Малькольм Гладуэлл
Бомбардировочная мафия. Мечты о гуманной войне и кровавые будни Второй мировой
Глава вторая
«Мы продвигаемся вперед, не сдерживаемые традициями»
1
Революция – всегда занятие коллективное. Вот почему Карл Норден представлял собой столь аномальное явление. Человек редко начинает революцию в одиночку, за материнским кухонным столом. Движение импрессионистов возникло не потому, что один-единственный гений стал писать в импрессионистической манере, а потом за ним, словно за гамельнским крысоловом, двинулась череда последователей. Вовсе нет: Писсарро и Дега в одно и то же время поступили в парижскую Школу изящных искусств; затем Писсарро познакомился с Моне, а позже – с Сезанном, уже в Академии Сюиса. Затем Мане случайно встретился с Дега в Лувре; Моне подружился с Ренуаром в студии Шарля Глейра, а Ренуар, в свою очередь, познакомился с Писсарро и Сезанном. И довольно скоро все они стали часто собираться в кафе Guerbois, где обменивались идеями, подначивали друг друга, делились мыслями, состязались, мечтали, – пока не появилось нечто радикальное, совершенно новое[17].
Так происходит постоянно. К примеру, Глория Стайнем была самым знаменитым «лицом» феминистского движения начала 1970-х. Но что привело к удвоению числа женщин, избираемых в США на высшие государственные посты? Совместные действия Глории Стайнем, Ширли Чисхолм, Беллы Абцуг и Тани Мелич по созданию Национального женского политического собрания. Революции рождаются из бесед, споров, подтверждений значимости ваших идей, близости единомышленников, того выражения глаз вашего слушателя, которое показывает: вы придумали нечто дельное.
Для тех, кого увлекла мечта о коренном изменении методов ведения войны, местом, где друзья могли вместе проводить время, споря до поздней ночи и иногда видя это выражение в глазах товарищей, стала военно-воздушная база Максвелл-филд. Она располагалась – и до сих пор располагается – в Монтгомери, штат Алабама. Когда-то здесь была хлопковая плантация, но затем братья Райт (Орвилл и Уилбур)[18] превратили ее в летное поле. В 1930-х годах здесь разместилось нечто под названием «Тактическая школа Воздушного корпуса сухопутных войск США» – авиационная разновидность Военного колледжа сухопутных войск США (Карлайл, штат Пенсильвания) или Колледжа ВМС США (Ньюпорт, штат Род-Айленд). Эта авиабаза по сей день во многом остается такой же, какой была сразу же после создания, в 30-х годах: повсюду бледно-желтый бетон и такого же цвета штукатурка, а крыши покрыты красной черепицей. Сотни изящных офицерских домов, выстроенных во французском провинциальном стиле, тянутся вдоль изгибов тихих улиц, засаженных гигантскими сизыми дубами. Летом воздух здесь плотный и влажный. Мы в самой глубине Алабамы. Величественные здания XIX века, где заседают законодатели штата, – совсем рядом, стоит лишь проехать несколько километров по дороге. С виду не скажешь, будто тут колыбель революции.
Но именно здесь некогда и началась революция, о которой мы ведем речь.
В те годы американские военно-воздушные силы не являлись отдельным видом войск – они входили в сухопутные войска США (СВ США) и должны были обслуживать наземные силы: осуществлять поддержку, помогать, сопровождать. Джон Першинг (по прозвищу Черный Джек), легендарный генерал, командовавший всеми американскими войсками, которые участвовали в Первой мировой, однажды написал, что боевая авиация «не способна сама по себе выиграть войну – ни в настоящем, ни в обозримом будущем»[19]. Это вполне отражает представления тогдашней военной верхушки о самолетах. Ричард Кон, в течение десятка лет занимавший должность главного историка ВВС США, объясняет, что на заре авиации люди просто не понимали, что это такое – военно-воздушные силы:
Помню, кто-то приводил высказывание одного конгрессмена: «Откуда столько споров вокруг аэропланов? Может, купим одну такую штуку – и пусть все войска пользуются ею по очереди?»
