Маргарита Сысоева
Вечной дружбой связаны школьные товарищи?
Глава 1
– Раиска! Хорошо, что я тебя застала!
На пороге стояла Гулька Армасова, моя бывшая одноклассница. По окончании школы мы встречались не особенно часто, но из виду друг друга не теряли. Гулька с супругом приобрели квартиру неподалеку. Изредка наши пути пересекались. То в магазине, то в сберкассе, а то – на почте. Правда, на этот раз я узнала Гульку только по голосу. Потому что внешне она изменилась до неузнаваемости, превратившись в голубоглазую блондинку. Если бы не характерная, напористая и совершенно бесцеремонная манера разговора, я бы ее и на порог не пустила. А тут – вначале родной голос, а уж потом в прихожую ввалилась посторонняя крашеная блондинка масти «розовый жемчуг».
– Просто в голове не укладывается! – гостья с размаху швырнула на пуфик в прихожей внушительных размеров сумку и повернулась к зеркалу. – Человек три года не был в отпуске. Наконец, купил новую машину и покатил к морю…
– Гуля? – на всякий случай осторожно уточнила я.
– Что? Кто? Конечно, кто же еще, – блондинка отмахнулась от меня, недоуменно пожав плечами и прищурив необыкновенные голубые глаза. – Новая машина, живи и радуйся! Так ведь нет! Ой, Раиска, ты ж меня еще не видела! Ну, как тебе? Правда, здорово? Меня никто не узнает.
Гулька взъерошила белокурые локоны и ослепительно улыбнулась.
– Супер, – я кивнула. – Глазам не верю.
– А, на глаза не обращай внимания. Контактные линзы. У меня еще зеленые есть. Так вот, у тебя, случайно, не будет лишнего черного платка? Я подумала, что ты тоже захочешь участвовать, все-таки мы – одноклассники.
– Не хочу перекрашиваться, – я попятилась вглубь квартиры.
Может быть, еще смогу запереться в ванной.
– А тебе зачем? Лучше скажи, деньги есть?
Ага, наверное, можно будет откупиться. Уже легче.
– Сколько?
– Думаю, каждый даст, кто сколько может. Потом кто-нибудь из богатеньких добавит. А лишнего черного шарфа у тебя не найдется?
Сколько помню, Гулька всегда была такая заполошная. Большую часть своей неуемной энергии она направляла в русло общественной работы, вовлекая в возникающий водоворот всех, кто оказывался в зоне досягаемости. Ее папа изображал Деда Мороза на школьных утренниках и оформлял стенгазету. Мама выпекала горы печенья к классным «огонькам». Соседка по парте рисовала объявления о мероприятиях. Сама Гулька успевала заниматься в музыкальной школе и секции спортивной гимнастики. Потом она переключилась на аэробику и, в конце концов, стала фитнес-тренером. Конечно, она организовывала нам льготные абонементы в спортклуб. Ее даже просить не надо было. Она сама предлагала все, что было в ее власти, ничего не требуя взамен. А если Гуля и хотела о чём-то попросить, то делала это в неизменно краткой и безапелляционной форме, наверное, из-за вечного цейтнота. Так что догадаться, чего же она хочет, подчас бывало трудновато.
Но на этот раз Гуля превзошла себя. Я растерянно хлопала глазами, стоя посреди собственной прихожей. Почему-то у меня никак не получалось ухватить суть проблемы и мою во всем этом роль. И тут зазвонил телефон. Я бросилась к трубке, как будто это была рука помощи. Руку протянула другая моя одноклассница, Люба Баранова.
– Раиска? Чудо, что я тебя застала. Деньги есть?
Если учесть, что Любаша владела сетью хозяйственных магазинов, вопрос прозвучал несколько неожиданно.
– А черный шарф тебе не нужен? – я хотела съехидичать.
