Марго Никольская
Я помню твоё будущее
– Слияние разве не решение? В альянсе её знание станет доступно и тебе.
– Слишком просто!
– Ха! Ты, как и прежде, в своём духе. Мне известно даже больше, чем ты жаждешь выяснить. Но послушай лишь один совет: не спеши! Подожди хоть немного – двадцать, сорок, сто лет. Остынь! Наберись сил. Вернёшься потом к своему старому сундуку, разворошишь прошлое и выяснишь, куда и что из него растерялось. Если до тех пор не остынешь, разумеется.
– Упустить самую захватывающую головоломку, сдаётся, стало бы моей крупнейшей ошибкой.
– Давай так. Я никуда не денусь. Во всяком случае, от тебя. Не смогу, даже если возникнет необходимость, ибо наши возможности несравнимы. Условимся следующим образом. Мы поговорим с тобой, когда или если ты задашь мне взвешенный вопрос, с пониманием, чего тебе может стоить решение этой «головоломки».
В ответ последовала тишина. Я уже представила, как Феликс сверлит лжедоктора своим проницательным взглядом, будто читает между строк, выуживает ключ к разгадке за туманной поверхностью сказанного.
– И чтоб ты понимал, – продолжил расшатывать его настрой Беньямин, – если рассчитываешь на подсказку, то зря! Я изустно передам тебе всю колоду карт…
Я кусала губы, прислушиваясь. Молчание Феликса уже изрядно меня напрягло. Совсем неожиданно отворилась дверь, и лжедоктор с готовностью подхватил, начавшую падать меня. Позади него виднелся пустой кабинет.
– Он ушёл? – не верю я своим глазам.
– Не на долго, – подтверждает Беньямин.
* * *
– Поверить не могу! И да, я знаю, что в сотый раз повторяюсь! Но! Что вы здесь устроили, доктор? – Бывало ли со мной когда-нибудь такое, чтобы я не находила слов, настолько я была шокирована, возмущена, повержена. – Корнелий?
– Могу принести свои извинения, что не представился должным образом сразу. Но не думаю, что мои слова дадут хоть какой-нибудь результат, – он невозмутимо пожал плечами, стоя в паре метров от меня и пряча руки в карманах брюк.
– Только за это? Вы выкрали меня самым бессовестным способом!
К чёрту голос разума, неустанно предостерегающий сбавить пыл, напоминающий об открывшейся тайне природы Беньямина, о, возможно, сорванной игре, которую он вёл, и о том, что теперь, когда карты раскрыты, продолжать её смысла нет, соответственно, и нянчиться, и терпеть мои истерики, он, вероятно, тоже не станет.
– Мало того, что вы гнусно внушали мне все эти иллюзии, намеренно сводили с ума. Заставили поверить в причастность семьи к моему заточению. Испытать предательство. Остаться одной в этом мире. Так ещё и разбудили во мне недоверие к собственным глазам, ушам, да, чёрт возьми, мозгам! Зачем?
– Вы преумножаете мои грехи. Фактически, я действовал с вашего позволения. И мало из того, что с вами здесь случилось, режиссировал я. Большинство шло от вас! Развивалось по вашему собственному сценарию, – обнажил свои зубы в улыбке Беньямин, их отблеск заставил меня вздрогнуть. – Я лишь настраивал декорации. Но мои аргументы излишни в союзе, который предусматривает наш с вами договор, – напомнил он. – Вы даровали мне самое ценное, что имеете: свою душу. Я распоряжаюсь тем, что мне принадлежит и совершенно не обязан оправдываться.
– Жизнь! – Его извращение предмета нашего устного договора настолько возмутило меня, что я не сумела сдержать искры. – Это разные вещи! Я просила вас лишить меня жизни, а не позволила вам над собой издеваться.
– Предметом нашего договора является – ваша душа! Вы так и сказали: «Заберите, пожалуйста, мою душу»! Учитесь быть внимательней при заключении столь серьёзных сделок. Особенно, когда заключаете её с кем-то, вроде нас! – Молния, полетевшая в меня из его тёмных глаз, подкрепила озвученные предостережения, лишив меня безрассудной храбрости.
Проглотив обиду и тонну упрёков, готовых сорваться с моего языка, я отошла от него и обречённо села в привычное уже кресло у стола.
Беньямин неспроста напомнил мне о моей просьбе и нашей с ним договоренности. С другой стороны, хотел бы убить, давно бы уже это сделал. А не возился бы тут со мной целыми днями как с игрушкой.
Игрушкой!
Кое-что мне уже было известно о масштабах развлечений пары представителей их мира. Только у каждого, видимо, свои предпочтения. Кто-то, как Гинея, развлекается войнушкой. Машинками и самолётиками – Феликс. «А Корнеюшка вот в куколки любит играть», – усмехнулась я своему же замечанию. И я – его относительно новая кукла-фаворитка. Надеюсь только, он не отрывает своим куклам руки, ноги и головы, когда они ему надоедают, а просто убирает красиво на полку, в коллекцию к остальным.
Я сложила руки за голову, погрузившись в свои мысли, и не спешила что-то говорить. Беньямин меня не торопил.
Хотя ему некуда торопиться. Он бесконечный.
Вальяжно док занял своё кресло и, наверное, уставился на меня. Вечерний тёплый солнечный луч, пробиваясь в окно, обнимал его силуэт, не позволяя мне видеть его физиономию. Оно и к лучшему.
Спустя несколько минут молчания я осознала абсурдность своего поведения и поняла, что бессмысленно трачу силы на прокрутку вопросов, которые разумнее было бы задать субъекту, кто может на них ответить. Если захочет, конечно, или не извратит всё в своей манере.
– Как он вернулся?
Удивительно, но этот вопрос волновал меня сильнее остальных.
– Вы ведь и сами не исключали возвращение возлюбленного? Не потому ли, стоило мне позвонить, моментально придумали решение, как избежать ваших будущих встреч, и нашли привлекательным встречу со мной? Не так ли?
– Ну… так…
– Ваша реальность – является для нас одним из самых проверенных энергетических колодцев и наипривлекательнейшей средой для обитания уже больше десятка тысяч лет. Вы не могли этого не знать. Так почему вы удивляетесь, как он снова здесь очутился? Разве, прощаясь с Феликсом, вы запрещали ему возвращаться в свой мир?
– Нет. Но почему так скоро? Феликс говорил, что время для вас идёт совершенно иначе, что человек может состариться и умереть, прежде чем джинн вновь объявится.
– Вы слышали, что он сказал? Маглер в поисках ответов! – Шелест бороды: он нарочно меня раздражал. – Ваше последнее желание определённо стало ключевым, решающим его участь. Вы заставили его забыть причину, державшую его дух заложником чувств в этом мире! Но вы не лишили его всех воспоминаний. Разумеется, столь дырявая, как он выразился, память – нонсенс для представителей нашей расы. Ему хватило мгновения, чтобы заподозрить неладное. Фактически Феликсу следовало бы возрадоваться, вкушать в полной мере сладость свободы, наслаждаться безграничными, бывшими в оковах столько веков, возможностями. Беда лишь в том, что он и не помнит даже факта своего заточения. И, как видите, он пустил все силы определённо не в то русло: на поиски того, сам не понимает, кого. И, если не остановится, не сомневайтесь, Феликс найдёт то, что ищет. С моей помощью или без, но он выйдет на вас.
Понятно, что Беньямин преподносил информацию так специально, чтобы заставить меня остерегаться такого результата. Не ясно было только, нарочно он нагнетал или, наоборот, чего-то не договаривал?
– Если, конечно, Гинея не вернётся за вами раньше него, – подбросил ещё сухих дров в огонь моих мыслей Беньямин с театрально сострадающим видом.
От удивления я забыла про яркое солнце, сильно распахнув глаза.
– Что вы хотите этим сказать? Она уже была здесь?
– Разумеется! – довольный произведённым эффектом, подтвердил лжедоктор. – Лишив воспоминаний о себе, вы освободили Феликса. А с ним и Гинея получила свободу. Только вот вы не учли одну мелочь… – улыбнулся он, ожидая от меня продолжения.
– Гинея меня прекрасно помнит и считает угрозой!
Разве могло быть иначе?
Лжедоктор кивнул.
– Она нашла меня у вас?
– Ей следовало не мешкать и вернуться за вами сразу. Но да! Она нашла вас здесь.
– И как вы от неё отбились? Вы сказали Феликсу, что возможности ваши не соизмеримы… Выходит, Гинея сильнее вас? Как вам тогда удалось убедить её убираться ни с чем?
– Возможно, вы удивитесь. В отношениях джиннов существует «негласный кодекс». Распри между нами бессмысленны – мы живём в гармонии и не приносим друг другу никакого вреда. Тоже касается и наших игрушек. Я смог убедить Гинею, что их игры с вами закончились. Оттуда вы, кстати, сумели выбраться победителем. Правда, победы своей не оценили и мигом впутались в новую. А коли ваша душа теперь в моей власти, я попросил Гинею не беспокоить вас. В довесок успокоил её тем, что спустя год вы уже не будете помнить ни её саму, ни Феликса.
– Теперь, когда Феликс подобрался ко мне так близко…
– Цена слишком высока для неё. Возможно, она не станет рисковать, а предпочтёт небольшое разногласие со мной, вероятности потерять Феликса. Тем более, теперь.
Не думаю, что готова к информации об «альянсе слияния», на который он, по всей видимости, и намекает.
– Выходит, я ровным счётом ничего не решила, когда освободила их…
– Деточка! Нет! – манерно растягивая слова, возразил лжедоктор. – Вы сделали только хуже! Для себя и для тех, кого боялись потерять в этой схватке. Гинея помнит о вас. Желание расправиться с вами по-прежнему её преследует, и руки её отныне совершенно ничто не связывает. И вот это, кстати, самое печальное в вашем положении: Феликс Маглер теперь вам не только не защитник, а, возможно, именно его стоит остерегаться пуще Гинеи! Ведь совсем невозможно предсказать, как он поведёт себя при встрече с вами, учитывая его, мягко говоря, пугающе неуравновешенное состояние. Загадка теперь, кто из них для вас больше опасен. Гинея бы просто вас убрала, возможно, даже благородно быстро. За Феликса я бы не ручался.
– Да прекратите вы нагнетать обстановку! Мало мне Гинеи, так вы ещё пытаетесь подселить мне страх перед Феликсом.
Тем более, что не боялась его за всё время знакомства я лишь несколько дней – не привыкать!
– Не преследуя цели напугать, я предостерегаю вас не обольщаться его возвращением. Ведь встретить желанную кончину вы вполне теперь можете от рук любимого! И, возможно, не самым приятным и быстрым способом.
Глава 6
Любовная эпопея или вековая сатисфакция?
Что толку валяться в постели, если за всю ночь мне так и не удалось даже глаза сомкнуть.
Я сползла с кровати с первыми лучами солнца и, совершенно измождённая, не отрывая тапок от пола, поплелась в душ. Хотя заранее предвидела, что зарядить меня не способен был даже самый ледяной поток, так как усталость моя имела больше эмоциональный характер, чем физический, – надежды я не теряла.
Как бы мне уже не хотелось абстрагироваться от мыслей и вопросов, бурей ворвавшихся в мою действительность, не удавалось. Облегчение, казалось, способны мне были дать лишь ответы Беньямина, гнусным образом отправившего меня вчера спать – на самом интересном месте.
Зато многие из волнующих меня всё последнее время вопросов закрылись автоматически. Теперь, когда мне стало известно, что доктор Беньямин, никакой не доктор-мозгоправ, призванный от лица моей семьи на спасение меня, заблудшей, а тот самый Корнелий, джинн, знакомый Феликса, варивший «болотную жижу», и, очевидно, чрезмерно увлечённый всеми видами медицинских наук. Совсем не осталось сомнений, что меня просто выкрали, а родителям, вероятно, пришлось даже оплакивать меня как без вести пропавшую.
Мама знает, что я проводила каникулы в лондонской квартире Феликса, адрес которой прекрасно известен Вэлу. Очевидно, полиция уже провела там обыск. А, обнаружив мой рюкзак и гитару, и неизвестно, какие ещё там улики они могли найти (вроде засохших следов крови давно пропавших людей в полу), правоохранители не сомневаются в его причастности к моему внезапному и загадочному исчезновению. Как результат, Феликс в розыске, а увидеть дочь живой, родители уже потеряли надежду.
Отсюда закрадывалось очередное подозрение: если всё именно так, как я себе и представила, становилось понятно, почему Беньямин держал меня, как в глухом бункере, лишая коммуникаций. Очевидным становилось и его намерение меня, вообще, когда-либо отпускать. Перспектива выбраться оттуда живой теперь казалась фантастикой.
А что до Феликса. Так он не произвёл на меня впечатления доброго рыцаря, которого стоило бы звать на помощь. Даже игнорируя намёки Беньямина, Феликс действительно звучал не очень-то вменяемо.
– Что он там говорил, – обратилась я к потоку холодной воды за неимением иных собеседников, – что не находит удовлетворения ни в чём и от скуки оставляет за собой реки крови? Огонь! Положение у меня прямо так себе. А желание жить как никогда острое. Мне необходим план. Я найду путь к желанной свободе. И выберусь из этой пучины отчаяния на спасительный берег целой и невредимой… Но, ведь есть ещё и Гения, о которой не стоит забывать…
* * *
На выходе из комнаты меня встречал пустой коридор. Я даже начинала скучать по Тёмным. С ними я чувствовала некую защищенность, что ли. От той же хотя бы страшилы в моём зеркале. Теперь от неё меня спасала только простынь.
Уверенной походкой я направлялась в кабинет доктора Беньямина, зная, что скажу ему с порога. Однако мои планы неприятно нарушила дверь запертого кабинета.
«Да что здесь происходит, куда все подевались?» – нахмурилась я и направилась по коридорам замка в поисках обитателей.
Так и не встретив на своём пути ни лжедоктора, ни Тёмных, ни кого бы то ни было ещё, я решилась заглянуть в те уголки, побывать в которых мне не приходилось до сих пор. И когда уже хотела сдаться, влепившись лбом в сотую закрытую дверь, в густом мраке неосвещённого помещения заметила выход к старой винтовой лестнице.
Я потянула на себя дверь, которую оставили незапертой будто специально для меня. Всё выглядело абсолютной приманкой, но даже понимая это, я заглянула в лестничный пролёт. Снизу тьма, выше – не лучше. В груди затрепетали мотыльки, по обнажённым рукам побежали мурашки.
– Была не была! – выдохнула я и отправилась вниз. – Чёрт! И посветить даже нечем. Темень, хоть глаз выколи!
Ещё полгода назад, я бесстрашно спускалась бы по такой лестнице, будь она даже в самом жутком хоррор-квесте. Ну, может, немного нервно хихикала бы. Теперь же, когда я шарахалась даже от собственного отражения, я не спешила уходить от лучика света, падавшего из коридора. И чем дольше я медлила, тем сильнее ужас захватывал мои нервы. Запах сырой плесени раздражал лёгкие. Отсутствие звука давило на уши, казалось, что даже мои шаги не нарушали гнетущую тишину, тем самым только провоцируя ощущение неестественности, предчувствие чего-то неминуемо страшного.
Что я делаю? Зачем сую нос туда, куда не след…
– А-а-а!
Очередной мой шаг не нашёл твёрдой опоры.
Мышиный визг донёсся до моего сознания уже позже, когда я успела, до смерти испугавшись, споткнуться и прокатиться кубарем, несчётное количество ступеней. В сию секунду я подскочила и рванула что есть мочи вниз.
Вылетела с диким криком в открытую дверь и упала на газон, содрав колени в кровь.
И тут я истерично закатилась гомерическим смехом. А когда припадок стал отпускать, поняла, что испытываю поразительную лёгкость, настоящее облегчение.
Перевернувшись, я села и огляделась.
Знакомая беседка, пруд с лебедями. Привычная картина. Я вышла ровно туда, где ежедневно гуляла просто не привычным способом, в центральную дверь, а через «приключение», страх, истерику и облегчение.
Ну, тоже неплохо. Только теперь я поняла стремление моей близкой подруги Кэт пощекотать себе нервы во всяких страшных квестах, в которые она меня таскала с собой. Прежде они не производили на меня особого впечатления. «Стоит попробовать снова», – решила я, когда заметила ещё одну дверь прямо напротив той, откуда только что вылетела в сад.
Тяжёлая деревянная дверь, судя по всему, ведущая прямо во внутренний двор, разумеется, оказалась закрытой. Я вышла обратно на улицу и посмотрела на фасад части здания, скрывавшего в себе винтовую лестницу.
– Башня! Башня со смотровой площадкой…
– Рассчитываешь оттуда разглядеть грязные секретики Корнеюшки? – знакомый завораживающий женский голос прозвучал справа, буквально в метре от меня, и я тут же замерла.
Затаив дыхание, я боялась повернуться и посмотреть на ту, чью тень наблюдала вблизи от своей. Её тень была не такая резкая, не такая тёмная, как моя. В воздухе различалась вибрация, словно он, вдруг, раскалился до высокой температуры. Едва уловимый слуху гул одновременно и настораживал, и заставлял трепетать от возбуждения. Периферическим зрением я заметила движение. И вздрогнула. Совсем нехотя я всё же посмотрела на неё.
Карие глаза Гинеи в ясном солнечном освещении сделались прозрачно-ореховыми, они смотрели на меня, создавая обманчивую иллюзию доброты своей обладательницы и какого-то совсем не присущего ей великодушия.
Множество раз мне приходилось наблюдать реакции людей на игры Гоблина, добермана моего дяди. Те, кто пугались, так опрометчиво, глупо и безнадёжно пускались от него наутёк. Каждый раз меня возмущали их рефлексы – ну, зачем они его только подначивают, неужели не понимают, что нет у человека шансов сбежать от собаки, способной разогнаться до пятидесяти километров за считанные мгновения.
Вот так я и поступила. Рванула! Глупо и опрометчиво! Зачем? А главное – куда! Забежала внутрь этой беспросветной башни, из которой вывалилась минуту назад. То и дело я спотыкалась и падала, разбила ладони, вывихнула запястье и, чем сильнее торопилась, тем медленнее мне удавалось преодолевать расстояние. Казалось, я буксую на месте, потому что открытая дверь на этаж, с которого я на эту проклятую лестницу вышла, всё никак не появлялась. Но и это было не так.
Через некоторое время я вышла на самый верх башни – на площадку, бывшую когда-то смотровой. Я отбежала к одному из восьми имевшихся окон, подальше от лестницы, и уставилась на проём в полу, из которого вышла. Не знаю, на что рассчитывала, чего ожидала, как планировала от неё отбиваться – мне, вообще, не на что было рассчитывать, я обречённо поняла это уже спустя мгновение.
Гинея не спешила за мной. Видимо, издевалась, позволяла мне изводить себя самостоятельно: умирать от кошмарного ожидания.
Когда я слегка расслабилась и поймала себя на мысли, что, может быть, она передумала и вернётся за мной позже, или, может, джинны не могут находится в круглых башнях, – снова ощутила тот эфир, с которым она теперь появлялась. Буквально тут же её голова с напрочь зализанными к затылку волосами показалась в проёме, а следом я столкнулась и с её широкой улыбкой. Её клыки вспыхнули такой вспышкой яркого света, что на секунду, я даже моргнула. А когда открыла глаза, она улыбалась, стоя уже вплотную ко мне. От неожиданности я вскрикнула.
Но ещё большей неожиданностью стало то, что она коснулась рукой моего плеча.
Каждой клеточкой своего тела я вдруг почувствовала, как мной овладевает умиротворение. Безмятежность захватывала сознание. Всё тело разом обмякло. Тогда Гинея шагнула ещё ближе ко мне. Её движение теперь уже не пугало. А вот то, как она прижала меня к своей пышной груди, склонила меня повиснуть у себя на плече, заставило пробудиться от её напускного наваждения, очнуться.
– Что ты делаешь? – прошептала я, слабо от неё отталкиваясь. Мой голос прозвучал слишком томно, слишком откровенно.
– Не пугаю тебя, – она нарочно поддержала мою глупую интонацию.
Навеянная расслабленность притупила мои импульсы, – словно пьяная я высвободила из-под контроля свою речь, меня перестали заботить и последствия сказанного и всевозможные нравственные рамки.
– Выходит у тебя дерьмово! Я в ужасе! – я по-дурацки хихикала. – А! Ну, ты ведь не особо способная! Хи-хи! Лет двести осваивала музыкальные инструменты! И с поиском самой главной разгадки, ты засыпалась. Прикончила собственную любовь! У-и-и-и! Как неловко, а…
– Не самой, – так честно она улыбалась, словно я говорила ей сплошные приятности.
– Куда уж хуже! Хотя… Ну, да! Ты же втюрилась ещё потом безответно! Ах-ха-ха! Вот там-то и наступил твой «самый», да?
Её совсем не подначивали мои слова, а меня потихоньку отпускало.
– Правда, то чувство дало тебе возможность обрести свободу, да? И ты, вроде как, от него только выиграла…
Гинея улыбнулась одними глазами, и я сдалась.
– Да, конечно, ты в выигрыше и довольна собой. Что теперь? Вернулась, чтобы расправиться со мной?
Она отрицательно помотала головой.
– Зачем же ты явилась? – растерялась я. Трезвость ума вернулась ко мне, одновременно стала накатывать волна новых эмоций, пока ещё непонятных.
– Чтобы вызволить тебя.
– С чего бы это?
– Разве ты не желаешь убраться отсюда, да поскорее? Вернуться к семье?
Опасение. Недоверие. Подозрение. Вот, что это была за волна. Чувственный микс, не позволявший мне верить Гинее.
– Я желаю, чтобы ты убралась отсюда, да поскорее! – я сложила руки на груди в ожидании её поражения.
– Ежели ты желаешь мной повелевать, прежде нам должно связаться друг с другом неразрывными кровными узами.
– Что? Нет!
– Я могла бы и не спрашивать, ты бы даже не вспомнила…
– О чём ты говоришь? Знаешь, вообще-то, не отвечай. Просто убирайся к чертям! Ты меня слышала!
Гинея оскалилась в такой улыбке, что я попятилась назад, ткнувшись спиной в оконную раму, и замерла.
– Что он тебе рассказал? Что ты знаешь о нас?
– Кто, Беньямин?
– Феликс!
Я смотрела не моргая.
– Ах! Искуситель! Играл до последнего!
– Что…
– Про Алалу рассказывал?
– Да! – я вздёрнула подбородок, сжала губы.
– До какого момента? – усмехнулась она.
– До самого финиша!
– И каков же он был, их финиш?
– Жили они долго и счастливо!
– Что ты говоришь? Только это не совсем так!
– А ты лучше знаешь?
– Долго она не жила, и счастливы они не были.
Чёрт! Сумела подцепить меня на свою удочку! Я огляделась по сторонам, повела бровью, но не ответила. И с места не сдвинулась.
А Гинея стала ходить кругами возле меня, сверкая глазами и белоснежной улыбкой. Её рассказ вряд ли бы кого-то оставил равнодушным.
* * *
Отважная, энергичная, страстная, безупречная девушка воин. Чувственная и очаровательная душа, такой редкий цветок. Алала была просто мечтой!
Его мечтой!
Такой недосягаемой, неприступной. От этого ещё более притягательной. Её годы стремительно утекали, а Феликсу всё не удавалось подступиться к ней. Трагическая смерть избранницы Алалы, казалось, давала надежду. Неоправдавшуюся! Только больше эта потеря привязала Алалу к её детям, только сильнее подтолкнула к переменам. Революционно настроенная девушка, уже вождь, строила новый мир, в котором могли бы жить счастливо её потомки, а оставшиеся силы отдавала воспитанию дочерей.
Феликс придумал новую стратегию: всячески участвовал в политических играх, способствовал продвижению идей Алалы, давал ей то, чего ей так хотелось.
И не зря!
Она поддалась и на смертном одре, в свои сорок с небольшим, заветная Грёза призналась Феликсу в чувствах. Всем сердцем она полюбила его. Как брата. Она поделилась с Феликсом и тем, что знает, кто он есть, «на самом деле»! Алала не сомневалась в том, что духи всех убитых собственноручно её матерью семи братьев, приняв обличие Феликса, спустились на Землю, чтобы оберегать сестру, идти плечом к плечу с ней на протяжении всей её жизни.
Он добился её расположения! Но не такого, какого он жаждал.
Прежде чем испустить дух, Алала разбила Феликсу сердце. Обрекла на любовь, так и не озарив его чувством иной природы. Запечатала его дух в своём мире, бесконечно ждать своего возвращения и обрекла себя на неумолимые муки.
Феликс – авантюрист! Неистово он отрывался на каждом из воплощений желанной души. Заигрывал и заигрывался. Вымышлял что-то новое. Да пресытиться всё не мог.
Столь эфемерная, совсем мимолётная последняя песня во всей этой романтической саге, была лишь началом знакомства. И, вероятно, не вошла бы даже в десятку лучших начал, если бы не финальная партия, в которой героиня, славная девушка по имени Иона, так отличилась от всех своих предшественниц.
Когда на горизонте появилась Гинея, её изобретательность не могла не заинтриговать Феликса. Они спелись. Их совместный кутёж пришёлся по вкусу обоим. Идея вернуть свободу щекотала его нервы не меньше Гинееных. И Феликс увлёкся. Со временем идея превратилась в цель, и в средствах достижения этой цели они уже не скупились.
Не предвидел Феликс лишь собственной цены за свободу. Дух Алалы в лице Ионы в очередной раз отнял у него больше, чем дал. И теперь Феликс угрожает не только ей одной, но и всему человечеству.
* * *
Слёзы омывали мои опухшие щёки, пока зловещая Гинея рассказывала мою историю. Стоило признать искусность сказительницы.
– Убирайся! – всхлипнула я и скатилась по стене прямо на каменный пол смотровой площадки.
– Если ты попросишь…
– Очень… прошу… – шептала я, обхватив голову руками.
Спустя мгновение в горле запершило. Повеяло бархатной орхидеей в томном обрамлении сливочно-шоколадного ликёра – возмутительно лакомо, аж до тошноты. Гинея ушла, но оставила за собой приторный шлейф, чувственный аромат, неуместный в этих безликих холодных стенах старой башни.
– Ты лжёшь! – прокричала я ей вдогонку.