Максим Горький
Барышня и дурак
– Если позволите, – глухо сказал он.
– Почему же нет?
Он наклонил к ней костлявое лицо, тихо спросив:
– А куда?
– Куда хотите.
– Вы далеко живёте?
– Да, очень. Ко мне – нельзя!
– Тогда – как же?
– А тут, близко, есть такие комнаты, – сказала барышня и, шагнув вперёд, поскользнулась.
– Осторожно, – тихонько воскликнул он, подхватив её под руку, и тихонько, неловко повёл.
Барышня поглядела на него из-под намокшей шляпы опасливо; она знала мужчин, – в этом чувствовалось что-то неясное, непривычное ей: он говорит вежливо, даже ласково, и смотрит в лицо её как-то особенно, словно влюблённый. Глаза у него серые, усталые и кроткие, как у комнатной собаки. В нём есть что-то смешное.
«За сорок», – подумала барышня и деловито сказала:
– Я дешевле трёх не беру!
– О! – воскликнул он, шевеля усами. – Сколько хотите, сколько угодно.
Это возбудило у барышни чувство тревоги.
«Распутник, должно быть», – подумала она и даже вздрогнула от брезгливости.
Улица, задушенная туманом, бесконечно плыла в даль. Миновали площадь, пронёсся одноглазый автомобиль, проехал извозчик, среди улицы чёрным столбом стоял полицейский.
Было тихо, и в этой мокрой тишине – точно лилась вода по водосточным трубам – звучал глуховатый, воющий голос.
«Жалуется, что ли? – соображала барышня, вслушиваясь в звук и не улавливая связи слов. – Врёт, наверно…»
Остановились у высоких ворот пред серым домом без огней в окнах; барышня толкнула рукою калитку, в тёмной дыре под воротами кто-то завозился, закашлял и сказал хрипло:
