Марго Генер
Сердце Черной Пустоши. Книга 1
Соленые ночи, соленые дни.
Тянутся к сердцу лучи маяка.
Сердце любимой – заветный причал.
Черная Пустошь манит моряка.
Стелется низко дым над волной,
Грохот сраженья зовет побеждать.
Призрак любимой парит над кормой –
Черная Пустошь умеет ждать.
А-хой майна, а-хой вира.
Нас окружает без счету бойцов,
Грань между жизнью и смертью тонка.
Меченый зверем сжимает кольцо -
Черная Пустошь, спаси моряка!
Клонит корабль, рвет паруса,
Крутит и хлещет, и режет волной.
Кровью и смертью смывается страх -
Черная Пустошь не будет вдовой.
А-хой майна, а-хой вира.
Звезды качнутся, глядя на бой.
В свете луны не дрогнет рука.
Это неважно в каком из миров
Черная Пустошь хранит моряка.
Соленые брызги пронзят небеса,
Волны укроют сияние луны.
Дно устремится навстречу глазам -
Черная Пустошь, теперь мы одни.
Глава 1
Небо полыхнуло белым. Раскат грома прокатился с такой силой, что меня дернуло.
Вжав голову в плечи, я опасливо подняла взгляд к затянутому тучами ночному небу. В этот момент на щеку упала холодная капля и прокатилась холодной дорожкой к шее. Я дернулась, откидывая рыжие локоны, но за каплей упала следующая, и через секунду тысячи струй обрушились на Аварон, Город забытых.
Хлопнув по коврику, на котором летела с вечерних гуляний, я приказала:
– Гони быстрее!
Коврик недовольно шевельнул левым краем, а я повторила:
– Да быстрее же! Вымокнешь, разобьемся оба.
Коврик ускорился, в ушах засвистел ветер, а лицо облепила водяная пленка. Наконец, рассекая потоки воды, мы влетели в окно башни и грохнулись пол.
Пару секунд приходила в себя, мысленно проверяя, все ли кости на месте, а когда подняла голову, передо мной застыла экономка с таким взглядом, что захотелось провалиться в подвал.
– Мисс Элизабет… – проговорила она холодно.
Мои очки, в которых люди выглядят эльфами, а лошади единорогами, соскользнули с носа. Я попыталась поправить, но они снова упали, на этот раз до подбородка, повиснув левой дужкой на ухе.
С брезгливостью и изумлением, словно ей подали жабу вместо ванильного пудинга, Бенара наблюдала, как я воюю с тетушкиным подарком, пытаясь не дать ему разбиться о пол. Губы экономки презрительно кривились, нос морщился, а глядя на ее тощую фигуру казалось, что хозяйка здесь она.
Когда я, наконец, поднялась, водрузив розовые очки на место, экономка резко вскинула подбородок. Изумруды в оттянутых мочках качнулись, а Бенара произнесла:
– Вас вызывают к его светлости… Извольте привести себя в подобающий вид.
Она окинула меня очередным взглядом, который любого другого непременно размазал бы по полу, и добавила:
– Насколько это вообще возможно…
Я торопливо осмотрела себя.
После Ночи костров платье превратилось в опаленное тряпье с дырами размером с дыни. Лоскуты, которые остались от подола, поднимаются ветерком, что влетел следом в раскрытое окно. Чулки на колене разлезлись, а носок туфли беспощадно стесан.
Я защелкала пальцами, пытаясь срастить дыры. Но насквозь пропитанное противомагическим раствором платье не пожелало слушаться.
С выражением осуждающего сочувствия экономка посмотрела на мои старания сверху вниз потому, что выше меня на голову. А я гордо поправила перемычку, что скрепляет розовые стеклышки на носу, и замерла с невозмутимо-вопросительным видом, мол, кого мы ждем.
Бенара потянула носом воздух, глаза при этом расширились. Я последовала ее примеру, и сердце в груди замерло.
В воздухе намертво застыл едкий запах грозы и химических реактивов, вперемешку с магическим, отдающим аммиаком, дымом.
– Мисс Элизабет, – нервно выдавила экономка. – Вы обещали и думать забыть об опытах над стихиями. Хотя бы пока не восстановите магический резерв после прошлого раза!
