Максим Горький
Петербургские типы
Какая-то рыжая девушка, видимо, горничная, сердито спросила:
– А сам-то кто? Тоже, поди, чиновник?
Он торопливо и обиженно отрёкся:
– Никогда я ничем не занимался против бедного народа, никогда ничего не делал. Я – гадатель, прорицатель, я будущую жизнь знаю…
Ему предложили погадать.
– Это – дело тайное, на людях нельзя!
А на вопрос: «Что с нами будет?» – он ответил, опустив глаза:
– Плохо будет, если, начав дело, сразу не кончим, плохо! Зубы рвать надо с корнем. Чиновников – скосить. Также и учёную часть, и её, – не служи ослеплению разума нашего, не выдавай копейку за рубль, да! Мы, дескать, учёные, вы, дескать, слушайте нас, мы вам законы напишем! Написали, наклеили везде закон: «Не пейте сырой воды!» А? Эхе-хе-хе…
Он не то смеялся, не то вздыхал, выпуская из округлённого рта это яростное:
– Эхе-хе-хе-е…
И, кривя личико, торжествуя, спрашивал:
– А мы – как: пьём её, сырую-то, али не пьём, а?
Публика, посмеиваясь, отвечала в несколько голосов:
– Пьём.
– Живы, а?
– Будто – живы.
– То-то! Вот они, законы эти. Во-от! За это и – скосить…
И, убеждённый, что он сделал своё дело, человек этот вывёртывался из толпы, шагал прочь, помахивая палкой, а в новой группе снова наяривал:
– Два, два сословия особенно в язву нам, в боль и скорбь…
Несомненно, он тоже вылез из какого-то тёмного угла, куда его затискала жизнь и где он годы одиноко торчал, корчился, накопляя злобу и месть.
Возбуждающих вражду против интеллигенции, видимо, не мало; мне кажется, что чаще всего это дворники, лакеи, кухарки, вообще – домашняя прислуга.
После одного из митингов в цирке «Модерн» краснолицая, толстая женщина рассказывала солдатам, «как живут господа», рассказывала остроумно и такими словами, что из десяти даже трёх не напишешь. Солдаты бешено хохотали и плевались смачно, слушая, как действовал доктор, специалист по женским болезням, как вела себя еврейка-дантистка и как «обрабатывал» своих учениц актёр.
– Бить эту сволочь, – сурово сказал чёрный солдат с подвязанной челюстью, – бить её до последнего колена…
А в другой группе хромой человек лет сорока, безволосый, как скопец, кричал:
– Я всю жизнь в конюшне с лошадями, в навозе, а они в превосходных квартирах на мягких диванах с собачками играют. Нет, стой! Это я желаю с собачками играть, а вы – марш в конюшню, да? Почему – не так, почему, ну?
Страшно и нещадно говорила молодая женщина, одноглазая, с лицом, сожжённым серной кислотой:
– Глядите в библию – есть там господа? Нет господ в библии! Цари есть, судьи, пророки, а господ – нет!
