Да что же это за человек! Угрозы и хитрость! Ещё один, кому не угодил король?
– Но это очень важно, – постаралась удержать себя в рамках вежливости я. – Этому человеку нужна помощь! Вы же сами видите, в каком он состоянии, наместник!
Ответом мне был холодный злой взгляд.
– Простите, но барон достаёт редчайшие травы не для того, чтобы лечить проходимцев!
Я сжала кулаки, ведь, уверена, он узнал Даргана:
– Могу тогда я поговорить с бароном? Или Боран, он уж точно может.
– Вот когда поговорит, тогда и посмотрим, – он изобразил притворную улыбку.
Рель вложил фляжку в его ладонь со словами:
– Ну что ж, сами справимся.
– А вы уверены, что знаете… раненого? – я хотела увидеть его реакцию.
– У меня нет времени обсуждать это, – ответил наместник. Спрятал фляжку и поспешил к двери.
Хотела я кинуться следом за ним, точнее на него, даже сделала несколько шагов, но на плечи мне осторожно опустились чьи-то руки. Послышался голос Реля, он не подходил, видимо, применил магию:
– Не стоит, сестрёнка, правда, не стоит.
– Этот Прата… – я выдохнула. – Наместник того сэра в красном балахоне?
– Сэра Брюстека? Нет же, барона.
– А он в курсе, что барон теперь не главный. Если это правда, конечно.
– Похоже, что нет. Хотя странно… А может он в любом случае наместник, пока не уволили – точно, так и бывает. Он же наёмник, что ему?
– Он очень странный, откуда он взялся вообще?
– Из Баркии, – он кивнул, заметив моё удивление. – Серьёзно, баркиец. Барон сам так хотел. А чего от них хотеть?
Так Прата – чужестранец? Вот почему его манеры и общение такие странные, но…
– Он так чисто разговаривает.
– Ага, – Рель усмехнулся. – Научился, приехал, говорят, гакал и ракал, как положено его народу, а теперь не отличишь от серенидца.
– Завидую, у меня некоторые звуки до сих пор не получаются, – подумала я, и только потом поняла, что вслух.
– Зато ты окончания всегда округляешь, как аристократка, – хмыкнул Рель. – А он акает как простолюдин. Всё время с селянами возится – нахватался.
– Все баркийцы такие наглые? – не удержалась я.
– Вообще, по своей натуре, далеко не скромные. Да и чего ему озадачиваться? Подданный другой страны. Ему тут не жить. Заработает – уедет.
Как бы он ни собрался заработать чем-то незаконным.
Рель взял в руки ступку и пошёл к камину:
– Подумаешь, "редчайшие травы" у них! – он пожал плечами. – Утончённые все стали, "редчайшие травы" им подавай! Не сочти меня консерватором, но во время войны из одного гречелистника с помощью зачарования те ещё чудеса творили. Больно нужны их "редчайшие травы"! Даже не волнуйся, сестрёнка!
Он высыпал полученную в ступке смесь в котелок с водой, взял с каминной полки глиняный сосуд и плеснул на угли искрящейся жидкости – те ярко разгорелись. Я сразу вспомнила Маретт в ордене Непринуждённых, помнится она разжигала при мне камин таким же способом. Это новомодное алхимическое средство, причём ещё нераспространённое, раньше я не видела таких. А ведь после столицы такие штучки в первую очередь приходят в Динки, где я живу.
– Так вы алхимик, Рель? – не выдержала я.
Рель повернул голову, внимательно посмотрел на меня, придвинул стул, сам уселся на противоположный:
– Нет, – наконец ответил он. – Садись.
Я села и в свете огня разглядела вытянутое лицо, аккуратные светлые брови, ресницы, чуть квадратный подбородок. И до того, как я успела сказать это сама себе, услышала от него:
– Но я из народа, который очень уважает алхимию и последнее слово науки. Среди нас много алхимиков, и мы помогаем друг другу.
– Фроксианин, – кивнула я.
– Ну вообще, я серенидец, – Рель приподнял одно плечо. – В смысле я подданный Серенида и мать моя – серенидка.
– Значит, по отцу?
– Так точнее, – кивнул он. – А то маг-фроксианин – это… – он усмехнулся, – скорее анекдот. С нашими-то укладами!
«Как и мужчина-целитель! Что ж ты такой необычный, Рель?»
Целитель смотрел на меня, и, будто прочитав мои мысли, прижал ладонь ко лбу:
– Ну вот. Мне снова оправдываться. В общем, умение исцелять от пола не зависит. Но вообще, все дело в чувстве. Понимаешь, одно дело, когда человек, скажем… – он отвел ладонь в сторону, словно что-то прикидывая, – ну пусть просто ломает колено. И совсем другое, если он на вид целый, но бледный как смерть сама, или сидит в разгар лета у огня и от холода трясётся. Или слабый с рождения, встать с кровати не может и в расцвете лет слабее ребёнка – вот что с ним?