Но я задрала подбородок и широко улыбнулась, мол, где доказательства, что пахнет от меня.
Бенара надула тощие щеки, от чего они стали похожи на шкурку надутой лягушки, и жестом пригласила следовать за ней. Нацепив дежурную улыбку, я провела ладонями по остаткам прически и, чуть присев, кивнула.
Мы шли по извилистым коридорам, спускались и поднимались по лестницам.
Несмотря на то, что выросла в этом замке, запомнить, где располагаются покои дяди не могла. Бенара же идет передо мной с гордо выпрямленной спиной, словно бродить по анфиладам ее главная обязанность, и экономка ориентируется в них лучше, чем разбойник в лесу.
Когда остановились перед массивной дверью, Бенара оглянулась. С плохо скрываемым недовольством покачала головой и проговорила:
– Леди Элизабет, не хочу вас пугать, но его светлость не в духе. Во всяком случае, мне так показалось.
Я выпрямилась и отмахнулась.
– Не в первый раз. Справлюсь. В конце концов, он сам отпустил меня на Ночь костров.
– Все же, – сказала Бенара, – рекомендую подготовиться. Мне думается, дело не в кострах. Хотя будь моя воля…
С этими словами она распахнула двери и буквально втолкнула меня.
Когда оказалась в зале, освещенном лишь одной связкой свечей, по спине пробежала холодок. Покои дяди всегда навевали жуть, а в грозу казались особо зловещими.
Я шумно сглотнула, подбирая истрепанный подол, и медленно двинулась через зал. Стены и потолок утонули в темноте. Показалось, их вообще нет, а сам зал находится за пределами человеческого мира, где есть лишь полоска света в середине зала и широкий стол.
Когда свечи затрещали, я охнула, а из мрака к столу выступила темная фигура и произнесла:
– Элизабет. Я ждал тебя весь вечер для серьезного разговора.
Стараясь не дышать, я приблизилась на пару шагов, незаметно выдохнула и пригладила то, что осталось от платья, застряв рукой в прорехе. Когда нервно дернула пальцами, одним разрезом в юбке стало больше.
Потом вспомнила, что не поприветствовала дядю, как полагается и присела в книксене, стыдливо потупив взгляд. Лишь после того, как просидела в поклоне пару мгновений, осмелилась поднять глаза на дядю, который успел усесться в кресло с высокой спинкой.
Лорд Гриндфолда словно постарел на сто десять лет за мое отсутствие, пухлые щеки повисли брылями, отчего дядя напомнил грустного мопса. Он окинул меня рассеянным взглядом, и проговорил:
– Наш правитель, Лиззи, преславный Радилит…
– Да славится имя его, дядя, – подхватила я тоном благовоспитанной леди.
– Да славится имя его, – согласился дядя с кислым видом и продолжил: – Стареет. И в последнее время стал совсем плох…
Он побарабанил пальцами по столу, отчего мерцание свечей зарябило, стало тревожным, а по кабинету запрыгали тени.
– Да, дядя, – тихо проговорила я. – Я знаю.
Мощный удар кулака обрушился на стол, раздался звон хрустального графина, ни в чем не повинная мебель подпрыгнула на месте.
– Она знает, – прошипел дядя, и тут же утратил общие черты с грустным мопсом, обретя привычное сходство с василиском. – Скажите на милость, леди! Она знает, и продолжает вести себя, как непотребная девка из института!
Дядя приподнялся, упираясь ладонью о лакированное дерево, кулак второй руки занес над столом, но удара не последовало.
Пухлые губы беспомощно приоткрылись, дядя охнул и осел в массивное кресло, одной рукой схватившись за сердце, а другой рванув ворот сюртука.
Откинувшись на спинку стула, он несколько минут тяжело дышал. Блики свечей в полумраке сделали его похожим на восставшего мертвеца, и я поежилась, опасаясь, что дядя, вопреки советам лекаря, воспользовался услугами колдуна из нижних кварталов.
Очень хотелось напомнить, что в Ночи костров я участвую с тринадцати лет. И что именно дядя поощрял мое увлечение алхимическими порошками. Но глядя на лицо лорда Гриндфолда, сочла за лучшее промолчать и терпеливо ждала.
Спустя вечность, дядя снова взглянул на меня.
