Максим Шахов
В прицеле – Олимпиада
Где-то на границе Афганистана и Пакистана
Кучка глинобитных построек за высокими заборами, которую только с большой натяжкой можно было назвать кишлаком, лепилась к скалам. В этих убогих постройках размещался лагерь талибов. Под стеной, в тени одной из хижин сидели двое молодых парней, одетых по-европейски. Бороды, которые они начали отпускать совсем недавно, походили скорее на щетину недельной давности.
Один из них, Равиль Хайрулин, сделал глоток теплой мутной воды и поморщился. Потом протянул фляжку соседу, которого называли Санчесом Гиеной.
– Тебе не кажется, что здесь даже камни пахнут кровью? – спросил Равиль. – Странно...
– Что странно? – не понял Санчес.
Они разговаривали по-русски, так как Санчес пять лет учился в Москве, а Равиль родился и вырос в Набережных Челнах.
– Во все времена люди в этих местах сражались и резали друг друга с такой яростью, словно кругом не безжизненная скалистая пустыня, а ценные плодородные земли. Кого здесь только не убивали! Скифов, персов, греков, римлян, арабов, монголов, англичан, русских, американцев. Ну и конечно, местных – пуштунов, белуджей и их соседей – таджиков и узбеков – резали не меньше.
– Ерунда, – не согласился Санчес. – Камни и вправду воняют, но не кровью, а тухлятиной. Потому что местные режут на них своих вонючих баранов. А воюют они не из-за земли, а просто от дикости.
Равиль удивился:
– Ты называешь стремление к свободе дикостью?
Санчес сплюнул. Слюна была липкой и тягучей.
– Смотри сам, – сказал он. – Вот живут рядом два народа. Один умный, а другой – дурак на дураке. Оба народа мерзнут, голодают, болеют. Плохо живут, в общем. Потом умный народ начинает строить теплые дома, шить одежду, добывать огонь трением. А дураки вместо этого только молятся своим духам и ждут. Ждут, когда наступит тепло, когда мамонт с обрыва свалится, когда молния в дерево ударит. Умный народ становится все сильнее и многочисленнее. Ему не хватает места, и он предлагает дуракам-соседям жить вместе. Территорию в обмен на разумный и осмысленный образ жизни, на знания и технологии. А дураки-соседи им отвечают, что лучше вымрут до последнего человека, но будут свято хранить свои племенные особенности – холод, голод, грязь и глупость. Все вместе это называется национальной гордостью. А чем дальше – тем хуже. Дураки, быть может, уже и сами рады бы теплый дом поставить или огня своими руками добыть, но не могут. Потому что тогда скажут, что это влияние врагов-соседей, чуждый образ жизни. Так и сидят дураки в своем неповторимом дерьме. Все умное и полезное считают враждебным. А если умные соседи попытаются образумить их силой, то дураки и в самом деле скорее погибнут, чем поумнеют. Так и помрут – вшивые и голодные, зато свободные. Вот, к примеру, французы и немцы покорились Риму и сами создали великую культуру и великие империи. А гордые афганцы отбили все нашествия и бережно сохранили свою неповторимую и оригинальную дикость. Для них любой прогресс – враждебное и тлетворное влияние Запада и посягательство на свободу.
Равиль покачал головой.
– Нет, ну почему любой? Ведь оружие они предпочитают современное, а не копья с дубинами... – Он с тоской огляделся и спросил: – Ну а мы тогда что здесь делаем?
Санчес сделал еще один глоток теплой, затхлой воды и вернул флягу Равилю.
– Талибы, конечно, дикари, но они наши союзники, – сказал он. – А мы ведем борьбу с мировым и особенно американским империализмом.
– В этой дыре? – Равиль невесело усмехнулся. – Ты противоречишь сам себе. Вспомни, когда ты в последний раз видел американца.
– Живого или мертвого? – уточнил Санчес.
С улицы из-за глинобитного забора-дувала послышались крики мальчишек:
– Американцы! Американцы едут!
Для детей это был настоящий праздник – побегать за «Хамви» американских саперов, покидать в них камнями, при этом ругаться и плеваться. А что делать, когда нет ни мультиков, ни компьютерных игр? Даже в бутылочку не поиграешь – пить вера не позволяет, а целоваться не с кем. Разве что с ишаком.