– У тебя есть? Слушай, ты меня очень выручишь. Сейчас к тебе забежит Гулька. Сдай, пожалуйста, за меня, сколько сможешь. Не поверишь, ни копейки наличности нет. Во всех точках учет устроила, все кассы опечатала. Послезавтра отдам. Ты меня знаешь. А шарфик с собой захвати. А то у меня, представь себе, нет ничего подходящего. Ты же знаешь, я черное вообще не ношу, не мой цвет. Спасибо, целую, – и Люба отключилась.
Ясное дело – деловая женщина. Некогда ей разговоры разговаривать. Я уставилась на нашу активистку. Соображала она, в общем-то, всегда неплохо. Во всяком случае, связно излагать мысли была способна. Надо было только подождать, что бы она успокоилась и еще раз изложила всё, что хотела сказать, только медленно. Надеюсь, перекись не разъела ей мозг.
– Раиска, не смотри на меня так. Я сама в шоке, – Гуля плюхнулась на пуфик, скинув на пол сумку.
И замолчала. По-моему, ее ярко-голубые контактные линзы подернулись влагой. Гулька шмыгнула носом. Потом еще раз, потом еще.
– Гуля, у тебя что-то случилось? – осторожно поинтересовалась я. – Может, чаю?
– Нет, спасибо, – Гулька быстро взяла себя в руки. – Так ты еще не в курсе?
– Наверное, нет.
– А кому же ты обещала черный шарф?
– Барановой. Еще я деньги пообещала за нее сдать. Только не знаю, на что.
– Ой, прости, Раиска. Я тебе звонить не стала, что бы время не тратить. Решила, что зайти будет скорее, – Гулькин звонкий голосок предательски задрожал.
Но она быстро справилась с предательски рвущимися наружу эмоциями. А как же иначе? Кто кроме нее сумеет организовать одноклассников? Кто добровольно возьмет на себя печальную миссию?
Наш Дима Моисеев, любимец всей школы, красавчик и записной юморист погиб в автокатастрофе. Это произошло на долгожданном отдыхе у моря, куда Димка покатил на своей новенькой машине. Конечно, Дмитрий уже давно не был тем смазливым чемпионом по бальным танцам. Он превратился в толстого, лысеющего и занудного старого холостяка, целью жизни которого была покупка автомобиля. Но масштабов трагедии это не умаляло. То, что от него осталось, привезли в закрытом гробу. Похороны состоятся послезавтра. Гулька решила, что надо заказать венок от одноклассников. Да и вообще, неплохо будет, если мы все придем проститься. Димке, конечно, все равно. А его родителям будет приятно. Ну, может, не то, что бы «приятно». Наверное, это не самое подходящее слово в сложившихся обстоятельствах. Навряд ли его родителей сейчас что-то сможет порадовать. Но я тоже согласилась с тем, что мы, бывшие школьные товарищи, не можем просто так проигнорировать случившееся. Подробностей происшествия Гулька пока не знала. Но, думаю, что очень скоро она этот пробел восполнит и будет информирована лучше всех.
Я не смогла наскрести необходимую наличность. Почти все деньги накануне отдала детям. Они отправились в трехдневную поездку по «Золотому кольцу». Запас продуктов дома был, и потому в банк я не торопилась. Гулька быстренько распрощалась, сославшись на занятость. Еще бы! Сколько народу ей предстоит обзвонить и обойти за оставшиеся неполные два дня!
Проводив Гулю, я немного погрустила, сидя в тишине на кухне. Потом решила, пока помню, найти черные шарфы для себя, Гульки и Любы Барановой. Заодно достала черные брюки и водолазку. Потому что завтра приедут дети, и дома сложно будет что-нибудь отыскать. На похороны я решила пойти непременно.
