Маргарита Сысоева
Вечной дружбой связаны школьные товарищи?
Глава 3
Гулька пришла на следующий день, принесла шарфы и новости. Явилась она как раз вовремя. Я только что отвезла тетю Марусю в глазную поликлинику и оставила ее там перед кабинетом врача. Она заверила, что дальше вполне справится самостоятельно. Договорились, что обратно я заеду и заберу ее в три часа. К этому времени она как раз успеет все закончить. А что не успеет – отложит на следующий раз, так как врачи к этому времени все равно завершат работу и разойдутся.
– Спасибо, Раиска, выручила, – Гулька протянула мне два черных шарфа и один темно-коричневый, в клетку, платок.
– Не на чем. К сожалению, сама не смогла присутствовать. Родственница свалилась, как снег на голову.
– Понимаю, – Гулька кивнула.
Мы с ней расположились на кухне за чаем. От того, что бы помянуть безвременно покинувшего нас Димку более крепким напитком, Гуля отказалась. Ясное дело, спортивный режим.
– И ты понимаешь, какое дело, – говорила Гулька, помешивая чай. – Это ведь точно, получилось, как в поговорке, «от судьбы не уйдешь». Я как все подробности узнала, так прямо дар речи потеряла. Представляешь?
Представлялось с трудом. Что же это за обстоятельства такие, что бы смогли Гульку дара речи лишить? Я приготовилась внимательно слушать, даже отодвинула подальше от Гульки вазочку с клубничным вареньем, что бы не отвлекалась. А как закончит излагать, так я еще вишневое выставлю.
– Всю историю нам Юрка Малышев рассказал. На родителей-то смотреть страшно было. Мать почернела вся, отец еле ноги передвигал.
Оказывается, несчастья начали преследовать Димку около двух месяцев назад. Тогда ему чуть не упал на голову кирпич. Димка шел своим привычным маршрутом из дома на работу. Этой дорогой он ходил многие годы в одно и тоже время. Вначале в школу, потом – в университет, а затем в расположенную неподалеку редакцию. Он запросто мог проделать этот путь с завязанными глазами, мог двигаться спиной вперед. Дорога была знакома ему до последней неровности на тротуаре, до малейшей выбоины в асфальте. И вот здесь-то, на самом безопасном участке Вселенной ему чуть не упал на голову кирпич. То есть, кирпич, конечно, упал, но не на голову. Он пролетел всего в нескольких миллиметрах от виска и раскололся о поребрик. Димка от неожиданности вздрогнул и отскочил в сторону. Отпрыгнул он неловко, плюхнулся на задницу, да так неудачно, что было даже подозрение на перелом копчика. Подозрение, к счастью, не подтвердилось. Но на Димку это произвело огромное впечатление. После того случая он стал добираться на работу исключительно на автомобиле. И вот только он, как будто бы, успокоился, как новая неприятность потрясла его нервную систему. У его старенькой «четверки» отказали тормоза. Конечно, машина уже отработала свое, и Димка не баловал ее новыми деталями. Но покупку более современного автомобиля все откладывал. И вот его «ласточка» отказалась подчиниться воле хозяина. Она с разгону съехала в кювет, потом выскочила оттуда и затормозила в стоге сена, удачно расположенном у самой дороги. Физически Димка не пострадал. Но состояние его нервной системы оставляло желать лучшего. Наш одноклассник был полностью деморализован. Слегка придя в себя, он тут же приобрел новый автомобиль, сказал домашним, что для него настала пора переосмыслить свое существование, потому как все случившееся с ним в последнее время недвусмысленно указывает на то, что живет он не так, как ему было предназначено. Кем предназначено, Димка не уточнил, сел в новенькую БМВ и покатил к морю. Видимо, что бы именно там заняться переосмыслением. А может и за тем, что бы сразу начать новую жизнь. Авария произошла на третий день по приезде. Димка занял одноместный номер в пансионате. Ни с кем из отдыхающих близко сойтись не успел. Его догорающую машину нашли ранним утром третьего дня. Он сорвался с серпантина. Автомобиль несколько раз перевернулся, проезжавшие по дороге слышали взрыв и заметили взметнувшееся затем пламя. Димка был в машине один. Хотя накануне он сидел в баре с эффектной блондинкой. Даму никто опознать не смог. Ее ни до, ни после случившегося не видели ни в самом пансионате, ни в его окрестностях. Возможно, просто случайная знакомая. Родители летали на место аварии. Их сопровождал Юрка Малышев, школьный друг покойного. Конечно, они постарались узнать хоть что-то о Димкиных последних днях. Но не больно-то им с этим повезло. Димка вел себя тихо, и соседи его едва помнили. В баре накануне трагедии он и блондинка тоже внимания не привлекали. Просто сидели и разговаривали, потягивая коктейли. Они покинули бар вскоре после полуночи. Посетителей было немного, и бармен вспомнил, что ушли они не вместе. Блондинка удалилась несколько раньше.