Вдали, поднимая тучи пыли, показалась колонна из нескольких «Хамви» в сопровождении бронетранспортера. Для обычного рейда саперов машин было подозрительно многовато. Это поняли и боевики-талибы, которые, несмотря на жару, бдительно дежурили на боевых постах.
Равиль взял автомат, но Гиена Санчес тронул его за рукав и указал в противоположную сторону. Там вниз по склону горы спускалась цепочка фигурок в камуфляже песчаной расцветки. Видимо, где-то за скалами они высадились с вертолетов, и теперь можно было ожидать воздушного налета.
– Окружают! – крикнул Равиль.
Среди американских десантников Равиль заметил фигурки бойцов пакистанского спецназа. Нет, это была не рядовая зачистка. Их обложили, как волков, и шли уничтожать.
Талибы рассыпались за дувалом, занимая круговую оборону. Не прошло минуты, как застучали первые выстрелы и очереди. Внутри периметра дувала разорвались пущенные навесом мины, засыпая боевиков песком и мелкими осколками камня. Талибы понимали, что шансов на спасение у них нет, и собирались дорого продать свои жизни.
– Давай за мной! – бросил Равилю Санчес.
Тот с удивлением последовал за товарищем. Санчес подбежал к хижине, под полом которой была вырыта яма зиндана. Сейчас там содержались двое пленных голландских журналистов. Охранял их бородатый талиб в коротких – выше щиколотки – штанах.
Вбежав в хижину, Санчес без лишних слов выстрелил охраннику в голову. Все произошло так быстро, что ни жертва, ни Равиль не поняли, что происходит. Санчес наклонился к убитому и отцепил от его пояса две пары ржавых наручников. Одну бросил Равилю.
– Надевай!
Он откинул крышку, закрывавшую вход в примитивную тюрьму, и спрыгнул вниз. Послышался шум возни, тихий вскрик, за ним еще один. Потом над люком поднялась голова Санчеса. Он показал свои скованные браслетами руки.
– Чего ждешь? Давай сюда.
Равиль только теперь понял, что задумал его сообщник. Он отбросил автомат в угол хижины, быстро защелкнул наручники на своих запястьях и скользнул в люк за Санчесом. Внизу, в темноте, можно было едва различить трупы двух заложников-голландцев. Их оттащили подальше в угол.
– Пришлось сломать им шеи, – объяснил Санчес. – Если их все-таки найдут, скажем, что нас было четверо, но они умерли от побоев. Жалко...
– Что жалко? – не понял Равиль.
– Что пришлось им шеи ломать. Я стрелять люблю. И не в затылок, как вы все, а в лоб. В упор. Чтобы в глаза человеку посмотреть перед смертью. Неповторимое зрелище.
Шум боя сначала усилился, потом постепенно стал затихать. Ждать пришлось долго. Наконец добровольные пленники услышали над головой шаги и грубую американскую речь. Люк откинулся, и сверху появилась голова в каске. На черном лице негра глаза и зубы сверкали даже в темноте зиндана.
– Вылезайте, вы свободны! – крикнул он. – Можете сами двигаться?
– Да, мы выходим! – по-английски ответил Санчес. – Помогите, пожалуйста!
Негр с нашивками капрала помог обоим выбраться.
– Там есть еще кто-нибудь? – спросил он.
– Живых нет, – коротко ответил Санчес.
– Кто вы? – спросил негр.
– Журналисты, – отозвался Равиль. – Сидим здесь вторую неделю.
Капрал освободил их от наручников, потом пнул ногой тело убитого Санчесом талиба-охранника.
– Это я убил его и освободил вас, – хвастливо сообщил негр. – Не забудьте написать это в своей газете. Меня зовут Джонс. Капрал Джонс.
Негр повернулся и направился к двери. Равиль с трудом преодолел желание подхватить автомат и выпустить длинную очередь в ненавистную спину «освободителя».
Вокруг царила суматоха. Американцы искали взрывчатку и, как понял Равиль из их разговоров, химическое оружие. Его и Санчеса сразу же отправили в госпиталь на джипе. Водителя и сопровождавшего их санитара они убили, как только отъехали на безопасное расстояние. Санчес сам сел за руль. Равиль развернул карту местности.
– Поворачивай направо, – сказал он. – Только бы бензина до Пешавара хватило.
Санчес беспечно махнул рукой и нажал педаль газа.
