Марат Александрович Чернов
Создатели монстров
– Между прочим, доктор, – обронил Волков, – мы ждём гостей.
Это известие было для Шанца неожиданным.
– Неужели? – спросил он.
– Я узнал об этом только сегодня от нашего общего покровителя. Мы ему слишком многим обязаны, доктор, особенно я. Так что будьте готовы дать отпор врагу.
– И кто наш враг – правительство? – не без грустной иронии спросил Шанц. – Любопытные из академии наук, помнится, уже были. Кто теперь приедет к нам с проверкой: ФСБ, МВД, секретный агент под видом коммивояжера с роботом-пылесосом?
– Не будьте так циничны, ведь даже в нынешнем правительстве у нас есть друзья. Наши замечательные спонсоры, как вы знаете, вращаются в тех же кругах.
Доктор промолчал, подумав о том, что либо эти «замечательные спонсоры» ходят по очень хрупкому льду, либо обладают властью подчас несоизмеримо большей, чем некоторые представители «высших эшелонов».
– Так кто же к нам заявится на этот раз? – повторил свой вопрос Шанц.
– Видимо, кто-то из службы госбезопасности, но кто именно и когда это произойдёт, я вам не скажу.
Профессор умолк, задумчиво опустив глаза, и доктор понял, что на этом их разговор окончен.
Прежде чем выйти, он невольно снова бросил взгляд по сторонам, пытаясь уловить хоть один намёк на то, что тут недавно кто-то был. Ведь не мог же Волков спрятать своего собеседника вместе со шприцем в несгораемом шкафу! Он хотел было спросить об этом профессора, но в последний момент передумал: ему не хотелось быть уличённым старым честолюбцем в излишнем любопытстве. Поэтому он повернулся и тихо вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
4
Солнце отбрасывало на медленно остывающую землю свои последние лучи, когда Пришвин и Самойлов подошли к высокой железной ограде, протянувшейся, наверное, на несколько десятков километров вокруг научного объекта. Корпуса самого объекта терялись где-то далеко вдали, напоминая угловатый тёмный островок посреди океана безжизненной суши.
Гриша Самойлов выудил из своего рюкзака старый, но, видимо, очень надёжный армейский бинокль и передал Пришвину:
– Смотри, сколько влезет, всё равно ничего не увидишь.
– Очень мило с твоей стороны! – съязвил Костя. – А мы не могли подобраться где-нибудь поближе, чтобы лучше рассмотреть окрестности?
– Вряд ли, – ответил его друг. – Я здесь тоже зря времени не терял и обошел тут всё кругом. Этот объект – неприступная крепость.
– А что, если перебраться через ограду? – предложил Пришвин.
– Не советую. Этот забор под напряжением, – в доказательство своих слов Самойлов указал на неприметную табличку на ограде с изображением черепа и перекрещенных костей – вольный портрет несчастного, нашедшего свою судьбу, поджарившись на оголённых проводах.
Пришвин внимательно осмотрел в бинокль местность, простирающуюся за оградой. До объекта оставалось всего километров десять, не так много, но это расстояние можно было пройти пешком, лишь перебравшись через неприступный с виду забор. Его внимание привлекли несколько медленно передвигающихся силуэтов, напоминающих каких-то диковинных животных, почти сливавшихся с наползающими сумерками, однако определить, что именно это было, он не смог даже в бинокль.
Воспалённое воображение тут же нарисовало Косте жутких мутантов, сбежавших из секретной лаборатории и бесцельно бродивших вокруг научного объекта подобно призракам, однако здравый смысл подсказывал ему, что он, скорее всего, перегрелся на солнце. Как сказал бы Гриша, это просто миражи.
– Что ты ещё знаешь об этом объекте? – спросил он у Самойлова.
Тот предложил перевести фокус бинокля в сторону к западу от ограды. Последовав совету приятеля, Костя увидел гряду однообразных холмов.
– Здесь довольно странный ландшафт, – заметил Пришвин, – и всё вокруг в каких-то красных тонах.