Тактическая школа Воздушного корпуса сухопутных войск США вначале располагалась не в Алабаме, а в Лэнгли, Вирджиния. Близ ангаров находились конюшни, и от пилотов требовали учиться ездить верхом, словно на дворе все еще XIX столетие. Только вообразите, как к этому относились тогдашние армейские летчики (а их было всего несколько сотен). Они постепенно пришли к убеждению: до тех пор пока авиаторы будут оставаться в составе СВ, им придется пребывать под началом командиров, которые не умеют управлять самолетами и не понимают этих машин. И которые желают, чтобы летчики каждое утро тряслись в седле. А летчикам хотелось независимости. Первым шагом на пути к ее обретению стал перенос летной школы как можно дальше от сухопутных войск, чтобы избавить заведение от их культурного и физического влияния. И то, что авиабаза Максвелл-филд расположилась на бывшей хлопковой плантации в сонном уголке американского Юга, – это, как выразились бы современные программисты, фича, а не баг.
А поскольку боевая авиация была в ту пору еще молода, преподаватели школы тоже – двадцати или тридцати с чем-то лет, полные юношеских надежд. Они напивались по выходным, носились на военных самолетах ради удовольствия и устраивали гонки на автомобилях. Девиз у них был такой: Proficimus more irretenti – «Мы продвигаемся вперед, не сдерживаемые традициями». Лидеров Тактической школы как раз и прозвали Бомбардировочной мафией. Собственно, это прозвище придумывалось не как комплимент: в Америке стояли времена Аль Капоне, Счастливчика Лучано[20] и бандитских перестрелок на улицах. Но сотрудники школы сочли, что этот ярлык социальных изгоев неплохо подходит им. И он прижился.
Гарольд Джордж, один из духовных вождей Бомбардировочной мафии, сказал об этом так: «Мы были полны энтузиазма; мы начинали, по сути, нечто вроде крестового похода… зная, что нас дюжина и нам противостоят всего-навсего 10 000 офицеров, и остальная армия, и еще флот».
Джордж родился в Бостоне. Он поступил на военную службу еще в Первую мировую – и вскоре его совершенно очаровали самолеты. В начале 1930-х он начал преподавать в Тактической школе, а в годы Второй мировой дослужился до генерала. После войны он пошел работать к Говарду Хьюзу[21] – организовал бизнес Хьюза в области электроники. Затем Джордж ушел, чтобы помочь в создании другой электронной фирмы, которая позже станет гигантским предприятием, выполняющим оборонные заказы. И еще (это моя любимая деталь его биографии): его дважды выбирали мэром Беверли-Хиллз.
Все это успел сделать один-единственный человек. Всего одна жизнь. Но если бы вы спросили у Гарольда Джорджа, что стало важнейшим моментом его карьеры, он бы, скорее всего, ответил: те пьянящие дни, когда он в 1930-х преподавал на авиабазе Максвелл-филд.
В 1970 году он вспоминал: «Похоже, никто не понимал, что мы делаем, поэтому никто не приказывал нам перестать преподавать так, как мы преподаем».
Тактическая школа могла считаться университетом или академией, хотя мало у кого из ее сотрудников имелся какой-никакой преподавательский опыт. А то, чему они учили, было настолько новым и радикальным, что в этой области, по сути, не существовало никаких учебников, по которым студенты могли бы обучаться, или научных статей, которые можно было бы читать. Поэтому преподаватели сами придумывали учебную программу – так сказать, на лету. Лекции быстро превращались в семинары, а семинары – в открытые дискуссии, незаметно переходившие в поздний обед. Так всегда бывает: общение готовит революцию, сеет ее семена. Собравшаяся группа начинает отклоняться от намеченного маршрута, двигаясь туда, куда никто и помыслить бы не мог отправиться в одиночку.
