Марго Штефман
Улыбнись
Глава 6. Самолюбие.
Он снова сделал так, что я летела в бездну. Одним лишь предложением сделал!
Я перестала разматывать шарф.
И прямо в куртке села за стол. Лицо пылало.
И от жары.
И от Тутанкова.
– Чего это он? Нервишки не контролирует? Из-за одного какого-то жёлтого журнала. Я чуть не поседел. И кофе вон остыл. Пить невозможно. – прокомментировал ситуацию после продолжительной паузы Роман Юрьевич.
– Вы серьёзно не поняли ничего? – Оля посмотрела на нас, как на идиотов.
– Любань, ты поняла, что именно мы не поняли? – переспросил Роман Юрьевич.
Я пожала плечами. И опустила глаза. Мне не хотелось говорить.
– Люб, ты прикалываешься сейчас? Ты вчера расхерачила кочергой к чёртовой матери хрустальное самолюбие Тутанкова!
– Тем, что журналы сожгла? – промямлила я.
– В смысле, сожгла? – распахнула голубые глаза Оля.
– Ну я вчера весь тираж сожгла. Кроме одного этого журнала. И видео ему отправила. Под песню Рамштайна.
Роман Юрьевич прыснул со смеху. Оля – нет.
– Люююб, ты нормальный человек? – она была взвинчена от новостей.
– Не знаю. – пожала плечами я.
– Ой, святая простота…Он себе специально этот журнал замылил, чтобы ты к нему пришла за ним. С продолжением. А ты не догадалась! Он хочет тебя, дурында! Это сейчас уже открытым текстом было. Он взглядом своим мне чуть кабинет не спалил. К ебени матери! – Оля закатила глаза, откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди, забыв даже, что маникюр.
Роман Юрьевич расхохотался пуще прежнего.
– Чего ты ржешь, Ром? – строго спросила она.
– Картинку представил. Тутанхамоныч наш с журналом под мышкой и полотенцем на бёдрах весь вечер сидит у окошка и ждет, когда же Любаня к нему этот чертов журнал забирать примчится. А Любаня вместо этого видосики ему пилит с казней журнала. Его стопудово так ещё никто не прокатывал!!
Роман Юрьевич даже немного плакал со смеху. Оля покачала головой и тоже улыбнулась. А я засунула журнал в сумку и закрыла лицо руками.
– Ты этот тоже сжигать поедешь? – чуть успокоившись, спросил Юрьевич.
– Нет. Себе оставлю. На память.
– В рамку повесь…
Не успел он договорить, как у Оли зазвонил телефон. Она спохватилась. И взяла трубку. Я слышала только отрывки разговора.
– Люба? Люба здесь. А что случилось? Ну давай.
– Кто там?
– Надька из отдела кадров. Спрашивала про тебя. Сейчас спустится.
– Уволит…Это уже понятно. Куртку можно не снимать. – я постучала пальцами по столу.
– По статье "не дала"… – хмыкнул Роман.
Я видела, как к кабинету идёт Надя с какими-то бумагами.
– Люб, ты чего в куртке-то сидишь? – улыбнулась она.
– Все равно уходить…– пожала плечами я.
– Куда?
– Ты ко мне заявление на увольнение пришла подписать? – я посмотрела на Надю снизу вверх.
– С чего ты взяла? Наоборот. Сказать, что ты во вторник в командировку летишь. В Стамбул. С Тутанковым.
У Оли расширились глаза.
– Стоп, Надь! Он тебе про эту командировку когда сказал? Вчера? – спросила она
– Вчера сказал. И сегодня напомнил. – кивнула Надя.
– Во сколько?
– Что – во сколько?
– Во сколько напомнил?
– Да только сейчас. Заглянул к нам в кабинет и сказал: не забудь, Линдеман со мной летит. Забудешь тут! Иду вот у Аверьяновича командировку Любке подписывать. Он же её непосредственный руководитель.
– Подожди, Надь! Ничего не ходи подписывать. – строго сказала Оля.
– Друзья, что происходит? – Надя посмотрела на каждого из нас.
Оля подозвала ей рукой поближе к себе.
– Тутанков на Любку запал…– шёпотом начала говорить она. – Если они вдвоём поедут, то там все однозначно случится. Если ты сейчас подпишешь ЭТО у Аверьяныча, то толкнешь нашу Любку на дно разврата!
Надя сначала посмотрела на Олю, потом на меня.
– Это правда, Люб?