– Земля здесь насыщена солью и железом, – ответил Гриша. – А на том месте, где мы стоим, когда-то было море… Теперь взгляни на те холмы. Видишь на западе перевал? Он кажется почти таким же непреодолимым, как и эти соляные горы, но это обманчивая видимость. За ним проходит дорога, ведущая прямиком к контрольно-пропускному пункту, а это – заветные врата, открывающие путь к святая святых, куда мы с тобой так рвёмся. Единственная возможность сократить путь – перебраться по воздуху. Но, к сожалению, у нас нет вертолёта.
– Я всё это слышал и раньше, – с досадой ответил Пришвин. – Ну и какого же хрена ты привёл меня сюда? Мы ведь могли направиться сразу к главной дороге.
– Потому что здесь я впервые увидел нечто паранормальное!
Костя весело рассмеялся: по-видимому, время мало изменило его друга, и он остался всё тем же охотником за дешёвыми сенсациями.
– Тише, – шикнул на него Самойлов, настороженно оглядевшись по сторонам. – Я увидел это в первый же вечер именно здесь.
– Фата-моргана? – напомнил ему Пришвин. – Миражи?
– Ну уж нет! В конце концов здесь не Сахара для того, чтобы видеть миражи так часто. Вначале я, так же как и ты, был уверен, что это – гиблое место для поиска сенсаций. Но я ошибался. Подумать только, в первый же день приезда – первый знак! Я был уверен, что это – знамение свыше, знак, что с этим местечком не всё чисто, что здесь надо копать…
– Ладно, допустим. Ну, и что ты увидел?
– Ты знаешь, что такое полтергейст?
– Это уж слишком, – усмехнулся Пришвин. – Ты веришь в эти сказки?
– Нет! – Самойлов едва не вскрикнул от возбуждения. – Я верю в то, что слышал и видел своими глазами. Дело в самом этом месте, в научном объекте! Я почти уверен, что с ним не всё в порядке. Послушай, Костик, у меня профессиональное чутьё на сверхъестественные вещи, тут пахнет сенсацией!
– Так что ты видел?
– Я видел… Только не смейся – привидение!
Костя в изумлении уставился на Гришу.
– Призрак, похожий на человека. И в то же время… не похожий. Укутанный, как кокон в какие-то тёмные грязные одежды, если, конечно, это были одежды. Видишь ли, я стоял здесь и пытался рассмотреть хоть что-то в темноте в бинокль, и тут услышал этот странный шорох. Непонятный тихий шелест вроде шипения змеи. Он тогда меня до ужаса напугал!.. Я слышал, что смерч, приближаясь, создает такой же непонятный шум. Но смерча не было и в помине. Так вот, я всматривался в кромешную тьму, как вдруг по ту сторону ограды возник фантом…
– Призрак? – переспросил Костя.
– Ты смеёшся, но это было жутко! Внезапно он исчез и снова возник через секунду всего в десятке метров от меня. Ты понимаешь, проскользнул сквозь железную ограду, будто настоящий полтергейст! У меня душа ушла в пятки, но, к счастью, он вроде бы меня даже не заметил. Затем сделал несколько шагов, оглянулся и мне показалось, что он посмотрел прямо на меня – конечно, не дам гарантию, ведь я не видел его лица, было слишком темно. Мне показалось, что я увидел только его глаза, хотя и тех, по-моему, не было – лишь глубокие серые впадины, как у мертвеца. После этого он просто растворился в воздухе, как будто его и не было вовсе.
– И ты хочешь убедить меня в том, что это не глюк? – скептически заметил Пришвин. – Ты, наверно, на радостях попросту надрался в первый день приезда. Что бухал?
– Думай, что хочешь, а я буду его искать. И я его найду!
– Искать кого?
– Полтергейст, – ответил Самойлов и обиженно отвернулся, уставившись на окрашенные в лёгкий вечерний багрянец холмы на западе, залитые лучами заходящего солнца.
