– Я ничего не мог сделать.
Шевчук курил одну сигарету за другой.
– Вижу, он к ним пошел. Завелся, думаю – сейчас поеду, уже тронулся, а он тут – бах! – и все.
Артем стоял рядом, опершись на «пятерку», и слушал.
– Я должен был понять, что он не в себе! – Анатолий отшвырнул окурок. – Мы же договорились об одном, а он…
– Да ничего ты не должен был, – сухо сказал Артем, – он тебе просто ничего не сказал. Ему жить оставалось всего ничего, он больной был весь, только с виду на кураже, а внутри весь – насквозь! Ему операцию предложили, но без гарантии, вот он и решил… вот так.
– Так почему он не…
– Тише ты! – Артем схватил Шевчука за руку. – Хочешь, чтобы все услышали?
На площадке, кроме них, никого не было, но привлекать внимание, безусловно, не стоило.
– Да я понимаю, – снизил голос Толя, – но почему он мне не сказал? Мне! У нас же с ним никаких секретов не было, мы с ним с одного котелка ели и по жизни рядом шли! И лечение тут нами оплачивалось – да не в деньгах дело, черт бы их побрал! Нашли бы еще деньги, нашли бы других врачей, другие больницы! Почему он промолчал?
– Потому что понял – уже поздно. И тебе говорить не хотел. Никому не хотел.
Артем опустил голову. Когда его вызвали вниз, он не мог предположить, кто к нему приехал и какую весть хочет сообщить. Да, они с Сан Санычем и Львом Соломоновичем ждали новостей – но ожидали их от Василия, живого и здорового! А оно вот как повернулось…
– Он ведь мне жизнь спас, – услышал Артем голос Шевчука. – И не мне одному – троих нас вытащил, на Героя его представляли, да хрен там, закурковали, орденом отделались. Мы все ему по гроб жизни обязаны… были. А теперь – дочери будем помогать, защищать гласно и негласно. И вам, если чего надо – поможем.
Толя выбросил очередную сигарету – Артем и не видел, когда тот ее закурил, – и сказал:
– Мне ехать надо. Не думаю, что кто-то мог машину где-то видеть, но лучше будет ее на время спрятать. Вот тебе моя визитка, звоните в любое время. Вася за вас поручился, а значит – вам можно доверять. И если еще кому надумаете по жизни «ответку» кинуть – мы всегда посодействуем. Нужное дело вы придумали.
Артема эти слова слегка покоробили, но в данный момент было не совсем правильно начинать дискуссию. Они пожали друг другу руки.
– По Василию, – вздохнув, нехотя проговорил Артем. – Там ведь нужно сейчас…
– Не волнуйся, – Толя положил ладонь ему на плечо, – ребята уже на месте, общаются с полицией. Я позвонил, кто надо уже приехал, действует очень аккуратно, чтобы не привлекать ненужного внимания. Постараемся его забрать как можно скорее, похороны и прочее организуем, скажи своим. Кстати, ждите господ в погонах сюда сегодня-завтра. Всяко-разно притащатся.
– Это понятно, – Горбунов кивнул и еще раз тяжело вздохнул.
На этом и расстались.
Было ясно, что подобные новости не могут никого обрадовать. После того, как Артем рассказал Анисимову и Либерману о том, что произошло, в палате надолго повисла тишина.
Первым не выдержал Сан Саныч.
– Вася, Вася… Видимо, нельзя было по-другому. А Харченко точно убит?
– Я понял – да, – Артем пожал плечами. – Все-таки три пули, в упор.
– Надеюсь, эта гнида получила свое. А как вы думаете, Артем, к вечеру в Интернете информации будет достаточно? Можно будет что-то узнать поподробнее?
– Можно сейчас попробовать что-то поискать, – ответил Артем и полез в карман за телефоном. Как только он его включил, в дверь постучали.
– Горбунова к главврачу, – сообщила медсестра.
Артем посмотрел на Либермана.
– Это явно из-за Василия, – сказал тот. – Думаю, будет верным сделать вид, что мы еще не в курсе.
Когда Артем зашел к Ялынскому, тот выглядел очень возбужденным.
– Вы слышали, что случилось? – не здороваясь, выпалил он, как только Горбунов вошел к нему в кабинет. – Вадеев застрелил человека и сам застрелился – на улице, средь бела дня! Вы уже слышали об этом?
– Нет, – аккуратно солгал Артем, – не слышал. А почему, что там случилось?
