© М. Акиньшин,2024
© ООО «Альтернативная литература», 2024
Охраняется Законом РФ «Об авторском праве и смежных правах». Воспроизведение книги любым способом, в целом или частично, без разрешения правообладателей будет преследоваться в судебном порядке.
– Иди сюда, я тебя поджарю, – булькает Ва и ухмыляется чешуйчатой мордой. – Зачем указатель испортил? Ты сильно рискуешь, чувачок.
– Сам иди! – вопит колдун из-за горы хлама и перекатывается между ржавыми железными остовами. Найдя надёжное укрытие, он чуть высовывает из щели посох и палит в нашу сторону магией, дробно осыпающей каменные стены башни.
Я пожимаю плечами и возвращаюсь к чтению – к их перепалкам я давно привыкла. Всё идёт по обычному сценарию уже месяц: к вечеру появляется колдун в полной боевой выкладке, а Ва пытается угодить в него пламенем. Не очень удобное занятие: дракону приходится, задрав хвост, поворачиваться к назойливому противнику тылом. Задеть друг друга им ещё не удалось ни разу, и враждующие стороны всё это время обмениваются вялыми оскорблениями.
– У тебя сегодня понос, не? – кричит колдун. – Жаба! Игуанодон-переросток!
– А ты подойди, прыщ, и увидишь, – отвечает Ва и выглядывает противника за спиной, вывернув голову над бесполезными маленькими крылышками. Хвост он использует как прицел. Направляет на противника, прищуривает один глаз, вывалив от усердия язык.
– Пусти к Машине, идиот! – орёт противник.
Ему хочется попасть к странной колдунской вещи, торчащей в земле за Башней. К Штуковине. Так мы её называем. Мы – это я и Ва. И ещё пара миллионов тех, кто, по слухам, остались на Старой Земле. Пара миллионов бедолаг: крестьян, рыцарей, баронов, владетелей, колдунов и прочего сброда. Все говорят «Штуковина», и только этот колдун зовет её Машиной.
– Щас! – отвечает Ва и напрягается, выпуская ослепительный сгусток пламени в сторону колдуна.
– Не попал! – злорадно орёт тот. Его посох пару раз оглушительно хлопает. – Твоё счастье, что у меня патроны закончились.
– Гуляй, макака! – фыркает дракон, – хотел бы попасть, давно бы тебя поджарил! Тебя мухи выдают! Мухи, сечёшь?
Я вздыхаю. Мухи колдуна действительно выдают. Они кружат над ним, где бы он ни находился. Ва говорит, что тот обделывается от страха каждый раз. Но я ему не верю – Ва не страшный. Хотя иногда ест рыцарей, приходящих меня спасать.
– О! Этот толстый, прикинь? – шепчет он, разглядывая очередного несчастного сквозь бойницу. – И на мт'цикле. Лучше бы он был на лошади, как считаешь? Прошлый был на лошади.
– На пони, Ва, – поправляю его я.
– Всё равно. На лошади – вкуснее, – упорствует он.
Искорёженный мт'цикл валяется у стены. Под ним тёмное пятно разлившегося топлива, напоминающее кровь. А вокруг валяется железная требуха – свидетельство безуспешных попыток дракона переделать транспорт в самогонный аппарат.
На сегодня они закончили, колдун расстрелял все припасы и откланялся. Ва расстроено смотрит вслед фигурке, удаляющейся по дороге из жёлтого кирпича. От брони пришельца поднимается пар. Он машет руками, разговаривая сам с собой. Потом оборачивается для ежедневного прощания – вытягивает руку, а другой хлопает по сгибу локтя, показывая своё полное неуважение к Ва.
– Шагай, шагай, герой, – недовольно бурчит дракон. – Пусти его к Штуковине, беды не оберёшься. Тем более, сегодня выброс. Сегодня же, Трикс?
Выброс по графику сегодня. Я загибаю страницу книги, откладываю её и поднимаюсь. Солнце лихорадочно дрожит над горизонтом, напоминая красный набухший кровью глаз. До выброса надо проверить верши на креветок – я ведь не дракон и не могу питаться рыцарями.
– Через пять часов, Ва, – говорю я. – Схожу пока за креветками.
Он кивает и облокачивается на стену, подставляя хитрую морду ветру.
