Мара Вересень
Когда зацветет терновник

Полная версия

Часть 3. Эйт’селеа

²⁵

/ Прихоть

Наказывай сына своего с юности и порадуешься за него в зрелости его. Уложения Хранителей.

Глава 1

Срок пребывания в землях тинт, назначенный отцом, подходил к концу, что несказанно радовало. Больше не будет душного города, словно в насмешку названного Ллоэтине́, Воздушный, или Ллотин, как здесь говорили, бесконечной грязи и вони, суеты, скуки, заискивающих липких взглядов, жадного любопытства и тщательно скрываемой зависти, злобы, алчности. И дурных мутных снов из-за блокирующего магию амулета, который приходилось носить, не снимая. За время, проведенное здесь, браслет почти вплавился в кожу предплечья, и ажурное серебро смотрелось рисунком.

Таэренʹтиэнлеʹаше тенʹТьерт²⁶, стоял у распахнутого окна и уже около часа наблюдал за площадью, а точнее, за птицами у фонтана. Полупрозрачная занавесь чуть заметно подрагивала, поддаваясь легкому утреннему ветру, и иногда касалась обнаженной груди тиэнле. На нем были только легкие шелковые таш²⁷. Неубранные волосы свободно спадали по спине почти до колен. Он встал до рассвета, как обычно, чтобы полюбоваться на розовеющую кромку неба и поприветствовать рождение нового дня, но уединение было нарушено отвратительно громким стуком в двери его покоев. Так тяжело и шумно двигался только Верей, эльфар, полукровка. От отца элфиэ ему досталась долгая, по сравнению с чистокровными тинт, жизнь, рост и стремительность, но он был по-людски беспокоен, многословен и груб. И он был наставником, ката²⁸. Больше всего Таэрена раздражало, что ему приходилось подчиняться тому, кто гораздо ниже его по крови, однако Верей являлся одним из советников отца, его анʹха́лте²⁹ и это меняло если не все, то многое.

– Что ты хочешь? – не оборачиваясь, спросил Таэрен, когда ката вошел в спальню, произнес традиционное приветствие и поклонился. Младшему наследнику Земель Элефи Халле не нужно было видеть, чтобы знать, что поклон выполнен, как должно. – Разве у нас есть какие-то утренние дела?

– Кое-что случилось, тиэнле. Мне нужно будет отлучиться.

– Ты как всегда весьма информативен…

– На караван напали, наблюдатель погиб.

– Как? – ему еще не было любопытно, но уже почти.

– Зачарованная сеть, тиэнле, и нож. Кровь пролита. Я должен быть на месте через час. Это недалеко от города. Если собираетесь выйти, я оставлю вам четверых Стражей. Остальных возьму с собой. Если поиск сработает, я не стану возвращаться в город.

– Можно подумать, здесь есть куда выходить, – неспешно произнес Таэрен, продолжая разглядывать купающихся в фонтане птиц. – Что значит «если сработает»?

– Нападение произошло вчера вечером, убитых обнаружили два часа назад. Я спешу, тиэнле.

– Мне не нужны Стражи здесь.

– Вы останетесь у себя?

– Нет, я поеду с тобой, – Таэрен обернулся, по его лицу скользнула заинтересованная улыбка, глаза оставались почти такими же бесстрастными, но зеленые искры уже водили хоровод по краю зрачка.

– Светоч запретил вам ввязываться в авантюры.

– Отец далеко, а мне невыносимо скучно. Я возьму облачение одного из Стражей. Мне нужно полчаса, – и, опережая ката, добавил: – Не беспокойся, я устрою так, что мы доберемся вовремя.

– Ваша воля, тиэнле, – сказал Верей и безукоризненно поклонился: спина прямая, плечи развернуты, голова чуть склонена. Скользнула со спины коса цвета меда с вплетенным в волосы траурным шнуром. Выпрямился, развернулся на пятках и ушел, громыхая каблуками.

