Людмила Ляшова
Феи говорят по-русски!
Пролог
Солнце вовсю заливало просторы. Среди колышущегося моря разнотравья то тут то там возвышались стебли белых лилий. И это было необычно – лилия цветок декоративный, а не дикорастущий. Посади луковицы лилий среди бурьянов, и получишь бурьяны – лилии вымрут…
Еще более необычно было, что у стебля одной из лилий стояла малюсенькая фигурка человечка. Можно было бы подумать, что это фея. Но крылышки отсутствовали напрочь, а через прочную ткань, напоминающую спецовку, явно обрисовывались бицепсы, трицепсы, кубики вместо пузика – в общем полный набор мачо, включая легкую небритость на мужской скуластой физиономии.
Мачо внимательно смотрел на цветок лилии и бубнил на русском с сильным акцентом:
– Ти моей цвьеточек… Я льюблью тьебя… Я хячу тябя замушь…
В общем, то ли территорию метил, то ли в любви местной флоре признавался. Но самое удивительное, что цветок лилии явственно подрагивал – что, и правда соглашался с этакими притязаниями?
Нет, нет… Это просто из самого венчика высунулось что-то, или кто-то сильно испачканное в пыльце. Морда этого «чего-то» очень смахивала на маску Дарта Вейдера из «Звездный войн». Маска вместе с телом вывинтилась из цветка лилии, следом с явным трудом вытащила внушительный мерцающий «световой меч» сиреневого цвета, и, схватившись одной рукой в перчатке за веревку, ведущую от самого цветка вниз, мигом скользнул к его корням.
– ЗамуЖ! Тверже надо! – Безапелляционно заявил «Дарт Вейдер», стащил с головы маску, пару раз чихнул и осторожно положил свой «меч» в аккуратно подставленный «феем» футляр.
– Дас! Ну пьячьему мы далжон яйзык выучиивать??? – Канючил «фей», бережно прижимая футляр к груди.
– А кто должен? ОНИ??? Это ты жену хочешь. А у нее, может, и не спросят. Покорять придется. – Дас оторвал зеленый листочек размером с зонтик для двоих, и попытался привести в порядок свой нос, несмотря на защитную маску, жутко чесавшийся от пыльцы.
– Та, тьябе и Бюгу харьяшо, а я не языкатый!.. Тафай, хотя пьереевыв… – И «феечка» попытался защебетать почти по-птичьи.
– Давай! – Дас, плюнув на воспитание, с чувством высморкался в листок. – Только у нас с Бьюгом жены будут. А ты, ну это… и язык учи…
Глава 1.Улька
Ульяна еще с двумя бабами щипала гусей у сарая на заднем дворе барской усадьбы. С утра в деревнях стался настоящий переполох. Барин, ранее не особо жаловавший свою усадьбу визитами, вдруг заявился без всякого предупреждения, да еще с гостями, с дворней и своим поваром. Из деревень в срочном порядке в усадьбу «на подхват» отрядили баб и мужиков. Благо было начало осени, и продукты по запросу барского повара, не мудрствуя лукаво, дергали сразу с грядок. Или вот как гусей, как говорится, с утра еще бегали.
Возле дверей барского дома крутились несколько пострелят. Получив от повара или управляющего указание, босоногий «телеграф» тут же мчался на задний двор, чтоб передать распоряжение.
Вот несется Гришка – пятилетний внук старосты. Извазюканая мордаха сияет энтузиазмом, а самого Гришку едва не разрывает от новостей.
– А немчура-то, немчура! – Запыхавшись выпалил Гришка. – Девок он покупать будет у барина – не порченных!
Ульяна хмыкнула – не порченных. С этим дефицита не было. Улька и сама в свои 21 была непорченой и, к сожалению, немужней. Как уже сказано было, барин усадьбой не сильно интересовался (лично девок не портил), сборы и подати платят исправно – и ладно. Так что в усадьбе давно образовалась демократия. Порядок в деревнях поддерживали старосты – мужики крепкие, на сходе выбранные. А с ними не забалуешь.
Вот благодаря Прохору, старосте деревни, где Улька жила, она в девках и засиделась до своего возраста, плавно приближаясь к статусу вековухи.
Прохор осиротевшую Ульку к себе взял, когда ей было всего пять лет. Не сказать, чтоб из милости – уже в том возрасте она свой кусок хлеба отрабатывала. А к 10 годам на Ульке был уже фактически весь старостин дом – уборка избы, стирка, присмотр за детьми, двор. За шестнадцать лет в семье Прохора Ульке довелось младших детей Прохора вынянчить, сейчас нянчилась с его внуками, от старших детей народившимися.
Беда Ульки как раз в том и оказалась, что была она справной работницей, с которой Прохор расставаться не хотел. Как заневестилась Улька, а девка выросла не только работящая, но и ладная, Прохор палкой от нее деревенских ухажеров гнал. Был вариант за одного из своих сыновей сосватать, только на кой ляд ему в семью бесприданницу брать. А через пару лет можно будет и присмотр за ней сбавить, куда она, перестарка, с дома денется?