– Прикинь, этот умник испортил указатель, – обиженно гундит он. – Мало того, что вертится тут со своими мухами, так ещё и ломает всё подряд.
То, что колдун испортил указатель – керамическую пластину бронежилета, на которой когтями нацарапано «ПРИНЦЕСА БИОТРИКС ЖДЕТ ТИБЯ, МОЙ СПОСИТЕЛ!» – было самой большой обидой Ва сегодня. Эту надпись я пыталась исправить, но вызвала недовольный визг дракона. По его мнению, если что-то работает, то не нужно это трогать. Впрочем, он прав. Указатель исправно приносит ему неудачников, которые хотят меня освободить.
Я спускаюсь с Башни в захламленный двор, надеваю перчатки и принимаюсь освобождать от брезента тележку с корзинами. Её приходится каждый раз укрывать, потому что во время выброса из появляющихся над Долиной окон сыплется всякая дрянь. Большей частью ядовитая. Не то, чтобы я особо её опасалась, но перестраховаться стоит в любом случае. Мы с Ва периодически натыкаемся на тех счастливцев, которые попали под выброс. Вернее, натыкаемся на то, что от них осталось. Зрелище так себе.
Я встряхиваю пыльный брезент в тщетной надежде навести порядок.
– Э-ге-гей, пехота! Возьми мафун! – кричит Ва сверху. Довольная морда торчит между зубцов башни. – Дермоны боятся мафуна!
Дермоны – удивительные и опасные создания. О них стоит помнить всегда, куда бы ты ни пошёл. Попав в Долину во время одного из выбросов, они, как ни странно, прижились, не в пример остальным тварям, идущим на корм мусорным слизням. Прижились каждый по-своему.
Галеи проросли в грунт, образовав ловушки – наполненные желудочной кислотой ямы – и принялись охотиться на проходящих мимо, мгновенно парализуя любого, кто имел неосторожность провалиться сквозь тонкую корку земли. Блестящие стебельки с крохотным, светящимся в темноте колокольчиком, нехитрой приманкой для простачков, торчат повсюду, куда ни глянь.
Вампкрабы – ещё одни дермоны – зарываются в грязь и неожиданно нападают на неосторожных бедняг стаями.
Сколопендры прячутся в траве в ожидании кого-нибудь тёплого. Павуки свили гнёзда в зарослях. Вся живность дермонов охотится преимущественно ночью после выброса. Сейчас её бояться не стоит.
Хотя…
Щёлкнув застёжками ремней шлема, я вышла из ворот, нажала кнопку мафуна и выкрутила рукоятку громкости на максимум. Вся Долина должна слышать, что прекрасная Беатрикс собралась за креветками. Ведь тонкий слух и быстрые ноги – обязательное условие, чтобы протянуть здесь ещё один день. Поправив короткий посох на бедре, я зашагала к берегу реки.
В прошлый раз, когда я был трезв, чувак,
Мне было фигово,
Это было худшее похмелье в моей жизни,
Всю ночь скотч и шесть гамбургеров,
Пара сиг на завтрак – и только тогда я в порядке,
Ведь если ты хочешь жить круто,
Если хочешь жить круто,
Ты должен жить на крепкой-крепкой выпивке, Крепкий-крепкий керосин!
Крепкий- крепкий керосин!
Мафун был замечательным изобретением, уж не знаю, кого – чёрный пластиковый ящичек, весь в царапинах, который свалился к нам с кучей мусора. Как он работал, было непонятно. Любопытный Ва пытался его разломать, чтобы посмотреть, что внутри, но я не дала.
– Я одним глазком, – канючил дракон.
– Нет, – отрезала я. – Во-первых, как я буду ходить за креветками? А, во-вторых, мне нравится песня.
Расстроенный, он долго играл кнопками, а потом отдал мафун мне.
– Крепкий, крепкий керосин! – подпеваю я, распугивая шарахающиеся вдоль дороги редкие тени. Несмотря на репутацию Мусорная Долина привлекает смельчаков, приспособившихся таскать креветок в реке, собирать бронзу и медь в остовах разбитых машин. Магические вещи, сыплющиеся из окон, местные трогать опасаются. Тут можно остаться без рук, а то и без головы. И не понятно, что обиднее, потерять первое или второе: голову местные жулики всё равно редко используют. Каждый раз наступают на одни и те же грабли, попадая в гнёзда павуков или ловушки галей. Жадность придаёт им смелости, они постоянно шныряют в Долине, пытаясь обходить стороной колдунские вещи. Тот же мафун провалялся на солнце пару недель, прежде чем я его подняла.