Со стороны алькова раздался легкий шорох. Тоненькая стройная тинт с большими карими, как у олененка, глазами и смешными кудрявыми волосами замерла рядом с ложем. Маленький пухлый ротик, похожий на едва распустившийся розовый бутон, приоткрыт, пышная для такого изящного создания округлая грудь мерно вздымается в такт дыханию. Полупрозрачная таш цвета вереска хоть и доходила тинт до щиколоток, почти ничего не скрывала. Тиэнле иногда, но все же признавал, что даже среди смертных встречаются красивые женщины, жаль, эта красота была еще менее долговечна, чем их срок жизни.

– Ступай к себе, – велел Таэрен, хотя тело недвусмысленно намекало, что девушка могла бы и задержаться. Но тиэнле был хозяином своих слов, и поэтому у него было полчаса, чтобы привести себя в достойный вид, даже если этот вид будет скрыт облачением Стража.

Большую часть времени отняла возня с волосами. Но здесь тиэнле сам был виноват. Служанки, пришедшие, едва наложница выскользнула из его комнат, принялись плести его обычную косу из девяти прядей с двумя серебряными и синим шнурами, обозначавшую его статус. Три пряди более толстые – третий по старшинству мужчина в семье, считая от главы; остальные тонкие, их могло быть любое количество, но именно в них вплетались шнуры. Два серебряных указывали, что он второй наследник, синий, что маг. Впрочем, цвет глаз выдавал его способность куда вернее, чем шнур в волосах: светловолосые чистокровные элфие имели глаза либо зеленых, либо голубых оттенков, но никак ни обоих разом. Коса была готова наполовину, когда Таэрен вспомнил, что сегодня он только Страж. Пришлось избавляться от шнуров и плести косу заново. По-простому, в колос.

На заднем дворе посольского дома было значительно тише, чем могло быть, учитывая, что там ожидали две дюжины Стражей, конюшие, заспанный наместник Ллотина Хашет тенʹВарта (этому что здесь нужно?) с двумя охранниками и тощим остролицым тинт в темном мундире с нашивками краевого сыска. Последний, состоящий, казалось, из одних углов, особенно не понравился.

Таэрену вообще тинт нравились редко. Только юные и женщины. Иногда. В паху щекотнуло – зря Ка́льти³⁰ отпустил. Девушка была его уже второе девятидневье. Обычно он избавлялся от наложниц гораздо раньше, но у этой было одно неоспоримое преимущество – она никогда с ним не говорила. Тишина и покорность. Хорошее сочетание.

Верей нервничал, теребил кончик косы. Недопустимо, даже для эльфар, быть настолько несдержанным в чувствах. Из-за присутствия наместника вся эта затея с переодеванием и мизинца не стоила. Мог бы ехать, как обычно. Что же, все-таки, там произошло, на той дороге, раз ката уже копытом бьет от нетерпения.

Таэрен спустился с крыльца. Стражи слаженно, как один, отсалютовали, звучно хлопнув по правому наплечнику со знаком дома Тёрн (свернутая в кольцо шипастая ветвь с тремя цветами внутри, образующими личный символ Светоча – звезду). На левом плече крепился серебряный лик. Стражи уже надели свои, и отличить их друг от друга было весьма проблематично. Остро ценящий индивидуальность, тиэнле почувствовал легкий дискомфорт, однако снял с плеча свою маску и пристегнул к шлему, затейливо повторяющему птичью голову. Обзор сузился, несмотря на наложенную на внутреннюю поверхность металла «проницаемость».

Подвели лошадь. Такую же, как у всех, светло-серую. Таэрен проверил, надежно ли закреплены на спине ножны и легко ли ходит скааш³¹, сжал-разогнул надетый на правую руку ройн³², щелкнув когтистыми навершиями, и, проигнорировав стремена, красуясь, вскочил в седло.

Глава 2

За город выехали быстро. Улицы были еще пусты. Неприятный тинт увязался за отрядом вместе с двумя из охраны наместника. Пусть его, тиэнле не слишком интересовали порядки тинт, хотя отец отправлял его сюда как раз за тем, чтобы он в этих порядках разобрался.