– Барин велел, – вещал Гришка обступившим его бабам. – Чтоб всех девок к усадьбе вели!
Народ загомонил. Кому ж дите свое, как скотину на торг выставлять охота? Но старосты сходу смуту подавили и отправили гонцов, каждый в свою деревню – за девками.
Барин сроду крепостными не торговал? А вот все когда-то впервой бывает!
Глава 3
Улька донесла таз с пятью увесистыми, ощипанными и потрошенными гусями до барского дома, попыталась отдать выбежавшей с людской стороны дома бабе из прислуги. Баба, едва не уронив таз себе на ногу, заорала:
– Тишка! Тащи на кухню!
На вопль выскочил молодец, подхватил таз с гусями и уволок в заданном направлении.
Улька вытерла руки о подол фартука и, крадучись, пошла к главному входу барского дома, где собирались девок торговать. Интересно же!
Там уже все было готово. На крыльце стояли барин, управляющий и немчура собственной персоной, облаченной во фрак, белые штаны и с цилиндром на голове. Персона небрежно помахивала тростью.
В стороне от крыльца собралась толпа деревенских: мужики, бабы и дети – ну куда ж без них? Из толпы доносились сдавленные, но дружные бабские завывания. Улька втиснулась в толпу и принялась глазеть сразу во все стороны.
Перед крыльцом неровным рядом выстроилась шеренга оборванок – те самые непорченые девки, предназначенные на торги. Вид жалкий. Потому что, узнав о таком деле, родня не наряды пожалела, а проявила крестьянскую хитрость: авось, немчура проклятая, нашу красоту не рассмотрит и какую другую девку купит!
Улька внимательно оглядела выставленных на торги, но среди них не оказалось ни дочек, ни внучек ни одного из пяти старост деревень. Впрочем, она не удивилась: даже маленький хозяин, в первую очередь свои интересы блюдет.
– Девки-красавки! – Провозгласил немчура.
Бабский вой среди деревенских усилился, а «красавки» еще сильнее опустили головы, плечи и попытались ввинтиться в лужайку перед барским крыльцом.
– Девки-красавки, – повторил немчура. – Я вас выкупайт, Христом… – Запнулся и оглянулся на барина.
Первым среагировал управляющий и подсказал шепотом:
– Христом Богом!
– Христом Богом. Есть! – Продолжил речь немчура. – Выкупайт не на разный непотребств, а невеста – для мужа! Новый земель давать, хозяйства давать! Вы – счастье жить, мужа любовь, детей рожать, внуков нянькать!
По мере поступления информации, бабский вой стал стихать, а «красавки-невесты» начали переглядываться между собой и с родней в толпе.
– Надо есть – десять невест. Ну, красавки, кто счастья желать!
Вой в толпе окончательно сменился заинтересованным шепотом. А «красавки-невесты» выпрямились, приосанились, пытаясь сквозь напяленную ветошь продемонстрировать достоинства фигур.
Немчура легко сбежал с крыльца. Медленно проходил перед шеренгой невест, время от времени беря одну из них за руку и отправляя к себе за спину.
– Ты!.. Ты!.. Ох, ты – майн кляйн!.. – Комментировал свой отбор.
Вскоре за его спиной оказалось десять девушек. Оставшиеся в ряду недовольно нахохлились.
– Красавки, утро завтра – дорога к жених и счастье. Вам бежать, собирать себя. Вещь не надо много брать, у жених все есть! – Немчура инструктировал, повернувшись лицом к отобранным невестам.
«Жених… Муж… Детки, свои родненькие… Да еще и хозяйство!..» Ульку, словно черт в спину толкнул. Она вылетела из толпы деревенских, оказавшись лицом к немчуре и задом к отобранным невестам и к барину с управляющим, по-прежнему стоящими на крыльце.
– Меня! Меня, барин, купите! – Взмолилась Улька.
Очевидно, черт, толкнувший Ульку, был не один, поскольку следом за ней вынесло и старосту Прохора.
– Старая она для невесты! – Заявил Прохор, пытаясь схватить за руку свою рабыню.
Немчура отодвинул Прохора, а Ульку принялся с интересом рассматривать. Обошел вокруг нее. Зачем-то дернул за косу.
– Молодой девка! Красивый! – Вынес свой вердикт.
– Так порченная она! – Не унимался староста Прохор и стукнул себя в грудь кулаком. – Я сам ее спортил! – И тут же в ужасе вытаращил глаза, поняв, при ком и что ляпнул.
Ахнули все: Авдотья – жена Прохора, отобранные и неотобранные «красавки», деревенские бабы и мужики, барин с управляющим на крыльце…
Только Улька не ахнула. От такого навета у нее дыхание сперло в груди, помутилось в голове, а рука сама взметнулась вверх и отвесила старосте Прохору такую оплеуху, что того отбросило на два шага и опрокинуло наземь, только лапти в воздух взметнулись.
Среди мертвой тишины раздался ржач немчуры. Запрокинув голову, он ржал как необъезженный конь. Ну, в крайнем случае, как деревенский бескультурный мужик, которого что-то развеселило чрезмерно.
– Беру, девка! Беру, красавка! Есть для тебя жених!