– Не знаю, но скоро выясню. К нам уже едут.
– Кто?
– Ой, да откуда я знаю? – вскрикнул главврач. – Из полиции, кажется.
Ялынский вдруг подбежал к Артему, схватил его за локоть и чуть не силком усадил на диван, сам при этом сел так близко, как будто хотел сообщить собеседнику что-то крайне важное. Но вышло наоборот – главврач начал спрашивать, причем шепотом:
– Артем Григорьевич, дорогой, вы же с ним в одной палате лежали – что с ним случилось? Что он говорил, что хотел, куда собирался сегодня? Скажите!
– Да ничего не говорил, – откровенничать с Ялынским не входило в планы Артема, – знаю, что к дочке хотел заехать, вот и все.
– Да, точно, к дочке! А может, тот, кого он убил, дочку его обидел? Но зачем он себя тогда убил? Мы же собирались ему операцию делать, она бы его на ноги поставила, здоровье вернула, еще бы столько лет прожил!..
Артему захотелось уйти, и он стал вставать, но главврач крепко держал его за рукав.
– Сейчас ведь менты приедут, надо им что-то будет говорить, объяснять. А у нас репутация, знаете ли, а после такого проверка еще какая-нибудь нагрянет, не дай Бог, надо ж было такому случиться! И вас всех начнут тягать, спрашивать, вы уж не говорите лишнего!
– Да чего говорить-то, е-мое! – Артем наконец вырвал локоть из пальцев Ялынского и встал. – Мы вообще ничего не знаем.
– Вот и правильно, вот и верно, – главврач тоже вскочил. – Да, я про Москву не забыл, все результаты отправил. Результаты, скажу честно, обнадеживающие, так что продолжайте лечение. А я в ближайшее время получу ответ и сразу вам сообщу. Все, как обещал.
Артем даже обрадовался, что тема разговора поменялась.
– Очень хорошо, – сказал он, тихонько отходя к двери. – И нам останется только рассчитаться с вами за нынешнее лечение.
Ялынский выпучил глаза за очками.
– А вы мне ничего не должны!
Настал черед таращить глаза Артему.
– Как так?
– Так за вас заплатили уже.
– Кто???
– Ваши друзья. Савелий Ильич и… этот, все время забываю. А! – Мишаков.
«Вот здорово! – думал Артем по дороге в палату. – Ну, допустим, Савелий, понятно – он с этими Пилюлькиными якшался, но Славик-то каким образом оказался в числе меценатов? Надо Саве позвонить».
Он прошел мимо палаты в фойе и набрал Краеву.
– Привет!
– Привет!
– Мне надо пять минут времени пообщаться, – сообщил Артем. – Располагаешь?
– Давай.
– Как так оказалось, что вы с Мишаковым оплатили мое лечение, а я ни ухом, ни рылом об этом?
В трубке повисло молчание. Артем терпеливо ждал.
– Блин, не успел я Айболиту ничего втолковать, – извиняющимся тоном ответил Савелий.
– Да что бы он мне смог тут объяснить? – вознегодовал Артем. – Ладно ты, с тобой мы всегда можем решить все вопросы, но при чем тут Слава? Ты ведь в курсе!..
– Да, в курсе, в курсе, не ори, – послышалось в трубке, – успокойся, и я тебе все объясню, хорошо?
– Попробуй!
– Я ему позвонил после того нашего с тобой разговора, объяснил, в чем он не прав. Он даже не отпирался…
– Еще бы!
– …Да послушай ты! В общем, он сказал, что однозначно виноват, и спорить не собирается, но хочет и с тобой хоть как-то замириться, типа карму свою немного подчистить. Мы спокойно пообщались и нашли, как мне кажется, некоторый консенсус. Только ты не быкуй, а отнесись к этому по-человечески. Он свое по жизни еще получит, так что карму эту ему чистить придется постоянно, – Сава засмеялся. – В общем, успокойся и прими это в качестве небольшого презента. И забудь. Здоровье дороже, а обиды – ничто.
– Один вопрос, Сава, – червь сомнения глодал какую-то часть Артема, и этому надо было положить конец. – Всю сумму заплатил Слава, да?
В трубке опять воцарилось недолгое молчание.
– Да, мой умный друг, – не стал отпираться Краев, – ты, как всегда, до всего докопался. Я только проводник. И на какого я Айболиту вообще про друзей заикнулся? Надо было сказать, что деньги от меня, и не краснел бы я тут сейчас. Вот дурак!