– Ладно… – проговорил он устало. – Не сейчас речь не об этом…
По спине пробежала новая волна холода. Я нервно сглотнула и сделала шаг, надеясь, что, когда он увидит раскаяние в моих глазах, все проблемы решатся сами.
Он произнес, указывая на стул, который выплыл из темноты и опустился рядом с ним:
– Элизабет, сядь.
Чувствуя, как сердце начинает стучать быстрее, я подошла и опустилась на сидение.
– Что-то случилось, дядя? – спросила я тихо.
– То, чего мы боялись, – отозвался он, опуская голову.
Меня окатило морозом, зубы застучали, пришлось собрать волю, чтобы хоть немного взять себя в руки.
Я спросила дрожащим голосом:
– Хочешь сказать…
– Да, Лиззи, – обреченно сказал лорд Гриндфолд. – Он вернулся. Да, я знаю, мы надеялись, что он сгинет на этой войне. Что северный народ сломит его, разобьет. Но он выстоял. Он вернулся.
– Нет… – только и смогла выдохнуть я.
– Мы обещали, Лиззи… Мир между нашими королевствами возможен только при одном условии.
Я вскочила, едва не опрокинув стол. Ужас и безысходность захлестнули с такой силой, что меня повело в сторону, а щеки обожгло горячим.
– Я… Я не хочу, – прошептала я дрогнувшим голосом, чувствуя, как из груди вот-вот вырвутся рыдания.
Дядя уронил голову в ладони, сдавливая виски пальцами. Послышался его тихий, полный безысходности голос.
– Знаю, Лиззи, – сказал он. – Знаю. Но мы обещали тебя. Думаешь, мне хочется отдавать единственную племянницу этому монстру? Пресветлый Радилит знает, что если бы я мог, я бы отдал свою голову, лишь бы тебя оставили в покое. Но ты лучше меня знаешь…
– Слово крови, – прошептала я, обхватывая озябшие плечи. – Слово треклятой крови!
– Да, Лиз. Мы заключили мир на крови. Ты понимаешь, что это значит?
– Что они вольны потребовать… ради мира, – прошептала я.
Лорд Гриндфолд кивнул, глядя не моргающими глазами на свечи.
– В твоих жилах кровь дома Гриндфолд, Лиззи. Королевская кровь твоего отца. Ты знаешь, что это значит. Ты помнишь, что тебя воспитывали, как принцессу.
– До раскола, – прошептала я. – До того, как меня привезли в Аварон. Когда не стало родителей, я думала, что жизнь закончилась, что я никогда больше не буду счастлива… А здесь ты и тетя… И даже эта несносная Бенара, и все меня любили. И можно было забыть обо всем… обо всем… как о страшном сне. Вы с тетей сделали все для того, чтобы я забыла…
– Эльвира, – голос дяди прозвучал глухо. – Она… Она…
– Тетя, – с нажимом повторила я, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче.
Я очень жалела, что мы ни разу не говорили с дядей о том, что произошло с его любимой женой, и точно не хотела, чтобы этот разговор случился сейчас. Но, видимо, на то воля богини света, покровительницы Аварона.
– Тетя хотела, чтобы я овладела магией, – торопливо, опасаясь, что дядя остановит, заговорила я. – Это ведь она научила управлять даром, и ты… ты был этому рад! Ты ни в чем не мог ей отказать…
Лорд Гриндфолд резко отвернулся, так что передо мной оказался его гордый, непримиримый профиль.
– Дядя, не отворачивайся, прошу! – воскликнула я. – Когда-то нам пришлось бы поговорить об этом… Не думала, что так. Ты ведь обещал тете Эльвире, что я не брошу магию, что я поступлю в институт!
Дядя повернулся ко мне, но глаза опустил, словно увлечен узором на столе. Я заговорила быстрее:
– Я понимаю, что мир в королевствах, мир на крови выше любых обещаний, выше семьи, выше всего на свете.... Но… Как же так? Что со мной будет?
Дядя так и не поднял на меня взгляд.
– Завтра, – сказал он.
– Принц будет здесь завтра?! – в ужасе воскликнула я, и беспомощно заозиралась, словно Черный принц вошел следом за мной.
Дядя вытер пот со лба.