– Не знаю.
– А ведь надо это понять, пока он жив.
– И это могут только женщины?
Рель сделал неопределённое движение головой:
– Ну… Неправильно говорить «только», главное – проникнуться человеком, чтобы почувствовать то, что чувствует он… Но женщинам это легче даётся. Намного легче.
– Значит, вам сложно?
– Бывает.
– Но зачем тогда…
– У меня есть магические гены по матери, не пропадать же таланту. Но ты же знаешь наши серенидские порядки? Колдовство запрещено, шаманство запрещено, некромантия – и подавно, телепатия и зачарование – только храмовникам, но присоединиться к Храму я не мог из-за отца. Остаются волшебство, боевая магия и целительство. Но убивать мне не по нраву, а волшебство – не профессия. В итоге, целитель-наёмник. Мне нравится эта работа, я много путешествую, занимаюсь благим делом.
Интересные магические гены ему достались, если подумать. От фроксианина – предрасположенность к Воде и стойкость к Огню, от серенидца – предрасположенность к Пустоте и стойкость опять же, к Воде. Ученица Гредвара во мне жаждала изучить, как между собой взаимодействуют стойкость и предрасположенность к одной и той же стихии, но ум воина цеплялся за нечто иное: фроксианин! Конечно. Письмо, из-за которого мы прибыли сюда столь поспешно, было написано на лабораторной бумаге фроксианином. Я даже стала оглядываться в поисках таковой. В письме упоминался редкий минерал и… наместник. Точно! Наверное, Рель и отправил то письмо Уолу…
– Рель, а вы знаете Уолу? Советника Уолу.
Рель хмыкнул, улыбнулся:
– О да, довольно хорошо, а что?
– Да нет, ничего. Просто мне довелось недавно с ним повстречаться, и я вспомнила, что он тоже фроксианин.
– Умный человек, отличный оратор. Но, поосторожней с этим голубчиком, сестрёнка.
«Нда, помню я этого оратора на корабле!»
– Почему?
– Потому что он с виду очаровашка, а темперамент у него фроксийский, да и сердце тоже.
Мне не хотелось более говорить о нём, как и не хотелось вспоминать, что он умер. Мысль о смерти бросала меня в панику, будто в тёмную бездну: тело тяжелело, сердце падало в пятки. Я вдруг почувствовала, что задыхаюсь.
– Сестрёнка, – ворвался в темноту пучины голос целителя.
– Что?
– Да что бы ни было. Смотри сюда, – с его ладони сорвался зелёный шарик, он медленно полетел вверх до уровня глаз, потом также медленно вернулся на ладонь. – Делай вдох, когда он летит вверх, выдох – когда вниз. Не спеши, не спеши, так.
Не знаю, почему я его слушала и зачем выполняла эти дурацкие команды, но это успокаивало. Четыре вдоха и выдоха, и панику как рукой сняло. Более того – такого облегчения я не испытывала с тех пор как покинула Динки.
– А что значит «фроксийское сердце»?
– Позже скажу. Не надо пока об этом думать. Отвар готов.
– Отвар?
– Ну здравствуй! Для Даргана твоего.
Рель снял котелок с огня, поставил на столик, щёлкнул пальцами, и свет яркого золотого шара озарил помещение. Он приблизился к Даргану и коснулся двумя пальцами его шеи, осторожно приподнял верхнюю губу – осмотрел дёсны, после чего полез в сундук с перевязками.
Было так тихо, что даже закрой я глаза, могла бы на слух определить каждое его движение. Что-то стукалось о пластины окна, наверное, шёл снег.
Я тоже подошла, слегка коснулась подбородка Даргана, почувствовала его дыхание, лицо его чуть исказилось в ответ на моё прикосновение. А целитель уже гремел своей посудой, то ускоряясь, то замедляя движения. Наконец, повернулся, он тряс в руке какой-то бутылёк, потом вылил немного содержимого себе на ладонь.
– Придержи ему ноги, – сказал он. – Выше колен.
Я положила руки чуть выше колен Даргана.
– Посторонись, сейчас как лягнёт, – сказал он, касаясь лба короля смоченной ладонью, оставляя на его лбу зеленые разводы.
Дарган двинул головой, тихо простонал, тем временем целитель уже мешал что-то в глиняном стакане, затем вставил небольшую воронку в приоткрывшиеся губы пациента и влил туда содержимое бутылька. Дарган дёрнулся так что я едва устояла на ногах.