Ставлю три патрона для колдунского посоха против кучки навоза сколопендры, что сейчас соберу не меньше двадцати килограммов креветок. Верши я не проверяла давно – дня три, наверное, с тех пор, как поставила для приманки кролика. Все знают, что это лучшая наживка для ловли. Большой, хорошо протухший кролик.
– Крепкий-крепкий кероси-и-и-и-и-ин! Тележка еле слышно скрипит. Я представляю большущих креветок, лопающихся от жара на сковороде. Целый килограмм, жаренный в масле с зелёным перцем и крупной солью, – чистое объедение! Плюс пару бутылок белого, из того огромного металлического ящика, который мы с Ва притащили месяц назад.
Тот выпал из окна, низко висящего на севере Долины. Но упёрся в землю длинным боком и застрял. И когда окно с низким гулом схлопнулось, часть ящика отрезало. Вина я тогда потеряла – страсть, сколько! Вся земля была усыпана разноцветным стеклом. Одно утешение – бутылок осталось ещё много. Их хватит на долгое время.
У большой мусорной кучи, состоящей по большей части из бумаг, заполненных чёрной паутиной незнакомых символов, я сворачиваю к воде.
– Мы не хотели, Ваша милость! Простите нас! – пара совсем отмороженных крестьян топчется у моих вершей. Они в ужасе смотрят на меня, а потом падают ниц. Деваться им некуда. Я стою на тропинке, справа виднеются воронки гнезда вампкрабов, а по левую руку – высокая трава, в которой может оказаться совсем неприятный сюрприз вроде листиножки – ещё одной твари из опасного перечня. Прилипнет незаметно к ноге, а через пару часов та у тебя отнимется, потом почернеет. А затем ты весь разжижишься и протечёшь чистым протеиновым соком, на радость отложенным в теле полупрозрачным личинкам, которые доедят тебя до конца.
Мусорная долина – очаровательное место, как ни крути, только к нему стоит привыкнуть. Понять, что она хочет в данный момент невозможно – убить тебя или наградить, отнять у тебя всё самое ценное или, наоборот, подарить ненужную вещь, которую ещё надо к чему-нибудь приспособить, разгадать предназначение. В этом заключается прелесть Долины, во всех её тайнах и непонятках. В абсолютной неизвестности, в которой необходимо существовать.
Я над этими вещами пытаюсь думать, а вот мой зубастый дружочек нет. Ва категорически не нравятся тайны. Столкнувшись с явлением, над которым надо хотя бы пару мгновений пораскинуть мозгами, дракон принимается ныть.
– Ну, его к чёрту, Трикси. Брось ты эту байду, зачем она тебе? – обычно квакает он, и строит грустную морду. Прикрывает глаза третьим веком, печально вздыхает. Тайны прерывают его удовольствия, и это кажется ему несправедливым. Он пытается возражать, хочет не замечать ничего. Безуспешно заставляет меня действовать так же. Но что поделать, если Долина чуть больше, чем вся, состоит из тайн? Слава бороде Матушки Ва, что я бесконечно терпелива и добра, иначе мы бы давно разругались.
Я разглядываю воришек сквозь забрало шлема. Для них я ещё хуже павука. Павука, вооружённого жуткого вида посохом, с которым умею обращаться. И, мафун, к тому же, же орёт:
– Прошлый раз, чувак, мне было фигово!
– Простите, леди Беатрикс! – завывают крестьяне. Видно, что смирение у них ложное – рожи у обоих бандитские, у одного шрам ото лба к разваленному надвое уху. У второго глаз заплыл жёлтой коростой, такое бывает, когда кто-то умудряется понюхать пыли из окон. У ног крестьян валяются две дубинки с оплетёнными проволокой концами. Нисколько не сомневаюсь, что эти прохвосты простым выращиванием морковки не занимаются. Небось, прислуживают местным баронам, которые воюют друг с другом, набирая отряды из жителей окрестных деревень. К тяпке мои воришки не прикасались никогда.