– Принц? – устало спросил дядя. – Конечно, нет. За тобой прибудет виконт де Жерон, правая рука Черного принца… Он сопроводит тебя в твой новый дом.
– В дом, где сгинуло уже тринадцать невест! – выкрикнула я, вцепившись в подол. – Тринадцать! Клятых! Невест!
– Слово крови, Лиз. Наш дом всегда соперничал с домом Свартов. Если бы не слово крови, что леди Элизабет Гриндфолд, по достижению совершеннолетия станет обещанной невестой дома Свартов, тебя не удалось бы вывезти из Изумрудного Нагорья. Ты была совсем крошкой, и не помнишь, что пресветлый Радилит настаивал, чтобы ты воспитывалась в его дворце, в Огненных Землях, и отступил, только когда мы с Эльвирой дали клятву на крови. В память о твоей маме правитель разрешил забрать тебя в Аварон.
– Я помню, – прошептала я. – Не все, но помню.
– Вот и умница, – устало сказал дядя. – Ты понимаешь, что когда-нибудь Гриндфолды снова займут власть. Когда-нибудь… И если к тому времени во главе всех семи королевств будет стоять правительница из дома Гриндфолд…
Я ахнула. То, о чем говорил дядя, называли изменой. Хоть возраст и здоровье правителя ни для кого не секрет, вряд ли кто-то осмелится, открыто, как лорд Гриндфолд, рассуждать о новом государственном перевороте.
Дядя глянул на мои хлопающие ресницы и поморщился.
– Перестань, Лиз, – попросил он. – Ты не так наивна и вовсе не глупа. То, что я говорю, очевидно, как день. Единственная причина, по которой не стоит говорить о своих планах вслух – рано. Пока рано. И сейчас нам всем нужен мир. Ты, как никто, должна это понимать.
Я беспомощно поправила очки, оглядела колени, которые видны в дырах на платье. Недавний страх, что дядя узнает о наших с Нинель опытах над стихиями, показался бесконечно далеким и детским, а ссоры с Бенарой пустяком и глупостью.
Лорд вымученно улыбнулся.
– Хорошо, что ты славно повеселилась в Ночь костров, дорогая… Это была последняя твоя ночь среди магов… Ты знаешь, как относятся к магии за пределами Аварона.
– Дядя, – прошептала я.
– Иди, дорогая, иди, – устало сказал дядя, стараясь избегать контакта с глазами. – Тебе надо собрать вещи, попрощаться… неважно… Слово треклятой крови, как же это все уже неважно!
Обратно я шла на деревянных ногах.
Бенара ждала у двери и сопровождала меня до покоев, но я почти не видела, куда иду и в пол уха слушала, как она рассказывает о жизни вне Города забытых, об опасностях, которые подстерегают магов за стенами, и еще что-то. Но у меня перед глазами застыл лишь образ Черного принца, которого никогда не видела, но о котором слышала столько леденящих душу легенд, что хватит на фолиант.
Когда добрались до дверей моей комнаты, Бенара впустила меня и проговорила:
– Отдыхайте, леди. Завтра у вас трудный день.
– Завтра у меня трудная жизнь… Начинается, – проговорила я не своим голосом и закрыла дверь.
Оставшись одна в покоях, которые украшала самолично, развесив под потолком шелка и балдахины, расстилала ковры, создавала с помощью порошков узоры на простынях, я застыла.
Пару минут просто глядела на высокую кровать, окно в человеческий рост, летучий коврик на спинке стула, который Бенара успела повесить сушиться. И вдруг поняла, что больше этого не увижу. Это последняя ночь, когда могу насладиться покоем и безмятежностью родного дома.
Дав волю чувствам, я бросилась к постели. Рухнув, прорыдала около часа. Истерика так вымотала, что даже когда буря за окном усилилась, не смогла подняться и закрыть окно. Прошли еще пара часов самобичевания и жалости прежде, чем смогла заснуть.
Спала плохо. Постоянно казалось, что убегаю от Черного принца, а он со зловещим хохотом догоняет на огромном коне. Я кричу, прошу, оставить меня в покое, пощадить, но он хватает за пояс и перекидывает поперек коня…
Проснулась в холодном поту от того, что в дверь громко стучат.