С Димкой мы всегда были в хороших отношениях. Особенно с его мамой. Она увлекалась фотографией, и большая часть моих школьных снимков – ее рук дело. Сам Димка увлекался в основном дискотеками, ну и еще бальными танцами. На танцы его определила мама. Она же строго контролировала процесс. С этим оболтусом по-другому было нельзя. На то, что бы жестко следить за учебой сына, маминых сил уже не хватало. Димка отличался поразительной ленью. Если бы не лень, он вполне мог бы хорошо учиться. Схватывал все на лету, особенно подсказки. Тем и жил. Впрочем, иногда Димуля честно зарабатывал свои оценки. Он, к примеру, мог добровольно вызваться декламировать стихи или живописать какое-нибудь историческое событие. Однажды он ухитрился получить «пятерку» в четверти, ни много ни мало, по математике. А все за то, что целый урок прочувствованно рассказывал о жизни Софьи Ковалевской. Математичка даже прослезилась. Да и мы слушали с разинутыми ртами. На физике этот номер не прошел. Наш физик, Аристарх Васильевич, не отличался сентиментальностью и быстро прервал попытку пересказать роман о судьбе четы Склодовских-Кюри. Хотя мы и требовали продолжения. Но наши просьбы только разожгли учительские подозрения, и все закончилось внеплановой проверочной работой.
Димку я давно потеряла из виду. Он почему-то поступил в политехнический. У меня вообще живое воображение, но представить себе Димулю, корпящего над чертежами, даже мне не удавалось. Не знаю, пережил ли он хоть одну сессию. Потом его забрали в армию. После дембеля он поступил уже на филфак. Работал в разных газетах. Виделись мы редко. Димка лысел, толстел и, лениво потягиваясь, говорил о том, что неплохо было бы создать семью.
Глава 2
Не суждено мне было попасть на похороны.
И это несмотря на то, что я так хорошо все спланировала. Приготовила подходящую одежду. Сняла с карточки деньги. Перезвонила Гульке, уточнила время и сказала, что она может рассчитывать на мой взнос. И за Любу тоже посулила заплатить. Гулька обрадовалась. Потому что многие обещались быть, но денег пока не сдали, так как почти со всеми удалось пообщаться только по телефону. И на венок ей пришлось одолжить из кассы на работе. Зная Гулькину щепетильность в денежных вопросах, можно было представить, чего ей это стоило.
Но на следующее утро принесли телеграмму от тети Маруси. Тетя сообщала, что приезжает и просила встретить.
Ясное дело, тетю необходимо встретить. Ей уже давно за семьдесят, а может, уже и за восемьдесят. В любом случае, возраст весьма почтенный. Но, невзирая на годы, старушка ведет весьма и весьма активный образ жизни. На здоровье тетя особенно не жаловалась. Если не считать того, что лет семь-восемь тому назад у тети Маруси выявили катаракту. То есть, выявили-то ее раньше. А семь-восемь лет назад ее, наконец, прооперировали. Тете Марусе вставили искусственные хрусталики и прописали очки с толстенными стеклами. По причине проблем со зрением тете Марусе пришлось уйти со службы. Тетка немного погрустила, но через некоторое время обнаружила, что вокруг и помимо работы много интересного. Первым делом она купила кисти, краски и пастельные мелки. И принялась отображать на бумаге окружающий мир, каким она его видела. Получалось немного необычно, но интересно. Потом она одолжила у меня несколько учебников по рисунку и живописи, и через некоторое время ее картины стали доступнее для понимания. Тетя Маруся давно хотела заняться музыкой. Но, к сожалению, из этого ничего не вышло – пальцы плохо слушались. Тогда тетя Маруся решила посмотреть мир и начала путешествовать. Хорошо еще, что это ее увлечение было ограничено финансовыми возможностями. А то еще неизвестно, куда бы могло занести прыткую старушку.
Два раза в год тетя Маруся не ленилась приезжать в наш город, что бы показаться оперировавшему ее доктору. Сейчас она наверняка опять притащит с собой этюдник и краски. А это – немалая тяжесть, в ее-то возрасте. Фотоаппаратом наша родственница не пользуется принципиально. Предпочитает зарисовывать впечатления. Конечно, ее надо будет встретить. Вопрос только в том, кто это сделает.