Север Японии
Остров Хоккайдо – самый северный из японских островов. Портовый город Отару, побратим русского города Находка, расположен недалеко от столицы острова города Саппоро, на берегу залива Исикари. С трех сторон Отару окружен горами, с четвертой – морем. В прошлом город служил военной базой, с территории которой японцы – дети богини Аматерасу – отвоевали этот северный остров у диких белокожих варваров эбису.
Война была тяжелой и кровопролитной. Трижды варвары эбису стирали Отару с лица земли, оставляя на месте города лишь трупы и головешки, но город снова отстраивался.
Сегодня Отару являлся одним из крупнейших туристических центров Хоккайдо, но с ярко выраженным промышленным уклоном. То есть приезжали сюда в основном не совсем обычные туристы. На природу и достопримечательности им было наплевать. Цель у них была одна – обзавестись по дешевке подержанным японским автомобилем.
В самом городе Отару кроме автомобильного экспорта процветала и другая торговля – электроникой, тряпками и прочим ширпотребом. Окраина города представляла собой сплошную промышленную зону, в основном склады. Здесь хранились контейнеры, прибывшие морем, здесь они перегружались на железнодорожные и автомобильные платформы. Со стороны район напоминал пчелиные соты. Ориентироваться здесь было невероятно трудно.
Ранним утром, еще затемно, к одному из таких складов медленно двигалась колонна машин и автобусов. Судя по цвету и эмблемам, все они принадлежали к автопарку полицейского управления.
Колонна остановилась возле серых металлических ворот. Из автобусов, как черные тараканы, посыпались вооруженные люди в касках и бронежилетах. Часть из них собралась у ворот, остальные бросились к забору, огораживавшему склад. Негромко прозвучал взрыв, и створка ворот обрушилась внутрь. Ворота еще не успели упасть, а штурмующие уже вломились на склад и рассредоточились по его территории, занимая складские строения и помещения.
Для охранников склада налет полиции явился полной неожиданностью. В их организации царила строжайшая дисциплина. За невыполнение приказа наказанием служила смерть. Такая практика имела свои серьезные минусы. Она подавляла всякую инициативу рядовых членов в зародыше. От них требовалось лишь неуклонное соблюдение инструкций. Штурм склада полицией никакими инструкциями предусмотрен не был, и охранники просто не знали, что им делать, ожидая приказов сверху.
Они спохватились только тогда, когда ворота с грохотом рухнули и полицейские принялись ломиться во внутренние помещения. Только теперь начальник охраны, человек молодой и неопытный, наконец сбросил охватившее его оцепенение и схватился за трубку телефона. Лицо его покрылось каплями холодного пота. Рассеченная косым шрамом щека подергивалась.
Начальник охраны понимал, что произошла катастрофа, в которой сам он никак не виноват. Но он также не сомневался, что кто-то должен будет за все это ответить. И, скорее всего, отвечать придется именно ему. Он набрал номер экстренной связи с «оябуном» – «отцом» организации. Тот ответил сам. Начальник охраны сразу узнал его голос и поклонился так низко, будто грозный хозяин стоял прямо перед ним.
– Сумимасэн, Нобуро-сан! – быстро проговорил он. – Мне нет прощения. На нашем складе полиция. Они уже прорвались во внутренние помещения. Склад захвачен.
Оябун помолчал, потом ответил негромко:
– Это действительно непростительная ошибка. Надо срочно уничтожить все, что может связать оружие со склада и нашу организацию. Любые следы. С полицейскими веди себя спокойно и предупреди своих людей. Вы – простые охранники, нанятые через агентство. Ничего не знаете, никого не видели. После этого тебе надо будет исчезнуть.
Начальник охраны снова поклонился, глядя в угол.
– Хай! Я готов умереть, – рявкнул он.
Оябун помолчал, а когда заговорил снова, в его голосе явно послышалась усмешка:
– Ты умрешь, но позже. Сейчас у тебя будет задача поважнее. Как только вас отпустят из полиции, вылетишь в Европу. Отныне твое кодовое имя – Самурай.
И отключился. Начальник охраны одернул форменный китель и шагнул навстречу приближающимся полицейским.
Лондон
Ночной город выглядел с высоты сотни метров бушующим огненным морем. В застекленной кабинке колеса обозрения или, как его называют, «Лондонского глаза», находились двое мужчин.