Я не сразу поняла, что страшный, леденящий кровь, хохот, и полное грозы небо под копытами огромной черной лошади всего лишь сон, и слабо вскрикнула.
– Кто там? – спросила я, устыдившись собственной трусости.
– Завтрак, леди! – раздалось из-за двери, и я ошалело затрясла головой, пытаясь разделить сон и явь.
Когда это кое-как удалось, я прокричала:
– Убирайся в преисподнюю, Бенара!
Дверь с треском распахнулась и в спальню, отодвинув замершую на пороге горничную с подносом, вбежала Нинель. Кудрявая, раскрасневшаяся, в застегнутом на все пуговицы платье цвета взбесившейся морковки под цвет волос, подруга запрыгнула прямо в постель, не позаботившись сбросить туфли, и затараторила.
– Лиз! Лиззи… Я знаю! Я все-все знаю! Все уже знают, Лиззи, все только о вашей помолвке и говорят!
– Помолвке, – предательски дрогнувшим голосом прошептала я, стараясь избегать встречаться глазами с Нинель. – Это называют помолвкой…
Я уставилась на горничную, которая торопливо расставляет блюда и чашки на низком прикроватном столике, бросая настороженные взгляды на Нинель.
Дождавшись, когда горничная закончит, я сказала ей:
– Ты можешь идти.
– Да, миледи, – коротко ответила девушка и, присев, вышла.
Стоило двери захлопнуться, я вцепилась в руку Нинель мертвой хваткой и прошептала:
– Не было никакой помолвки, Нинель! Было слово крови… Было обещание, никто не верил… Никто не верил, что очередь дойдет до меня. Даже разрешили привезти меня сюда, в Аварон, после раскола. И вот… Было тринадцать девушек, и все они погибли. Все думали, что единственный сын короля теперь никогда не женится, и молились о том, чтобы боги благословили правителя Радилита другими сыновьями… Но после смерти королевы Августы, матери Карла Сварта ни одна из королев не родила! Ни одна! И вот, преславный Радилит так плох, что вряд ли сможет зачать других сыновей. А принц.... Его не было три года, Нин! Дядя обещал меня правящему дому чтобы заключить мир… И чтобы вывести оттуда… Все тогда думали, что это формальность. Я думала, что это формальность!
Я прижала пальцы к вискам, зажмурилась, затрясла головой, стараясь выгнать жуткие картины, что рисовало не в меру услужливое воображение.
На плечо легла теплая ладонь, робко провела и замерла, словно боялась лишний раз потревожить. Я всхлипнула, а со стороны окна послышался писк.
Резко обернувшись, я подставила руку, и на ладонь приземлился маленький дракончик. Совсем еще зеленый, больше похожий на нетопыря, чем на грозного защитника.
– Больше не бегать мне в лавку старого алхимика, – пробормотала я, почесывая малышу пузо. – Нинель теперь позаботится о тебе, она хорошая…
Подруга закусила губу и подставила ладони лодочкой, готовясь принять дракончика, но в последний момент отвела руки и подняла на меня недоумевающий взгляд. Рыжие бровки нахмурились, губы поджались.
– Ты не забывай покупать ему свежую кровь, – попросила я и шмыгнула носом. – И меня не забывай…
Нинель смотрела на меня непонимающе, словно пытается решить в уме сложную алхимическую задачу, потом спросила:
– Погоди, ты разве не берешь его с собой?
Я покачала головой.
– Кто мне разрешит?
– Но это же твой питомец! – воскликнула Нинель, вскакивая с постели. – Как они могут забрать у тебя дракончика?
– Нинель, – проговорила я упавшим голосом. – Там, куда меня увезут, нет магии. Она запрещена. За ее использование – смерть. И ни дракончики, ни летучие коврики, ни даже магические очки… Их тоже придется оставить. Могу подарить тебе.
Нинель выхватила зверька у меня из рук и прижала к груди, словно боится, что отнимут, побьют, поругают. Тот запищал, недовольный, что его сдавили чужие руки, и переполз ей на плечо, дерзко задрав мордочку.
Нинель откинула рыжий локон со лба и спросила участливо:
– Так значит, это все? Мы больше…
– Не увидимся, – закончила я вместо нее.
Подруга пару секунд смотрела на меня, круглыми, как чайные блюдца глазами, потом губы задрожали, и она бросилась мне на шею, громко рыдая и причитая, как кухарка с нижнего этажа.