Дональд Уилсон тоже входил во внутренний круг Бомбардировочной мафии. Именно он позже напишет в своих мемуарах, что мечтал о войне принципиально нового, невиданного типа. Вот как он вспоминал о тех днях:
Я почти уверен: если бы начальники, сидящие в Генштабе при военном министерстве, знали, чем мы занимаемся на авиабазе Максвелл-филд, нас бы всех упрятали за решетку. Потому что наши занятия очень расходились с их давно утвердившейся доктриной, и я не могу себе представить, чтобы они знали – и все-таки позволяли нам это делать.
2
При словах «военная авиация» люди первой половины XX века обычно представляли себе истребители – небольшие, очень маневренные аппараты, способные сражаться с противником в воздухе. Но отcтупники с авиабазы Максвелл-филд думали о другом. Их безумно увлекали технологические достижения в авиации 1930-х годов. Алюминий и сталь пришли на смену фанере. Двигатели стали мощнее. Самолеты сделались крупнее и при этом удобнее в управлении. Они обзавелись втягиваемыми шасси и системами закачивания воздуха в фюзеляж. Эти изменения позволили Бомбардировочной мафии вообразить себе совершенно новый класс воздушных машин – таких же больших, как коммерческие авиалайнеры, которые как раз тогда начали перевозить пассажиров по всем Соединенным Штатам. Столь крупный и могучий самолет уже не ограничивался бы лишь боями с другими самолетами в небе. Он мог бы нести бомбы – тяжелые, мощные взрывные устройства, способные причинить существенный урон неприятельским позициям на земле.
Но почему использование массивных самолетов могло иметь такой разрушительный эффект? Потому что, если оснастить такую машину одним из новых мощных двигателей, она будет способна лететь так далеко, быстро и долго, что ее ничто не сможет остановить. Орудия ПВО будут для нее не опаснее, чем детские духовые ружья, а вражеские истребители – словно маленькие комары, пусть и раздражающие своим писком, но безвредные. Чтобы обороняться от врага, самолет такого типа мог бы иметь защитную броню, а также передние и задние пулеметы/пушки. Так мы подходим к первому принципу доктрины Бомбардировочной мафии: «Бомбардировщик всегда пробьется к цели».
Теперь о втором принципе. Прежде, до прихода «мафии», предполагалось, что бомбить врага можно лишь под покровом темноты, обеспечивающим безопасность. Но если бомбардировщика невозможно остановить, уже неважно, подкрадывается ли он незаметно. Бомбардировочная мафия хотела совершать атаки при свете дня.
Отсюда следует третий принцип. Если вы можете бомбить при свете дня, значит, вы можете видеть те объекты, по которым пытаетесь нанести удар. Вы больше не бьете вслепую. А раз появляется возможность видеть, вы можете использовать бомбовый прицел. Выйти на цель, ввести необходимые данные, позволить устройству сделать свое дело, а потом – бабах!
О четвертом (и последнем) принципе. Согласно тогдашним общепринятым представлениям, при подлете к цели бомбардировщику следовало снизиться как можно больше, чтобы хорошенько «прицелиться». Но бомбовый прицел позволял вам сбрасывать бомбы с большой высоты – вне досягаемости орудий ПВО. Помните: «Мы можем уложить бомбу в бочонок из-под солений, сбросив ее с высоты 9000 метров»?
Итак – возможность полета на больших высотах. При дневном свете. И при хорошей точности бомбардировки. Вот что готовила Бомбардировочная мафия в своем убежище в алабамской глубинке.
Описывая Бомбардировочную мафию, историк Ричард Кон рассказывает:
У них все было проникнуто коллективизмом. Я бы сказал, что это было почти какое-то «братство по оружию». Но если вы не верили в общую доктрину, а некоторые из них не верили, тогда вас могли… не то чтобы изгнать из братства, но подвергать подозрению и вечно вам противоречить.
