– Черти носят…
– Трущоба, – пробормотал мужчина, выпустив руку барышни и вытягивая её вперёд, но тотчас споткнулся и схватил барышню за плечо.
– Не надо падать, – сердито посоветовала она, ускользнув из-под его руки, открыла дверь в стене, под ноги ей легла полоса серого света, она нерешительно потопталась на нём и, сказав: «Ну?» – вошла в узкий коридор с дверями направо и налево, как в тюрьме.
Из серой стены выпрыгнул лысый старичок в очках, с папиросой, воткнутой в грязную бороду, уставился на них стеклянными глазами, вытирая ладони рук о ляжки.
– В рубль? – спросила барышня.
– Что?
– Комнату.
– Получше, – тихо сказал мужчина.
Тогда старик лягнул ногою дверь сзади себя и проговорил детским голосом:
– Три целковых. Что подать – лимонаду, чаю?
– Чаю, – приказала барышня.
Вспыхнул холодный белый огонь, осветив маленькую комнату с диваном, двумя креслами, столом, широкой кроватью у стены и умывальником.
– Грязновато, – сказал мужчина, сняв шляпу.
– Дороже – нет, – отозвалась барышня. С этим человеком не хотелось говорить, и в то же время он возбуждал желание сказать ему что-нибудь обидное.
Вот он снимает мохнатое пальто, украшенное серебряным инеем тумана, и бормочет, раздражая:
– Здесь пахнет старым одеялом и бараниной…
Поправляет длинными пальцами слежавшиеся под шляпой волосы. Он – худой, угловатый, лицо унылое. Но одет чисто – в тёмно-синюю пару дорогого сукна, в хорошие ботинки с гамашами, а в галстухе – булавка с бирюзой.