Усмехнувшись в ответ на обиду коллеги, известного своим чрезмерно богатым воображением, Костя прошёл несколько метров вдоль ограды. Он не знал, на кого ему больше злиться: на себя, на Стеблова, заманившего его в эти богом забытые края или Самойлова. Пришвин чувствовал, что его впечатлительный спутник не лжёт, но то, что он якобы видел в темноте, могло быть чем угодно, вплоть до галлюцинаций. Разумеется, им обоим не хотелось сдавать свои позиции так быстро, и, наверное, этот научный объект был вполне достоин, чтобы заняться им всерьёз. Но сейчас это казалось почти нереальным.
Он обернулся и снова внимательно посмотрел на Гришу. Тот увлечённо рассматривал первые звёзды, проступившие на вечернем небе. Поистине, это был неисправимый мечтатель! Его нелепейшие из идей в своё время позабавили многих, с кем он общался, а статьи, посвящённые нечистой силе и НЛО, которые в своё время взяли в пару-тройку бульварных газетёнок, могли развлечь разве что старушек, коротающих вечера на скамейках у подъездов, но бесспорно было то, что Гриша искренне верил в то, что создавал в своём воображении, а создавал он монстров, привидений, инопланетян и прочих существ, невозможность существования которых, как принято считать, уже давно доказана математически.
– Ты в курсе, что мы на территории биосферного резервата? – спросил Пришвин.
– Конечно! – отозвался Самойлов.
– Интересно, что научный институт когда-то построили в центре заповедника.
– Поверь мне, Костик, это не самое интересное. Биосферные заповедники во всём мире начали создаваться лишь с начала семидесятых годов. В СССР иногда их статус присваивался даже обычным закрытым заповедникам, но не в этом дело.
– Ну, а в чем разница?
Пришвин скептически приготовился выслушать новую лекцию своего начитанного коллеги, насыщенную набором на сей раз биологических терминов.
– Ладно, так уж и быть, объясню. Отличие в том, что присутствие человека на территории биосферного резервата не только не запрещено, но является едва ли не обязательным фактором. Здесь никого не охраняют от людей, напротив, люди – это необходимость, определяющая статус резервата, если хочешь, составная часть местной экосистемы.
– Любопытно. Значит, мы можем спокойно давить ящериц и ловить редких бабочек сколько влезет?
– В принципе, да. Но вот что интереснее всего! До семидесятых годов здесь был закрытый заповедник, биосферным он стал намного позже. А это значит, что биосферный резерват – всего лишь современное прикрытие для засекреченного объекта, который, судя по всему, был построен по меньшей мере сорок лет назад. И у меня большие подозрения, что долгие годы там занимаются какими-то запрещёнными исследованиями.
– Под эгидой властей?
– Не обязательно, – возразил Самойлов. – Хотя можно сказать и так, ведь у кого деньги, у того и власть.
– Тогда олигархат? Какой-нибудь миллиардер тайком содержит старый полуразвалившийся научный объект на свои личные деньги, дабы потешить самолюбие и немного заработать на исследованиях?
– Почему же сразу тайком? Кстати, вспомни, сколько было разрушено и разворовано бывших секретных объектов времён СССР. Никому до этого нет никакого дела, а ведь это были гигантские постройки, напичканные довольно продвинутой на тот момент электроникой. Да и лабы в них, уверен, были по первому разряду. Достаточно было вложить в них немного денег, обновить, обустроить, закупить современное оборудование и – понеслась!
– Хорошо, – сказал Пришвин. – У нас есть хоть один шанс попасть на этот объект?
Самойлов пожал плечами:
– Наверное, единственный – через КПП, вполне легально. Если мы будем всё время двигаться на запад через перевал, то обязательно скоро выйдем к нему.
С минуту они оба молчали, глядя в сторону едва различимого в сумерках института Биотехнологий сквозь прутья ограды, как вдруг тишину нарушил отдалённый долгий вой. Его тоскливое эхо пронеслось над пустошью и стихло где-то вблизи горных склонов.
– Это там, – спокойно проговорил Самойлов, указав туда, где смутно виднелись корпуса научного института.