– Ничего, ты молодой, исправишься. Давай, до созвона! – ответил Артем и отбился.
«Странно, – подумал он, – а настроение почему-то поднялось. Почему?»
В палате его ждали Либерман и Анисимов, и их взгляды были красноречивее всех слов. Артем передал им разговор с Ялынским. Не утаил он и информацию про Москву – когда-то об этом все равно пришлось бы рассказать.
– Артем Григорьевич, а вы вообще как себя чувствуете? – спросил Либерман. – Извините, если…
– Нет, нет, – взмахнул руками Горбунов, – никаких проблем. Вот честно – я чего-то не понимаю. Если не считать каких-то мелочей, то я вообще не ощущаю ничего такого, чтобы считать себя действительно больным человеком. Без обид, может, я неверно выражаюсь? Ведь понимаю, что все эти анализы и прочие дела – все это не может врать, все это слишком серьезно. Но если бы я не почувствовал тогда усталость – в тот момент, когда вроде бы не должен был ее чувствовать, – я бы даже не задумался о том, что я чем-то болен. И дальше вел бы такой же образ жизни. Тот образ жизни. А сейчас, – он посмотрел на собеседников, – я не знаю. Честное слово.
Либерман и Сан Саныч переглянулись, при этом оба покачали головами. Артему это не понравилось.
– А что?
– Видите ли, Артем, – после некоторой паузы ответил Лев Соломонович, – мы тут разговаривали, пока вас не было, и перед нами встал вопрос, на который мы не смогли до конца ответить.
– Какой вопрос? – спросил Артем и тут же понял, что сделал это зря: он догадался о том, о чем пойдет речь, раньше, чем Либерман начал говорить.
– Была ли напрасной смерть Василия?
Артем с трудом сдержался.
«…мы не смогли до конца ответить». Какое лукавство!
Было нетрудно сообразить, какого ответа ждут от него оппоненты. И те слова, которые он услышал сегодня от Шевчука, тоже ложились в одну струю со сказанным только что. От него ожидали действий. И решимости. А самое главное, он должен сделать окончательный выбор.
Но ведь он пообещал им, что он «в деле»! Неужели этого недостаточно? Или они чувствуют, что он еще колеблется?
Артем понимал, что он до сих пор не определился со своим отношением к вот такому решению определенных проблем, стоящих перед гражданами общества. Привыкший жить в социуме по законам государства – да, пусть иногда и попирая их, но не очень явно и не слишком переходя те границы, за которыми начинается явный криминал, – он всеми силами старался решать вопросы в соответствии с этими законами. И сейчас значительная его часть просто кричала: «Ведь так нельзя!» – да, нельзя, потому что это было незаконно!
Но на другой чаше весов были известные Артему случаи, на которые государство в лице своих чиновников, в лице своих силовых органов просто не отреагировало или делало некий вид, а в итоге ничего не решалось. И в результате за гибель и увечья людей никто не отвечал, или нарушителей «отмазывали», или этим преступникам выносились настолько смешные наказания, что их и преступниками-то никто не мог называть – опять же, по закону. И это известные случаи – а сколько неизвестных?
И смерти Белкина и Вадеева – они умерли после того, как воплотили в жизнь описанный во многих мудрых книгах принцип возмездия «око за око». Это не законно, да – но становится ли в данном случае возмездие менее справедливым?
Артем видел глядящие на него глаза. Надо было отвечать на вопрос, а по сути – принимать решение. Перед ним был Рубикон. И чем дольше он молчал, тем труднее становилось его перейти.
Молчать больше не имело смысла.
– Нет, – сказал он, – смерти Бориса Белкина и Василия Вадеева не были напрасными. Они сделали важное дело. Спасибо им – и пусть земля им будет пухом.
Два вздоха почти одновременно раздались в наступившей тишине. Артем выдержал паузу и продолжил:
– Давайте сходим на обед, потом я посмотрю, что там по гибели Василия пишут в Интернете. Но до этого я должен вам сказать, что Толя Шевчук пообещал любую помощь. Он тоже в деле – будем считать, вместо Васи. Координаты у меня есть, после обеда поделюсь.
– Здорово! – воскликнул Сан Саныч и начал вставать. – А что все-таки по полиции?
– Сегодня или завтра должны быть, – ответил Артем. – Начмед ждет сегодня. Посмотрим.