Я пожала плечами, потому что сама не знала, правда это или нет. У меня не было достаточного жизненного опыта, чтобы понять это головой. Но сердцем я чувствовала, будто правда.
– Да, конечно, правда! Ты бы его видела утром. Он так на Любку смотрел, что чуть не поджёг!
– Вчера Любка его подожгла. Сегодня он её. – хохотнул Роман Юрьевич, вспоминая, видимо, про журнал.
– Слушайте! Я не могу от Аверьяновича скрывать информацию. Я ему сейчас командировочные документы отнесу. И пусть тогда сам решает – подписывать их или нет. Если я этого не сделаю, мне Тутанков башку открутит в понедельник. Извини, Люб.
И Надя вышла из кабинета.
– Надо к Аверьяновичу идти! И объяснять ситуацию! – обеспокоенно сказала Оля.
– И что я ему скажу? Меня хочет трахнуть…– я не стала произносить фамилию.
– Скажи, что ты не хочешь ехать, потому что чувствуешь неоднозначное к себе отношение, повышенное внимание. И всё такое. Он должен понять.
Я ничего не ответила.
– А вот и он звонит! – подскочила на стуле Оля. – Да, Кирилл Аверьянович? Хорошо. Сейчас всех соберу.
Она положила трубку и сказала:
– В 12 у него в кабинете совещание. Не тормозите.
Около полудня мы собрались у Аверьяновича.
Виктор Сергеевич уже сидел в кабинете, закинул ногу на колено. Рядом был директор сервисного цеха. Роман Юрьевич. И мы с Олей.
– Садитесь. – пригласил нас Кирилл Аверьянович.
Мы сели.
И он в своей привычной манере посмотрел на каждого из нас.
Начал, по обыкнвению, с недовольных клиентов, зависших по времени ремонтов машин, увеличения цен на запчасти, внешнего вида продавцов.
Он говорил как всегда эмоционально. Жестикулируя. Но звуки его голоса летели будто мимо меня. Пока он вдруг не сказал:
– Линдеман, а ты молодец! Твой ход с роликом хорошо сработал. Продажи выросли на 5%. Обсудите с Виктором Сергеевичем, что ещё можно сделать. До твоего отъезда. – он сделал паузу. – Ты же в курсе, что летишь на конференцию а Стамбул?
Все уставились на меня. Я еле заметно кивнула головой.
– Ну тогда рабочим местам!
Оля задержала меня рукой:
– Люб, скажи ему…– шепнула она тихонько.
– Я не знаю, как это сказать…
– Давай вместе?
– Подожди, Оль…
– Иди, я намекну ему. – сочувственно похлопала меня по плечу блондинка.
Я вышла из кабинета. Меня тошнило и потряхивало от волнения.
За мной вышли все.
Но не Оля.
Я встала около двери. Роман Юрьевич, уходя, будто специально не закрыл её до конца, чтобы я слышала, о чем они говорят. Но я не слышала.
Вскоре голоса стали различаться чётче.
– Ну вы же понимаете, что это словно красную шапочку на растерзание серому волку отдать? Кирилл Аверьянович!
Дверь распахнулась.
– Оль, отвали. Всё я понимаю. Без тебя тошно… – устало отмахнулся он, выходя, и увидел меня.
– Эххххх! Линдеман! Да что ж с тобой…– Аверьяныч отчаянно цокнул и топнул каблуком дорогого ботинка об пол. Сунул руки в карманы. И пошёл курить.
– Что он сказал?
– Сказал, понимает все. Но препятствовать не будет. Что это твое личное дело. И, если ты Тутанкову понравилась, куда не спрячь – он тебя из-под земли достанет. Такой человек.
– Тутанков просто глумится. – вздохнула я.
– Ты зацепила его, дура. Он смотрит на тебя и огнём горит. Но Люба с таким мужчиной скорее и правда сгоришь. Поговори теперь ты с Аверьянычем. Ну или на крайняк, возьми больничный. Правда, это ненадолго поможет.
– Спасибо, Оль. – я обняла её.
Я пришла в наш кабинет. Никого не было. Взяла из принтера чистый листок и написала заявление на увольнение. Одним днём. Без отработки.
Прижала его к груди.
И пошла к Аверьяновичу.
Слышала, что он уже покурил. Вернулся. И открывал дверь ключом.
Мне кажется, увидев меня с бумажкой, он сразу всё понял.
Мы зашли молча в его кабинет, и я положила заявление на стол. Села напротив.
Он внимательно смотрел на бумажку.
Потом на меня.
Потом вновь на бумажку.
– Я не буду это подписывать. – строго сказал он.