Долго сдерживаться я не смогла и, спустя мгновение, мы обе рыдали и всхлипывали, обнимаясь и прощаясь.
Тем временем, в комнату вошла экономка. Она остановилась в середине и с холодным спокойствием взирала на наше прощание, но когда Нинель пошла на второй круг, громко покашляла и проговорила:
– Леди Элизабет, вам нужно привести себя в порядок. Виконт уже прибыл.
Глава 2
Горло перехватило ледяной лапой. Осторожно выбравшись из объятий Нинель, я подползла к краю постели и спросила нервно:
– Уже?
– Они с лордом Гриндфолдом завтракают внизу. Вам лучше спуститься.
Бенара обернулась и щелкнула пальцами, высекая над высохшими перстами едва заметную искру.
Повинуясь знаку Бенары, в комнату впорхнуло сразу трое горничных. Та, что приносила завтрак, недовольно покосилась на Нинель и на нетронутые блюда, но высказаться не посмела.
Первая из девушек держит на вытянутых руках что-то небесно-голубое, струящееся и блестящее, руки второй заняты чем-то темным, через плечо перекинуты какие-то вещи. В руках третьей горничной сверток, в каких обычно хранится обувь.
– Вот что, леди, – хмуро проговорила Бенара, потирая раскрасневшийся нос. – Здесь вы вольны были выглядеть, как заблагорассудится, даже если ваш вид не лучше институтки из неблагополучной семьи…
Экономка окинула меня оценивающим взглядом, намеренно игнорируя Нинель, словно моя подруга пустое место, а я поняла, откуда в лексиконе дяди взялись «эти непотребные девки из института».
– С этого дня, – продолжала Бенара голосом классной дамы, – вам надлежит думать не о своих сумасбродных выходках, а о престиже дома, к которому вы имеете честь принадлежать.
– С этого дня, – проговорила я, вытирая щеки, – не тебе указывать мне, что делать.
Бенара опешила, даже головой потрясла, точно надеялась, что ей послышалась. Пожевав губами, произнесла.
– Вам лучше поспешить, мисс. Освежитесь, будьте любезны. Нам давно пора приступить к одеванию.
Она строго посмотрела на Нинель и добавила:
– А вам, мисс, лучше отправиться туда, где вы будете чувствовать себя… Более уместно.
Я вспыхнула, но Нинель ничуть не обиделась на слова экономки. Схватив дракончика, который успел слезть с плеча и ходил по кровати, приминая лапами одеяло, вышла с гордо поднятой головой.
Я стиснула зубы изо всех сил, пока дракончик обиженно вопил, пытаясь вырваться из рук подруги. Нинель гладила его, прижимая к груди, шептала что-то утешающее, но мой питомец плакал, как ребенок, который не понимает, за что его наказывают.
Бенара проводила Нинель строгим взглядом и дала молчаливое указание служанке. Та, повинуясь каким-то лишь ей известным сигналам, скрылась в чулане. Послышался шорох, потом скрежет, словно тащат что-то тяжелое. Через минуту в дверях чулана появился зад служанки.
Пыхтя и согнувшись, как прибитая, она тащила деревянную лохань. Бенара наблюдала за ней, нервно поглядывая на крохотные часы на цепочке, которые всегда носит в кармане юбки. Когда, служанка, наконец, вытащила корыто, Бенара произнесла:
– Прекрасно. Можешь быть свободна. Пока. А вы, леди, можете воспользоваться магией в последний раз, чтобы наполнить ванну.
– Мне не требуется разрешение, чтобы пользоваться магией дома, – отозвалась я, сползая с кровати.
– Разумеется, – согласилась экономка. – Но вам придется привыкать к подчинению. О принце Черного дома говорят разное, но все хором твердят, что он властолюбив.
Я тяжело вздохнула и подошла к корыту. Хлопнув в ладоши, произнесла пару простых фраз на хорошем аваронском. Когда над лоханью образовалась темная воронка с крошечными всполохами, отошла и стала ждать, пока природа сделает свое дело.
Едва тучи сгустились, из них хлынул дождь ровно в корыто, не проливая ни капли на пол. Заполнив его до половины, туча рассеялась, а я вновь подошла к лохани и потерла ладони, словно развожу костер с помощью палки и мха.