Смысла в этом Таэрен не видел, так как людская система управления была более простой калькой с их собственных Кругов Света и разделения на дома, у тинт были Края и роды. Край Ллоэтине принадлежал роду Варта, а род Варта – дому Тёрн. Да и все остальные роды тинт дому Тёрн принадлежали, потому что Светоч был из рода Тёрн, и, как и положено Светочу, светел и мудр. Тиэнле, пользуясь тем, что лицо его скрыто маской, позволил себе пренебрежительно улыбнуться. У них с отцом были странные отношения. Они могли не видеться месяцами, живя в одном дворце, или каждый день встречаться будь то тренировочный зал, библиотека или сады.

Глупый был спор. Наказанием за несдержанность стал год в землях тинт и запрет пользоваться магией до конца срока. Амулет надели при всех и при всех же пояснили за что. Пришлось весь вечер держать лицо и утешать себя разговорами о новых возможностях познания себя. Кто это вообще придумал?

За воротами сразу стало легче. Таэрен почувствовал, как затухает действие амулета, и с наслаждением вдохнул. Когда количество тинт рядом сходило на нет, браслет ослаблял хватку, позволяя пользоваться крохами от возможного. Город позади ощущался выгребной ямой, но то, что именно «позади», уже было невыразимо приятно. Биение Истока слышалось едва-едва. Еще бы, ведь отсюда до Земель не меньше семи дней пути. Тиэнле размял плечи и поискал глазами Верея. Он обещал ката помочь в пути. Самым простым был заговор «быстрые ноги» для лошадей, но его не стоило использовать, если не будет времени дать животным отдохнуть. Еще можно «сложить путь», выбрав ровный видимый участок. Но это было на грани того, что ему сейчас доступно из-за ограничения.

Ментор ехал рядом с тощим тинт и о чем-то расспрашивал его. Затем кивнул и направился прямиком к Таэрену.

– Тиэнле…

– Я снова повел себя как дитя, так ведь?

– Не думаю, на мой взгляд, вам будет полезно не выделяться.

– Что сказало это ущербное создание?

– Я бы не назвал тенʹФириза ущербным. Это не тот случай, когда внешнее отражает внутреннее.

– Считаешь меня глупым?

– Нет, всего лишь напоминаю, что вы очень часто слишком прямолинейны в суждениях, но это следствие возраста и с возрастом же проходит. Обычно.

– Сколько тебе лет, Верейʹанʹха́лте? Ты встал у трона Светоча, когда я едва достиг первого совершеннолетия³³, я скоро отпраздную второе, а ты все такой же.

– Я старше вас, тиэнле, но эльфар и взрослеют быстрее.

– Кто был твоим отцом? Ты знал его?

– Не знаю. Нет, – отвечал ката. Таэрен не видел его лица под маской, но был уверен, что Верей улыбается, он был скор на улыбки так же, как и на гнев. – Раньше вас это не интересовало.

– Раньше я был тиэнлеʹаше тенʹТьерт, а сейчас я просто Страж. Можешь звать меня Эйтʹселе́йн³⁴, Неожиданность.

– Не стоит именовать себя иначе, когда взбредет в голову, просто Страж. Магия мира отзывается на наши слова не всегда так, как мы хотим, но всегда так, как мы заслужили.

– Глупые предрассудки. И я не слышу магию, почти, и ты прекрасно это знаешь.

– Но она слышит вас.

Таэрен поморщился. Верей любил пофилософствовать и мог предаваться этому занятию сколь угодно долго, а тиэнле отправился с ним не для того, чтобы от скуки изнывать, а как раз наоборот.

– Так что же поведал тебе почтенный тенʹФириз? И зачем он вообще с нами поехал? – поспешил сменить тему Таэрен.

– Это не первый случай. Все нападения произошли в окресностях города. Время разное, однако, действовали всегда одинаково. Только караваны из Земель. Других не трогали. Но в этот раз погиб элфие. До этого наблюдающих лишь оглушали.

– Ты говорил, что торопишься. Я бы мог…

– Не стоит нарушать запреты. Успеем, если прекратим разговоры и пришпорим лошадей. Мы выехали раньше, чем я рассчитывал. Думал, вам понадобится больше времени на… хм, сборы.

– Как прикажет анʹхалте, – Таэрен коснулся знака Тёрн на плече. – Свет и Явь.

– Свет и Явь, Эйтʹселейн, – отозвался эльфар.

На месте были спустя полчаса.

Их встретила тишина, вороны, стащенные на обочину следы недавнего побоища и двое похожих на тех же ворон сыскарей в черных мундирах, как у тенʹФириза, но чином помладше.

Погибший, судя по одежде и косе, был третьим сыном дома Шиповника. Семья была из простых, торговцы и наемные работники. Средний достаток, ничего выдающегося. Кто-то из Шиповников служил в охране дворца, кажется. Но это была кровь элфие. И пролита она была рукой тинт, хотя Верей велел не торопиться с выводами. Опять же сеть, опутавшая наблюдающего, была зачарована, чтобы лишать сил, а убит едва перешагнувший второе совершеннолетие элфие был максимально позорным способом. Ему, связанному и не способному себя защитить, перерезали горло. Его скааш был сломан и брошен рядом с телом.

Именно меч и насторожил ката. Верей не сомневался, что тинт могли убить наблюдателя, но меч ломать… Подобный поступок был слишком похож на вызов.

Ката отдал Стражам распоряжение подготовить тело погибшего к перевозке, взял с собой обоих подчиненных тенʹФириза и ушел. Артефакт поиска работал ровно и мощно, Таэрен ощущал отголоски, значит следов оставлено достаточно, чтобы привести возмездие к порогу нарушителей Уложений.

Рядом нарисовался остроносый. На элфиенʹрие он говорил ужасно, глотая слоги, поэтому пришлось попросить его не множить страдания. А уши Таэрена очень сильно страдали, когда он это слышал.

– Вы старший после воеводы Верея? Он просил обращаться к вам, пока занят.

– Что вам нужно? – спросил тиэнле.

– Мои люди нашли у одного из погибших, думаю, вам будет любопытно.

В руку Таэрена лег обрывок кожаной перевязи с чеканной металлической эмблемой из серебра – круг, разорванный пополам силуэтом горной гряды. Элефи́ Таре́, Дети Сумерек. Круг был черным с густым глянцевым отблеском – Дом Оникса. Это могло значить многое и не значить ничего. Просто обрывок перевязи, найденный на дороге. Мало ли, что понадобилось сумеречному эльфу в землях тинт, может, просто гулял.

Верей вернулся мрачный. Висящий на поясе артефакт чуть заметно пульсировал, значит, след был четкий.

– Едем, Эйтʹселейн, – сказал ката.

Тиэнле кивнул и решил, что перевязь покажет позже.

Глава 3

Артефакт замолчал на окраине деревни, куда отряд прибыл после полудня. Верей велел затаиться и наблюдать, и выслал двух Стражей скрытно разведать окрестности. На взгляд Таэрена, это было лишнее. И ждать до утра тоже было лишним, и вообще, зря он навязался, сейчас бы отдыхал у себя после обеда, а малышка Кальти его порадовала бы, а может и не раз. Кажется, он задремал, привалившись спиной к дереву, потому что, когда зануда Верей, позвав его вымышленным именем, пнул по ноге, на небе угасал закат.

– Твоя очередь, – сказал ката, переходя на неформальное общение.

– Очередь для чего? – мрачно осведомился тиэнле.

– Твой дозор, Эйтʹселейн, через полчаса, – и кивнул на валяющиеся на траве ройн и маску, – полный доспех.

– Не слишком ли серьезно ты принял игру в простого Стража, Верей?

– Мы уже не играем, тиэнле. Ужин, дозор, сон, возмездие. Потом возвращаемся в Земли. Ты должен был сказать мне об Элефи Таре, Страж.

– Ты знал, – холодно уронил Таэрен.

– Знал еще до того, как мы выехали из Лотина. Это был урок, вы его провалили, тиэнле. Поэтому ужин, дозор, сон, возмездие. С этого момента и до границы Земель вы Страж и ваше имя Эйтʹселейн.

– Твое право, ката Верей, – ответил он, поднимаясь и глядя прямо на эльфара, и вряд ли кто смог бы расслышать в его ровном голосе раздражение и заметить недовольство в прозрачно-льдистых синих глазах.