Я сглотнула и опустила глаза.
– И не из-за Тутанкова. А потому что ты, Линдеман, талантливая девка. И сидишь на своём месте.
Он эмоционально разорвал заявление и выкинул его в ведро.
Я молча взяла другой листок. И написала повторно. Снова положила перед ним.
– Да чтоб тебя! Упертая, как баран.
– Кирилл Аверьянович, если не заявление, то увольте меня тогда за прогул. Я не приду в понедельник.
У меня по щекам потекли слезы.
Он тяжело вздохнул. И размашисто поставил свою подпись.
– Я надеюсь, что ты передумаешь. Люба. Никто не хочет, чтобы ты уходила.
– Спасибо. – тихо ответила я и вышла из кабинета.
В какой-то прострации.
И на автопилоте подошла к окну, чтобы ровно поставить стойку с прайсами. Кто-то засунул их в лоток небрежно.
Услышала сзади шаги.
Спиной почувствовала, что ОН.
Не оборачивалась.
Видела только краем глаза, как вышел, ни с кем не попрощавшись и на меня не взглянув. В одной лишь рубашке. С закатанными рукавами. В ноябрь и снег с дождём.
Сел в машину.
На пассажирское. За ним его свита с пальто.
Я развернулась и пошла относить Наде заявление.
– Линдеман, ты понимаешь, что этим, – Надя потрясла моё заявление в руках. – Ты проблему не решишь. Аверьянович получит за то, что подписал. Мне звездюлина прилетит. А Тутанкова это ещё больше раззадорит!
– Не раззадорит. Что вы его все так боитесь?! – всплеснула руками я.
– Люба!
– Надь, спасибо тебе. Но я не передумаю.
Я спустилась к нам в кабинет. Было время обеденного чая. Роман Юрьевич шутки шутил, как обычно.
– О, Любка! Ты слышала свежий прикол? – начал он.
– Подожди, Ромыч. – остановила его Оля. – Люб, ну что, поговорила?
– Я заявление написала…
– Какое ещё заявление? – чуть не шепотом спросила Оля.
– На увольнение.
– Да ты с ума сошла! Куда ты собралась, Люб! Мы все против!
– Оль! Я приняла решение. Точка.
Остаток дня прошел молча. Молча я собрала свои вещи. Было грустно. И уходила, дождавшись, когда уйдут все. Чтобы избежать всех этих прощаний.
Всю дорогу домой я думала о том, что надо бы уже подумать о том, как сказать родителям. Что я больше не работаю в автосалоне. Но я так и не подумала ни секунды об этом. Ладно. Скажу как-нибудь потом…
Зайдя в квартиру, я повесила куртку в шкаф и прошла в свою комнату. Устало упала на кровать.
Закрыла глаза. И его вижу…Снова.
Взгляд этот.
Горящий огнём.
Знаю, что нельзя к нему. Только почему тогда сердце говорит, что можно?
Ты влюбилась, Люба?
Я свернулась клубком и уткнулась носом в подушку.
Было ощущение, что всю мою грудную клетку стягивает куда-то в середину. К сердцу. Такое сильное и явное было это ощущение!
Я влюбилась....
Влюбилась первый раз в жизни…
Глава 7. Любовь.
Все выходные я провалялась в постели.
И ничего не сказала родителям про увольнение.
Скажу в понедельник.
Или не скажу?
Совру, что заболела!
Мама, кстати, так и подумала, глядя на то, что я не собираюсь вылезать из-под одеяла. На моей прикроватной тумбочке валялся журнальный Тутанков. И я то и дело косилась на него краем глаза.
Видно, что фото было сделано случайно. На каком-то мероприятии. Он улыбался, как обычно улыбаются над хорошей шуткой. Искренне. На нем была голубая рубашка. И руки сложены на груди. Чертовски хорош! Манжеты закатаны как всегда. Жилистые руки. Ему было 42. Старше в два с лишним раза. А Саня сказал, что тягаюсь с ним на равных. С таким мужчиной! На которого даже просто смотреть страшно…
Мои думы прервала мама.
– Люб, это кто? – спросила она, кивнув на обложку.
Я чуть покраснела.
– Один из моих начальников…– ответила я.
– Очень непростой человек. – задумчиво произнесла она. И, надо признать, была абсолютно права.
Понедельника я ждала!
И чувствовала, что должно что-то произойти. Что моё внезапное увольнение в пятницу не должно оставить его равнодушным. Это как следующий ход игры. Мне бы хотелось посмотреть на его лицо. Когда он узнает. Воображая это, я улыбалась. И новости не заставили себя ждать.
В понедельник начале 11-го мне позвонила Мария Вячеславовна. Наш главбух.
– Люба, привет. – бодро начала она.
– Доброе утро, Мария Вячеславовна.
– У меня для тебя новость. Важная. Послушай меня, пожалуйста. И сама решай, что делать.
Я немного напряглась.
А она продолжала говорить.
– Как ты знаешь, дистрибьютором был зафиксирован факт нарушения корпоративных стандартов. Письмо об этом пришло в пятницу. Я обязана взыскать с тебя штраф, поскольку в пятницу ты ещё являлась нашим сотрудником. Это был твой последний рабочий день.
Я помолчала в трубку и спросила:
– И на сколько я попала?
– Ну, с учётом увольнительных, которые пойдут на погашение…Ты должна конторе ещё около двухсот тысяч рублей.
У меня застучало сердце.
– Согласно договору, ты должна выплатить их не позднее рабочего дня, следующего за днем увольнения. То есть, сегодня.
– А если у меня нет таких денег?
– Тогда мы будем обязаны через суд с тебя их взыскать. Либо. – она сделала акцент на этом слове и чуть замялась. – Либо ты продолжаешь работать. И я вычитаю 10% штрафа из твоей зарплаты ежемесячно.
Я понимала, что это ЕГО следующий ход.
Он нагибает меня.
Специально.
– А если сегодня принесу деньги?
– То будешь молодец. И успей, пожалуйста, до конца рабочего дня.
Я положила трубку. И тут же набрала Сане. Долгие гудки.
– Алло. Любка! Ты куда пропала?
– Я заболела.
– После реакции Тутанкова на пожар из журналов? – хохотнул он.
– Саш…
– Что?
– У тебя есть двести тысяч?
– Двести тысяч чего?
– Рублей! Не кроликов же…
– Люб, нет! Ты же знаешь, я только автомойку открыл. У меня инвестиционный период. Сам без денег сижу. Папа не даёт. Учит крутиться самостоятельно. А зачем тебе?
– Я потом расскажу…
– Какая-то ты странная…
– Не бери в голову…– ответила я.
И мы попрощались.
Спросить сумму у дяди Андрея? Так слухи до родителей дойдут. А я не хотела. Вариант один. Брать кредит. Дадут ли мне его?
Я натянула свитер. Джинсы. Взяла паспорт. И поехала в банк.
Я понимала, что это глупо. Я не хотела бросать эту работу. Затеяла историю с увольнением только лишь для того, чтобы ему не достаться. Хотя в глубине души хотела достаться! Но мне просто невыносимо было проигрывать.
И этот необоснованный азарт делал из меня глупышку…Которая сама доставляет себе проблемы ради каких-то дурацких принципов.
Насолить – не прогнувшись.
Сделать то – чего никак не ожидает.
Удивить. И заплатить за это дорогую цену.
Но рано или поздно ему надоест.
Эта мысль была неприятной.
Я просидела в банке около получаса. И мне пришёл отказ в выдаче кредита.
Я вышла из красивого модного здания прямо в слякоть и грязь.
Мимо летели машины.
Люди прятались от моросящего дождика под козырьками случайных магазинов и остановок.
Я тоже забежала под один.
И прочитала табличку: Микрозаймы.
Зашла.
Ярко-накрашенная брюнетка лет 35-ти натянуто улыбнулась мне и сказала:
– Вход в чебуречную с другой стороны.
– Нет, я к вам. – поспешно перебила её я.
Она посмотрела на меня внимательно с ног до головы.
– Вы можете оформить мне 200 тысяч наличными? – начала я.
– Школьникам не оформляем. – хмыкнула она.
– Нет! Мне уже есть 18. Я учусь и работаю.
Брюнетка недоверчиво сморщилась:
– Ты чем собираешься отдавать? Там проценты огогого!
– Оформляйте. – вздохнула я.
Через полчаса я вышла из хлипкого павильона с 200 тысячами рублей в кармане. И с конскими обязательствами по процентам. И с необычайно приятным чувством превосходства над обстоятельствами.
Сейчас я снова утру Тутанкову нос!
Надо было потарапливаться.
Рабочий день в автосалоне заканчивался черед полчаса.
И я прыгнула в автобус.
Аверьяновича, к счастью, не было на месте. Мне не хотелось объяснять ему всё.
– Линдеман?! Ты передумала и вернулась к нам? – пошутил кто-то из продавцов.
– Нет. Пришла забрать кое-что из вещей. – соврала я.
И аккуратно прошмыгнула мимо кабинета Оли, чтобы та не принялась меня расспрашивать.
Я забежала на второй этаж. В переговорной горел свет. И я чувствовала, что ОН там.
– Люба! Ты?! – вскинула от удивления брови Мария Вячеславовна. Она явно не ожидала меня увидеть.
– Я принесла деньги. Хочу оплатить штраф.
Мария Вячеславовна забегала взглядом. И уселась в свое кожаное кресло. Оно чуть скрипнуло.
– Давай деньги. Я сейчас распечатаю ведомость об оплате штрафа. Подпишешь.
– И буду свободна? – улыбнулась я.
– Люб…
– Что?
– Тутанков заходил.
Я молчала.
А Мария Вячеславовна продолжила:
– Сказал взыскать с тебя ещё расходы за сорвавшуюся командировку. Ведь документы на нее были подписаны до факта твоего увольнения. Был проплачен отель, трансфер, заказан перелёт. Ты должна конторе ещё 187 тысяч рублей.
Я не моргала. В голове каша. Всё зря?! Я осознавала, что ещё 200 тысяч с процентами я не потяну.
– И что делать? – чуть не плакала я от разочарования.
Финт не удался. Он просчитал.
– Лететь, Люб. – как-то издевательски улыбнулась главбух.
Я молча встала. И пошла.
– Люююб, – окрикнула она меня. – В ведомости-то подпиши, что штраф внесла.
Но мне было все равно.
Автосалон уже готовился к закрытию. Включили приглушенный свет. Практически все разошлись. Я медленно плелась к выходу. Побежденная ИМ. Мне будто дали обухом по голове.
У самых дверей я зачем-то обернулась и посмотрела на второй этаж.
Он стоял на самом верху. В голубой рубашке, как с обложки. Засунув руки в карманы. И, кажется, улыбался.
– До завтра, Линдеман. Служебная машина заедет за тобой в 12. Купальник можешь не брать. В Босфоре плавать не будем. – его голос звонко пронёсся по шоу-руму.
В интонации звучала победа.
Я ничего не ответила.
Вышла.
Если бы двери не были автоматическими, уходя, я бы со всей души хлопнула бы ими!!
Воздух был холодным. А по сравнению с ним – катившиеся по лицу слезы – тёплыми. Я рыдала навзрыд. От горечи поражения в битве… И от счастья, что буду с ним. Завтра!
Родителей насторожила моя внезапная командировка. Но я получила на почту лист регистрации от автосалона и, предъявив его маме, перестала быть под подозрением в чем-то странном.
\Я взяла пару строгих платьев, каблуки. Собрание сочинений Бахтина. Свежую футболку и белье.
Согласно программе коференции, мы должны были провести в Стамбуле три дня.
Утром, ровно в 12, у подьезда меня ждала машина с водителем. С тем же, с которым мы собирали по городу сгоревшие журналы.
– Привет, начальница. – сказал он мне.
Я кивнула и улыбнулась.
Машина летела по трассе. И вскоре был виден аэропорт. Но почему-то мы свернули не там, где обычно сворачивают машины, чтобы подъехать к терминалу вылета.
– А почему мы едем здесь? – спросила я.
– В бизнес-терминал. – ответил водитель.
– Мы что, полетим, на бизнес джете?! – вытаращила глаза я.
– Тутанков только так и летает. Они с другими собственниками скидываются и арендуют самолёт. Ты не знала?
– Нет. – покачала головой я.
У входа в терминал меня встретила девушка в синем фирменном аэропортовском пальто и пригласила к стойке регистрации. А затем какими-то пустыми коридорами привела прямо к самолёту и пожелала приятного пути. Я поднялась по маленькому трапу. И зашла в салон.
– Здравствуйте! – улыбнулась мне красивая стюардесса в вишневой форме с золотистыми волосами.
Я ушла в хвост. И села в самое дальнее коричневое кожаное кресло. Никого больше не было.
– Я помогу вам убрать вещи. – блондинка взяла мою сумку и отнесла куда-то.
Я оставила себе только книгу Бахтина. Видела в иллюминатор, как к трапу подъехал чёрный мерседес. Оттуда вышло четверо здоровых серьёзных мужиков. В том числе, и Тутанков. Они шумно и задорно ввалились в салон.
Я подняла глаза и встретилась взглядом с НИМ.
Он был в обычной синей толстовке нараспашку. Без костюма, как обычно. Какой-то простой…Но непростой.
– Это кто? – спросил один из серьёзных мужчин в очках, кивая на меня.
– Моя…Моя секретарша. – удовлетворенно ответил Тутанков.
Двое других многозначительно хмыкнули.
Я так и сидела в стороне.
Одна.
Компания шумно и эмоционально обсуждала какие-то ставки финансирования. И ещё что-то сложное для меня. Стюардессы ходили туда-сюда, раскачивая самолет. И когда все более менее успокоились, мы были готовы к взлету.
Я расположилась лицом к кабине пилотов.
Впереди было еще пара кресел, повернутых в мою сторону.
В одно из них и сел Тутанков. Снял толстовку. Остался в белой обтягивающей футболке. Я впервые видела его таким.
Он закинул ногу на ногу. То и дело кидал на меня жаркие взгляды. Или мне так казалось?
Хотелось смотреть на него и смотреть. Но я целомудренно опустила глаза в Бахтина.
– Люба, вам принести плед? – заботливо спросила стюардесса.
Я кивнула. И через пару минут после взлёта уютно устроилась с ногами в широком кресле под пледом и с Бахтиным. Конечно, я не читала. Тупо пялилась в текст. В одну и ту же строчку не переворачивая страниц. Мысли скакали в голове как белки.
Разговоры мужчин стали тише.
Их глушил шум двигателя.
Вдруг я увидела, как ОН встал. И направился в мою сторону.
Занервничала. Сглотнула.
Подошёл вальяжно и облакотился на спинку кресла.
У меня внутри кровь забурлила под напором, словно водопад. Но я старалась даже дышать тише обычного. Показывала изо всех сил безразличие.
Он засунул руку в задний карман и достал оттуда пачку денег.
МОЮ!
Вчерашнюю!
Пачку!
Бросил на соседнее сиденье.
– Верни, где взяла. – строго сказал он.
– Это же мой штраф! – я осмелилась повысить голос и посмотрела ему прямо в глаза.
– Линдеман, в следующий раз перед тем, как оплачивать какой-либо штраф, ознакомься с документами, подтверждающими, что он у тебя есть. – он улыбнулся.
И я понимала, что ОН вчера блефовал. И ликовал сегодня от этого.
– Так не было никакого штрафа? – распахнула глаза я.
Он пожал плечами. Саркастично. И, засунув руки в карманы, собрался было идти обратно к своим важным товарищам. Но вдруг задержался. Замедлился. И тембором, тише обычного, произнес, нагнувшись к моему уху:
– Но ты меня удивила, конечно. Будем считать, что 3:3.
Он еле сдерживался от улыбки.
Я вновь опустила глаза в Бахтина.
По мне побежала сильнейшая дрожь. И было холодно даже под пледом.
А ещё…
Ещё я почувствовала возбуждение…От его голоса. И испугалась этого.
Кто-то позвал ЕГО выпить стопочку.
– С удовольствием! – ответил он и так же вальяжно пошел в переднюю часть салона.
– Люба, хотите шампанского? – предложила мне стюардесса.
– Нет. – ответила я. Хотя мне хотелось. Но я боялась. Боялась поплыть.
Всю оставшуюся дорогу я сидела на своём месте. Рядом с пачкой денег.
Никто больше не разговаривал со мной.
Как только самолёт приземлился, ко мне вновь подошла стюардесса.
– Люба, сейчас пограничники проверят ваши документы и помощники пригласят вас в комнату, чтобы переодеться. Илья Константинович просил передать, что вы сразу едете на приветственный кофе брейк.
– Спасибо. – ответила я.
Через полчаса мы сидели в микроавтобусе.
ОН спереди. Я сзади.
Тутанков переоделся в чёрный строгий костюм.
Я – в платье.
Когда он увидел меня в нем, то остановился взглядом на ногах.
Долгим. Глубоким. Взглядом.
И ничего не сказал.
Я тоже молчала.
Мы подъехали к какому-то зданию, похожему на отель. Было много людей. Фоторепортеры. Машины то и дело мелькали. Высаживали кого-то. Тутанков вышел из машины первым. А мне подал руку водитель.
Мы пошли.
ОН впереди.
Я сзади.
Холл.
Большой светлый зал.
Все здороваются.
Суета.
– Идем, познакомлю с президентом "Автомоторс". Томас Ричардсон его имя. – Тутанков кивнул мне.
И не дотрагивался.
Почему? Он? Не дотрагивался?!
Мимо проносили поднос с шампанским.
ОН ловко схватил бокал и протянул мне:
– Только один. Для смелости. – шепнул он, наклоняясь к моему уху.
Это было так интимно, что можно было сойти с ума.
Я сделала глоток. Пузырьки пошли в голову.
– Ильйа! – на ломаном русском восхищенно произнес седовласый мужчина небольшого роста и раскрыл объятия.
Они обнялись.
– А это?
– Это одна из самых талантливых моих сотрудниц. Люба Линдеман. Запомни ее, Томас!
– Льйуба? – теперь мужчина искренне улыбался уже мне, протянув руку.
Я тепло пожала ее в ответ.
– Это она сделала ту нестандартную рекламу, за которую твои церберы устроили мне взбучку!
Они расхохотались.
Мне было неловко. Я то бледнела. То краснела. Затем они перешли на английский. А я плохо учила его в школе, поэтому не понимала ничего.
– Всё. Пошли. На сегодня хватит. – строго сказал мне Тутанков, указывая глазами на выход.
– Куда?
– В отель. Завтра с утра придётся слушать занудство. Идём спать.
Мы снова сели в машину. Снова молчали. Приехали в гостиницу. Он пропустил меня на стойку регистрации первой.
– Ваш этаж 7. Номер 707. – улыбнулась администратор.
Я обернулась на Тутанкова.
– Иди. Твои вещи уже там. – сказал он мне.
И я пошла к лифту.
Затем по коридору к табличке с номером 707. Приложила карту. Открыла дверь. Было темно. Прохладно. И приятно пахло ванилью. Я включила свет. Огромная кровать. Столик с зеркалом. Большие мягкие кресла. Огромная ванная. Красивый свет. Свежие цветы всюду в вазах. Белые пушистые полотенца. Я включила ночники. И опустилась в кресло. Почувствовала волну накатывающего счастья. От роскоши, в которой находилась. Ты так мечтала об этом, Люба!
Вдруг шаги по коридору.
Дверь распахнулась.
Тутанков.
Сердце запульсировало будто везде. И в висках.
Он скинул ботинки у входа.
Снял пиджак.
И прямо в рубашке и брюках плюхнулся на белоснежную кровать.
– Илья Константинович…– произнесла я, кажется, впервые его имя.
– Мммм?… – ответил он.
– А что происходит?
– Как что?! Лежу. Устал.
– Вы лежите на моей кровати.
– Не на твоей, а на нашей, Линдеман…– спокойно ответил он.
Я вскочила от возмущения.
– Это же мой номер!
– Не твой. А наш. Мы живём в одном номере. Я так решил. Если не нравится – у тебя в сумке 200 косарей. Иди обменяй на валюту и выбери себе другой отель.
Я запыхтела от возмущения. И рванула к выходу. Но он резко вскочил с кровати. Щёлкнул ладонью по выключателю света. И преградил мне выход.
– Можешь идти, куда хочешь. Но с одним условием....
Я замерла. Ждала, что скажет.
Он нагнулся к моему лицу и прошептал прямо в губы:
– Сначала поцелуй, Линдеман…
Ниже живота все начало непроизвольно сокращаться. Он подхватил меня рукой и посадил на тумбу. Нагло раздвинул мои ноги и встал между ними.
– Мне надоела эта беготня, Линдеман! Всё. Хватит!
Я была так близко к нему....
Что чувствовала его тепло.
И понимала, что мне тоже…
Мне тоже надоела эта беготня.
Он дышал мне в затылок.
Не прикосаясь руками к телу.
Я спрыгнул с комода.
Отвернулась. Отошла.
И стояла к нему спиной.
Пытаясь отдышаться.
По мне шарашил разряд электричества.
Он подошёл сзади и медленно потащил собачку на молнии платья вниз.
С каждым миллиметром тело будто высвобождалось от оков ткани. Которые держали меня в форме.
А сейчас всё…Обмякла.
Плечики платья начали медленно сползать по моим плечам. А внутри не было бюстгалтера.
И я чувствовала, как ходит туда сюда моя грудная клетка. От частого глубокого дыхания. Которое становилось с каждым ЕГО прикосновением более шумным.
Я так и стояла посередине комнаты со спущенным наполовину платьем.
А он – сзади.
Не прикасаясь телом.
Но так близко.
Что я чувствовала тепло от ткани его одежды обнажённой спиной.
Он прикоснулся тёплым указательным пальцем к линии моего позвоночника.
И медленно повёл пальцем вниз.
Было нежно.
Щекотно.
Я.зашлась в возбужденном дыхании снова.
Потом он повторил это уже ртом. Горячими губами по позвоночнику.
И я поняла, что внизу живота меня пронзило такой волной!
Что бельё моментально стало мокрым.
Одна широкая горячая рука захватила мою шею.
Я чувствовала каждый палец, придавливающий мою кожу. Он чуть душил.
А вторая рука поползла под юбку.
По трусикам.
– Ты уже вся насквозь. Кого обманываншь, Линдеман?…– прошептал он хрипло.
И пытливо гладил меня огромной лодонью там. Под юбкой, не проникая за ткань. Я елозила. По ней – по его ладони. Не специально будто. А тело само подсказывало, что нужно делать.
– Я так хотел тебя…Каждую минуту…С момента, как ты своей дрожащей рукой чашку передо мной опустила, там в переговорной…– он ослабил хватку на шее и убрал оттуда руку.
Взял мою.
Положил мне на живот.
Накрыл её своей ладонью.
– Поехали…
И он медленно повел мою руку под своей вниз.
Спуская аккуратно платье. Оно тяжело шлепнулась на пол.
Я осталась в одних трусиках. И чулках.
И наши руки как раз прокатились по телу дальше вниз прямо туда.
И одновременно ОН резко прижал меня задом к себе.
Я впервые ощутила почти обнаженным телом. Мужскую эрекцию.
Он был в брюках.
Но там все стояло колом.
Я представить не могла, что так бывает! Из меня вырвался громкий стон.
А пальцы наши были уже у меня в трусиках. Он надавил средним пальцем на мой средний палец и положил его на клитор. Мы делали это вместе. В унисон. Ласкали меня круговыми движениями. Он набухал. Под подушечками пальцев.
Я понимала, что сейчас кончу от этого всего.
Все мои органы натянулись в струну.
Подкатывала…Это предоргазменная сладкая резь.
Я не раз ласкала себя сама.
И знала, как это бывает.
Но тут ощущения умножались тысячекратно.
– Ночью я представлял твоё невинное личико. Как ты стонешь. Своим пухлым ртом…
От этих слов я больно прикусила зубами губу. Откинула голову ему на грудь и выгнулась вся..
– Хорошо, да? Сейчас станет ещё лучше.
Я услышала звук расстегивающегося ремня.
Потом ширинки брюк.
Потом, как это все упало на пол.
И почувствовала его горячее тело. Этот жар… своей кожей.
Он аккуратно отодвинул полоску трусиков в сторону.
Я замерла.
И начал просто водить туда сюда головкой. Доходил до клитора. И обратно.
Я чувствовала…
Что сделала его член мокрым.
Он начал медленно наводить туда.
И тогда я резко повернулась к нему лицом. И посмотрела в глаза.
В темноте он был совсем другим. Таким любимым....
– Что ты хочешь мне сказать?.– он провел пальцем по щеке.
Я стеснялась… взглядом водила по его лицу.
– Я у тебя первый? – он чуть улыбнулся.
Я еле заметно кивнула. Он приблизился к губам.
– У меня сейчас окончательно крышу сорвёт. От мысли что никто другой к тебе не прикасался. Что вся моя!
Он обхватил моё тело. Прижал. И губами вцепился будто.
Очень страстные поцелуи.
За темпом не поспеваю.
Расстегиваю ему рубашку.
Хочу грудью его тело чувствовать.
Грудь на дыбы уже. Дотронуться невозможно. Сразу всё вниз отдает волной
Он стянул с себя одежду. С меня.
И на кровать меня подтолкнул.
Сверху лёг.
– Малыш, потерпи пару секунд. Один неприятный момент. И потом будет хорошо. Очень хорошо…
– Доведи меня до оргазма перед этим…Поласкай пальцем…– просила я.
Я чувствовала, что мне это нужно. Что если этого не произойдёт. Я взорвусь!
– Я не могу уже ждать. Чувствуешь. – он положил мою руку на свой член. Он был каменный. И влажный.
– Я потом доведу тебя…Я уже не могу терпеть. – повторил он как в бреду.
И опять начинал водить туда сюда.
И вдруг. Резко. Я почувствовала между ног тупую боль. Но будто без препятствий. Как будто просто узко очень.
Он вошёл. И остановился внутри
– Все хорошо? – шепнул он.
Я кивнула.
– Не очень больно?
Я помотала головой.
– Я могу продолжать?
– Да…
– Раставь шире ноги.
Я развела колени сильнее.
– Сейчас привыкнешь к мужчине внутри. И будет очень приятно…– тихо говорил он.
