И протягивает ей золотой.
Смотрит женщина и удивляется: мундир у солдата ветхий, сапоги дырявые, а расплатиться хочет золотой монетой!
– Нет у меня столько еды! – говорит она. – На эти деньги можно месяц обедать!
– Не твоя печаль! – говорит солдат. – Продай что у тебя есть, только побыстрее!
Ну что же, если деньги сами в руки плывут… Вынесла женщина солдату большой пирог. Поблагодарил солдат, да и пошёл в лес, очень собой довольный. Тут и солнышко скрылось, совсем темно стало. На небе тучи, ни луны, ни звёзд не видать.
Но солдату всё нипочём, не идёт, а летит, ног под собой не чует. Как же он ловко всё устроил! По дороге пирогом угощается.
Около церкви голос какой-то ему послышался, да и какой голос! Почти забытый, а всё же знакомый, родной!
Сидит на паперти старик. Все нищие разбрелись кто куда, а этот остался. То ли он шаги солдата услышал, то ли запах пирога почуял, но подал голос, стал просить, чтобы ему добрый человек хоть корочку хлеба подал.
Подошёл солдат поближе, посмотрел, а старик-то слепой! А на лице шрамы, как от ожогов.
– Что домой не идёшь? – спрашивает солдат.
– Нет у меня дома, добрый человек. Жил я когда-то в деревеньке, недалеко отсюда. Да случился у нас пожар большой, я лицо обжёг и зрения лишился. Поддались мы со старухой моей в город к дальней родне, у них и приютились. Только они сами в нищете мыкаются, нет у них денег два лишних рта кормить. Старуха моя совсем от голода ослабела, да и я её не лучше. Ничего мне сегодня не подали. Видно, помирать пришла пора.
Забилось сердце у солдата! Но он сдержался и спрашивает:
– А что же, детей у вас нет?
– Был сынок у нас единственный, да его лет двадцать назад в солдаты забрали. Может и сгинул где… Только мы с старухой всё равно ждём его. Хороший он был, добрый, работящий, родителей любил и уважал! Если бы воротился, было бы нам утешение в конце жизни!
Чуть не заплакал солдат. Хотел, было, на шею слепому старику кинуться. Но сдержался. Надо сначала в лес сходить, доложить змее, что все её задания он выполнил.
Сказал он только:
– Не переживай, старик! Верю, что вернётся твой сын, и заживёте вы с женой, лучше некуда! А пока, вот, возьми!
И сунул в руки нищему свой пирог недоеденный.
В этот миг, будто молния над дальним лесом сверкнула, а за ней и гром прогремел.
Испугался солдат, что гроза скоро начнётся, да побыстрее к лесу устремился.
Старик вслед ему крикнул, спросил, как звать его, но был солдат уже далеко.
Когда добрался он до леса, непогода вовсю разгулялась. Ветер деревья до земли сгибает, дождь по щекам хлещет. Страшно солдату. Страшно и тревожно, сам не поймёт, почему. То ли от того, что едва обретённого отца бросил, то ли от того, что непогода так разбушевалась, то ли от чего другого. Понял, наконец, отчего: отдал он часть пирога отцу. А ведь предупреждала его змея – никому ничего из купленного не отдавать!
В такой тревоге добрался солдат, наконец, до заветной поляны. К тому времени уж и буря поутихла, и даже луна между туч появилась.
И что же видит солдат? Аккурат в самый дуб молния угодила. Ветви поломала и опалила, и ствол пополам расщепила.
Кинулся солдат к тому месту, где нора была, а её и нет! Корни, между которыми она находилась – вот они! А промеж них – землица нетронутая, травой, да мхом поросшая.
Не поверил солдат своим глазам, весь дуб обошёл, все осмотрел и ощупал – нет норы, будто и не было никогда. Долго солдат под тем дубом сидел, уже и солнышко над поляной взошло, а он никак поверить не может, что вот так всё закончилось! Решил он по лесу побродить, вдруг во время бури ночной с тропинки сбился, да не на ту поляну набрёл? Долго солдат по лесу блуждал, да вот только других полян с дубом могучим посредине отыскать ему не удалось.
– «Ну что же, – подумалось солдату, – сам виноват! Условие змеи нарушил, стало быть, потерял и невесту и королевство. Но осталось ведь в городе у меня немало добра! Дом, да карета с рысаками, да и всего остального полным-полно! Тоже неплохо!»
Зашагал солдат в город. Как в первый день, зашёл он в своём мундире поношенном, да в сапогах дырявых в городские ворота.
Вот и трактир, где он в первый день отдыхал, да харчевался. И трактирщик знакомый около дверей стоит. Очень солдату есть захотелось. Вчера он целый день золото тратил, на перекус времени не нашлось. Только поздно вечером несколько раз пирог надкусил, что потом отцу отдал.
– Здорово, хозяин! – говорит он трактирщику. – Не накормишь ли чем в долг? Я вечером всё тебе сполна отдам. Все деньги дома остались!
– Ступай отсюда, голытьба! Деньги, видишь, дома у него! Да у тебя и дома то нет! Меня не проведёшь!
– Да ты забыл, видать, я у тебя три дня назад столовался и отдыхал! И сполна за всё заплатил.
– В первый раз вижу тебя! В моём заведении таких оборванцев не привечают! Ступай, куда шёл, подобру-поздорову, а то я и стражу позвать могу!
Рассердился солдат, а делать нечего.
– «Вот погоди, – думает, – доберусь я до своего дома, возьму каких-нибудь вещей дорогих, отдам в заклад, снова при деньгах буду! Станешь ты мне тогда кланяться, а я в жизни в твой трактир больше ни ногой!»
Дошёл он, наконец, до своего дома распрекрасного, а тут, как раз ворота открываются, и карета оттуда выезжает. Его карета! Кучер на козлах, лакей на запятках, а в карете господин важный расселся. Никогда в жизни солдат его не видел, а кафтан что на нём – знакомый. Его собственный кафтан. И шляпа с пером – тоже его!
Что за наваждение! Сунулся солдат, было, на крыльцо, да только лакей его не пустил: чего, мол, надо тебе, служивый?