– Простите, леди! – тот, что со шрамом, протягивает мне грязные руки с траурными от порохового нагара ногтями. В глазах дрожит ужас; мне становится смешно, но я сдерживаюсь. Ежу понятно, что в такие моменты хихикать глупо.
Конечно, я их прощаю и в качестве компенсации заставляю нырять в холодную воду за вершами.
Вода в Долине совсем безопасна. Странно, но дермоны её так и не освоили, довольствуясь неудачниками и кроликами на суше. Крестьяне посматривают на мафун и изредка делают охранительные жесты – хлопают себя по ушам. Дурачьё, мафун ещё никого не убивал. Во всяком случае здесь, в Долине.
– Надо сказать Ва, чтобы он выжег берег под рыбалку, – приходит мне на ум, иначе местные отмороженные храбрецы будут раз за разом приходить сюда и тырить мой улов, не смотря ни на что. Подходы к воде совсем заросли и другого выбора у них нет.
– Берите треть себе, – предлагаю я, крестьяне мелко кланяются, судорожно отделяя свою часть. Креветки бьются в корзинах. – Идите к себе, через три часа выброс.
Они быстро собираются, закидывая лямки на плечи. Свозь тёмные прутья им на спины течёт вода. Свою долю добычи я укладываю в ящик на тележке, а потом провожаю испуганных дураков до дороги, на всякий случай выдерживая дистанцию в пять шагов. Для меня крестьяне, в принципе, безопасны, но мало ли что им взбредёт в голову? Они же полезли в МОИ верши!
На полпути до башни я останавливаюсь у ржавого автобуса и собираю горькие ноготки. Они пахнут осенью, которая тут никогда не наступает. Во всяком случае, так утверждает дракон. В его мире, если наступает осень, то все нарезаются в хлам и ходят друг к другу в гости. Ходить в Долине нам некуда, а понять, когда моему чешуйчатому дружку пора нарезаться, мы не можем, потому что он всегда навеселе.
Из ноготков получается замечательный веночек для Ва, который я вручаю ему, как только возвращаюсь во двор с добычей.
Жёлто-оранжевые цветы качаются на уродливой серой голове. Ва помогает мне разгрузить тележку в этом венке, а потом съедает его.
– Неплохой букет, Трикс, – с видом ценителя говорит он. Я смеюсь – Ва любит цветы в любом виде. Когда никого вокруг нет, мы выбираемся из башни вдвоём и собираем их целые охапки, которые потом расставляем в каждом углу башни и двора. Их аромат перебивает разнообразную вонь, доносящуюся из окон при выбросе.
Я смотрю на Долину в кирпичных тенях заходящего солнца, вздыхаю и иду готовить ужин.
– Чем они думали, эти умники, когда запускали Штуковину? – спрашивает Ва и сам себе отвечает: – Задницей!
Я стою на Башне, и подо мной в Долине пульсирует зарево окон. Что-то с грохотом осыпается на землю. Мусор. Поговаривают, что целых два столетия в Долину летит мусор из других земель. Всё, что уже нельзя использовать, всё сломанное, опасное, мешающее, омерзительное и ненужное. Ненужное – это мы с Ва.
Проверить мои догадки никак нельзя. Я отпиваю холодного белого и закусываю креветкой. Про себя я ничего не знаю. Не знаю, как оказалось, что я никому не нужна. Над этим вопросом я тоже много думаю, так же, как и над другими насущными проблемами. Но в памяти не оседает ничего – ни одной картинки, за которую можно зацепиться, ни одного намёка, лишь тёмный монолит, вокруг которого я наворачиваю круги. А вот Ва утверждает, что всему виной его маленькие крылышки: любой дракон обязан уметь летать. У них с этим строго. Хотя я думаю, что он там у себя кого-то задолбал и его сплавили в мусоропровод от греха подальше. Ва достанет кого угодно, стоит ему только захотеть. Иногда он просто невыносим.
– Задницей! – орёт мой милый забулдыга сквозь низкое жужжание Долины. – За-а-адницей! Сейчас он разговаривает со мной из-за туалетной загородки, куда я боюсь заходить. Отхожее место дракона – худшее, что можно себе представить. Худшее из всего, что я видела.