Клэр Кленно, один из пилотов, работавших в Тактической школе, дерзнул открыто усомниться в принципах Бомбардировочной мафии. И его попросту выжили из города.
Кон продолжает: «Они были настоящие бунтари. Они активно участвовали в общественных кампаниях. Некоторые писали под псевдонимами, продвигая идеи новой боевой авиации».
Я не очень-то осознавал дерзновенность представлений Бомбардировочной мафии о будущем, пока сам не приехал на базу. Теперь она называется Максвелл, а не Максвелл-филд. Здесь находится Авиационный университет – преемник Тактической школы Воздушного корпуса сухопутных войск США. Сюда приезжают учиться со всего мира. В числе преподавателей – многие из ведущих американских специалистов по военной истории, тактике, стратегии. Как-то днем я сидел с группой максвелловских сотрудников в конференц-зале, находящемся в двух шагах от того места, где почти столетие назад рассуждала и спорила Бомбардировочная мафия. Все бумаги бывшей Тактической школы хранятся в архивах базы. Историки, с которыми мне удалось пообщаться, подробно изучали полевые журналы и лекционные записи членов Бомбардировочной мафии. Они говорили о Дональде Уилсоне и Гарольде Джордже словно о наших современниках. Они по-настоящему знали их. Но меня поразило одно отличие. Некоторые историки, с которыми я встретился, сами когда-то служили пилотами ВВС. Они летали на новейших (для того времени) реактивных истребителях, стелс-бомбардировщиках, транспортниках стоимостью много миллионов долларов. Так что, ведя речь об авиации, они говорили о чем-то вполне ощутимом, о том, с чем они сами реально взаимодействовали.
Но тогда, в 1930-х, Бомбардировочная мафия толковала о чем-то теоретическом, отвлеченном, о том, что, как они надеялись, когда-то будет существовать.
Это была мечта.
Ричард Мюллер, профессор истории авиации, работающий в Авиационном университете, говорит:
На авиазаводах нет ничего, что походило бы на то, о чем они думают. Они словно одурманены наркотиком. Загляните в какой-нибудь музей авиации – в тот, что в Пенсаколе, или в [Национальный] военно-космический, или в Райт-Патт [на авиабазу Райт-Паттерсон] – и посмотрите на самолеты, которые использовались в начале 1930-х, когда зарождалась эта идея. И вы подумаете: какого черта, что курили эти ребята?
Одна из нежданных радостей от разговоров с военными историками – то, что у них нет излишнего пиетета к своим же собственным учреждениям. Мюллер продолжает:
Они просто верили, что добьются своего. Доберутся до цели. Толком не знали как. Не знали даже, куда именно. Но они были уверены, что доберутся. И это не так уж неразумно для того времени и места. Не так уж глупо, что у них была такая вот вера. На самом деле одна из главных особенностей их команды – вера в технический прогресс и в развитие материалов. И в то, что они смогут сделать нужный самолет. Они прошли от B-9 к B-10, и потом к B-12, и потом к прототипу B-15, и потом к B-17, и потом к B-29 – всего лет за десять. Если вдуматься, это просто необыкновенно.
3
Боюсь, я не в полной мере объяснил, насколько радикальным – и попросту революционным – было мышление Бомбардировочной мафии. Так что позвольте мне сделать небольшое отступление. Обратимся к книге, которую я давно люблю. Называется она «Маски войны» (The Masks of War: American Military Styles in Strategy and Analysis), а ее автор – политолог Карл Билдер. Когда-то он работал в RAND Corporation[22], аналитическом центре, созданном в Санта-Монике после Второй мировой войны, это был один из «внешних» исследовательских филиалов Пентагона.
Билдер заявляет: понять, как три главных вида американских вооруженных сил ведут себя и принимают решения, невозможно не осознав, насколько различны их культуры. Взгляните хотя бы на церкви, выстроенные на территории их учебных заведений, призывает он.