Они начали выходить, и в дверях Либерман чуть придержал Артема. Тот повернулся. Лев Соломонович обеими руками сжал кисть Артема и тихо сказал:
– Спасибо тебе…
Всю вторую половину дня они обсуждали новости, которые Артем находил в Интернете.
Как и предполагалось, Харченко был убит наповал, и приехавшая «скорая» только зафиксировала сей факт. Вадеева называли «нападавшим» или «убийцей», что откровенно резало глаз Артему, и он старался не упоминать Василия в этом качестве. Впрочем, кое-где информация была уже более подробной, что говорило только об одном – у кого-то есть хорошие связи в правоохранительных органах. В частности, говорилось и о том, что стрелявший – бывший военный, и о том, что он долго болел. Фамилия пока не называлась, однако было понятно – полиции о Василии уже многое известно. И то, что «органы» начнут всех беспокоить по месту работы и по месту лечения, было так же понятно, вопрос был только в сроках.
В этот день не пришел никто. Но уже к вечеру, когда по местному каналу прошел ролик о случившемся, медицинский центр забурлил. Обитателям палаты под номером 222 пришлось выдержать достаточно серьезный натиск с разных сторон, при этом вопросы не отличались разнообразием. Закончилось все тем, что Артем закрыл дверь и недвусмысленно посылал по известному адресу всех стучавших по ней. Спать сопалатники легли поздно и заснули далеко не сразу.
А утром пожаловали гости. Трое человек, чью форму едва скрывали накинутые белые халаты, а лица – медицинские маски, принялись опрашивать всех, кто так или иначе сталкивался с Вадеевым. Начали по иерархии, с руководства. Артем после процедур был вызван в кабинет к Бойко, где была оборудована одна из комнат для работы следователей.
Вопросы, которые ему задавались, были понятны и предсказуемы – накануне они с Либерманом и Анисимовым обсуждали вероятные варианты развития событий и обдумывали, что у них могут спросить. Пока все было просто: «…что вы видели? …что вас смущало? …вел ли он себя подозрительно?» – и в таком духе. В итоге объяснение было взято, и очень вежливо разговаривающий сотрудник в форме, чьи погоны было не разглядеть, прощаясь, сказал Артему, что «возможно, им нужно будет встретиться еще раз для уточнения некоторых нюансов», на что Артем кивнул.
– Очень хорошо, – выдохнул из-под маски сотрудник полиции. – Если позволите, еще один вопрос.
– Да, конечно, – ответил Артем, уже вставая и придвигая стул ближе к столу.
– Вам известна такая фамилия – Белкин?
Ненавистный стул никак не поддавался, как будто прирос к полу. Артем хотел уже пнуть его, но вовремя обратил внимание, насколько внимательно на него смотрит оппонент.
– Извините. Как вы сказали?
– Белкин.
Отпираться не было смысла – фамилия была взята не из воздуха.
– Да, насколько я знаю, у нас в центре был такой больной. Только он умер.
– А вы знаете всех больных в центре? – собеседник прямо излучал чуткость и интерес.
Горбунов выдавил улыбку.
– Нет, конечно. Просто с ним один мой знакомый играл в шахматы.
Ответом были прищурившиеся глаза – где-то за маской спряталась улыбка. И кивок. И еще:
– Большое спасибо. До свидания.
Артем еще никогда так быстро не ходил по местным коридорам. В палате уже был Сан Саныч.
– Тоже спрашивали про Белкина? – выпалил он.
– Да, – ответил Артем. – Почему мы вчера про это не подумали?
– Я сказал, что знаю, что Либерман играл с ним в шахматы. А ты… вы?
Артем махнул рукой – мол, не до сантиментов.
– То же самое.
Анисимов выдохнул.
– Ну, Лева-то догадается. А в-вам…
– На «ты» проще!
– Хорошо, – мотнул головой Сан Саныч, – а тебе не показалось странным, что нас допрашивали одновременно?
«Точно! – подумал Артем. – Значит, у ребятишек уже есть какие-то мысли?»
Об этом же заговорил и подошедший чуть позже Либерман.
– Я думаю, они где-то вышли на Бориса, – сев на койку, сказал он. – Связали его со смертью Шестаковой, узнали про этот центр. Теперь Василий, очередная смерть – и снова путь сюда.
– Быстро сообразили, – заметил Артем.
– Когда надо – соображают быстро, – согласился Сан Саныч. – Особенно, когда умирают не самые простые люди. Вот тогда сразу всех на уши ставят, лучшие силы, лучшие умы привлекают, потому так все быстро и происходит. Что делать будем?