Очередное окно открывается совсем близко к Башне, и из него вываливается блестящий в багровом зареве заходящего солнца зверь. Он делает пару судорожных вдохов местного воздуха, и, учуяв меня, пытается прыгнуть. Но окно схлопывается слишком низко над землёй, отрезая зверю часть морды, прямо через пасть. Его нижняя челюсть с устрашающего вида клыками виснет на тонкой полоске кожи, и он мешком валится на груду хлама. Несколько секунд корчится и замирает. Я делаю очередной глоток. Что будет дальше, я прекрасно знаю: к далёкому рассвету его разберут слизни, оставив только остов.
– Не могу к этому привыкнуть, – произношу я. Ветер выносит из окон пыль и какие-то ошмётки. Снег и жару. Пепел – вонь, ароматы цветов, разноцветные клубы пыли. Ва говорит, что большая часть мусора к нам не попадает. Растворяется в окнах. Где-то там, в другом мире, через который движется сплошным потоком. Будто бы он сам видел это собственными глазами.
– Раз, и нету! Ничегошеньки!
Я не знаю, правда ли это или нет. В окно нельзя заглянуть – все они висят горизонтально, исторгая всякую дрянь. Чтобы глянуть сквозь окно, надо быть настоящим полоумным. Или быть Ва.
– Не могу к этому привыкнуть, – повторяю я.
– К чему, Трикс? – спрашивает довольный дракон. Он поднимается ко мне и привычно сует чешуйчатую морду в бойницу, разглядывая Долину. Янтарные глаза светятся в темноте. – К мусору?
– Нет, – вино мягко обнимает меня изнутри, словно гладит по голове. Я поднимаю старую чашу из толстого мутного стекла и смотрю на просвет – багровые сумерки ночи мешаются с неоновыми, химически-синими всполохами окон. У чаши немного сколот бок – ещё одна ненужная никому вещь. Мусор, которому нет применения. Бесценный. У всего есть цена, только у хлама её нет.
– К чему?
– К похмелью, – смеюсь я. – Ведь оно наступает когда-нибудь, нет?
– Обязательно, – хрипло гудит Ва. Его красные крылышки подрагивают, дракон любопытно вертит головой, высматривая добычу. Я знаю, что он тайком от меня наведывается в деревню барона Густава и отнимает самогон у крестьян. Белым вином он почему-то брезгует, предпочитая хлебать морковную мерзость. Пить её стоит, только если тебя совсем загнали в угол. От самого беспросветного отчаяния.
Дракону на это плевать, и каждый раз он возвращается из набега на бровях. Шатается между мусорных куч, проваливаясь в ловушки галей. Распугивает сколопендр, тёмными полосками брызгающих в стороны. И пытается петь. Пение Ва ещё хуже драконьей туалетной загородки. Что-то среднее между низким кваканьем и шипением.
– Уру-ру! Трикс! Трикс! – ревёт он. – Клянусь бородищей моей Матушки, сегодня у твоего маленького дракончика праздник! Др… Др… Дрзя угостили малыша Ва с'мгоничком!
Уверена – его «дрзя» – крестьяне гнались за ним до самых границ Мусорной Долины. А потом беспомощно жаловались на него своему владетелю. Карательные планы старого дурака Густава останавливают два обстоятельства: первое – дракон ловко плюётся пламенем из-под хвоста, и второе – слабоумие самого Густава, который безрезультатно пытается на мне жениться. Есть ещё третье обстоятельство: моя коллекция посохов. Тех, что я собрала после выбросов. Восхитительных посохов с первоклассным боем, о которых ходят смутные слухи в окрестных кабаках. Единственное, о чём никто не догадывается, что не ко всему арсеналу у меня есть припасы.
Набродившись по Долине, Ва приползает в Башню, а потом дрыхнет полдня, обдавая всё вокруг густым морковным перегаром.
Ближние окна захлопываются, но дальше открываются новые – с большим диаметром. Обычное явление: окна открываются и закрываются по спирали. Начиная от Башни и заканчивая границами Долины. Ва внимательно наблюдает за ними. Его большая серая тень маячит в бойнице.
Штуковина во дворе за Башней взвизгивает будто кролик, которому отдавили лапу. Деревянные перекрытия начинают дрожать. Этот визг и содрогания могут означать только одно – сейчас будут выбрасывать что-то крупное.