– Ты представляешь, она не снимала шляпы и темных очков, хотя солнце уже давно село! – Гулькины глазищи, сегодня обычные, карие, возбужденно сверкали.
Но, впрочем, и не такие гости бывают на курорте. Гулька в зловещую таинственную блондинку поначалу не верила. Она, Гулька, вообще-то реалистка. Мало ли, что бывает. Некоторые так обгорят на солнце, что вообще простынями прикрываются. А один мужик в прошлом году даже ходил в женской юбке до пят и рубахе с длинными рукавами. Гулька сама видела. Он откуда-то с Севера первый раз приехал к морю и не знал, что его кожа так чувствительна к солнцу. Откуда ему было знать? А женщины в шляпах или чалмах – довольно обычное дело. Может, у нее с прической непорядок. Расслабилась на отдыхе, голову помыть-уложить лень. А очки могли быть с диоптриями, тоже случается. Очки-«хамелеоны», очень удобно, Гулька сама когда-то такие носила, пока на линзы не перешла.
В следующий раз я столкнулась с Гулькой через неделю. Вот интересно, бывает, что человека годами не видишь, даже десятилетиями. И вдруг он начинает попадаться тебе на каждом шагу.
Я выскочила из дома ненадолго, только чтобы добежать до ближайшего магазина и купить хлеба. Тетя Маруся продолжала гостить у нас. А для нее обед без хлеба – не обед. Приближалось время приёма пищи, а в доме – ни одной корки. Пришлось бежать в магазин. И вот, прямо напротив своего дома, я стала свидетелем ДТП. Сначала я увидела, как автомобиль необыкновенного кремового цвета выписывает странные зигзаги на проезжей части. Приблизившись ко мне, авто остановилось, потому что уткнулось в фонарный столб. Вообще, аварии на нашей улице случаются редко. Практически последняя, она же – первая на моей памяти, это когда у меня штанина замоталась в велосипедную цепь. В тот раз, по-моему, я остановилась, вцепившись в тот же фонарный столб. Было мне тогда девять лет, или десять. Улица у нас тихая, с односторонним движением. Параллельно ей идут две магистрали. И под нашими окнами движение оживляется только тогда, когда те встают в пробках. Свидетельницей автомобильной аварии я стала впервые. И машину такого цвета я видела в первый раз. На что-то она походила, но даже название этого редкого оттенка я вспомнить не могла. Не то – миндальный крем, не то – топленое молоко с малиной, а может – малокровный лосось под белым соусом. Позор для художника! Я напрягла память. Ну, точно, Гулька! Моя бывшая одноклассница, собственной персоной, выкарабкалась из слегка помятого автомобиля и встала рядом с ним, растерянно озираясь.
– Гуля! – бросилась я к ней. – Ты в порядке? Что это было?
– Не знаю. Как будто в порядке. Ничего не понимаю. Моя Бэла вдруг перестала слушаться.
– Кто? – я заглянула в салон.