И все было, как ката велел. Ужин – полоска вяленого мяса, хлебец, вода. Дозор – три часа неподвижного сидения в густой тени с видом на спящую деревню, в которой не происходило ровным счетом ничего. Здесь явно жили ремесленники. Единственное поле было пастбищем, имелся довольно обширный сад, запах яблок доносился даже сюда, в густой подлесок, где остановился отряд. За садом текла небольшая река, с заросшими камышом и осокой берегами. Чистая, Таэрен немного слышал ее, значит, где-то с ее водами смешались воды Истока.

Темное небо усыпало звездами. Здесь они смотрелись мельче, чем в Землях. Но не были такими колючими. Ярче и выше всех, почти над самой головой Таэрена, сияла Ньен Сиаль, Звезда Севера, Путеводная. Она указывала путь к дому, в самый прекрасный город, который могли создать руки живущих, Ра́йвеллин³⁵, и каждую ночь всходила над шпилями Эйсти Тиэн. Сияющий Поток, так назывался дворец Светоча. По большому счету, это было пять башен, объединенных переходами. Центральную, самую широкую и высокую, которая звалась Тиэн, занимал отец и его жена, их приближенные и слуги.

В Рассветной, Хилан, жил брат, Илленвелʹтиэнлеʹири тенʹТьерт³⁶, первый наследник. Разница в возрасте у них была значительная, но Илленвел возился с братом больше отца. И матери, Каалленсиальʹтиэн тенʹАйви³⁷, которая вскоре после совершеннолетия Таэрена, вернула отцу обет и ветвь и удалилась в Закатную башню, Лахиль. Там она жила в уединении, ничем особо не интересуясь, и покидала ее только по значительным случаям. Случай с наказанием Таэрена она сочла значительным. По крайней мере, было забавно наблюдать за отцом, который пытался держать лицо, разрываясь между двумя своими женщинами, одна из которых родила ему двоих детей, а вторая ждала третьего и потому бывала весьма эмоциональна.

С новой женой, Сканмиэле³⁸, Таэрен дружил. Она была чуть младше брата, часто смеялась. С ней было легко. Отцу повезло. Браки по договору редко бывают удачными. Мысли о женах и браке неизбежно свернули к постельным радостям, и радости это отнюдь не добавляло, а дискомфорта очень даже. Интересно, есть ли в деревне симпатичные девицы, не обремененные излишней моралью?

Когда в переплетении ветвей тиэнле стали грезится приятные глазу округлости, он понял, что засыпает. Чуть шевельнулся, поочередно напрягая мышцы, чтобы разогнать кровь, выполнил серию дыхательных упражнений. Стало легче. Хотелось снять маску, да и весь доспех, спуститься к реке, окунуть ноги в воду и слушать, как она поет, как шепчет камыш на берегу и вздрагивают полусонные деревья, потревоженные ветром.

Увлеченный звуками ночи, Таэрен не заметил, как подошел Верей, но сумел не вздрогнуть, когда ката положил руку ему на плечо.

– Ты уснул, Страж.

– Я не сплю.

– Если бы ты не спал, меня бы приветствовал твой скааш.

– После такого приветствия, мы спели бы тебе «прощание», анʹхалте.

– О, вы не настолько хороши, тиэнле, чтобы после поединка с вами мне пели «прощание», – кажется, Верей улыбался, но Таэрену было лень поворачиваться, уж очень удобно он сейчас сидел.

– Я уже побеждал тебя. Дважды, – сказал он.

– А сколько раз проиграли?

– В памяти мы храним победы, – отозвался тиэнле.

– А поражения становятся нашим уроком, – продолжил эльфар, – раз уж взялись цитировать вашего деда, не вырывайте фразу из контекста. Вы видитесь?

– Он приезжал на мое совершеннолетие. Скааш, который у меня в ножнах, принадлежал ему. Илленвел мне завидовал, и это недостойное чувство доставило мне толику радости. И доставляет до сих пор, потому что брат по-прежнему мне завидует. Зачем ты взял меня с собой, ката?

– Пришло время тебя научить.

– Мы провели почти год здесь, а ты учишь только сейчас? А что было до этого? – день в дороге, немного скуки и усталости, и раздражение начало сквозить в голосе, как Таэрен не старался себя сдержать. Он по-прежнему не смотрел на Верея, но ему от чего-то казалось, что ментор доволен.