В том, что постарше, глаз опытного журналиста сразу распознал бы бывшего российского олигарха Бориса Октябриновича Гореславского. Сам Борис Октябринович предпочитал, чтобы его называли сокращенно – господин БОГ. Второй, помоложе, был менее известен широкой публике. Он занимал пост помощника секретаря ООН по вопросам защиты детей в вооруженных конфликтах. Звали его Усамой бен Масихом. Работу в солидной международной организации господин бен Масих совмещал с хлопотной общественной нагрузкой – он был вождем псевдоисламской террористической группировки «Аль-Накба».
Кабинка медленно, с остановками, перемещалась вверх. На передвижном столике стояла открытая бутылка дешевого шампанского, которая прилагалась к VIP-аттракциону и входила в его стоимость. Мужчины, не обращая внимания на пойло, вели неторопливый разговор. Бен Масих еще не разучился говорить по-русски, поэтому беседа шла на языке Толстого и Достоевского.
– Куда катится этот мир? – вопрошал господин бен Масих. – Парковка обходится в десять долларов за час! Представляю, сколько стоит наше катание на этом дурацком колесе.
Гореславский пожал плечами:
– Выбирать не приходится. Только здесь, пожалуй, еще можно спокойно поговорить. По-моему, нас приняли за пару новобрачных гомосексуалистов.
Бен Масих вспыхнул, его лицо залила краска негодования, но Борис Октябринович продолжал как ни в чем не бывало:
– А аттракцион стоит недорого, долларов двести двадцать – двести тридцать. Но в целях конспирации мне пришлось делать заказ через русское туристическое агентство. Так эти бандиты содрали с меня тысячу евро. Надо будет занести им в офис небольшой презент – бомбу с часовым механизмом. Но это позже, чтобы никому в голову не пришло связать это с моим заказом... – Он мечтательно застыл у края бездны. – Когда-нибудь мы взорвем это дурацкое колесо. Чтобы оно упало прямо в Темзу. Надо только, чтобы в этот момент на нем было побольше народа. Представляешь, какие брызги поднимутся?!
Он радостно, совсем по-детски рассмеялся. Но его собеседник оставался мрачен и хмур. Борис Октябринович смерил его пренебрежительным взглядом.
– Так ты говоришь, у нас неприятности?
– Неприятности? – Бен Масих грязно выругался. – Я бы назвал это разгромом. Они накрыли практически все наши боевые группы и склады. В Европе, в Америке, в Японии. Даже лагерь талибов на границе с Пакистаном. Спаслись только несколько человек. Боюсь, один из них мог оказаться предателем.
Гореславский пошевелил сцепленными за спиной пальцами рук.
– То, что все налеты на наши объекты произошли одновременно, безусловно, свидетельствует об утечке информации. Говоришь, предатель мог оказаться среди спасшихся? Ерунда! Каждый из них знал очень немного, только то, что касалось их собственных групп. Нет, сдать всех и сразу мог только кто-то из твоего непосредственного окружения.
Бен Масих обескураженно покрутил головой:
– Не может быть, все они проверенные люди!
– Плохо проверял! – с неожиданной яростью рявкнул вдруг Гореславский. – Сколько их у тебя?
– Пятеро, – неуверенно протянул бен Масих. – И я ручаюсь за каждого.
Гореславский едва сдерживал гнев.
– Тебя я не подозреваю... пока не подозреваю! И скажи за это спасибо. А своих помощничков немедленно бери в работу. Один из них – враг. На нем кровь наших братьев.
Кабинка теперь шла вниз. Бен Масих все еще не мог смириться с необходимостью уничтожить собственный штаб.
– Но если один предатель, то четверо других...
– У меня нет времени выяснять это! – перебил его Борис Октябринович. – Возможно, твой стукач уже сдал и нас с тобой. Мы тут болтаем, а внизу уже ждут с наручниками.
Бен Масих замялся:
– Но у нас нет ни пентотала, ни скополамина. Все запасы захвачены полицией.
Гореславский наклонился к собеседнику и зашипел, брызгая слюной ему в лицо:
– А топор у тебя есть? Пила, молоток, плоскогубцы? Как же в старину без пентотала и скополамина обходились? В инквизиции, в Чека, в гестапо? Так что иди и работай. И доложи как можно скорее. Твою главную базу на острове, надеюсь, не тронули?
Бен Масих не смог сдержать самодовольной ухмылки.
– Руки коротки. Мой остров – территория под юрисдикцией ООН. Но все остальное... Вах! Такие убытки... люди, оружие...
– Не хнычь, – Гореславский похлопал собеседника по плечу. – Это не убытки, это расходы. Людей наберем, оружие купим. К тому же в наших лабораториях разработано взрывчатое вещество нового типа.