– Бэла. Это я машину так называю. – Гуля нежно погладила капот. – Девочка моя. Мы успели свернуть с проспекта на вашу улицу. Знаю, что тут обычно тихо. А потом стало совсем плохо. Девочка моя, – она опять нежно погладила свое авто.
– Ты как сама-то? Ничего не болит?
– Да вроде, нормально. Скорость я успела сбросить. Скорее, надо позвонить в ГАИ, в страховую компанию…
– Какой необычный тон. Ты волосы специально под цвет автомобиля покрасила?
– Да нет. Как-то само получилось. Я машину только на прошлой неделе купила. Пришла, увидела и сразу поняла – это она, родная, – Гулька всхлипнула.
Но быстро взяла себя в руки и принялась названивать. Первым на место происшествия прибыл Гулькин супруг. А я, убедившись в том, что пострадавшая теперь находится в надежных руках, продолжила путь в булочную.
Гулька и Толик поженились года через четыре после окончания школы. Если можно было представить себе двух человек, менее схожих друг с другом, то это – как раз тот самый случай. Если Гулька – это торнадо, Толик – штиль, в крайнем случае – мелкая рябь. Если Гулька – оживленная автострада, тогда Толик – сельский проселок. Если Гуля – знойный полдень, Толик – тихие сумерки. В школе эти двое не замечали друг друга. То есть Толик-то, конечно, Гулю замечал. Она никак не могла остаться незамеченной. А вот она разглядела Толика перед самым окончанием школы, когда они случайно оказались в паре на лабораторных работах по физике. Он покорил ее своей сдержанностью, компетентностью, может, и еще чем-нибудь. Эти двое неплохо ладили. Только вот детей у них до сих пор не было. Но Гульке и Толику вполне хватало забот друг о друге.
Я подошла поздороваться. Толик выглядел встревоженным гораздо больше, чем жена. Что было очень на него похоже.
Однако, тревога, похоже, начала передаваться и Гульке. Во всяком случае, ее глаза были полны ужаса, да и лицо побледнело. Когда я пятнадцать минут назад покидала место происшествия, Гуля выглядела значительно лучше. Сейчас же она вскинула на меня полные страха глазищи.
– Представляешь, как у Моисеева. Тормоза отказали!
– Ну и что? Глупости. Тебе же кирпич на голову не падал! – легкомысленно ответила я.
Зря я это сказала. Ох, зря! Гулькины глаза потемнели еще больше, если, конечно, такое возможно.
– Падал, – одними губами прошептала она.
– Падал, – подтвердил Толик.
– Бред какой-то. Что это у нас в городе кирпичи разлетались?
– Это не кирпич был, а канделябр.
– Чего-чего? – не поняла я.
Перед глазами встала бредовая картина, изображающая прицельно пикирующий канделябр.
– Да не канделябр, а капитель, – поправил Толик.
– Какая разница? – пожала плечами Гулька. – Это было какое-то архитектурное излишество.
– По большому счету, никакой, – согласился Толик. – У нее тогда еще машины не было.
– Да, недели две тому, – подхватила Гуля. – Ох!
Гулька внезапно согнулась от боли.
– Гуля! – вскрикнул Толик и обхватил супругу за плечи.
Гулька сделала попытку выпрямиться, но снова тихо охнула.
– Гуля, ты все-таки получила травму? – я огляделась в поисках «Скорой».
Но машины с красным крестом на месте происшествия не было.
– Нет, нет, – отмахнулась Гулька. – Это не травма.
Она закусила губу.
– Гуля, я сейчас отвезу тебя в больницу, – Толик шагнул к своей машине.
– Нет, нет, – опять отмахнулась Гулька. – Я сама. Оставайся. Сейчас автострахование подъедет.
– Раиска! – взмолился Толик.
– Конечно, я ее провожу. Только за ключами сбегаю.
Я занесла домой хлеб, вывела машину из гаража.
– Куда тебя отвезти? – спросила я, когда Гулька угнездилась на заднем сиденье.
– В первый роддом, – простонала Гулька.