– Ответьте сами, тиэнле. Что бывает прежде урока?

– Подготовка, – ответил Таэрен и обернулся.

Эльфар стоял в тени дерева. На нем не было доспеха, коса с черным шнуром лежала на плече, похожая на сытую змею. Верей действительно улыбался и действительно был доволен. Странным образом это доставляло удовольствие и Таэрену, поэтому он плюнул на правила и тоже улыбнулся в ответ, хотя под маской видно не было.

– Твой дозор окончен, иди отдыхать, Страж.

Тиэнле поднялся и бесшумно, как могут только элфие, даже будь на них полный доспех, скользнул в переплетение теней. Он нашел свою лошадь, достал из седельной сумки походное одеяло, снял латы, завернулся в тонкую, но теплую ткань, и уснул. Скааш лежал рядом, так чтобы сразу попался в руку при пробуждении. И сны пришли правильные, о сражениях и доблести. И никаких женских изгибов. А под утро пришла тьма. Она всегда приходила на рассвете, поэтому тиэнле вставал раньше. Сегодня не успел. Скааш знаменитого деда был здесь не помощник, потому что у тьмы не было голов, которые можно было отсечь, и не было сердца, которое можно было пронзить. Она навалилась и вползла внутрь, вымораживая душу, пока кто-то далекий не позвал его по имени.

Таэрен, тан аэ́риен³⁹, Прерванная смерть.

Часть 4. В пути / Сетеʹка’ин

…Как господин повелит, так и делать. Уложения хранителей

Глава 1

Было еще темно, когда задняя дверь купцова дома чуть слышно отворилась. Темная в предрассветных сумерках фигура с дорожным мешком на плече быстро пересекла двор, направляясь к бараку, где жили работники. Отданный на откуп елфие молодой и плечистый парень спал с краю и проснулся, едва пальцы коснулись плеча. Встал тихо и вышел вслед за ранним гостем.

– Еда и дорожный скарб в мешке. И денег положил, как обещано. Одежу свою сымай. Мою возьмешь. Схоронишься пока в овине, как стемнеет – уходи.

* * *

Утро куталось туманом, белым и плотным, словно из небесной чаши пролилось молоко. Сначала тишина была такой же густой и белой. А потом, вслед за громкими петушиными распевками, начала просыпаться веска: слышался натужный скрип колодезного ворота, звякали пустые ведра, залаяла собака, стала подавать голоса всевозможная домашняя живность. Кто-то забранился так же визгливо и громко. Туман осмелился и протянул плотные белесые ленты дальше по дороге, вползая за огорожи крайних хат, растекся дымкой по дворам. Солнце боком выглянуло из-за кудели облаков и просеяло волглую марь лучами.

Лорка стояла на крыльце и смотрела, как тают на траве мглистые клочья. Она никак не могла спустить ногу со ступеньки. Дверь приоткрылась, в щелку громко задышали и зашмыгали носом. Лорка оглянулась. На Томаше была длинная, до колен, ночная рубашка, босая нога коснулась влажных и прохладных по утру досок и отдернулась обратно.

– Сестрица, я проводить…

– Штаны одень, провожальщик.

Дверь закрылась, потом открылась снова, но это был не Томаш. Отец. Молчал и смотрел тяжело, виновато. И от этой его вины на крыльце стало тесно, и Лорка ступила на утоптанную до каменной твердости дорожку, темную от схлынувшего тумана. Сырость просачивалась сквозь тонкие кожаные поршни, холодила пятки, тонкие носки не спасали. Кожа покрылась цыпками, и Лорка точно не знала, от волглого утра или от отцовского взгляда. Губы Дамьяна шевельнулись, и зябко стало не только ногам.

– Владыка наш и Отец, Пахарь, Сеятель, Жнец, Боже Единый! Славу тебе пою во время печали, – почти беззвучно заговорил отец, глядя на нее. – Затворены уста мои, ибо душе говорить прощание…

– Не хорони, – чужим незнакомым голосом сказала Лорка, впервые на своем веку перебив родителя, – жива еще. Ты бы еще дорожку пеплом посыпал.

И посмотрела прямо, как не смотрела никогда. Отец замолчал и отвел взгляд. Их хаты выскочил Томаш, босой, но уже в рубахе и штанах. Ткнулся лбом под грудь, руками обхватил и задышал часто, отчаянно сдерживая слезы. Встрепанная макушка пахла сном и домом.

– Эй, ну что ты, – заговорила Лорка и отодвинулась, чтобы посмотреть на брата. Присела, сразу сделавшись ниже его на голову, и теперь Томаш глядел сверху вниз. Прикушенная губа побелела, в распахнутых глазах Лорка видела себя. Не утерпел. Дрогнули ресницы, отражение в темных зрачках застлало слезами. Томаш мотнул головой, оттер щеки рукавом и протянул плетеный из красной нитки детский оберег. Теперь понятно, чего так долго возился, – искал среди своих мальчишечьих сокровищ прощальный подарок.

Лорка подала руку, и брат старательно повязал тесемку ей на левое запястье, к сердцу ближе. Пока вязал, слезы высохли, осталась только детская обида.

Поднялась. В груди было звонко и пусто, как в новой еще не обжитой хате, и Лорка слышала, как дрожат и лопаются струнки, связывающие ее с домом.

– Как тебя зовут, брат?

– Томиллен, защитник, дома хранитель.

– Вот и храни, – сказала она и поцеловала Томаша в макушку. Жесткие, темные, как у отца, волосы немного вились и всегда по утру торчали во все стороны.

Спину пробрало ознобом. Лорка оглянулась – у калитки стоял Страж. Тот ли он был, что вчера приходил, или другой, было не понять.

– Не провожайте, не надо, – сказала она, глядя на отца, и вышла со двора.

На торжке уже собирались. Сопровождавший Лорку молчаливый Страж подвел ее к Лексену, сидящему за прилавком с бумагой и писалом. Чуть поодаль расположился Среброликий с черным шнуром в блекло-золотой косе. Этого бы Лорка узнала и так – он был тяжелее прочих элфие и телом, и взглядом. Грамотей поднял на нее свои выцветшие глаза и ничего не спрашивая записал: Лорка Дамьяна тенʹЛо́вец. А потом глазом дернул, словно подмигнуть хотел. Лексен всегда ее полным именем звал, а тут вдруг… Хотя, странно бы смотрелось оно в списке прочих весковых имен, запиши он Ллориен вместо Лорки.

Провожающих пришло много, все молчали, и потому Лорка не сразу поняла, что собралась почти вся веска. Страж рядом пошевелился и подбородком дернул в сторону стоящих у выезда телег. На двух из них уже сидели откупные: парни в одной и пара девок в другой. Лорка пошла к девкам, неуклюже взобралась – борта были высокие, а руки никто не подал. Даже в Лоркину сторону не глянула ни одна. Ну и пусть на них, все равно Лорка с ними не зналась, так, видела несколько раз в лавке и на торжке. Они с другой стороны вески жили, где корчма. Пригожие. Одна девка была чернявая, как Цвета, вторая светлая, как пшеничный колос, и кудрявая, волосы в ее косе и без ленты держались. Лорка поглядела на туго перевязанную свою странного цвета палой листвы, не рыжую, не русую. Таких волос ни у кого в веске не было, только у нее. И глаз, серых с лиловой прожилкой.

Возница был незнакомый, чужой, так держались только прибылые из Земель элфие. Туда многие сами жить уходили, говорили, что хорошо, и земля родит, только надо клятву приносить и за себя, и за всех, кто после тебя родится. Видно, наняли в корчме или в гостинном доме, думала Лорка, разглядывая спину и светлую коротко стриженую макушку. О чужом думала, чтоб о родных не вспоминать.

Выехали через две лучины. Солнце уже хорошо поднялось, и туман истаял совсем, а дорога до самого выезда была серой. И только когда крайние хаты остались позади и сбитый ногами и колесами песок стал привычного цвета, Лорка поняла, что чьи-то руки обильно усыпали путь пеплом.

– И будет время семян и время урожая, и ляжет покорно колос под серп Твой, и всякому и каждому по трудам его да воздастся, – выводила слова прощания тихим срывающимся голосом чернявая, а все прочие девки – а было их уже семеро на телеге – осеняли себя серпом.