, и давление, которое не отпускало. Всё вокруг казалось слишком искусственным, лишённым глубины.
Что с ним происходило?
Рене понимал, что его восприятие искажалось. Он не мог понять, когда это началось. Вчера? Сегодня? Может быть, это было всегда? Это ощущение пустоты, этого отсутствия связи между ним и окружающим миром – он не знал, как с этим справиться.
Он попытался сосредоточиться на задачах. Задачи, которые он не помнил, когда ему были поставлены. Но их было слишком много, и они не имели смысла. Он начал ощущать, что всё, что происходило, не имело никакого реального фундамента. Каждое движение, каждое слово, каждое действие – казалось частью чуждой программы, по которой он следовал, не имея возможности изменить свой путь.
Внезапно его взгляд привлекла фигура Германа. Он стоял в дверном проёме, как всегда с лёгким, почти безразличным выражением на лице. Но что-то в его присутствии сейчас казалось странным. Его взгляд был слишком пустым, а слова звучали как обработанный алгоритм.
– "Ты видел новые данные по проекту?" – произнёс Герман.
Рене почувствовал, как напряжение снова нарастает. Эти слова казались ему как часть какого-то сценария, а не реального разговора. Почему Герман был так спокойным? Почему его слова не вызывали привычного отклика, как раньше? Этот голос, эта интонация – всё было точно так, как обычно. Но теперь Рене видел в этом неестественность, которая подтачивала его разум.
– "Что ты имеешь в виду?" – спросил он, ощущая, как его слова теряли смысл, как если бы они не были его.
Герман взглянул на него, как всегда, с тем же безразличием. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах не было живой искры. Он стоял прямо, как статуя, без малейшего намёка на человеческое присутствие.
– "Ты ведь видел новые данные?" – повторил он, не меняя интонации.
Рене почувствовал, как его разум начинает терять хватку. Он не мог связать эти слова с реальностью. Он знал, что Герман не мог говорить так, как он сейчас говорит. Его интонация была пустой, как если бы он не был живым человеком. Он был частью сценария, частью программы, которая не позволяет ему выйти за рамки своих предписанных действий.
Рене пытался вернуться к нормальному состоянию, но странное чувство продолжало нарастать, как если бы его мир оказался под контролем чего-то или кого-то, кто влияет на каждое его движение.
– "Ты в порядке, Рене?" – снова спросил Герман.
Рене посмотрел на него, и в его глазах снова мелькнула та пустота, которая всё сильнее вытесняла его собственные мысли. Он почувствовал, как внутреннее давление начинает заполнять его грудь.
Его тело не слушалось. Он вдруг понял, что, возможно, его действия и движения тоже были заранее прописаны. Как если бы он был просто частью чего-то большего, частью этого мира, который ему не принадлежал.
В этом пространстве, этом офисе, этом городе – что-то было не так. Всё вокруг становилось всё более механическим, как если бы всё и все следовали заранее установленному сценарию.
Рене резко встал, и его тело не поддалось. Шаги стали неестественными, словно он двигался не по своему желанию. Он почувствовал, как будто внутри его самого всё расползается, как если бы его сознание размывалось.