– В роддом? Почему? – нетактично поинтересовалась я, послушно разворачиваясь в нужном направлении.
– Потому что… ох, потому что туда. Потому что я, наконец-то… ох!
– Ты!? Поздравляю!
– Спасибо, но теперь я уже сомневаюсь насчет поздравлений. Какая боль!
Гульку я сдала с рук на руки в приемное отделение. Немного подождала, но мне не сказали ничего определенного, кроме того, что Гульку положили под наблюдение, и состояние у нее стабильное. Толик постоянно был на связи. И судя по голосу, его моральное состояние было ничуть не лучше, чем у жены. Но она велела ему позаботиться о Бэле, и он заботился.
Глава 4
Дурацкую историю с летающими канделябрами я вспомнила дня через три. Люба Баранова занесла мне долг.
– Слыхала про Гульку? – с порога спросила Люба.
– Что?
Я была в курсе о том, что Гульку прооперировали по поводу внематочной беременности, но не знала, предназначена ли эта новость для всеобщего сведения. Оказалось, предназначена.
– Да…, – мы с Любой хором сокрушенно вздохнули.
– Столько лет они ждали ребенка, и вот, стоило ей забеременеть, как тут же посыпались несчастья.
Мы с Любой сидели на кухне за полуторалитровой бутылкой домашнего вина. Тетя Маруся привезла в подарок три бутылки самодельного яблочного сидра.
– Ужас. Но машина, по-моему, не особенно пострадала. И беременность была ненастоящая, в смысле – внематочная.
– Ты этому веришь?
– Да. А ты – нет?
– Не знаю. Но я бы не стала так безоговорочно верить всему, что говорят в роддоме. Они для статистики и не такое скажут.
– Машина – это что. Хотя, конечно, машину тоже жалко, – продолжила Люба. – Она к ней, как к младшей сестре относилась.
– Толик не ревновал?
– Он, когда узнал про беременность, совсем обезумел. Если бы Гуля захотела на ночь закатывать свою Бэлу в спальню, он бы не стал возражать. Он был готов исполнить любую Гулькину прихоть. Впрочем, как и всегда.
– Да. Толик – это сокровище. Не представляю, кто еще мог бы выносить Гульку столько времени и в таких количествах.
– Это точно.
Мы с Любой согласно помолчали.
– Кстати, я о беременности не знала.
– А они и не афишировались. Наверное, сглазить боялись. Тем более, после того случая, – Люба цедила вино, с тоской поглядывая на бутерброды.
Наверное, опять на диете, бедолага.
– Какого случая? – поинтересовалась я. – Тут я тоже не в курсе.
– Да когда нам на голову кирпичи посыпались, – Люба забылась, и ее рука сама потянулась к вазочке с конфетами.
– Кирпичи? Толик сказал, что этого не было.
– Толик? – Люба отдернула руку от вазочки и опять уставилась на бутерброды. – А говоришь, что не в курсе.
– Не в курсе. Знаю только, что не кирпичи.
– Ну да, не кирпичи. Но какая разница? Нам и гастарбайтерам было все равно. Они были тяжелые и упали сверху.
– Кто упали? – не поняла я.
Час от часу не легче! То на них канделябры пикируют, то толстые гастарбайтеры сверху валятся.
– Не кто, а что, – поправила меня Люба.
– Что? – переспросила я, вся превратившись в слух.
– Не помню, – Люба пожала плечами. – Ерунда какая-то архитектурная. Мы с Гулькой решили пообедать и зашли за Толиком на работу, что бы позвать его с нами в кафе.
– А где Толик сейчас трудится? – поинтересовалась я.
Совершенно вылетело из головы, что делает Гулькин муж в свободное от забот о драгоценной супруге время.