Они посмотрели друг на друга.
– Ждать, – предложил Артем. – К нам у них вопросов все равно нет.
На том и порешили. Но спокойной жизни от этого не прибавилось.
Следователи уехали после обеда, а ближе к вечеру Горбунова позвал к себе Ялынский.
Артем зашел в кабинет и поздоровался. Сидящий напротив начмед молчал, словно подбирая слова. В руках он быстро крутил ручку. Артем подумал, что пауза затянулась, поэтому не стал ждать приглашения и сел напротив руководителя медцентра.
– Я даже не знаю, с чего начать… – сказал Ялынский.
– Про Москву хотите поговорить? – спросил Артем. Потом вдруг сердце куда-то упало, и он пробормотал: – С анализами что-то не так?
– Да все нормально с анализами! – Ялынский бросил ручку на стол и, вскочив, заходил туда-сюда возле окна. Потом остановился и, уставившись на Горбунова, бухнул: – Что там у вас происходит?
– Где? – не понял Артем.
– В палате вашей счастливой – вот где! Что вы там за группу устроили? Два трупа уже.
– Вы о чем, Семен Андреевич? – Артем тоже поднялся.
– Ай, да ладно! – махнул рукой Ялынский. – Я одного не могу понять: неужели для всего этого обязательно нужно в медучреждении находиться?
– Да вы можете объяснить толком, о чем речь? – повысил голос Артем.
– А то вы не понимаете? – развел руками Ялынский. – Вот пришли сегодня добрые люди и спрашивают, знаю ли я Белкина? Да, говорю, знаю, мой пациент. А знаю ли я, что он женщину убил? И про Вадеева спрашивают – ну, про этого я хоть знал. И начинают меня расспрашивать, что-то вынюхивать. А оно мне надо?
– Никому не надо, – подтвердил Артем.
– Вот, – садясь в кресло, кивнул начмед. – Никому. Все так было хорошо. И как только вы у меня появились – начались какие-то ненужные телодвижения.
Артем в этот момент в полной мере осознал значение глагола «охренеть».
– Так вы хотите сказать… – начал он, но Ялынский его прервал:
– Не знаю, и знать не желаю! Единственное, чего хочу: чтобы эти добрые люди, – он показал пальцем в окно, – больше сюда не приходили. А потому – по поводу Москвы все в силе, вас там ждут хоть завтра. Вот пакет сопровождающих документов, – он подвинул к Артему зеленую папку, – там все прошито и пропечатано. В любое время, Артем Григорьевич, готов вас проконсультировать по любому вопросу, но – завтра я вас выписываю. Был рад познакомиться, однако прошу меня извинить. И правильно понять.
Объяснять что-то Ялынскому было бессмысленно. Артем и не стал. Забрав папку, он бросил через плечо «спасибо» и вышел из кабинета. Почти сразу остановился и набрал Савелию:
– Ты занят? Нужно пообщаться.
– Так я сейчас заеду.
– Ты уже приехал, что ли?
– Да, сегодня утром. Так я еду или как?
– Погоди. Меня выписывают, хочу прямо сейчас свалить. Езжай ко мне, я скоро буду.
– Нет, – после паузы сказал Савелий. – У тебя ни пожрать, ни выпить. Дуй в «Эльбрус», посидим и поговорим. Сядем прямо в кабинете, чтобы ни музыка, ни люди не мешали. Там и пообщаемся.
Ждать до утра не имело смысла. Поэтому после того, как он пообщался с Савой, Артем зашел к Бойко и обрисовал ситуацию. Тот связался с Ялынским и получил добро на немедленную выписку Горбунова.
Итак, документы скоро будут готовы, и он покинет эти стены. Но как на все это отреагируют сопалатники? Все ли им рассказать или что-то скрыть? Над этим думал Артем, пока шел обратно.
Он вошел в палату и тщательно закрыл за собой дверь. Потом придвинул стул и сел на него «верхом», сложив на спинку руки. Анисимов и Либерман внимательно смотрели на него.