– Что это было? – внутренне содрогнувшись, спросил Пришвин.
– Я не удивлюсь, если это сторожевые псы, – отозвался Гриша. – Надёжная охрана для секретного объекта, даже если отключится напряжение забора.
При всём своём желании Костя даже не нашёл, что на это возразить. Он молча закинул на плечи свой тощий рюкзак с остатками пожитков и широким бодрым шагом направился к перевалу в сторону КПП. Так же молча Гриша Самойлов двинулся следом за ним.
5
Профессор Волков проснулся как всегда на рассвете с тяжёлым чувством, что ему чего-то невыносимо, чудовищно не хватает. Каждый раз, просыпаясь с этим чувством уже в течение двух лет, он не мог понять, чего именно? Тогда, по привычке накинув халат, он подходил к широкому панорамному окну, поднимал жалюзи и, ослеплённый напором первых лучей восходящего солнца, вспоминал. Ему открывался вид на искусственный запущенный яблоневый сад, разбитый перед центральным корпусом научного института, и видеть всё это было не столько отрадно, сколько больно и грустно.
Минуло всего два года, как из жизни ушла его жена. Ни одна из самых удручающих перемен или катастроф, произошедших с того момента, как он занял пост директора секретного «Объекта-5», а ныне НИИ «Биотехнологий» не могла сравниться с этим ударом. Но всё же вот уже два года профессор пытался жить совершенно по-новому, удивляя всех и самого себя волной столь неожиданных успехов. Ему удалось не без труда пережить утрату жены и, как следствие, профессор приступил к работе с утроенной энергией. Проект «Доминант» не был, откровенно говоря, его самым любимым детищем и оказался едва ли не самым сложным и долгим, но, несмотря на ряд довольно удручающих ошибок и провалов, Волков пришел-таки к созданию новой, внушительной как минимум по размерам, особи.
Обычно, измученный бессонницей или плохим сном профессор начинал свой день со стакана апельсинового сока, после чего проводил около двух часов в собственной «художественной» мастерской. Там он творил, – и те удивительные «полотна», что он создавал ни в коей мере не относились к его научным изысканиям. Несмотря на это, вход в мастерскую был закрыт для всех.
Закончив со своим хобби, профессор покинул помещение мастерской, примыкавшее к его личным апартаментам, и перешёл в небольшую тёмную комнатку, где находился его собственный пункт наблюдения. Возможно, в этом было что-то от вуайеризма, но он по-настоящему обожал такие моменты, когда, восседая перед большим монитором, отображающим картинки, транслируемые со множества видеокамер, мог заглянуть практически во все уголки научной базы, отметив своим недремлющим оком хоть сколько-нибудь важную деталь.
Профессор Волков посмотрел в монитор, на котором была отчётливо видна атлетически сложенная фигура Доминанта, покоившегося в своём саркофаге. Вокруг него сновали сотрудники лаборатории, в том числе и доктор Шанц, который взвешенно и внешне спокойно отдавал распоряжения подчинённым.
– Дорогой Шанц, – произнёс Волков с улыбкой, – сегодня я вами доволен!
Профессор перевёл взгляд на другой монитор. Хотя он был включён, на нём почти ничего нельзя было разобрать. На экране виднелось помещение, погружённое в полумрак; изредка там появлялись какие-то блуждающие тени, силуэты расплывчатых неестественных форм, но разглядеть их более подробно было нельзя. Профессору это крайне не понравилось.
«Там проблемы со светом, – подумал он. – Не помешает, если Гектор устранит неисправность. Кстати, давно я его уже не видел… Нужно его отыскать».
Волков скользнул взглядом по ряду видеокартинок, на которых то и дело появлялись сотрудники, мелькавшие на всех подземных и наземных уровнях научной базы. Это были специалисты, работавшие во многих отраслях биотехнологий: микробиологи, генные инженеры, вирусологи, а также медики и даже энтомологи. Вероятно, где-то среди них мог быть и Гектор, невзрачная приземистая фигурка в грязном рабочем комбинезоне, появлявшаяся там, где надо по первому зову, но которой иногда всё же было не доискаться.
«Они умеют исчезать, – подумал профессор. – Мои малыши, они все умеют исчезать! Откуда в них это?»
Наверное, исчезновение Гектора навело его на какую-то мысль, потому что профессор переключил всё внимание на компьютер, управлявший системой внутреннего наблюдения. Некоторое время он щёлкал по клавишам, пока на дисплее не высветилась надпись: «Система информации Альфа-Зет».
Он кликнул по ней, и привычные картинки нескольких камер слежения на мониторе сменились новыми: с изображением пустоши, расположенной вокруг научного объекта.
Изображение казалось живым, словно невидимый оператор постоянно менял фокус камер, – и вместе с тем необычным, будто камеры передвигались сами по себе, расположившись не более, чем в полуметре над землёй. Система наблюдения «Альфа-Зет» была гордостью профессора Волкова, с помощью которой он мог позволить себе роскошь совместить надёжную охрану и систему наблюдения, представлявшие собой одно целое.
Внезапно профессора отвлёк шум чиьх-то тяжёлых шагов. Оглянувшись, Волков увидел в дверях комнаты дюжего широкоплечего Савву Багрова, начальника охраны научного объекта. Это был человек с суровым, почти каменным выражением лица. Багров имел за плечами относительно тёмное прошлое отставного вояки, ветерана ведущих спецподразделений минувших времён, вероятно, совершившего ровно столько подвигов, сколько и должностных преступлений, однако в стенах научного института он был уже давно реабилитирован.
На такого бойца, по мнению Волкова, без проблем можно было возложить столь серьёзную должность, как руководство охраной. Багров был посвящён во многие из секретов института, и в целом профессор был им доволен.
– Вы появились кстати, Савва! – приветствовал его Волков.
– Доброе утро, профессор, – пробасил начальник охраны со всей вежливостью и смирением, на какое только был способен. – Я хотел всего лишь доложить, что всё в порядке и сегодня вашему спокойствию ничего не грозит.
– Разве? – профессор сердито вскинул брови. – Вы не должны терять бдительность ни на секунду, Савва. Нам постоянно что-то грозит! И ваша работа смотреть в оба, чтобы это «что-то» до нас не добралось. У нас скоро будут гости, так что напрягите всё внимание и следите за охраной как никогда!
Багров кивнул с видом глубочайшего понимания ситуации.
– Вы хотели что-нибудь ещё, профессор? – спросил он.
– Конечно! Вы не знаете, где прячется Гектор? Куда он всё время исчезает, чёрт возьми!
– Точно не скажу. Он может быть где угодно. А зачем он вам?
– Найдите его и скажите, чтобы он немедленно провёл освещение в подвал. Там почти нет света, и мне это не нравится!
– И вы хотите, чтобы это сделал Гектор? – с недоверием спросил Багров.
– А кто ещё, скажите на милость, осмелится спуститься в подвал с тех пор, как туда перестали ходить люди из вашей охранной бригады, – язвительно отозвался профессор.
Багров только растерянно пожал плечами в ответ. В словах Волкова была доля зловещей правды. С тех пор, как в стенах подвала, затхлого помещения, представлявшего собой самое дно научного объекта, пропали без вести несколько сотрудников, он перестал быть популярным местом для посещений. Единственный, кто ещё отваживался спускаться туда, был штатный уборщик Гектор, и на то, чтобы отправлять его туда без особой опаски за его жизнь, у профессора был ряд своих оснований.
– Будет сделано, профессор! – отчеканил начальник охраны, развернулся и строевым шагом вышел из комнаты.
Проводив его мрачным взглядом, профессор Волков снова уделил всё своё внимание системе информации «Альфа-Зет».
6
В то время как работа в научном институте уже разгоралась вовсю, Костя Пришвин мирно посапывал в тени крутого высокого утёса, одной из неожиданных преград, выросших на пути у обоих журналистов накануне ночью. Нет ничего удивительного, что измотанные за минувший день, они в конце концов отказались от своих планов добраться до КПП научного объекта и заночевали прямо под открытым небом.
Открыв глаза, Пришвин вначале не поверил в то, что видит: пока он спал, его друг соорудил роскошный лагерь. Гриша по-хозяйски разбил палатку и разжёг костер, на котором уже успел подогреть кое-что из съестных припасов. Наконец, в завершение всех вышеупомянутых сюрпризов на своеобразном столе, представлющем собой довольно большой овальный, приплюснутый сверху валун, был накрыт завтрак из сухарей, консервов, жареной колбасы и стояли две банки с каким-то энергетиком.
– Это наши последние запасы, – с грустью известил его Гриша, заметив неподдельное изумление своего друга.
– Откуда всё это? – проговорил Пришвин, обводя взглядом всю окружающую роскошь.
– Разумеется, я не приехал сюда налегке, как ты, – ответил Самойлов. – Это было бы верхом легкомыслия! Я основательно подготовился ко всему!
– И где же ты всё это прятал?
– Тут неподалёку, в одной пещере. Правда, заночевать я бы предпочёл всё-таки здесь, на земле. Не нравятся мне местные пещеры… Кстати, ты можешь перебраться в палатку, скоро начнёт припекать.
Пришвин отмахнулся от предложения своего столь предусмотрительного друга. Вместо этого он подкрепился консервами, опрокинул в рот содержимое банки с энергетиком и вопросительно взглянул на Гришу:
– Я бы хотел знать только одно: мы оставим всё это здесь или потащим с собой? – Он обвёл взглядом весь роскошный лагерь Самойлова.
– Всё это останется здесь, – ответил Гриша.
– Отлично! Я не против. Но должен кое-что уточнить: я не рассчитываю торчать здесь ни одной лишней минуты.
Самойлов удручённо кивнул. Возможно, он подумал о том, что вскоре ему грозит перспектива остаться без спутника и продолжить поиски загадочного фантома одному.
Заметив уныние на пухлом и добром лице Гриши, Пришвин со снисходительной улыбкой добавил:
– Пойми, что мы не на пикнике. Мы на работе. Мы журналюги, ёрш твою, акулы пера, и мы выходим на охоту!
– Теперь твоя очередь, – тихо произнёс Самойлов.
– В смысле? – Костя в недоумении посмотрел на своего друга.
– Я разве не сказал тебе, что уже побывал на КПП? – с невинным выражением лица обронил Гриша.
– Правда? Ну и?
– Мне дали от ворот поворот и предупредили, что если я ещё раз там появлюсь со своим якобы липовым удостоверением журналиста, то в редакции меня не дождутся.
– И ты молчал! – изумился Костя. – Ты сам тянул меня на этот чёртов КПП и заранее знал, что это бесполезно?!
– Под видом журналистов – да. Но если пойти на хитрость…
– А ты знаешь, как перехитрить охрану? Они, наверно, там тоже не лыком шиты, а? И у каждого небось по автомату Калашникова?
– Вооружены до зубов, – согласился Самойлов. – И все как один похожи на бывших уголовников.
– Может, так оно и есть.
Костя умолк на минуту, затем уже более спокойно спросил:
– Ну, и что будем делать? Брать научную базу под охраной уголовников на приступ?
Он снова обвёл взглядом лагерь, отметив печальный натюрморт из двух опустошённых банок дешёвого энергетика и вскрытой жестянки из-под тушёнки. С каждой минутой в воздухе становилось всё жарче и суше; особенности местного южного климата явно провоцировали молодых репортёров на ответные меры: с одной стороны, хотелось побыстрее забраться в тень, с другой – немедленно продолжить то дело, ради которого они сюда и приехали.
– Послушай, – сказал Костя. – Без еды и воды нам всё равно придётся отсюда убираться. Тут недалеко есть городок Нареченск – полная дыра, но там есть продуктовый магазин. Я остановлю попутку, привезу воды, тебе – энергетик… нет, лучше минералки. Не пей больше эту гадость, нужно вести здоровый образ жизни. Так ты не против?
Самойлов лишь лучезарно просиял в ответ.
– А там мы что-нибудь да придумаем, – подытожил Костя.
Самойлов проводил Пришвина к пологому спуску с холма до едва заметной тропы, спускавшейся к асфальтированному шоссе, вьющемуся серпантином между серо-зелёных, выжженных солнцем холмов. Судя по всему, это была единственная сносная магистраль, по которой можно было добраться до Нареченска.
У спуска журналисты распрощались до ближайшего вечера, и Костя, закинув за плечо рюкзак, бодро направился вниз по тропе. Он не успел опомниться, как далеко позади остались тенистые предгорья и безжизненные холмы, отделявшие вожделенный научный институт от безводной равнины, расстилавшейся кругом в радиусе не менее семидесяти километров вплоть до самого Нареченска. И теперь он воочию убедился, что значит очутиться одному посреди древней ковыльной степи, испытав весь ужас одиноких странников, осмелившихся бросить вызов палящему солнцу и прикаспийским пыльным иссушающим ветрам в самом разгаре лета.
Обливаясь потом, Пришвин втайне уже мечтал о том, чтобы впереди возникло плодовое дерево, зелёный оазис или колодец, у которого он сможет сделать остановку, и словно в ответ на его мечты спустя минут двадцать изнурительной ходьбы по щербатому, пожелтевшему от пыли и песка асфальту, впереди показалось иссушённое деревце с тонкой сморщенной листвой, прикорнувшее в стороне от дороги. Здесь он и решил сделать привал.
Костя лежал в тени деревца, глядя в бледно-голубое, почти лишённое облаков небо, и понемногу его начало клонить в сон. Однако провалиться полностью в навеянную степным маревом и палящим солнцем дремоту ему не позволило одно непредвиденное обстоятельство. Неожиданно его внимание привлекло какое-то оживление в небе. Где-то очень высоко, в направлении окутанных туманной дымкой соляных холмов, рассекал воздух юркий, словно оса, боевой самолёт. Он промчался в небе почти бесшумно и уверенно, будто некий летательный аппарат будущего, и никто не мог бы сказать, что пилот, управлявший самолётом, способен совершить роковую ошибку. Ни на миг не усомнился бы в этом и Костя, если бы вдруг боевая машина не накренилась и резко изменила траекторию полета, клонясь к земле. Это могло показаться искусным манёвром или фокусом пилота, если бы падение самолёта внезапно не ускорилось, ужаснув самой нереальностью и фатальностью ситуации. Теперь он летел совсем низко над раскалённой равниной, словно пытаясь дотянуть до прохладных предгорий, как вдруг будто ненароком соприкоснулся с землёй и разлетелся в огненном облаке, сверкнувшем подобно маленькому солнцу.
Расстояние до места катастрофы было столь велико, что Пришвин расслышал отоголоски взрыва в степи скорее в своём воображении, чем наяву. Ему оставалось лишь в изумлении наблюдать, как обломки самолёта усеяли равнину примерно в двадцати километрах от места привала, где он находился (что, скорее всего, тоже произошло лишь в его воображении).
Он поднялся на ноги и в шоке смотрел не отрываясь в ту сторону, где в последний раз видел самолёт, когда его обдало волной жаркого ветра, смешанного с пылью. Над равниной пролетел какой-то гнетущий гул, словно в степи зародился крошечный смерч, незаметно умчавшийся куда-то за горизонт. После этого всё стихло.
Костя Пришвин не мог бы точно сказать, сколько времени прошло с того момента, поскольку находился в довольно странном состоянии, близком к ступору, как вдруг он увидел нечто даже ещё более невероятное, чем катастрофа самолёта.
Словно фрагмент кошмарного сна, совсем близко от обочины шоссе, буквально из пустоты неожиданно возник призрачный, немного размытый, будто мираж, силуэт. Взору Пришвина предстала высокая и стройная фигура человека в белой ниспадающей свободной одежде, напоминающей какой-то балахон или хитон. Казалось, таинственный незнакомец тоже всматривался в ту сторону, где только что рухнул самолёт, затем оглянулся, и Пришвину почудилось, что тот приветливо ему улыбнулся, дружелюбно махнув рукой.
Видение загадочного фантома продолжалось, наверное, не более пяти секунд, как вдруг незнакомец исчез столь же необъяснимым способом, как и появился. Он просто растворился в воздухе, словно бесплотный дух степи, мираж или, как сказал бы Самойлов, фата-моргана. Однако, если видение фантома могло быть спорным, то крушение боевого самолёта было вполне очевидным. И Пришвин ещё долго стоял, всматриваясь в пустоту, не в силах поверить во всё увиденное, но пытаясь убедить себя в том, что это истинная правда.
7
В эти же минуты профессор Волков и доктор Шанц находились глубоко под землёй в лаборатории, стены которой не пропускали посторонних звуков, сконцентрировав всё внимание на «Доминанте». Тот мирно лежал в своём ложе, сложив руки вдоль мощного мускулистого торса, неподвижный, словно робот, от которого отключили питание: глаза закрыты, веки даже не подёргиваются, губы плотно сжаты. Внешне он по-прежнему не подавал почти никаких признаков жизни.
Его тело и гладкообритая голова были усеяны электродами, от которых тянулись нити проводов, исчезая под внутренними панелями саркофага. Показания приборов системы жизнеобеспечения не выдавали ничего нового: пульс, давление, как у здорового тридцатилетнего человека. Состояние подопытного, казалось, было стабильным и не внушало никаких опасений, однако доктор Шанц знал, что можно быть совершенно спокойным вблизи от лабораторной крысы только в том случае, если ты стопроцентно осведомлён насчет биохимических процессов, происходящих в её мозгу. Тогда, как он полагал, можно с уверенностью прогнозировать все её возможные дальнейшие действия.
Доктор Шанц боялся именно загадки, которую до сих пор таил для него этот коматозник, именно поэтому он почти маниакально хотел провести ещё одно анатомическое вскрытие подопытного, даже если ради этого придётся его умертвить. Он смотрел на него, как на нечто не совсем ему понятное, и потому чувствовал сильную нервозность и даже подспудный страх.
Профессор Волков, напротив, казалось, пребывал в состоянии эйфории, которая накатывала на него всякий раз, когда он появлялся в лаборатории. Он бесшумно скользил вокруг саркофага так, словно боялся пробудить своё внушительное детище от долгого богатырского сна. Доктор Шанц терпеливо ждал, пока профессор соизволит принять от него распечатку последних данных МРТ и электрокардиографа.
Бегло пробежав столбцы показаний, зашифрованных в терминах, графиках и цифрах, Волков ответил:
– Что ж, всё в порядке. Не вижу отклонений, патологий или аномалий. Ему даже не требуется искусственная вентиляция легких, просто нечто из ряда вон выходящее…
– Согласен, внешне всё выглядит превосходно, – ответил доктор, – но то, что он лежит, будто зомби вот уже неделю… словно чего-то ждёт.
Профессор поморщился:
– Я думаю, псевдонаучные определения здесь неуместны, доктор. Мы с вами учёные, а не археологи-исследователи гробниц. Мы имеем дело с жизнью, новой удивительной жизнью. То, что я вижу напоминает мне куколку, готовую превратиться в прекрасную бабочку, что на деле, как вы знаете, является заурядным метаморфозом.
– Что будем делать дальше? – сухо спросил Шанц.
– Завтра первые испытания на реакцию. Сегодня как раз должны привезти приматов.
– Может, вам подойдёт в этом качестве Багров? – сострил доктор.
– Может быть, и да! К сожалению, Альберт, мне не до шуток, причём особенно теперь. Разве я не сказал вам, что мы ждём гостей и, поверьте, не самых желанных.
– Значит, Доминанта надо спрятать?
– Вы попали в самую точку, Шанц, – воскликнул профессор. – Разумеется, мы его спрячем. А спрятать надёжнее всего одним испытанным способом: оставив его на виду, верно?