– Толик сейчас занимается электропроводкой в краеведческом музее. Так вот, идем мы с Гулькой к Толику. Сначала мы зашли в центральный вход, но там нам сказали, что электрики сейчас работают в доисторическом зале и пройти к ним можно через улицу. Надо только обогнуть здание со стороны моста. А там так кусты разрослись, что пройти можно было только вдоль стены, практически вплотную к ней. Мы и пошли. Стену как раз два узбека штукатурили. Мы свернули за угол, и тут сверху посыпались эти архитектурные излишества. Мы отскочили – я – в кусты, а Гулька и гастарбайтеры прижались к стене, и камни грохнулись между нами. Пренеприятнейшее ощущение, скажу я тебе.
– Могу себе представить.
Действительно, я очень живо представила себе беременную Гульку под грудой камней. Жуть. Аж мурашки по коже.
– Тогда все обошлось. Прибежал Толик, принялся нас успокаивать. Говорил, что здание – аварийное, нельзя ходить под стенами. Тут же организовал рабочих на крышу. Те все быстренько осмотрели, криминала не нашли.
– Какого криминала?
– Да никакого. Я даже подозреваю, что они никуда не лазили. Ты бы их видела! Опойки какие-то.
– А Толик?
– А что, Толик? Толик над Гулькой кудахтал. Да и здание, действительно, аварийное. Его надо было в леса одеть и ограждение поставить. Но у нас, как обычно, пока гром не грянет…
– Однако, судя по нашим одноклассникам, падения тяжелых предметов с высоты в последнее время здорово участились.
– И отказ тормозов, – мы с Любой заговорщицки захихикали.
Бутылка к тому времени почти опустела.
– Слушай, а здорово наши мужики изменились!
– И не говори, подруга. А еще говорят, что время безжалостно к женщинам. Какое хорошее вино.
– Ага, легкое и вкусненькое, как компотик. Да, по-моему, девчонки выглядят отлично. Я не имею в виду себя.
– Нет, нет, ты в порядке. Вот я себя запустила. Но, бизнес, сама понимаешь, времени нет.
– Не нарывайся на комплемент. Ты в отличной форме!
– Спасибо. Ох, ты же Липу не видела! Вот кто выглядит! Ее никто не узнал. Такая была серая мышка.
– А вот и нет! Я встретила Липу на вокзале и передала через нее черные платки, – язык у меня уже немного заплетался. – Я ее тоже не сразу узнала.
– Точно! – Люба неверной рукой стукнула себя по лбу. – Спасибо за экипировку.
Я разлила по бокалам остатки вина.
– О-бал-денно выглядит!
– Сногсшибательно! Но я ей не завидую.
– А чего завидовать? По-моему ходить на таких каблуках – сущее мученье. Не-е-ет, я тоже не завидую.
Мы с Любой опять довольно захихикали.
– Может, еще винца? – предложила я.
– Этого компота? Давай! – Люба с готовностью подставила стакан.
Во второй бутылке вино показалось кисловатым. Мы выпили еще грамм по двести, тут Люба вспомнила, что ей зачем-то надо быть дома, и засобиралась. Она нетвердыми шагами прошла в прихожую, уронила сумку и тяжело плюхнулась на пуфик.
– Хорошее вино, на вкус – компот компотом, а ноги не держат.
– Ага, по-моему, мы перебрали, – сказала я, тоже выходя в прихожую на неверных ногах.
– Мне надо идти, – Люба поднялась, держась за стену.
– Погоди, провожу, – я схватилась за плащ.
Плащ оторвался вместе с вешалкой. Нам с Любой это показалось жутко смешным. Мы резвились, спускаясь по лестнице, веселились, пока шли по нашей улице. Немного успокоились только на набережной, когда повеяло свежим ветерком.
– А оно быстро выветривается, – констатировала Люба.
– Как знала, с собой прихватила, – я показала горлышко бутылки, прикрытое плащом.
Интересно, зачем я вообще взяла плащ? Кругом – лето. Наверное, что бы бутылку прикрыть. Но вот бутылку-то я, с какой стати прихватила?
– Ух, ты! Молодец, Раиска! Давай присядем!
– Давай! Где?
– Где? – Люба огляделась по сторонам.