– Смотри, Трикс, это же ф'томобиль? Ф'томобиль, да? – восторженно блеет Ва.
Свежие ф'томобили он обожает. В них можно найти то, что доводит дракона до умопомешательства.
– Ф'томобиль, Трикс? – с надеждой интересуется он, вглядываясь в сумерки. За завесой пыли ничего не видно. Что-то белое с двумя пятнами света почти на грани видимости. Появившись из Окна, оно немного болтается в воздухе, и сопровождаемое истошным гудком грохается на землю. Поэтому я ободряю Ва.
– Похоже, – говорю я и отхлебываю из чаши. Ф'томобили почему-то немного гудят перед смертью. Выскакивают из Окон, гудят и становятся мусором.
– Как думаешь, там есть ёлочка?
– Если ф'томобиль достаточно старый и воняет, – ободряю его я. – Ёлочки-ароматизаторы для Ва – как конфетки для малыша. Их он с жадностью поглощает, где бы ни нашёл. После каждого выброса мы их собираем. К большой досаде дракона, их находится немного, обычно пара-тройка штук – не больше.
Креветки закончились, и я беспечно сбрасываю шелуху от них вниз. Больше мусора или меньше – какая разница? За ночь из окон насыплет ещё – на радость мусорным слизням.
– Я пойду спать, Ва, – говорю я.
– Иди, Трикс, я ещё немного побуду тут, – дракон не оставляет наивную надежду высмотреть ещё один ф'томобиль с ёлочкой.
Я хлопаю тяжёлой, обитой железом дверью комнатки, отрезая шум Штуковины и Окон. Долина недовольно топчется за порогом, пытается привлечь моё внимание, но сейчас принцесса Беатрикс Первая занята. Я готовлюсь ко сну. Медленно снимаю бронежилет, с треском отрывая велькро от основы. Неловко оступаюсь и чуть не падаю. Алкоголь берёт своё – в голове плывёт туман.
– Пара сиг на завтрак, и только тогда ты в порядке, – хихикаю я, стараясь представить, что такое эти «сиги». Названия многих вещей, падающих из окон, мы придумываем. Наверное, эти самые сиги неплохо снимают похмелье, хорошо бы их отыскать. Не хочу похмелья, оно – лишняя плата за радости.
Сбросив броню на пол, я мешком валюсь на кровать, обнимая подушку. Комната медленно танцует: стол с кувшином воды, давно не чищеный камин, паутина под потолочными балками, свечные огарки и лампа, льющая тёплый свет в углу. Уютный мир принцессы Беатрикс, мир, к которому я привыкла и не поменяю его ни на какие коврижки.
Тут и моя коллекция посохов с аккуратно расставленными под каждым припасами. Самый большой – «шайтан-труба». Так на нём написано. Кривыми белыми буквами. Зелёный, с тяжёлым пластиковым коробом перед рукоятью со спусковой скобой. Стрелять из него нечем; когда я на него наткнулась, мы с Ва обыскали всё вокруг. И не нашли ничего хоть немного похожего на припас. Господи, сколько времени мы на это убили! Но результат был нулевым. Вот ведь подлость! Прекрасное оружие, и всё, что я могу с ним делать, – время от времени протирать его от пыли. Хотя вру. Пыль я совсем не вытираю.
– Его можно взять подмышку и наставить на врага, – посоветовал мне дракон. – Поверь мне, Трикс, от этих придурков останется только запах. Запах страха! Бум!
Запах страха – я хихикаю и тру ладонями лицо. Калибр «шайтан-трубы» действительно поражает – в ствол можно поместить крупную картошку. Или два пальца на передней лапе дракона. Когда такое смотрит тебе в лицо, поневоле будешь пахнуть.
Я пытаюсь сфокусировать взгляд, но ничего не получается. Так же, как не получается снять тунику и штаны.
– А-а, плевать, – сонно решаю я и икаю. – Принцесса Мусорной долины Беатрикс Первая желает спать! К чёрту этикет! Я его отменяю на сегодня. Пусть бароны расшаркиваются. И рыцари. И колдуны.
Мне вспоминается последний визит старикана Густава, который привёл к Башне испуганно озирающуюся толпу оборванцев. Долина тогда была более или менее прибрана слизнями. Из-под осевшего слоя мусора пробилась трава. Над низинами плыли полосы испарений. Не хватало только пастушков и барашков. Совсем мирное зрелище, если не разглядывать детали.
Но лохматое воинство барона всё равно нервно сжимало в лапищах дубинки и неприятного вида топоры. По пути к Башне пару человек успели утащить вампкрабы, а ещё один кормил личинок листиножки. Обычная картина, когда Долина тебя не принимает, и ты вынужден передвигаться по дороге, вымощенной неприятностями. Клетчатые штандарты барона понуро торчали из пёстрой толпы.
Когда это было? А! Недели две назад. Мы высовывались из бойниц, с интересом рассматривая прибывших. Бородатое воинство зло поглядывало на зубцы Башни. Вонь от ног пришельцев могла свалить водяного быка, если бы они здесь водились.
– Ваше высочество! Ваше высочество! Соблаговолите принять его благородие, владетеля верхней и нижней рек, попирателя тверди, барона Густава бом Трасселя ин Брехольц! – позвал конопатый герольд в солнцезащитных очках с треснутым стеклом. На дужке торчали пёрышки, привязанные колдунской ниткой – знак того, что предмет очищен от чар.
– Её высочество изволят керосинить! – Ва заухал, что должно было означать издевательский смех.
– Что? Что делают?
– Пьют бухлишко, чувачок, – мой дружочек щёлкнул себя по кадыку, – подбухивают, сечёшь?
– Где?
– В опочивальне, чувачок. И читают книжку. Так сказать, набираются ума. От этого занятия обычно не отвлекаются.
– Ума? – переспросил его собеседник.
– Его самого, приятель!
Герольд немного замешкался и глупо промямлил:
– Хорошо, мы подождём.
– А где там твой попиратель? Это тот старичок на пони? – продолжил интеллектуальную беседу дракон. – У него вставная челюсть? Сейчас старикам надо иметь крепкие зубы, чтобы выжить. В Вазарани их владетель па Мустафа питается только козьим молоком, просекаешь? Пьёт его через трубочку. А от козьего молока легко подхватить несварение! У твоего владетеля есть несварение?
Пока герольд ошеломлённо молчал, Ва обратил внимание на пони барона. И заметил, что таких жирных лошадей ещё не видел, и что такую кобылу на траве не выкормишь, а, следовательно, её кормили овсом.
В пони Ва знает толк. Я поворачиваюсь на бок и подтыкаю подушку под голову. Как же хорошо! В голове жужжит. Сквозь маленькое окошко комнаты проникает пульсирующий свет окон, он нисколько не мешает, стоит лишь прикрыть веки. Слышно, как дракон мечется по стене и иногда вопит:
– Ф'томобиль! Ф'томобиль!
Понятно, что у него где-то припрятан запас морковной гнилушки, и от скуки он его открыл. Ночи тут длинные, и к рассвету дракон уже будет спать, вывалив толстый язык и поквакивая от приятных морковных сновидений. А проснувшись, потащит меня собирать урожай ёлочек.
Кстати, да! Как мы пойдём? На рассвете истекает срок очередного ультиматума старика бом Трасселя. Беспомощные требования старого дурака вызывают смех либо я иду за него замуж, в качестве третьей жены, либо он штурмует Башню со всеми вытекающими – дракона на мясо, а меня обещали насиловать всей армией. Всей армией испуганных оборванцев! «Неимоверные» – так они вроде называются.
Я приоткрываю один глаз и скашиваю его, рассматривая тёмный потолок. Сколько там осталось? Перевожу взгляд на запястье, цифры там прыгают. До конца выброса три с половиной часа, а до рассвета – почти двадцать. Как пить дать, мой престарелый женишок завалится утром в ножной вони преданных слуг.
Предыдущие два обещанных штурма так и не состоялись. Но к сегодняшнему утру колдун барона Густава обещал привести двадцать шесть человек плюс трёх наёмных рыцарей.
– Три наёмных могущественных рыцаря из дальних земель! Двадцать шесть отборных гвардейцев бесстрашного полка синьора Густава! – вопил он, задрав голову. – И всё из-за вашего глупого упрямства!
Я выставила из бойницы «шайтан-трубу» и с интересом его рассматривала. Маг вздрагивал, глядя в темноту ствола, но поток проклятий и угроз не прекращал.