Господин бен Масих воспрял духом. Он выпрямился и, казалось, стал выше ростом. Наконец он набрался храбрости, чтобы задать главный вопрос.
– А что говорит ад-Даджал? – осторожно спросил он.
Борис Октябринович ответил не сразу. Сначала подумал – стоит ли. Потом решил, что можно посвятить верного помощника в сокровенную тайну.
– Мудрый ад-Даджал считает, что здесь оскорблена его честь. Мы должны нанести ответный удар. И он будет страшным.
Бен Масих слушал, затаив дыхание. Его глаза горели огнем восторга.
Гореславский продолжал:
– Долгое время мы ограничивались тем, что взрывали грязное быдло в метро, поездах, самолетах. Но теперь мы пойдем другим путем.
Бен Масих удивленно приподнял брови:
– Вах! Неужели мы перестанем взрывать этих баранов?
Борис Октябринович усмехнулся:
– Нет, зачем же? Наоборот, мы усилим нашу борьбу. Стадо надо держать в страхе, и мы будем продолжать начатое с удвоенной энергией. Но кроме этих ничтожных пора побеспокоить и других – тех, кто ездит в лимузинах с кортежами и летает на персональных самолетах. Вельмож, которые возомнили себя хозяевами этого мира. Следует напомнить им, что они – такие же ничтожества, как и те, кто их выбирает и выдвигает во власть. По ним мы и ударим. Это потрясет низы, они будут деморализованы, и мы легко погрузим весь мир в хаос. Это будет конец света. Мы их всех трахнем!
– Вах! – восхищенно повторил бен Масих. – Воистину, когда идущий во главе стада козел случайно падает в пропасть, все стадо прыгает следом за ним.
– Именно так! – согласился Гореславский. – Все они – только козлы и бараны. И мы напомним им, что в мире существуют львы. Ты, почтенный Усама, кажется, сказал, что некоторым из твоих людей удалось спастись? Это хорошо, они нам пригодятся. Собери тех, кто остался. Они возглавят армию безмозглых зомбированных баранов. Ты займешься их подготовкой, а я скажу, что надо делать.
Прозрачная кабина опустилась вниз. Двери открылись. Собеседники вышли, оставив откупоренную бутылку шампанского тем счастливчикам, которые зайдут первыми.
Подмосковье
Над Ватутинками стояла тихая темная ночь. Старостин мерил шагами пол своего кабинета. Через окно он видел, как перед штабом затормозил черный «Хаммер» премьер-министра. Спустя пару минут вице-адмирал услышал в коридоре его твердые шаги. В кабинет начальника ФАРОСа они вошли вместе. Ковригов крепко пожал руки обоим.
– Бормана нет? – на всякий случай уточнил Старостин.
– Часа два назад уехал, – заверил его генерал-полковник.
Правдин прошел к столу и занял одно из кресел.
– Рассказывайте, Илья Григорьевич, – попросил он.
Старостин прокашлялся. Ковригов понимающе хмыкнул, достал из заветного шкафчика бутылку виски и тяжелые стаканы. Разлил и раздал.
Старостин сделал глоток и кивнул:
– Спасибо. Так вот, я собрал вас среди ночи, господа, чтобы сообщить пренеприятное известие. Агент Дервиш, для внедрения которого в окружение Усамы бен Масиха потребовалось так много сил, средств и времени, не вышел на связь. Думаю... нет, уверен, что он расшифрован. Возможно, его уже нет в живых, возможно, с ним еще работают.
Правдин нахмурился:
– И в чем причина? Ваше мнение?
Старостин задумался, но ненадолго.
– Судите сами, – сказал он. – При прошлой нашей встрече генерал-майор Бормышев получил информацию о расположении секретных баз и лагерей, которые принадлежали террористической группировке «Аль-Накба». На следующий день брат Бормышева, который, кроме всего прочего, числится также консультантом зарубежных антитеррористических структур и ООН, отправляется в международное турне. Вслед за этим по всему миру проходят повальные аресты накбаитов. Все их базы, указанные в меморандуме Дервиша, разгромлены, а террористы убиты или арестованы. Убитых, к счастью, не вернуть, а вот арестованных, думаю, скоро выпустят. Реальная доказательная база для обвинения практически отсутствует, а оперативную информацию к судебному делу не подошьешь. Так вот, бен Масих не дурак и в состоянии сложить два и два. Он, разумеется, догадался, что у него в штабе утечка, и принял необходимые меры. В результате мы лишились ценного агента еще до того, как он фактически приступил к работе.