Я твердо решила пойти на похороны. Муж – до конца недели в командировке. Но вот дети вполне могли бы мне помочь. Они достаточно взрослые для того, что бы донести сумки до квартиры. Но дети, вернувшись домой, побросали вещи и побежали к бабушке. Она пообещала приготовить к их приезду домашнее мороженое. Они обожают эту приторно-сладкую гадость. Наевшись мороженого, оба отпрыска вернулись домой. Но только затем, что бы сообщить, что уезжают с бабушкой на дачу. Она пообещала, что там приготовит для них клубничное мороженое. Вот так. Семья большая, а ответственное дело доверить некому.
Я почесала в затылке. Потом потерла лоб. Потом внимательно осмотрела семейные фотографии на комоде. И увидела своего спасителя! Как хорошо, что свекровь подарила нам свой свадебный снимок в рамочке. На снимке она и ее четвертый муж стояли на фоне краеведческого музея, держась за руки, и нежно глядя друг на друга. Очень милая фотография. Вот только рамка безвкусная. Ядовито-розовое сердце, украшенное стразами, цветными камешками и, почему-то, птичьими перьями, никак не вписывалось в интерьер. У меня давно чесались руки убрать этот кич с глаз долой, да все боялась обидеть родственников. И очень хорошо, что я так и не решилась этого сделать. Иначе ни за что бы ни вспомнила о Николае Петровиче. Мой новый свекор – добрейшей души человек. При этом он необыкновенно скромен и деликатен. Тихий такой и малозаметный. Короче говоря, без рамочки я бы о нем ни за что не вспомнила. Николай Петрович до мозга костей – городской житель. Дачу он терпеть не может. И, несмотря на мягкость характера и покладистость практически по всем вопросам, здесь он непреклонен. Я совершенно уверена, что на дачу с супругой и внуками он не поедет. Тем более что кто-то должен оставаться дома и присматривать за котом, таким же убежденным горожанином, как его хозяин.
Наверное, Николай Петрович не очень обрадовался моей просьбе. Но вида не показал. Что значит воспитание! Я подробно описала внешность тети Маруси, особенно напирая на висящий через плечо этюдник. Другие особые приметы как-то не приходили в голову. Николай Петрович внимательнейшим образом выслушал меня, уточнил номер поезда и вагона, после чего отправился на вокзал. Я с облегчением вздохнула и принялась облачаться в траур. Это не заняло много времени и, через пятнадцать минут, прихватив все найденные в доме темные шарфы и платки, а также, на всякий случай, длинную черную юбку, я села в машину и выехала со двора. Но, добраться до морга, мне было не суждено. То есть, вначале все складывалось удачно. Несколько светофоров приветствовали меня зеленым светом. Потом я решила немного сократить расстояние. Мысль была неудачная. Кратчайший путь привел меня прямехонько к участку дороги, на котором шел ремонт. Пришлось искать объезд. Собственно, направление объезда было указано стрелками. Но крюк пришлось дать здоровый. Почему-то никак не удавалось свернуть в нужном направлении, попадались исключительно улицы с односторонним движением. Я обогнула порядочную зону частного сектора и принялась пробираться дворами через новый микрорайон. Дома там были расположены так странно, что выбраться на проспект удалось не сразу, да еще и не на тот, на который планировала. Зато я оказалась рядом с вокзалом. И надо же, как раз вовремя! По тротуару, навстречу мне, растерянно озираясь по сторонам, шел Николай Петрович. Я притормозила.
– Что случилось? Где тетя Маруся?
– Как раз это я хотел спросить у вас, – Николай Петрович запыхался, да и тревога в его в голосе слышалась нешуточная.
– У меня? – я здорово удивилась и разволновалась тоже.
– Ну да, ее нигде нет.
– Вы встретили поезд?
– Конечно, Раечка. Но с него сошли всего трое. Один юноша и две пожилые женщины.