С одной стороны – река, с другой – здание краеведческого музея, окруженное разросшимся кустарником. Люба решительно свернула в сторону зарослей. Я – за ней.
– Здесь! – торжественно провозгласила Люба, остановившись у музейной стены. Стена была свежеоштукатурена до высоты человеческого роста. – А вот и кирпичи.
Действительно на газоне валялись какие-то останки, вполне возможно, что от той самой капители. Я подняла голову. Никаких обрушающихся колонн в этом месте на фасаде не было. Здесь вообще ничего не было. Стена была глухая и гладкая. Только под самой крышей какие-то кирпичные выступы, правда, без следов разрушения.
– Здесь на вас обрушилась капитель? – на всякий случай уточнила я.
– Что обрушилось? – Люба наморщила лоб.
– Капитель. Это такая часть колонны.
– Точно. Наверное, я не хочу здесь сидеть. Давай отойдем в сторону.
– Конечно, отойдем, – согласилась я.
Мы нашли между кустов уютную полянку и присели на мягкую траву.
– А знаешь, что интересно, – нахмурилась Люба, когда мы отхлебнули из бутылки. – Как на нас могла упасть часть колонны, если там никакой колонны вообще нет?
– И мне это тоже интересно. Ты место точно помнишь?
– Конечно. Вон там и камни до сих пор валяются.
– Камни могли перенести.
– Не смеши меня, – отмахнулась Люба. – Думаешь, кто-то стал перетаскивать камни с места на место? Здесь ни лесов не построили, ни ограждение не натянули. Кстати, и рабочих не видно.
– Действительно, время рабочее, а рабочих не видно, – согласно закивала я.
– Прямо каламбур какой-то! Или парадокс? – Люба озаботилась не на шутку. – Совсем распустились! Попробовали бы они у меня так филонить!
Люба погрозила кулаком в сторону музея. Я погрозила пальцем. Действительно, неподобающая трудовая дисциплина. И где? В очаге культуры.
– Как ты думаешь, куда все подевались? – спросила я.
– А вот пойдем сейчас и все выясним! – Люба встала с места и решительно шагнула в сторону музея.
– Пойдем! – я поднялась следом.
– Где тут у них вход? – Люба маршировала вдоль стены.
Вход мы нашли быстро. Он находился сразу за углом. Дверь была закрыта, но не заперта, хотя ни одной живой души поблизости не было ни видно, ни слышно. Сразу за дверью начиналась узкая темная лестница. Мы поднялись по ней почти на ощупь. Свет проникал откуда-то сверху. Двери на площадках второго и третьего этажей оказались заперты. Зато в потолке был приоткрыт люк. Оттуда и шел свет. Конечно, мы с Любой вылезли на крышу.
– А помнишь, тот случай в пятом классе? – Люба прыснула со смеху.
– Еще бы!
Мы с Любой переглянулись и, уже не таясь, громко расхохотались.
Как-то зимой, по-моему, это был четвертый или пятый класс, мы с Любой задержались после уроков, потому что ждали, когда начнутся занятия факультатива по географии. Мы стояли на площадке верхнего, третьего, этажа перед кабинетом и мечтали о том, как было бы здорово, если бы участников факультатива возили на занятия в те края, которые мы изучаем. Но мы были достаточно развиты интеллектуально, что бы понять всю фантастичность таких мечтаний.
– Вот если бы факультатив вел «волшебник в голубом вертолете»! – мечтательно закатывала глаза Люба.
– Хотя бы Карлсон! – весело смеясь, подхватывала я.
– Нет, лучше Нильс с дикими гусями! – заливалась Люба.
– Да кто угодно, только не Баба-Яга в ступе! – давясь от смеха, соглашалась я.
И тут над нашими головами раздался громкий стук. Стучали в потолок. От неожиданности мы с Любой заорали не своими голосами. Мы стояли на верхнем этаже. О том, что в потолок может стучать волшебник в голубом вертолете или Карлсон мы не подумали. Почему-то нам обеим пришла в голову Баба-Яга. И мы с громкими криками бросились вниз по лестнице. Замолчали, только оказавшись в битком набитом народом коридоре второго этажа. Мы с Любой стояли посреди коридора, взявшись за руки и озираясь вокруг полными ужаса глазами.