Правдин потер лоб:
– И виноват в этом...
– Борман, – заключил Ковригов.
В кабинете воцарилось гнетущее молчание. Его прервал премьер-министр.
– Вы считаете, что генерал-майор Бормышев предатель? – прямо спросил он Старостина.
Тот отрицательно покачал головой:
– Нет. Он просто самонадеянный идиот. Хотел прогнуться, поймать плюс, как говорят в армии. Возможно, – вице-адмирал бросил взгляд на Ковригова, – он спит и видит себя на месте начальника главка. И пользуется для этого любой возможностью.
Судя по выражению лица премьер-министра, ему только что наступили на мозоль.
– Мы не можем его сейчас уволить, – вяло заметил он.
– Понимаю, этого и не требуется, – кивнул Старостин. – Но вам придется полностью изолировать генерал-майора, иначе я вынужден буду его убить.
Он сказал это просто и буднично, но премьер-министр и начальник главка ему поверили. И даже не возмутились, поскольку работа предстояла – серьезнее некуда. И игры карьеристов были здесь неуместны. К тому же нелепые действия братьев Борманов уже повлекли за собой смерть многих людей. И неизвестно, чья еще жизнь могла быть принесена ими в угоду собственным амбициям. В том числе и жизнь присутствующих здесь, в кабинете.
Поэтому, вместо того чтобы напуститься на вице-адмирала с шаблонными упреками типа «как вы можете» и тому подобными замечаниями, Правдин спросил его:
– Можем ли мы что-то сделать, чтобы спасти Дервиша?
Старостин помрачнел:
– Боюсь, мы опоздали. Впрочем, можно попробовать систему экстренной доставки «Стратосфера».
Эту программу разработал еще в конце 70-х годов ХХ века знаменитый ракетный конструктор академик Челомей. Заключалась она в том, что облегченная ракета-носитель выводила на высоту около двухсот тысяч метров пассажирскую капсулу с десантной группой. Капсула не выходила на орбиту, а совершала суборбитальный полет, двигаясь по баллистической траектории. После этого капсула совершает мягкую посадку в заданной точке моря или океана. Диверсионная группа покидает капсулу и приступает к выполнению задания. После выполнения задания группа эвакуируется на подводной лодке или иным способом.
Название системы носило условно-конспиративный характер. Собственно стратосфера кончается на высоте пятидесяти километров над землей, капсула же поднималась вчетверо выше – в область, именуемую термосферой. Только здесь, в безвоздушном пространстве, можно было придать капсуле необходимую скорость.
В начале 80-х работы над системой прекратились, но в 2008 году их возобновили. Экономический кризис помешал внедрить «Стратосферу» в Вооруженные силы. Но экспериментальный образец системы на полигоне в Капустином Яре ожидал испытаний.
– Сколько времени займет доставка группы к месту проведения операции? – спросил премьер.
Ковригов прокашлялся:
– Ну, подготовить систему к пуску, собрать и доставить на старт группу – часа три. И сам полет в тропики – сорок минут.
– Но ведь экипаж должен иметь специальную подготовку, – напомнил премьер-министр. – У нас есть такая группа?
Ковригов отрицательно покачал головой. Ему возразил Старостин:
– Полет проходит в автоматическом режиме, от экипажа требуется только здоровье. Можно задействовать группу капитана второго ранга Татаринова. Их хоть на Марс посылай. Ребята надежные. Заодно проведем испытание системы.
В кабинете воцарилось тяжелое молчание. Его нарушил премьер-министр.
– Какова степень риска?
– Девяносто семь процентов, – бесстрастно ответил Старостин. – Не выше, чем обычно.
Премьер молчал, Ковригов тоже. Старостин достал трубку мобильного телефона и набрал номер, который держал только в собственной памяти. Ему ответил низкий, чуть хрипловатый, хорошо знакомый голос.
– Слушаю.
– Кэп? Собирай группу. За вами заедут, – сказал вице-адмирал.
И отключился. Премьер поднялся и направился к выходу. Со стороны казалось, что на него давит тяжелый груз. Ковригов направился следом, чтобы проводить до машины.
Старостин подошел к окну и, глядя на усыпанное яркими звездами ночное небо, подумал, что спать в эту ночь ему снова не придется.