Между пальцами сверкнули искры, я опустила ладони над водой, и та, через пару мгновений, стала парить.
– Готово, – сказала я, победно взглянув на экономку.
– Прекрасно, – отозвалась она. – Забирайтесь и хорошенько вымойтесь. Не стоит выходить к виконту с заспанными глазами и… Остальным.
– Могу я остаться одна? – спросила я, заранее зная ответ.
– Леди, – тоном, которым говорят с умственно отсталыми детьми, сказала экономка. – Нет времени нежиться в лохани. Если бы, конечно, вы не потратили утро на прощание… с этой.... С этой…
– Осторожно, Бенара, – проговорила я. – Ты говоришь о подруге невесты принца из правящего дома.
– С этой институткой, – нашлась Бенара и красноречиво постучала ногтем по циферблату часов.
Вздохнув, я потянула за шнурки на шее, сорочка скользнула по телу и осела у ног. Переступив через тонкую ткань, вошла в воду.
Одна из девушек добавила в лохань несколько капель масла гардении, вторая услужливо протянула жидкое мыло. Хорошенько взбив пену на волосах, я наклонила голову, пока ее поливали из ковша. С обернутым вокруг головы тюрбаном я закончила водные процедуры.
Стоило встать, на плечи опустилось подогретая банная простынь, и я укуталась в мягкую ткань. Переступив борт лохани и подождав, пока коврик впитает лишнюю влагу, прошла к тяжелому, в полный рост, зеркалу в кованой раме.
На меня взглянула и захлопала ресницами высокая девушка с голубым тюрбаном на голове. Под припухшими ярко-зелеными глазами пролегли чуть заметные тени, обескровленная губа закушена. Рыжий локон вырвался из голубого плена, упал на бледный лоб.
– Краше кровь сцеживают, – пробормотала я.
Бенара нарочито участливо подняла тонкие брови.
– Вам без этих ваших очков намного лучше, – фальшиво пропела она.
– Без этих моих очков хвост у тебя совсем облезлый, – буркнула я себе под нос.
Экономка взвизгнула и обернулась, подбирая юбки. Тут же приняла степенный вид, хотя видно, сохраняет лицо только потому что уверена, больше я сюда не вернусь.
Сразу несколько пар рук протянулись ко мне с деталями туалета – от чулок и тонкой батистовой сорочки до корсажа, панталон, рубахи, шейного платка. Ловкие пальцы служанок заскользили по телу, быстро одевая меня, расправляя на одежде складки. Чьи-то заботливые руки стянули с головы тюрбан. Вырвавшиеся на свободу локоны защекотали шею, кто-то из девушек принялся сушить их подогретым полотенцем, которое предварительно пропитали несколькими каплями масла гардении, моего любимого аромата.
В глазах, то и дело, начинало щипать, на них наползала мутная пелена, а мысли убегали куда-то далеко. Я не сразу поняла, что меня облачили в платье, лишь, когда снова взглянула в зеркало, ахнула.
Девушка в длинном бирюзовом платье, расшитом серебром, с россыпью мелких речных жемчужин по подолу и широким, с разрезами от кистей, рукавам, оказалась мне незнакома. Волосы цвета спелого апельсина, подняли вверх, уложили в объемный пучок и закрепили шпильками с жемчужными головками. Два длинных локона выпустили из прически и завили, так, что шея сразу стала длиннее.
Я закусила губу. Новый образ, что показывает зеркало, из тех, что мы с Нинель в насмешку звали "взрослыми". Он умело скрыл душевную боль, и даже припухшие веки перестали бросаться в глаза.
Словно прочитав мои мысли, Бенара удовлетворенно кивнула.
– Взрослость вам к лицу, леди. Хвала богам, все это плебейское институтское непотребство остается здесь. За ночь по вашим меркам вам сшили новый, приличный гардероб.
– Плебейское? – переспросила я. – Должно быть, с возрастом ты стала забывчивой, Бенара. Учебное заведение, в котором учится Нинель, и в которое дядя обещал отдать меня… И отдал бы, если бы… Неважно… Так вот, это заведение называется Институтом Благородных Волшебниц. Благородных. Тебе о чем-нибудь говорит это слово?