– Ну, и?
– Одна из них – типичная сельская жительница с бидоном и сумкой на колесиках.
– Это точно был не этюдник?
– Совершенно точно, Раечка. Сумка была доверху набита овощами.
– А вы знаете, как выглядит этюдник?
– Не уверен. Поэтому я спросил ее имя. Она назвалась Нюрой.
– А вторая бабка?
– Вторую женщину встретил солидный мужчина. Он назвал ее мамулей. У вашей тетушки, если я правильно понял, детей не было?
– Правильно поняли. Хотя есть солидный мужчина, который называет ее мамулей.
– Незадача. Но у той, второй женщины багажа вовсе не было. Только дамская сумочка.
– Ясно, это была не она. Тетя Маруся последние годы без своего этюдника вообще из дому не выходит. Куда ее нелегкая занесла?
Я была озадачена не меньше Николая Петровича.
– Я хотел к дежурному по вокзалу обратиться. Но не знаю ни отчества, ни фамилии вашей тетушки. Извините.
– Садитесь, – скомандовала я. – Едем на вокзал.
На вокзальную площадь мы прибыли своевременно. Тетя Маруся как раз вышла из высоких стеклянных дверей и теперь стояла на верхней ступени, уперев руки в боки и оглядывая окрестности.
Оказывается, на одной из предыдущих крупных станций ей захотелось выйти подышать воздухом и размять ноги. Потом ее поманил запах пирожков с лотка. Пирожки были с капустой, картошкой и яблоками. Перед тетей Марусей встала нелегкая проблема выбора. Пирожки с капустой и яблоками она любила одинаково. А пирожки с картошкой она не особенно жаловала, но они очень аппетитно пахли. Тетя Маруся стояла спиной к своему поезду и не услышала, как он тронулся. Когда тетя закончила торговаться и повернулась, что бы войти в свой вагон, к перрону подходил уже следующий «скорый». Тетя Маруся, крепко сжав в руке пакет с пирожками, ринулась к поезду. Она опасалась, что и этот экспресс может уйти без нее. Проводники не решились применить силу, а добровольно старушка покинуть вагон отказалась. В результате она прибыла на следующую станцию раньше своего багажа. Потому что поезд, на который она пересела, оказался гораздо более скорым, чем тот, на который у нее был куплен билет. Соседи по купе, уже начавшие волноваться, были приятно удивлены, узрев вскочившую в вагон тетю Марусю. Та забрала этюдник и сумку на колесиках и сердечно простилась с попутчиками. Она решила завершить путешествие на более скором поезде, уверенная, что на нем она прибудет на нужную станцию раньше. С проводниками тетя Маруся к тому времени уже успела подружиться. И, действительно, она прибыла на наш вокзал немного раньше, чем мы ожидали. Сэкономленное время тетка собиралась провести с пользой. Она планировала пройтись по магазинам на привокзальной площади и выбрать для нас подарки. Потому что приготовленные ею гостинцы, упакованные в нарядный пакет, так и остались лежать дома на кухонном столе. С некоторых пор у тети Маруси появились проблемы с памятью. Но теперь она надеялась исправить оплошность. Однако на этом теткины злоключения не закончились.