– Как думаешь, от него уже пахнет, Ва? – обратилась я к дракону, обладающему тонким обонянием.
– Ещё нет, пока только ногами, – беспечно ответил тот и, высунувшись наружу, заорал:
– Громче, приятель, тут плохо слышно твои вопли!
Обиженный колдун приподнял деревянный раскрашенный посох и забормотал мощные заклинания:
– Курамы!!! – взвизгнул он, – Жарамдылык мерзими!!! Каптамалган!!!
– Ой-ой! Что ты делаешь? Прекрати! – издевательски проговорил Ва. – Я же сейчас лопну от смеха!
– Жезык!
Посох в тощих руках бедняги подрагивал, из бойницы было видно, что никакой это не колдунский предмет, а так, вырезанная из дерева обманка для простачков из деревни. Толку от неё никакого, только пугать дремучих крестьян. Обманщик грозно вращал глазами, выкрикивая заклинания, которые прочитал на обрывке вывалившегося из окон мусора.
– Я обращу вас в навоз! – предупредил он.
– В навоз? Ты серьёзно? – уточнил дракон. Бесцеремонно повернув меня, он задрал тунику. – Хочешь уничтожить такой яйцеклад? Э? Кто будет нести твоему владетелю яйца? Хотя, да. На мой взгляд, видон не очень.
– Почему? – озадачился колдун.
– Не хватает хвоста, – с видом знатока уточнил Ва. – Моя матушка, пусть её борода будет всегда шелковистой, говорила: «Без хвоста хороших детей не высидишь».
Поняв, что над ним издеваются, тощий, как палка, колдун взвыл так, что его барон, мирно дремавший на пони, встрепенулся и засобирался домой к вечерним ваннам от подагры и двум жёнам.
– Стройся! На поворот! Ряды ровняй! – загавкал огромный звероподобный сержант, вооружённый ломом и кухонным ножом за поясом. Самых нерадивых он подгонял тумаками. – Куда прёшь? Куда прёшь, свиное рыло?
Ва придал пёстрой толпе ускорение, развернувшись хвостом и выдав пару огненных залпов над их головами. Крестьяне повернули и затрусили по дороге назад, к родным домам. В центре воинства болтался в седле старичок бом Трассель.
– На рассвете! – проорал с безопасного расстояния колдун и трижды осенил нас посохом, накладывая заклятье. – Кым мерген журалы!
Из травы к нему метнулась сколопендра, которую он ловко прибил своей фальшивой колдунской палкой.
Я вспоминаю его испуганные завывания и улыбаюсь сквозь сон. На рассвете. Так и запишем. Надо будет затащить наверх мафун. Представляю, как они обрадуются.
– Последний раз, когда мне было херово!
Пусть послушают. Хоть какое-то развлечение. Да. С этой мыслью я засыпаю.
Мне снится Штуковина. В мире Долины много непонятных вещей, но эта – самая непонятная. Полупрозрачная, цветная, стоит себе во дворе Башни. Включается и выключается, когда захочет, но я всегда знаю, когда. Всегда знаю, когда она включится, громко завоет, а потом вой перейдёт в низкий и глухой вибрирующий звук, похожий на хрип атакующего павука.
– Иди ко мне, принцесса Беатрикс, – зовёт меня Штуковина. И мигает пятью светляками по кругу – четырьмя синими и красным. Над ней тёплым маревом дрожит воздух. Кружится в медленном танце, вроде тех чопорных крестьянских движений на праздниках.
– Не пойду. Мы незнакомы, – упрямлюсь я, разглядывая трубки в прозрачном корпусе Штуковины, по которым струится свет. Трубки уходят вниз под её основание, будто корни у дерева.
– Незнакомы??? – удивляется она. Я не отвечаю. Ва подначивает меня, заявляя, что беседовать со Штуковиной – признак слабоумия. Слабоумие – это от алкоголя, ставит диагноз он. А потом обнимает и сопит. Дракон – мой единственный друг.
Сам он никогда не беседует с предметами. Для него Долина чётко поделена на еду и развлечения. И ничего не оказывается между ними. Ничего непонятного быть не может. Для него всё просто. Хотела бы я быть драконом. Это ответило бы на многие мои вопросы.