Храм Вест-Пойнтской академии, исторической «тренировочной площадки» для офицеров сухопутных войск США, высится на утесе над Гудзоном, и при взгляде на кампус издалека это строение замечаешь первым. Строительство церкви завершили в 1910 году. Она выдержана в величественном стиле неоготики. Храм целиком построен из безрадостно-серого гранита, у него высокие, узкие окна. Своим мрачным видом строение напоминает средневековую крепость – прочную, ничем не украшенную, несокрушимую. Билдер пишет: «Это тихое место для простых церемоний, в которых участвуют люди, тесно связанные друг с другом и с той землей, которая их взрастила».
Вот вам символ наземных войск – глубоко патриотичный, олицетворяющий службу родине.
В Военно-морской академии, что в Аннаполисе, имеется свой храм. Возведенный примерно в то же время, что и церковь в Вест-Пойнте, он значительно больше. И величественнее. Здание в стиле американского бозара[23] украшено массивным куполом, создатели которого вдохновлялись конструкцией военного храма при парижском Доме инвалидов. Лучи света, льющиеся сквозь огромные витражные стекла, озаряют затейливое внутреннее убранство церкви. Отличный символ военно-морского флота – высокомерного, независимого, уверенного в мощи глобального размаха своих амбиций.
Сравните эти два строения с часовней Академии ВВС в Колорадо-Спрингс. Этот храм из какой-то другой вселенной. Его сооружение завершили в 1962 году, но, если я вам скажу, что его достроили только в прошлом месяце, вы наверняка ответите: «Ну и ну, вот это футуристическое здание». Вид у него такой, словно кто-то выстроил в ряд эскадрилью реактивных истребителей носами в небо – как костяшки домино. Кажется, они вот-вот взлетят с могучим, оглушительным ревом. Убранство часовни включает в себя, в частности, более чем 24 000 кусков витражного стекла 24 цветов; в передней части храма – огромный крест (высотой 14 метров и шириной 3,5), поперечины которого напоминают пропеллеры. Снаружи небрежно «припаркованы» четыре реактивных истребителя, словно какие-то пилоты решили заглянуть сюда на утреннюю воскресную службу.
Архитектором часовни был Уолтер Нетш, уроженец Чикаго, блистательный представитель модернизма. Ему предоставили такую же творческую свободу и неограниченный бюджет, какие обычно бывают у разработчиков стелс-истребителей.
В интервью 1995 года Нетш вспоминал, как получил этот заказ:
Я вернулся домой в страшном волнении. Я думал: как мне, в нашу технологическую эпоху, создать нечто столь же вдохновляющее и возвышающее, как Шартрский собор[24]… ‹…› Идея [этого храма] зародилась у меня здесь, в Чикаго, когда я вместе со своим инженером занимался соединением тетраэдров.
Как вы считаете, что говорит о ВВС США этот факт – то, что они решили построить посреди колорадского плоскогорья храм из алюминия и стали в форме вертикально расположенных реактивных истребителей? Этот вопрос как раз и задает Карл Билдер в своей книге. Автор приходит к выводу: речь идет о группе людей, которым отчаянно хочется как можно сильнее выделиться на фоне более старых видов вооруженных сил – сухопутных войск и флота. И, более того, складывается впечатление, что ВВС совершенно не интересуются наследием прошлого и традициями. Напротив, они хотят быть современными.
Нетш положил в основу конструкции часовни Академии ВВС двухметровые модули, напоминающие по форме пирамиду. Тетраэдры! Он создал храм для войск, желающих начать с чистого листа, воевать новыми методами, готовиться к сегодняшним, а не вчерашним сражениям. Эти люди не тратят время на изучение Пелопоннесской войны или Трафальгарской битвы. ВВС одержимы завтрашним днем – и мыслями о том, каким образом технология подготовит их к завтрашним вызовам. Но что же произошло с часовней Нетша после того, как ее построили? У нее было множество проблем в том, что касалось конструкции. Ну разумеется, а вы как думали? Подобно фрагменту новаторского компьютерного кода, эту штуку надо было избавить от «багов».
Нетш объяснял:
С новыми технологиями только свяжись – проблем не оберешься. Так бывает. ‹…› Вдруг ни с того ни с сего начались протечки. И мы то и дело прилетали в Колорадо-Спрингс, заселялись в дешевую гостиницу и ждали, пока пойдет дождь. Как только он начинался, мы мчались к часовне, заходили внутрь и пытались выяснить, где же она протекает, – а это большое строение. ‹…› Меня ужасно огорчали эти протечки, а ведь еще надо было написать отчет. Я назвал его так: «Отчет о миграции воды в часовне Академии ВВС». Нечего и говорить, над моим эвфемизмом изрядно посмеялись. Но обнаружили мы вот что… каждая из тетраэдрических групп движется под действием ветра. Там на плоскогорье очень ветрено, и ветер давит на здание во многих плоскостях. И оно длинное, так что ветер может на одном его конце делать что-то одно, а на противоположном – что-то другое. А эти сочленения, которые все связывают, – это как раз те самые места, через которые проходят все стекла.
Так что мы наконец решили, что нужно придумать большой пластиковый кожух для стеклянных окон. Это устранило бы многие источники проблемы, потому что в каждую оконную раму вставлено множество маленьких кусочков стекла и сквозь них легко просачивается вода. Так что они взяли и поставили длинные пластиковые панели, и это очень помогло.
Типично для ВВС. Сооружаешь храм XXI века в середине XX – и он настолько опережает свое время, что тебе приходится предпринимать своего рода инженерный обходной маневр после того, как ты заново проанализируешь метеорологические особенности данного места. Но главное – откуда вообще взялся этот совершенно новый тип мышления? Он возник в Тактической школе, в этих интеллектуальных вихрях, носившихся там с 1931 по 1941 год. В этих аудиториях для семинаров, в спорах, затягивавшихся допоздна, родилась культура современных ВВС. Эти люди перенесут войну в воздух. Они оставят позади все прочие виды вооруженных сил. Если вы окажетесь внутри этого святилища, часовни Академии ВВС, и посмотрите вверх, на возносящиеся к небу алюминиевые ребра потолка, вы сами поймете это.
А что там происходит в Военно-морской академии? В тамошнем храме чистят и полируют бронзовую алтарную ограду вручную.
4
Как и у всех групп революционеров, у Бомбардировочной мафии была основополагающая легенда, сюжет о ее зарождении. Подобно всем легендам, она может не вполне соответствовать действительности. Так или иначе – вот она.
В 1936 году, в День святого Патрика[25], на Питтсбург обрушилось наводнение. Оно стало настоящей катастрофой. Географическое положение Питтсбурга не совсем обычное. Город расположен в верховьях большой реки Огайо, рождаемой слиянием двух других рек – Мононгахилы и Аллегейни. В тот день в месте слияния рек произошло мощное наводнение.
Авиаторы обычно не особенно беспокоятся о наземных стихийных бедствиях. Вот ураганы или грозы их могут тревожить. А наводнения – из тех происшествий, которые должны волновать сухопутные войска. Но одно из странных последствий питтсбургского наводнения окажет сильное влияние на ту революцию, что зарождалась на авиабазе Максвелл-филд. Дело в том, что среди сотен зданий, тянувшихся вдоль речных берегов и разрушенных поднимавшимися водами, был завод, который принадлежал фирме Hamilton Standard. Это был главный американский производитель пружин, используемых при изготовлении винтов с изменяемым шагом – одного из основных компонентов тогдашних самолетов. Но поскольку Hamilton Standard теперь не могла делать пружины для винтов с изменяемым шагом, никто не мог выпускать такие винты, а значит, и самолеты. Питтсбургское наводнение затормозило деятельность всей авиационной промышленности 1936 года. Помните – «Не было гвоздя – подкова пропала…»[26]? Из-за нехватки пружин рушился весь авиационный бизнес.
Между тем Бомбардировочная мафия у себя в Алабаме задумалась над тем, что случилось с Hamilton Standard, и глаза у этих энтузиастов так и загорелись. Из всех «мафиози» больше всего думал об этом пружинном заводе Дональд Уилсон. Питтсбургские события заставили его осознать важную вещь. Согласно классическому определению, воевать – значит направить всю мощь вооруженных сил против неприятеля и делать так до тех пор, пока не сдастся его политическое руководство. Но Уилсон стал размышлять: действительно ли такое необходимо? Если мы сумеем вывести из строя один-единственный питтсбургский завод, выпускающий пружины для винтов, мы парализуем работу всей авиационной промышленности страны, а следовательно, во многом и ее авиации. А если нам удастся отыскать еще десяток таких же важнейших объектов («точек удушения» – так он это назвал), то, разбомбив их, мы сможем парализовать всю вражескую страну. И тогда Уилсон разработал один из самых знаменитых мысленных экспериментов Бомбардировочной мафии. Кстати, не забывайте: эти ребята могли проводить лишь мысленные эксперименты. У них не было реальных бомбардировщиков. И реального врага. И реальных ресурсов. Они действовали методом догадок.
В своем мысленном эксперименте Уилсон выбрал в качестве мишени промышленную зону на американском Северо-Востоке:
Когда мы стали рассуждать на эту тему… у нас не было никаких разведданных о каком-либо потенциальном противнике. Так что мы решили… выбрать объект [у нас в стране], до которого мог бы дотянуться противник. Чтобы проиллюстрировать нашу идею, мы рассмотрели такой вариант: допустим, противник займет позиции в Канаде, и в пределах его досягаемости окажется этот промышленный район на Северо-Востоке.
Итак, противник в этом мысленном эксперименте находится в Канаде – допустим, в Торонто. Город Торонто располагается в 550 километрах от Нью-Йорка, если двигаться по прямой. Это вполне в пределах дальности полета тех самолетов, о которых мечтала Бомбардировочная мафия. Какой примерно ущерб способна причинить в ходе одного-единственного рейда многочисленная группа бомбардировщиков, прилетевших с базы в Торонто?
В ходе двухдневных обсуждений в Тактической школе в апреле 1939 года наши энтузиасты пытались это выяснить.
Вот как историк Роберт Пейп, автор книги «Бомбардировки ради победы» (Bombing to Win), посвященной истокам многих идей, которые были взяты на вооружение Тактической школой, описывает эту дискуссию:
Они считали, что при таких бомбардировках цель номер один – мосты. Цель номер два – акведуки[27]. Бомбардировка акведуков имеет важное значение: противник захочет вызвать массовую жажду среди жителей Нью-Йорка. По сути, он намерен создать ситуацию, когда у населения почти не останется питьевой воды. А цель номер три – системы энергоснабжения.
Но они в общем-то не изучают психологию бомбежек. Они не изучают социологию бомбежек. Они, по сути, даже не изучают политические аспекты бомбежек. Иными словами, они не изучают последствия бомбардировок для населения, общества, властей. Они концентрируются на тогдашней технологии бомбардировок: по каким видам объектов она позволит нанести удар. Что смогут сделать бомбардировщики.
С докладом выступал один из ключевых «мафиози» – Мьюир Фэйрчайлд. Он утверждал, что акведуки – наиболее очевидная цель. Общая длина системы акведуков, обслуживавших Нью-Йорк, составляла 148 километров. Не следовало забывать и о сети энергоснабжения. Фэйрчайлд призвал студентов рассмотреть (в качестве примера) схему «Возможное воздействие авиационных бомб на тяговую электросеть в районе города Нью-Йорка».