Одно из колесиков на сумке уже давно расшаталось и грозило отвалиться. Отлетело оно прямо на эскалаторе. Кроме сумки тетка была нагружена увесистым этюдником. Она не смогла справиться с потерявшей управление торбой и та застряла между ступеньками. На помощь тете Марусе бросилась женщина, спускавшаяся следом. Но у нее тоже был в руках чемодан на колесиках и сумка на плече. Женщина помогла тете Марусе сойти с забуксовавшего эскалатора и освободила, конечно, при помощи подоспевших рабочих, охромевшую теткину суму. Рабочие были доброжелательны и сочувствовали незадачливой пассажирке. Эскалатор на некоторое время пришлось остановить. Тетя Маруся сердечно поблагодарила спасительницу, и тут рабочие запустили эскалатор. Старушка бросилась к лестнице, которую почему-то запустили в обратном направлении. Оказывается, она оставила там этюдник. Он соскользнул с плеча, когда тетя Маруся пыталась справиться с сумкой. Теперь деревянный ящик в одиночестве поднимался наверх. Тетя Маруся поспешила за ним. Конечно, догнать свой этюдник она не смогла. Все-таки годы сказываются, что ни говори. Этюдник благополучно доехал до верха и там его потертые, но прочные лямки затянуло под гребенку. Эскалатор опять остановили. Рабочие, уже не столь доброжелательные, как в первый раз, исправили помеху и, яростно вращая глазами, стояли наверху у входа на эскалатор. Давешняя теткина спасительница в три прыжка преодолела расстояние, подхватила освобожденный этюдник, растерявшуюся тетю Марусю и доставила их вниз. Их-то она спустила благополучно. Но вот ее каблук не выдержал нагрузки и, с громким треском, сломался. Женщина от неожиданности охнула, покачнулась, и ремешок от ее туфли тут же был втянут в узкий просвет, в который уходили разглаживающиеся ступеньки. На этот раз тетя Маруся бросилась на помощь своей спасительнице, растянувшейся на каменном полу. Рабочие, уже не стесняясь в выражениях, в очередной раз занялись механизмом, а подоспевший фельдшер раскрыл свой чемоданчик и принялся смазывать ссадины пострадавшей йодом. От «зеленки» та категорически отказалась. Она не хотела вернуться с отдыха раскрашенная, как годовалый малыш, страдающий «асфальтовой болезнью».
Так что, когда на перроне Николай Петрович в поисках тети Маруси разглядывал пассажиров, сошедших с нужного поезда, та как раз стыдила не очень вежливых рабочих у эскалатора в зале ожидания.
К нашему прибытию тетка успела собрать свой багаж и вышла на ступени центрального здания вокзала, не понимая, куда же запропастились встречающие. Набег на магазины она решила отложить. На сегодня впечатлений было уже достаточно.
У меня просто камень с души упал, когда я увидела тетю Марусю, живую и здоровую. Она тоже обрадовалась. Престарелой тетке уже давно хотелось вытянуть ноги на диване и, выпив чаю, вздремнуть в тишине и покое.
Мы обнялись, Николай Михайлович подхватил этюдник, а я – сумку. Наша троица, необыкновенно довольная, спустилась по ступеням. Нас обогнала прихрамывающая женщина в светлом брючном костюме, высокая, стройная и загорелая. Сразу видно – человек возвращается с отдыха на море. Тем более что через плечо у нее висела объемная и яркая пляжная сумка.
– Раечка! Вот же она, моя спасительница! – тетя Маруся устремилась к эффектной девушке.
Та, не оглядываясь, спешила к стоянке такси. Но тетя Маруся и не думала отступать.
– Дама! Дама! Прошу вас, вы же моя спасительница!
Тетя Маруся торопливо засеменила по привокзальной площади. Свою спасительницу она настигла, когда та уже садилась в машину. Наверное, тетушка очень не хотела, чтобы та укатила, так и не выслушав слов благодарности. Поэтому она уцепилась за то, что смогла ухватить. Это оказалась широкополая шляпа. Темные очки слетели сами, когда женщина от неожиданности резко повернулась. Тут и мы с Николаем Михайловичем подоспели. Тетя Маруся как раз рассыпалась в благодарностях, сжимая в руках шляпу. Таксист нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Николай Михайлович поднял отлетевшие в сторону очки. По-моему, они здорово пострадали, дужка как-то странно болталась.
– Извините нас, пожалуйста, – начала, было, я и замолчала почти на полуслове.
Женщина глянула на нас совсем недоброжелательно. Да что там, она злобно зыркнула исподлобья. Ну, везет мне последнее время на одноклассников! Конечно, короткая эффектная стрижка и пухлые ярко накрашенные губы могли ввести в заблуждение. Но этот взгляд! Именно так смотрела с задней парты Олимпиада Поленова, малозаметная тихоня, худющая и бесцветная. Волосы у нее были рыжеватые, но какие-то тусклые, голос тихий, даже веснушки какие-то блёклые. Лично я с ней практически не общалась. Но взгляд этот запомнила. Именно таким взглядом она одаривала тех, кто к ней обращался. Имя у нее было, конечно, дурацкое. С чего вдруг родителям захотелось именно так назвать единственную дочь? Можно подумать, они решили с самого начала испортить ей жизнь. Учителя представили новенькую «Липой». За ней тут же закрепилось прозвище «Дубина», которое очень хорошо сочеталось с фамилией. Училась Липа средненько, в общественной жизни и спорте тоже не блистала. Короче, столкнись я с ней случайно на улице, ни за что не признала бы в этой элегантной, эффектной женщине ту бледную моль с последней парты.
– Олимпиада! Вот так встреча! Сколько лет, сколько зим! – я распростерла объятия.
Но Липа отшатнулась от меня, как черт от ладана. Наверное, не узнала. А все говорят, что я практически не изменилась. Неужели врут?
– Это я, Рая. Узнаешь?
Может, это я обозналась? Но нет. Элегантная брюнетка кивнула.
– Узнаю. Просто не ожидала, извини, – в голосе не слышалось никакой радости от случайной встречи.
Впрочем, ничего особенного в этом не было. Мы с Липой никогда особенно не дружили.
– Девочки, вы знакомы? – тете Марусе, наконец, удалось вставить слово.
– Да, тетя, – подтвердила я. – Это моя одноклассница – Олимпиада, извини, фамилию не знаю. Наверное, ты ее сменила?
– Да, – Липа сдержанно улыбнулась.
– Отлично выглядишь, молодец.
– Как вас зовут? – опять встряла тетя. – Неужели Олимпиада? Какое прекрасное редкое имя!
– Спасибо, – Липа опять сдержанно улыбнулась. – Обычно меня зовут Олей.
– Ты тоже на похороны?
– Я? Нет. Какие похороны? Приехала к тете. Извините, мне пора.
– Подожди! – возможно, это было не очень-то вежливо, хватать бывшую одноклассницу за полу пиджака. – Ты же не знаешь! Погиб Димка Моисеев. Как раз успеешь на прощание. Наши собираются. Гулька венок организовала.
– Ох! – тетя Маруся внезапно схватилась за правый бок.
– Что с вами? – мы с Николаем Петровичем одновременно обернулись к ней.
– Ох! – тетя Маруся согнулась от боли. – Наверное, камни. Эти прыжки по лестнице не прошли бесследно. Стара я для таких забегов.
Николай Петрович подхватил нашу гостью и повел к машине. Липа-Оля садилась в свое такси. Я раздумывала о том, куда лучше отвезти тетку. Домой или в больницу? Нет, все-таки очередную одноклассницу мне послала судьба.
– Липа! – я замахала руками и бросилась наперерез отъезжающему такси. – Липа!
Пускай Поленова не выразила буйной радости при встрече. Может, я напомнила ей не самые приятные моменты школьной жизни. Но сейчас мне было не до ее душевных переживаний.
– Ты же поедешь в морг! Я обещала девчонкам черные платки и деньги на венок еще не сдала. Будь другом, передай! Извинись за меня. Сама видишь, надо тетку в больницу доставить.
Я передала Липе пакет с вещами и деньги после чего, с чувством выполненного долга, покатила в сторону больницы.
Тревога оказалась ложной. Тетю Марусю осмотрел хирург, потом терапевт. Потом ей сделали пару уколов и велели ехать домой, сидеть на диете. Что мы и сделали. На прощание я, конечно, не успела. Явиться на поминки мне показалось не совсем удобным. Ну и ладно, зато тетка в порядке.