О процессе оздоровления социально больных и «опасных» людей рассказывают сами они в этой книге. Но о многом, что пережито ими, они ещё не в силах рассказать по очень простой, чисто технической причине: им не хватает запаса слов, достаточного для оформления разнообразных и сложных процессов «перековки» их чувств, мыслей, привычек.
Они все единодушно говорят, что основным и первоначальным толчком к их перерождению служило простое, человеческое отношение к ним со стороны организаторов работы, представителей ГПУ, гвардии пролетариата, людей железной дисциплины и той поразительной душевной сложности, которая даётся лишь в результате тяжёлого и широкого житейского опыта, в результате длительного общения с «социально опасными», с бессознательными и сознательными врагами пролетариата.
Что ещё, кроме человеческого отношения к себе, могли видеть «каналоармейцы», и о чём ещё они не умеют рассказать?
Им показано было, что вот они, маленькие люди, обитатели «шалманов», где их грабят, будучи коллективно организованы на бой против каменного упорства природы, могут быстро побеждать её сопротивление целям пролетариата, изменяющего мир. Романтизм, всегда свойственный пасынкам и отщепенцам общества, – кто бы они ни были по ремеслу и по «сословию», – это болезнь, вызванная обидами и оскорблениями. По той или иной причине общество «благоразумных» мещан оттолкнуло одну из единиц своих и этим поставило человека лицом к лицу с его «я». Нужно обладать хорошим запасом самоуважения для того, чтоб не унизиться до мелкой мести полуидиотам, и нужно уметь думать для того, чтоб найти общую и единую причину всех обид, оскорблений и несправедливостей, которыми так позорно богата мещанская жизнь. Но мещанство не может воспитать в человеке самоуважения, ибо хотя все мещане – «хозяева», но в классовом обществе каждый человек неизбежно чей-нибудь лакей. Мещанство не учит думать, а учит верить в то, чему непрерывно противоречит всей своей житейской практикой. Если человек, которого оттолкнули к его «я» и этим актом втиснули в «самого себя», обладает более или менее сильным характером, он весьма легко начинает чувствовать себя не только исключённым, а исключительным человеком, героем. Вот – «я», а вот – мир, в котором для меня нет места, значит мир – враг мой. На этот простенький мотив написана вся крикливая и наивная музыка философов анархизма.