Марго Генер
Варвара. Наездница метлы
Посвящается бабушке, ее предкам и потомкам.
Пролог
Дверь с грохотом отворилась. На пороге из темноты возникла высокая фигура в длинной черной одежде. Острый конец шляпы уперся в потолок, с бортов текут ручьи, оставляя на полу небольшие лужи, и по щелям между досками стекают обратно на улицу.
В руке фигуры метла, длинной в полтора человеческих роста. Помело от воды распушилось, прутья торчат в стороны, словно усы рассерженной кошки. Женщина стряхнула капли с плеч и постучала черенком по краям шляпы. В стороны полетели капли, и летели до тех пор, пока шляпа не стала сухой.
Поставив метлу у стены к двум другим, женщина проговорил резко:
– Погода никудышная. Что за срочность? Предупреждаю, если вызвали из-за пустяка, в следующий раз не полечу. Даже если небо рухнет.
Ведьма закончила отряхивать одежду, и закрыла дверь – брызги от ливня попадают на помело, а оно и так натерпелось за полет сквозь грозу.
Потом сняла шляпу и положила на полку, где аккуратным рядком застыла шляпа с повисшим краем, по последнему слову моды. За ней притаилась шляпа вообще без бортов.
Женщина покривилась, в голубых глазах сверкнул лед, она обернулась в середину дома. На сухом, почти без морщин лице, застыл вопрос, а длинный, крючковатый нос шевельнулся, будто пытается уловить едва заметные запахи.
– Носить чародейские шляпы – моветон, – презрительно проговорила она и провела пальцами по седому пучку на макушке. – Не верится, что в наш нерушимый Круг пробралась эта зараза.
– Не причитай, – отозвалась упитанная старуха за столом. – Легче отбиться от приставаний Асмодея, чем тебе угодить. Вон, даже погода попортилась от твоего злобства.
– Я не злобная, а прямолинейная, – сообщила первая ведьма так, словно это очевидная истина. – В такую погоду, ни одна приличная карга не вылетит. Одни неприличные летают.
Она подошла к печке и подставила ладони к огню. От одежды повалил пар, ткань расправилась и заблестела, как настоящий атлас. Ведьма довольно вздохнула и лицо расплылось, как у кота, получившего миску сметаны.
– Хорошие поленья, – проговорила она, – долгоиграющие. Надо и мне таких.
– Надо, – согласилась вторая. – Только за ними через горы в Тулуарский лес слетать придется. А там яга.
Первая ведьма резко обернулась, глаза округлились.
– Сдурела ты, карга, такое на ночь говорить? Еще яги нам не хватало. И так ее рой через Долину летает.
Старуха за столом достала мундштук, в котором торчит короткая, но толстая самокрутка, и щелкнула пальцами. Самокрутка вспыхнула, кончик затлел, тихо потрескивая, словно что-то шепчет на лишь ему понятном языке.
Откинувшись на спинку стула, вторая ведьма приподняла края мундштука. Самокрутка моментально прогорела, пепел осыпался прямо на пол, но ведьма даже не посмотрела.
– Зачем зажигать, если не куришь? – фыркнула остроносая.
Ее платье окончательно высохло. Она подошла к столу и чинно опустилась на деревянный табурет.
Вторая ведьма покрутила сгоревшую самокрутку перед носом. Левый глаз прищурился, всматриваясь в тлеющий огарок.
– Курить вредно, – произнесла она. – От этого кожа портится. Зато глянь, какая я загадошная. Прям как Дона Эльза на картине.
– Дона Эльза не курила, – произнесла остроносая карга и поправила выбившуюся из пучка седую прядь. – Так что за дело? Обратно по такой погоде не полечу. Дождь прекратится только утром, придется терпеть меня всю ночь.
– Да уж, счастье привалило, – хохотнула толстуха, ковыряя в зубе. – Но мы постараемся побыстрее.
Остроносая скривилась и произнесла едко:
– Премного благодарна.
Из темного угла шагнула третья ведьма, совсем молодая, с огненно-рыжими волосами и глазами цвета травы. В руках небольшой пузырящийся котел. По всем законам физики он должен оставлять ужасные ожоги на нежной коже, но ведьма держит чугунок и лишь улыбается.
Пройдя по скрипучему полу, рыжая поставила котел на середину стола, и все трое одновременно заглянули внутрь.
Прозрачная зеленоватая жидкость пенится, выплескивая на столешницу капли, похожие на изумруды. В середине что-то шипит и посвистывает.
Первая ведьма потянула носом и удивленно приподняла бровь.
– Ямайский перец? – поинтересовалась она.
Губы рыжей растянулись в кривой улыбке, она откинула непослушные космы, и проговорила:
– Он самый. Пришлось три дня за ним гоняться. Обычно кладу его в молодильное зелье, а тут решила в зрячий котел добавить. Для качества изображения. И знаете, что?
– Что? – хором спросили ведьмы.
– Ни черта он не помогает, – сообщила рыжая.
Ведьмы сочувственно закивали, потому, что все знают – когда долго готовишь варево, а оно не срабатывает, это бьет по репутации. А репутация для ведьмы самое главное.
Они еще немного покорчили скорбные лица, потом сделали вид, что обо всём забыли, и уставились в середину котла. То, что ямайский перец не улучшил качество изображения, вовсе не значит, что его нет.
Рыжая что-то пошептала, покрошила в бурлящую жидкость оранжевый порошок. Затем хлопнула в ладоши и смачно плюнула в варево.
Жидкость зашипела и пошла мелкими белыми пузырями, какое бывает на убегающем молоке. Пена быстро пошла вверх, когда достигла краев и едва не перелилась, ведьмы хором рявкнули. Пена осела.
В середине пузырьки разошлись и открыли чистую зеленую воду. Через секунду проявились картинки, замелькали дома, машины. На отдельных участках светофоры и крошечные человечки, которые бегут через выкрашенную полосками дорогу.
– Ну и варвары, – буркнула остроносая. – Несутся, как оглашенные, не видя света белого.
Картинка сместилась и на поверхности появилось молодое женское лицо с белыми волосами. Голубые глаза смотрят прямо на них, девушка сжимает губы, словно размазывает помаду. Потом покачала головой, и взгляд переместился куда-то вперед.
– Эт где она? – спросила пухлая ведьма и наклонилась пониже, чтобы рассмотреть.
Рыжая подняла палец и произнесла значительно:
– В машине.
Остроносая сосредоточенно смотрела, как блондинка крутит руль, что-то тыкает справа от себя. Потом картинка вновь переместилась, теперь на другую улицу, где на бешеной скорости несется еще одна машина – большая и черная.
– А это кто? – спросила ведьма строго.
Вторая закряхтела.
– Не знаю, – сказала она недовольно. – Но чую, с такой прытью, ничего хорошего не жди. Гляди как мчит, глаза круглые.
Первая ведьма наклонилась, едва не касаясь носом бурлящей жидкости, несколько секунд что-то разглядывала и бормотала, потом резко выпрямилась и сказала возмущенно:
– Вы чего сразу не сказали?
– Так ты бухтела, как карга, – ответила толстуха. – На мундштук мой обзывалась.
Остроносая кивнула.
– И еще обзовусь, – произнесла она. – Она та, кто я думаю?
– Да уж как иначе…
– Тогда высылайте ворона, – сказала она, поднимаясь с табуретки. – И охрану. Срочно.
Глава 1
Ветер колышет волосы и щекочет кожу. В динамиках машины орет рок-группа, с названием, похожим на имя экзорциста. Но слова легкие, будто специально подбирали, чтоб запоминались лучше.
Локоть выставлен в окно и ветер поднимает волоски, пуская мелкие мурашки до самого плеча. Я глубоко вдохнула, чувствуя, как внутри растекается сладкое чувство если не полета, то свободы, которую может дать только скорость.
Мимо пронесся белоснежный «порш», блестящий и сверкающий, только с мойки, потому, что даже из салона автомобили не пышут такой радостью и счастьем, как после нескольких этапов чистки.
– И тебе здрасте, – проговорила я, косясь на панель своей «приоры», которую купила в кредит и до сих пор за нее плачу.
На локоть села пчела. Я ойкнула, но махать за рулем не решилась. К тому же, где-то читала – они не любят машущих людей.
С насекомым на руке проехала четыре квартала. Когда притормозила на перекрестке, пчела поползла к пальцам.
– Хорошая насекомая, – произнесла я опасливо. – Ты же не будешь меня кусать? Ты полезный сельскохозяйственный зверь. Лети давай, а то я тебя боюсь.
Насекомое с явным удовольствием проигнорировало мои слова и продолжило ползти. Я косилась то на пчелу, то на дорогу, старясь не упускать из виду перестраивающихся лихачей в левом ряду.
– У тебя реактивный двигатель в брюхе, что ли? – спросила я, придавливая педаль тормоза. – Еще и выбрала место, куда приземлиться. Давай, порхай отсюда, мне рулить надо.
Пчела на секунду замерла, затем оттолкнулась и с тихим гулом полетела в сторону деревьев.
Я облегченно вздохнула и пошевелила рукой. Пока насекомое думало, кусать меня или нет, приходилось сидеть смирно, и рука затекла до самого плеча.
Воспоминания о чудовищном рое пчел, который гудел вокруг меня в лесу два года назад, были еще свежи. Я ощущала его кожей и всеми внутренностями, молясь чтобы они меня не тронули. Иногда пчелы садились на лицо, но не жалили, а когда жужжащее облако взмыло в небо и улетело на восток, еще полчаса тряслась, пытаясь прийти в себя.
Кровоток в руке наконец восстановился, я переключила канал на приемнике и заглянула в зеркало заднего вида. Его специально ставила так, чтоб можно было на себя любоваться.
Оттуда выглянуло аккуратное личико двадцати пяти лет, с серо-голубыми глазами, обрамленное длинными соломенными локонами.
Взгляд скользнул ниже к фотографии, которую все никак не решусь отклеить с панели. На ней улыбается черноволосый юноша с лукавыми карими глазами, словно ничего не было, и мы все еще женаты.
Я тряхнула головой, взгляд снова поднялся к зеркалу, а губы сжались, как если бы размазывала помаду. На секунду показалось, в отражении какие-то бабки и рыжая девка.
– Мать честная… – шепнула я, отпрянув.
Несколько секунд моргала, пытаясь вспомнить, что за дрянь вчера смотрела на ночь, если такое мерещится.
Проспект чистый, светофоры загорелись зелеными глазами. Говорят, попала в «зеленый коридор». А я, в сотый раз прокручивая в голове диалог с адвокатом по разводу, случившийся так быстро, что до сих пор не верю, вздохнула и понеслась по солнечной улице.
На календаре навигатора середина апреля, но народ пока в зимних пальто, некоторые даже в шубах. По радио сказали, весна в этом году запоздала, но лето обещают жарким, как в Эмиратах.
Я хмыкнула.
– Без вас бы ну никак не догадалась. Ничего. Будет и лето, и весна. Сегодня у подъезда лично видела, что на деревьях набухли и посветлели почки.
Зеленый коридор кончился, пришлось нажать на тормоз. Толпа людей поползла по переходу, словно не знают, что светофор скоро переключится.
Я нервно забарабанила пальцами по рулю, наблюдая, как мамаша тянет двоих детей, видимо погодок, те орут и сопротивляются, но мамаша прет, как танк.
В подставке для стаканов зазвонил мобильник, на экране высветилось лицо Наташи. Я поморщилась, представляя, во что может превратиться разговор с подругой, которая больше меня рыдала, пока я разводилась. Несколько секунд игнорировала, но телефон звонит, а стоять еще долго.
Пришлось нажать на прием вызова и включить громкую связь.
– Слушаю, – произнесла я.
– Барби, привет! – взвизгнуло в трубке. – Чего так долго не отвечала? Я думала, случилось что-то. Не случилось? Ты если что говори, поможем, чем сможем. Вон у нас в прошлом году…
– Ты по делу звонишь? – прервала я ее.
В трубке на секунду повисла пауза, словно Наташа действительно забыла, что хотела, затем послышалось неуверенное бормотание:
– М… Да, по делу. Ну вообще спросить хочу. Бумаги-то подписали? Разве так быстро разводиться можно? Разве можно?
– Можно, – сказала я коротко. – Подписали.
В динамике облегченно вздохнули.
– Ну слава богу. Ой, извини. Я не это имела ввиду. Это ж какой гад? Свинтил, даже «пока» не сказал. Свинья.
– Свинья, – повторила я машинально.
– Он объяснил причину развода?
– Его не было, – сказала я, представляя, как вытягивается лицо Наташи.
В трубке охнуло, Наташа возмущенно выдохнула:
– Как это не было?!
– Вот так, – сообщила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, но каждое слово отдавалось ударами в грудную клетку. – Он просто не приехал. Я не видела его с выходных. А о разводе сообщил по телефону три дня назад. Я тебе говорила.
В трубке повисла пауза, словно Наташа ищет слова, но никак не может подобрать, потом все же произнесла:
– Он мерзавец. Подлец и трус. Если сбежал с какой-нибудь брюнеткой, мог бы по-человечески… По-взрослому…
– Мог, – оборвала я ее, чувствуя, что если она продолжит меня жалеть, разрыдаюсь прямо в машине. – Но не стал. Наташа, он ушел.
Из динамика донесся гневный выдох, она проговорила:
– И с завидной скоростью все провернул. Но ты не переживай. Не ты первая, не ты последняя. Ну нашел он другую, ну и пусть катится колбаской. Больно надо. Крепись, мы с тобой.
Я проводила взглядом мамашу с орущими детьми. Один из них перешел на ультразвук, и теперь кажется, что в машине дребезжат стекла. С тротуара на переход выскочил толстопузый мужик и, переваливаясь, побежал на другую сторону, боясь не успеть до красного сигнала.
– Этого он не сказал, – ответила я Наташе. – Он не говорил, что ушел к другой женщине…
Наташа в трубке выдохнула.
– Не выгораживай его. Куда еще он мог уйти? Тут вот что. В турфирме распродажа, билеты путешествий на воздушных шарах по бросовым ценам. На неделю! Представляешь?
Я хмыкнула.
– А от меня ты что хочешь?
– Поедем с нами? – прямо спросила она. – Развеешься, сменишь обстановку. Чего в четырех стенах сидеть?
Когда толстопузый, наконец, перебежал на другую сторону улицы, мимо на красный пронесся черный «ягуар» с тонированными окнами. Послышались гневные крики и сигналы, мужчина на переходе погрозил кулаком.
Глядя вслед «ягуару», я проговорила:
– Спасибо, Наташ. Я подумаю. Хочу побыть одна и осознать все. Мы разошлись так быстро… Но вот они, бумаги… В общем, нужно время. Я позже перезвоню. Идет?
– Ну ладно, – сказала она покровительственным тоном. – Но ты не кисни, если что – звони, метнемся кабанчиками, заберем, и ты свои мысли думать забудешь. Сувениры, фотки. Настоящие, полетные.
Наконец зажегся желтый, а я мысленно вознесла молитву светофору. Моторы соседних машин радостно взревели.
– Слушай, мне сейчас некогда, – проговорила я. – Давай потом.
Наташа стала еще что-то говорить, но я уже нажала на «отбой». Нога выжала сцепление, ладонь дернула рычаг коробки передач. Мотор взревел, и машина понеслась вперед, пока я старательно гнала от себя мысли о бывшем муже, который скоропостижно развелся со мной, даже не явившись на подписание бумаг.
– Почему? – прошептала я, надеясь, что ответ выплывает сам по себе, как показывают в кино.
Но в голове пустота, а из ощущений лишь недоумение.
Натужно выдохнув, я покосилась на коробку передач. Когда купила механику, друзья смеялись и не понимали, зачем блондинке сложности с переключением скоростей. Мол, взяла бы автомат и не мучилась в пробках. Но я только отмалчивалась. Ездить научил отец, а он не признает никаких автоматов.
Машины, которые стартовали первыми, быстро остались позади, моя старенька «приора» понеслась, мимо домов и магазинов. На новую денег не хватило. Да и на эту, чтоб взять кредит, пришлось собирать целый год, еще и у друзей одалживать.
Мимо с жужжанием пролетел «спортбайк». Я с завистью проводила его взглядом и перестроилась в правый ряд, мечтая, что когда-нибудь у меня будет транспорт, достойный моей свободной натуры.
Порыв ветра ворвался в окно и принес запах мимозы, которыми обычно торгуют бабушки у метро.
Я снова переключила музыку и повернула направо, по радио сказали:
– И вам нужно быть особо внимательными…
В этот момент в бок с грохотом влетело что-то тяжелое и большое, меня тряхнуло, едва не оторвав голову. Скрежет металла резанул по ушам, а я в ужасе скривилась, пытаясь вывернуть руль. Мир закрутился, машину дернуло в сторону и боком понесло на клумбы.
Вцепившись в руль, я кричала сквозь скрип колес и рев двигателя.
Когда вертеть перестало, вылетела подушка безопасности и больно ударила в нос. Из него потекло теплое, попало на губы, и сползло на подбородок, на подушке отпечаталось красное пятно. Я облизнула соленое, и замерла.
В голове звенит, сердце колотится, как у бешенной мыши. В динамике играет песня, кажется что-то про дорогу и любовь.
Медленно повернув голову, увидела черный «хаммер» с поцарапанным носом. Бандура, которой моя машинка на один зуб, чуть развернута от удара, и наполовину загораживает соседнюю полосу.
В кресле водителя молодой брюнет, глаза круглые, пальцы вцепились в руль. Взгляд застыл на мне, будто собирается прожечь, нос маленький, курносый, щеки бледные, и весь он напоминает злобного хряка, только отощавшего.
– Дурак! – заорала я, пытаясь вылезти.
Подушка никак не хочет отодвигаться я копошусь, как перевернутый на спину жук. Пока ковырялась и сыпала проклятия, брюнет из «хаммера» вылез. Решила – собирается помочь, но когда увидела в правой руке монтировку, внутри все застыло.
– Помогите… – пискнула я неожиданно тихим голосом.
Пока водитель с бешенными глазами приближался, к месту аварии стянулась толпа, остановились машины. Псих повертел головой, лицо исказилось то ли досадой, то ли раздражением, он резко развернулся и вернулся в машину. Мотор «хаммера» взревел, и брюнет умчался в неизвестном направлении.
– Сбежал… – прошептала я, пытаясь расцепить замок на ремне безопасности. – Мерзавец… Он тоже сбежал… А моя «приорочка»…
Толпа вокруг росла, машин становилось больше. Мужики вылезли и смотрят, один даже телефон достал, снимает вместо того, чтобы вытаскивать меня из покореженной машины.
Наконец, удалось выковырять себя из власти подушки. С шипением открыла дверь и вывалилась на асфальт. Стоя на четвереньках, я заглянула под локоть и сердце мое упало.
Нос машины отсутствует, вместо него искрятся проводки. Откуда-то, как голливудских фильмах, капает то ли масло, то ли еще что-то.
Повертев головой, обнаружила бампер, капот, и основные внутренности автомобиля, разбросанные по проспекту метров на двадцать. Из живота поднялась волна злости, но смогла пробормотать лишь:
– Почему это происходит со мной…
В толпе послышались крики. Такие бывают в очереди, когда кто-то ломится вперед и распихивает локтями. Через секунду, отодвинув толстого мужика, на дорогу выбрался паренек, совсем юный. Лицо бледное, губы трясутся, он вытер лицо рукавом и подбежал.
– Вы в порядке? – спросил он тревожным голосом, подбегая. – Вы меня видите, слышите?
Меня качнуло. Из носа все еще капает, и на асфальте остаются темно-бордовые пятна. Ветер дует сбоку и пихает волосы в рот, пока стою на четвереньках, как алкаш, решающий ползти дальше или прилечь прямо тут.
Я попыталась подняться, но мир снова закружился. Локти подкосились, а в желудке заворочался завтрак.
– Не шевелитесь, – выпалил он и снял с себя куртку. – У вас может быть сотрясение. Говорят, подушки сильно бьют. Не беспокойтесь, я врач.
Скользнув взглядом по щуплой фигуре, которая напоминает максимум студента первого курса мед колледжа, я скривилась. На языке завертелся колкий ответ, но тошнота заставила сцепить зубы.
Когда меня качнуло, парень обхватил за плечи и помог перевернуться. Затем расстелил свое пальто на асфальте и уложил меня бережно, словно фарфоровую.
Потом вытащил из кармана мобильник.
– Алло, скорая?
Я попыталась его остановить.
– Не надо. Все в порядке.
Волосы парня всклочились от ветра, он вытаращился на меня, как на умалишенную. В угольных глазах сочувствие и, почему-то, облегчение.
– Вы что? – выдохнула он. – Это чудо, что остались живы. Машину разворотило, уже не починить. Проще на свалку вывезти или продать на запчасти.
– Замолчи, – простонала я и попыталась встать, но он повелительно прижал к асфальту.
– Лежи, – приказал он. – Автомобили ерунда. Главное, жива осталась. Точно в рубашке родилась. Кому-нибудь позвонить? Друзьям. Мужу?
– Нет, – ответила я щурясь от солнца, которое словно пытается выжечь глаза. – Мы развелись.
– Ну и чудненько, – почему-то произнес незнакомец. – Лежите, не шевелитесь, пока едет «скорая».
Я сдалась и откинула голову. В затылке отозвалась легкая боль. Кожа пошла мурашками, меня затрясло потому, что лежу лишь джинсах и блузке. Несмотря на состояние, мысленно поблагодарила парнишу, который хлопочет вокруг меня, умудряясь поглядывать, куда не следует.
Над головой голубое весеннее небо, птички щебечут, а моя машина превратилась в консервную банку, за которую еще выплачивать и выплачивать.
Сквозь шум в ушах слышно, как переговаривается толпа. Я простонала и покосилась на людей справа, среди которых помочь вызвался лишь один.
Шмыгнув носом, я спросила в никуда:
– Кто-нибудь номер записал?
Откуда-то из толпы послышался женский голос:
– Ты ж посмотри, какой гад! Врезался и смылся, тварюка. Это ж надо!
– Да это сплошняком сейчас, – раздался голос мужчины с другой стороны. – Они прав понакупят, гоняют, очертя голову. Давеча у нас на улице один вообще пьяным в подъезд завалился, мусору накидал, в лифте нагадил. Куда ЖЭК смотрит?
Женщина повысила голос.
– Да причем тут твой ЖЭК? Девочку, вон, как побило. Ты б лучше номер сфотографировал. Все с телефонами стоите.
– На это есть камеры, – отозвался мужчина. – Есть службы, которые за это отвечают. Зачем лезть туда, где не разбираюсь? Из-за таких как вы, у нас все и не ладно.
– Это каких таких?
– Да которые лезут не в свое дело!
Завязался спор, народ начал ругаться и доказывать, махая кулаками, кто лучше знает, как жизнь сделать лучше. Я тяжело вздохнула и, не поднимая головы, я глянула на столбы и заграждения.
На месте камер обрывки проводов, совсем свежие, словно кто-то специально потрудился и выдрал камеры к сегодняшнему дню.
– Сказочное везение… – прошептала я.
Парниша сидел передо мной на корточках, время от времени трогал лоб, проверял пульс и делал какие-то манипуляции, мне совершенно не понятные. Лицо серьезное, видно – знает, что делает, хотя взгляд, то и дело, соскальзывает к шелковой блузке.
– Как вы? – спросил он. – Хуже не стало?
– Куда хуже? – спросила я глухо. – Машина разворочена, нос болит, этот мерзавец сбежал…
Парень посмотрел в сторону, взгляд на секунду стал странным, будто не здесь. Проговорил отстраненно:
– Хорошо, что смылся.
– Шутите? – не поверила я, пытаясь понять, о ком конкретно мы говорим.
– Хорошо, – повторил он задумчиво, – что смылся. Значит, еще есть совесть, чтоб людям не показываться.
Через несколько минут, народ насладился хлебом и зрелищами, телефоны попрятались в карманах, люди стали постепенно расходиться.
Один, особо нахальный, мирно попивал кофе, пока я валялась в полубреду и делал фотографии с разных ракурсов. Но когда повернул камеру к себе для кадра на фоне меня, я не выдержала.
– Может еще мой нос вблизи сфотографируете?
Он оглянулся, губы растянулись в тупой улыбке.
– А можно?
– Вы в своем уме? – поинтересовалась я, пытаясь привстать на локте, но парень-врач снова удержал. – Тут авария, а не кинотеатр!
Наглец усмехнулся.
– В кинотеатре нельзя снимать, – сообщил он. – А улица – место общественное. Что хочу, то и снимаю.
«Псевдоврач» поднялся и стал аккуратно, но настойчиво отводить его в сторону, но нахал начал махать рукой и уворачиваться, надеясь сделать какой-нибудь снимок.
– Топай давай, – спокойно произнес «псевдоврач». – Займись чем-нибудь полезным… подальше отсюда.
Нахал стукнул его по руке. Я ожидала, что парниша накинется на него и даст сдачи, ну или хотя бы толкнет в ответ. Но тот лишь сложил руки на груди и опустил голову, словно собирается боднуть.
Настырный юноша с телефоном покраснел от злости, губы затряслись, он выкрикнул срывающимся голосом:
– Я гражданин страны! У меня есть права! Могу ходить где хочу, и снимать, что хочу.
Мой щуплый защитник пожал плечами и сказал:
– Снимай и ходи, только не здесь.
– А я хочу здесь!
Внутри меня все закипело, боль в носу уже не режет, но тупая и постоянная, от чего еще хуже. Я подняла на нахала усталый взгляд и прошептала в сердцах:
– Да чтоб тебе… кофе твой дурацкий на себя вывернуть.
Нахал сделал шаг назад, со стороны тротуара послышался дребезжащий звук потертых колес. Он быстро приближался, через пару секунд со спины на наглеца налетел парень на скейте.
В воздухе мелькнул бумажный стакан, и кофе оказался на белом замшевом пальто.
Я изумленно подняла бровь и проговорила:
– Все-таки есть на свете справедливость.
На месте аварии остались только щуплый паренек, который врач, и несколько мужиков. Они сели рядом на бордюр и закурили, время от времени поглядывая в мою сторону.
Потом была скорая, полиция. Мне светили в глаза фонариком, заставляли дуть в трубочку, от чего чуть снова не вывернуло. Прямо на месте взяли кровь, что-то долго писали. Какие-то бумажки для страховой компании, еще что-то. Я плохо соображала, и все делал паренек.
Пришлось заполнить бланки на экспертизу. Я с тоской посмотрела на свою «приору». Машина раскурочена, и восстановлению не подлежит.
На вопросы отвечала несвязно и коротко – на смену злости пришла слабость и апатия. Нос заклеили, вкололи кровоостанавливающее потому, что из него лилось до самого приезда скорой. Доктор сказал, что не сломан, просто ушиб сильный.
Паренек суетился рядом, сыпал медицинскими терминами и заглядывал в мою карту, умудряясь флиртовать с тремя медсестрами одновременно. Доктор на скорой раздраженно отмахивался, требуя, чтоб не мешал работать, но паренька это только раззадоривало.
Когда полез в коробку с анализами, доктор не выдержал.
– Молодой человек! – закричала он. – Если вы немедленно не прекратите, я сдам вас полиции.
Перспектива оказаться в «кутузке», паренька усмирила. Он сел с краю на пол «скорой» и поправил плед у меня на плечах.
– Ничего, – проговорил он со знающим видом. – Все хорошо будет. Я подглядел в отчеты. Сотрясения нет, но стукнуло тебя знатно. А нос заживет.
Я кивнула. Единственное, что сейчас беспокоит – это разбитая машина и негодяй, который скрылся с места аварии.
– Его надо найти, – проговорила я слабо. – Пусть платит.
– Найдем, – уверенно произнес парниша.
Я покосилась на него, надеясь увидеть улыбку или ухмылку, подтверждающие, что так шутит и пытается ободрить. Но тот серьезный, как завоеватель севера в метель.
Смущенно повернувшись к дверце машины, я глянула на отражение в окне и чуть не заревела.
Как и у авто, мой нос перебит и заклеен пластырями. Тушь размазалась, видимо, все-таки плакала. Локоны. Мои чудесные соломенные локоны, которые укладывала целый час, торчат в разные стороны, как у болотной ведьмы.
Когда возня с документами закончилась, предложили ехать в больницу.
Представила, что придется снова бегать по кабинетам, сдавать анализы, одеваться, раздеваться сто раз. И отказалась. Хотя паренек настойчиво требовал, чтоб ехала.
– Вдруг у тебя что-то сломано? – не унимался он. – Или внутренний орган какой разорван. А может все-таки сотрясение, и ты на грани комы.
Я посмотрела на него скучающим взглядом и медленно встала на асфальт.
– Тоже мне, Доктор Маус, – бросила я. – Мне просто надо отдохнуть.
Парень вскочил следом и принялся поддерживать под спину, словно хрустальную.
Тошнота почти прошла. Видимо, от нервов разыгралась, а вовсе не от сотрясения, как надеялся это недоврач. В ушах еще шумит, но голова кружиться перестала. Только нос болит.
– Слушай, – проговорила я, стягивая плед с плеч. – Я в порядке. Просто у меня тяжелый… Нет. Очень тяжелый день. Но если будут какие-то проблемы, номер «скорой» знаю.
Парень запустил пальцы себе в волосы и с силой потер.
– Мне будет спокойней, если буду знать наверняка, – произнес он серьезно. – Знать, что ты в безопасности.
Я не сдержала улыбки.
– Мне кажется, – начала я осторожно, – ты выбрал не самое удачное время для знакомства. Я очень благодарна за помощь. Честно. Без тебя я бы… в общем не знаю. Но больше всего я сейчас хочу попасть домой.
Он кивнул.
– С этим разберемся. Но я несу ответственность. Не ты ее возложила, не тебе ее снимать.
У меня округлились глаза, я некоторое время таращилась на него, в ожидании объяснений, но тот молчит с серьезным лицом.
Наконец я проговорила:
– Ладно.
– Чудненько, – сказал он все так же серьезно. – Все вещи забрала?
Я покачала головой.
– Нет. Там продукты и… телефон выбило из держателя. Не знаю, где-то в машине затерялся.
Он протянул свой мобильник, я набрала на сенсоре номер и пустила гудок. Из разбитой машины донесся симфонический хор. Парень приподнял бровь, я неловко повела плечами и отдала телефон.
Когда направилась к «приоре», чтоб забрать вещи, он прошмыгнул вперед. Прежде чем успела сообразить, открыл заднюю дверь, которая каким-то чудом не пострадала.
– Что доставать? – крикнул он.
Приблизившись, я заглянула через дверцу. Из салона торчит костлявый джинсовый зад и грязные подошвы.
– Доставай все, – сказала я, оперевшись плечом на дверцу.
Парень долго рылся, шуршал пакетами, видимо теми, в которых лежат покупки из продуктового магазина. Потом ковырялся еще с чем-то, кажется, с журналами. Обычно покупаю сразу пачку и кладу в уборную.
Спустя вечность, парень вылез и протянул мне пакет, сумочку и телефон. На руке висит пальто, рукав залит чем-то блестящим.
– Пришлось повозиться? – спросила я почему-то охрипшим голосом и взяла пальто.
Он кивнул и протянул мне папку с документами о разводе.
– Там помидоры выкатились, – сообщил парень, – и банка с медом разбилась.
Я простонала, сокрушаясь, что придется салон чистить. Но тут же вспомнила, что у машины есть проблемы куда серьезней, и выхватила у него папку.
Сунув телефон в карман джинсов, натянула пальто. Когда взяла сумку и пакет, меня качнуло, и паренек забрал все обратно.
– Так не пойдет. Ты едва на ногах стоишь, – сказал он и повесил женскую сумочку себе на плечо. – Я тебя довезу.
Я содрогнулась от мысли, что придется показывать, где живу, совершенно незнакомому человеку. Но когда подняла взгляд на парнишу, поняла – не отстанет. В голове шумит, а помощь действительно нужна потому, что терять сознание где-нибудь в метро или на улице не охота. Опять вызовут докторов, а на этот раз точно заберут в больницу.
– Хорошо, – согласилась я, – вызывай такси.
Он странно улыбнулся. И даже в таком состоянии по коже пробежали мурашки.
– Обижаешь, – сказал парниша. – Что я, совсем плохой? У меня своя.
Мы прошли за угол. Во время пути, он аккуратно, но крепко придерживал меня за локоть, готовый в любую секунду подхватить и нести на руках. От этого у меня внутри все почему-то сжималось. И с облегчением выдохнула, когда незнакомец сказал:
– Пришли.
Оказалось, у паренька припаркована машина на стоянке у супермаркета – блестящий черный ягуар с тонированными окнами. Внутри снова все застыло, я бросила опасливый взгляд на незнакомца и вывернула шею, чтобы посмотреть номера. Но он уже открыл дверцу и быстро усадил в машину.