– Прошу выслушать меня и не задавать вопросы пять минут, – начал Артем. – Я был у начмеда, мы только что пообщались. Он считает меня организатором какой-то группы, которая находится у нас в этой палате и… двое членов которой убили людей. Так ли ему это преподнесли или он сам так это понял – не важно. Важно то, что все это ему очень не нравится. Он считает, что именно с моим появлением здесь началось… так сказать, все это, и чтобы неприятности, которые могут вслед за этим прийти, не смогли повлиять на работу его медицинского центра, лучшим выходом будет моя немедленная выписка. Результаты это позволяют, более того – через несколько дней я буду в Москве и продолжу лечение, Ялынский все мне там устроил, как и обещал. Он предложил выписать меня завтра, но после его слов мне так тошно здесь находиться, что я попросил Бойко оформить мне выписку сегодня. Вот такие дела.
Возникла пауза, во время которой Сан Саныч вздохнул, а Лев Соломонович просто сидел и смотрел на Артема. Потом он сказал:
– И что будем делать дальше?
– Ну, связь мы будем держать в любом случае, – ответил Артем. – Запишите мой телефон, и телефон Толи Шевчука тоже – на всякий случай, как и договаривались. Я никуда не пропадаю, просто уеду на время в Москву. Телефон я обычно не выключаю. Не знаю, какие правила в столичной клинике, но не думаю, что намного строже местных. Поэтому прошу звонить, как только я вам понадоблюсь.
– По телефону всего не скажешь, – качая головой, проговорил Анисимов.
– Сан Саныч, дорогой, я же не на год туда уезжаю.
Опять повисло молчание. Артем чувствовал, что он должен еще что-то сказать, возможно – что-то ободряющее или обнадеживающее, но в голову ничего не приходило. Зато мысли о том, что своим уходом он как-то обижает своих более взрослых товарищей по несчастью, проникали в мозг без проблем. Но что он мог сделать? И в чем он был виноват? Никакой вины он за собой не чувствовал. Но на душе было нехорошо. Неизвестно, сколько бы еще они так сидели в тишине, если бы за дверью не процокали каблучки медсестры. Артем обернулся в тот момент, когда в дверь постучали.
– Для Горбунова, документы. Возьмите, пожалуйста.
Артем открыл дверь. За дверью стояла Маруся, та самая медсестра, которая так нравилась Василию. На ее глазах были слезы. Она протянула папку с документами Артему и спросила:
– Артем Григорьевич, это вам.
Видя, что она хочет еще что-то сказать, Артем прикрыл за собой дверь и обернулся к ней:
– Все нормально?
– Скажите, – дрожащим голосом спросила девушка, – но ведь Вася… он же был хороший?
Слезы помимо ее воли брызнули у нее из глаз, и Артем, обняв девушку, прижал ее лицо к своей груди. Девушка зарыдала. Прошла минута или две, пока она успокоилась и отстранилась. Артем достал из кармана носовой платок и протянул Марусе.
– Он был очень хорошим человеком, – сказал он. – Поверьте мне.
Глядя на то, как медсестра уходила по сумрачному пустому коридору, Артем поймал себя на мысли о том, как мало он смыслит в этой жизни.
И вот он снова сидит на стуле, и снова на него смотрят две пары глаз. Смотрят с укором, с сожалением, с ожиданием – чего?
– Я не знаю, что вам еще сказать, – выдавил из себя Артем. – У меня сейчас такое чувство, что я бегу с поля боя. Но это не так, поверьте.
– Не надо себя корить, Артем Григорьевич, – ответил Либерман, – вы перед нами ни в чем не виноваты ни сейчас, ни в этой жизни вообще. Мы с вами познакомились – это уже счастье. Давайте же пожмем друг другу руки и расстанемся хорошими друзьями. Вы правильно сказали: будем на связи – тем более, что у нас есть еще, что обсудить и о чем поговорить, когда мы в следующий раз встретимся.
– А мы обязательно встретимся, – подтвердил Артем.
Они немного постояли, сцепив свои ладони. И когда у Артема зазвенел телефон, казалось, настало подходящее время для расставания.
– Да, Савелий, уже еду, – сказал он в трубку.
После этого он по очереди обнял Либермана и Анисимова, прихватил немногие пожитки и папки, сунул их в пакет и вышел из палаты.
Два оставшихся обитателя палаты под номером 222 посмотрели друг на друга.
– Что думаешь?
– Ничего. А что думать? Тошно ему…
– Думаешь, нет?
– Да перестань ты! Человек нашел повод и сбежал.
– Напрасно ты так.
– Нет. Он изначально не был таким, как мы. Хоть и обещал.
– Мне кажется, что ты все же спешишь с выводами.
– Мне уже некуда спешить. Я для себя все уже решил.