Бенара скривилась.
– Его так назвали, чтобы уравнять каких-то безродных с леди, словно магия может заменить цвет и древность крови.
Она брезгливо пожевала губами и ехидно добавила:
– Если наша увлекательная дискуссия окончена, может, вы наконец, перестанете задерживать виконта де Жерона. Вам предстоит слишком долгий путь, леди, чтобы можно было позволить себе роскошь тратить время на размышления о том, чего уже никогда не будет.
Не утруждая себя ответом, я покинула покои. И в сопровождении лучащейся счастьем Бенары спустилась в малый обеденный зал.
Когда я переступала порог, высокий мужчина с волосами цвета первого снега, убранными в низкий хвост, встал из-за стола.
Виконт де Жерон оглянулся, и я замерла, встретившись с ним глазами. Голубыми, как льдины, и такими же холодными. Одет в черный камзол и кюлоты, черные сапоги, черным жемчугом расшиты рукава камзола, стянутые на запястьях.
– Видимо у Черного принца даже слуги носят черное, – вырвалось у меня вместо приветствия.
Дядя громко икнул и зажал рот ладонью, я же медленно присела в реверансе.
– Извините меня за мой неуместный наряд, милорд. Мне тоже следовало облачиться в вороний.
Все еще сидя в поклоне, подняла глаза на виконта, нацепив маску чопорности и смирения. Но тут же вспыхнула от гнева, когда вместо ответного поклона, виконт сложил на груди руки, а взгляд сполз прямо на содержимое моего декольте.
Чувствуя, как запылали щеки, я поднялась, не дожидаясь приветствия.
Виконт де Жерон обернулся к дяде, который тут же отнял ладонь от губ и убрал руки за спину.
– Красота вашей племянницы превзошла самые смелые слухи. Правящий дом не забудет вас, лорд Гриндфолд.
Снова бросив на меня леденящий душу взгляд, виконт коротко обронил:
– И я не слуга принцу, леди. Я его друг. И соратник.
Не успела я придумать достойную колкость, как из распахнутого окна раздался оглушительный писк и сердце мое болезненно сжалось.
В следующий миг я прижимала к груди вопящего от радости и обиды дракончика. Питомец пищал, кричал и норовил облизнуть меня раздвоенным языком.
– Лиззи, милая! – крикнула Нинель, вбегая в зал, и путаясь в юбках. – Он удрал! Хитрый прощелыга! Ой, простите, лорды, леди....
Подруга остановилась, словно натолкнулась на невидимую стену, и в спину ей врезались, один за другой, горничная с лакеем, которые, должно быть, наивно хотели воспрепятствовать Нинель войти.
Нинель не устояла на скользком, натертом воском, полу, и, взвизгнув почище дракончика, растянулась, выезжая в самый центр зала. Ярко-оранжевые юбки с несколькими разрезами задрались, и в прорезях замелькали аппетитные ножки в персиковых чулках и изящных туфельках с красными бантиками.
Горничная, что бежала за Нинель тоже не удержалась на ногах, падая сверху. Следом с воплем испуганного осла обрушился пожилой лакей. Падая, он схватился за чепец служанки, и оказавшись на скользком полу, перевернулся на спину, размахивая кружевным чепчиком, как белым флагом.
Дядя, наблюдавший эту картину поверх пенсне, крякнул, отступил и сел на стул, аккуратно сложив руки на коленях.
У Бенары, которая все это время оставалась у дверей, задергался глаз.
Дракончик в моих руках увидел Нинель и завопил, как поросенок на бойне.
Виконт де Жерон перевел взгляд с кучи слуг на меня, нервно гладящую питомца и хлопающую ресницами. Он пару секунд бесстрастно смотрел, а потом оглушительно расхохотался, запрокинув голову.
Пока подруга, дуя щеки и не очень спеша оправить юбки, поднималась, лакей с горничной спешно удалились из зала под бешеным взглядом Бенары. Я пыталась успокоить вопящего питомца, а виконт, наконец, закончил смеяться и обратился ко мне с веселой улыбкой:
– Похоже леди чем-то напугала бедного зверька. Я бы на вашем месте не доверял питомца, столь опасной… Простите, леди, не имею чести знать вашего имени, даме…