– Что с вами, девочки, привидение увидели? – участливо поинтересовалась какая-то старшеклассница.
Мы закивали головами. Наверное, вид у нас был очень испуганный. Потому что старшеклассница не отмахнулась и не стала над нами смеяться, она позвала стоявшего немного в стороне молодого человека. А, может, ей просто нужен был повод, что бы с ним заговорить. В любом случае школьному завхозу здорово повезло. Это он стучал снаружи в ведущий на крышу люк. Завхоз вылез на плоскую кровлю школьного здания, что бы почистить снег, а крышка люка упала и захлопнулась. Если учесть, что мы с Любой были единственные, пришедшие на тот факультатив, ведь даже учительница в этот день забыла о нем и не явилась, шансы завхоза попасть внутрь были очень невелики. Он ругательски ругал ветер, захлопнувший люк и глупых визгушек, от которых у него даже на крыше все уши заложило. На это старшеклассник авторитетно заявил, что завхоз должен быть по гроб жизни благодарен крикливым малявкам, потому как, если бы не они, то есть, если бы не мы с Любой, его окоченевшее тело, в лучшем случае через несколько дней смогли бы обнаружить с вертолета спасатели. Но это в лучшем случае. А могли и не обнаружить, если бы продолжился снегопад. Завхозу стало стыдно и на следующий день он принес нам с Любой по шоколадке. Мальчишки в классе долго смеялись над нами и даже изготовили две медали «За спасение замерзающих». Но мы не обижались, потому что понимали, что они нам просто завидуют. Ведь до сих пор никому в нашем классе, да и в других, наверное, тоже, завхоз шоколадок не дарил.
Мы с Любой похихикали, вспоминая давнюю историю, и прогулялись по плоской крыше. Собственно, гулять по крыше было не очень-то приятно. Она была черная и горячая. Чтобы не попасть в ситуацию, в которой оказался школьный завхоз, мы положили под дверцу люка бутылку. Прогулка по крыше никаких результатов не принесла. Мы обошли сложенные штабелями стройматериалы, видимо приготовленные для ремонта, перегнулись через парапет и сверху осмотрели место камнепада. Безрезультатно. Нигде никаких следов колонн или капителей.
– Не иначе нечистая сила, – пожала плечами Люба, и мы спустились на землю. То есть, не прямо на землю, конечно. Сначала мы спустились на лестницу. На лестнице сидел меланхоличный азиат и водил кисточкой по перилам.
– Здравствуйте, – сказала я.
– Почему не выставили ограждение и не обозначили опасную зону? – строго спросила Люба.
Рабочий посмотрел на нас, растерянно улыбнулся и пожал плечами.
– Где начальник? – опять сурово поинтересовалась Люба. – Начальник где?
– На-чаль-ни-ка! – просиял рабочий. – На-чаль-ни-ка не-ту! – радостно сказал он, кивая головой на манер китайского болванчика.
– Тьфу, – сказала Люба. – Морока одна. У меня сейчас бригада таких ремонт делает. Как чуть что, так сразу: «Моя твоя не понимать».
– Чего ж ты наших не наймешь?
– Наши еще хуже. Они только до аванса или до первой получки работают. А деньги получат – и поминай, как звали! Третью бригаду меняю! Сил моих нет!
Мы вышли на улицу. Под музейной стеной было по-прежнему пустынно. Никто ничего не штукатурил и лесов не строил.
– Мистика какая-то, – Люба с досадой пнула обломок капители. – Я, пожалуй, пройдусь пешком, а то, боюсь, хмель не выветрился. Надеюсь у тебя во дворе спокойно?
– В каком смысле?
– В смысле – машина до завтра постоит?
– Конечно.
Мы с Любой разошлись, каждая в свою сторону.