Рель довольно хмыкнул:
– Порядок!
Дарган, и правда, приоткрыл веки, но взгляд был затуманенный.
– Знаю, голубчик, знаю, – вздохнул целитель. – Время надо. Отдыхай, всё хорошо.
Рель заботливо поправил его одеяло.
– Так ему лучше?
– Не хуже. Хотя временное ухудшение было бы нормой. Здоровый парень, надо сказать, явно не супом из ботинка выкормлен. Если честно, сам поражаюсь, но такими темпами он уже к вечеру будет в сознании.
У меня отлегло от сердца, даже захотелось лечь и расслабиться. Я выдохнула, уронила голову:
– Хорошо, что мы вас нашли, когда на дороге его ранили, не знали, что и делать.
– Что ж я рад, оказаться в нужном месте в нужное время.
Мы молчали, тишину вновь потемневшей хижины нарушало лишь потрескивание дров в камине, а вот мысли становились громче. Минутная радость отягчалась глубоким чувством вины. Даргану лучше, но могло совсем ничего не быть, если бы я правильно выполняла свою функцию, если бы была рядом, когда действительно нужна. Как я вообще взгляну ему в глаза?!
Я посмотрела на Реля. Что я искала в его лице? Поддержки? Он, очевидно, ждал от меня ответных откровений, таковы уж негласные правила общения. Разговор пришёлся бы весьма кстати, но с чего начать, когда в голове только крутятся события последнего дня. И тут я услышала:
– А ты, значит, знаменитая Кеита Брайа?
Я кивнула.
– Понимаю. То есть нет, наверное, не понимаю, – развёл руками Рель.
– Я тоже, – честно призналась я. – Но это, как ни странно, что-то значит. Для других. В принципе, я никогда за себя сама не решала, с малых лет. До сих пор не знаю, в чём смысл.
Целитель грустно улыбнулся:
– Я тебя умоляю, дорогуша, какой смысл? Нет вообще никакого смысла! Приходим в эту жизнь и уходим, поверь, я видел и приходы, и уходы. А однажды, – он вздохнул, – их разделяла минута.
Я вздрогнула, но ничего не успела сказать, потому что он продолжал без остановки:
– А наоборот, один древний старик, помирал у порога трактира, так до своей последней и не добравшись. Я был там с ним. Он умер. Но некому было даже сказать об этом. Никто не спросил о нём, не помянул и не заплакал. А ведь у него была целая жизнь, и где она? Какой мы можем сделать отсюда вывод? Человек – ничто, плоть его превращается в землю. Единственное, что остается – это память о нём. Вот и весь смысл. В его жизни, – он мотнул головой в сторону Даргана, – есть смысл. Я вижу по тебе, а не по нему. Тебе важна его жизнь.
– Я за неё отвечаю, – произнесла я.
Просто хотелось, чтобы Рель лучше понимал меня.
Я не отрицала, что Дарган стал дорог мне как человек, даже не как король-освободитель, но моя ответственность за его жизнь усиливала это ощущение. А теперь ещё и усиливала вину.
– Мы уже многое вместе пережили… В общем, тут не только долг, конечно. В конце концов, в его жизни точно есть смысл. Он нужен многим, не только мне.
– А может, рядом с ним ты сама ощущаешь себя нужной, что бы это ни значило, – улыбнулся Рель. – И твоя жизнь тоже…
– …приобретает смысл? Я не знаю. Знать бы, это слишком сложно.
Такого мне в голову никогда не приходило, над этим стоило подумать. Меня почти с рождения мучил вопрос, в чём смысл моего жизненного пути. Может, это то, что с юных лет в принципе привязывает меня к службе. Я ощущаю себя нужной? Однако я всегда служила идее или стране и никогда лично человеку.
– Спроси себя, хотела бы ты, чтобы он не появился. И какой бы тогда была твоя жизнь и станет понятно.
Секунд пять в голове роились противоречивые мысли. С одной стороны, моя жизнь изменилась, в ней и правда появилось больше смысла. Но эти мысли сменялись болью, потому что:
– Так или иначе я оказалась не нужна. Я не справилась.
– Но с ним всё в порядке, сестрёнка. Мы все попадаем в трудные ситуации, главное – умение найти выход.
В тот момент я так и сделала: поднялась и пошла к выходу. Дело даже не в том, что мне вдруг захотелось побыть одной. Рель понял меня лучше, чем я понимала себя, и от этого мне становилось неловко. Последний раз так произошло с Гредваром, и тогда мне тоже было неловко.
Рель в принципе напоминал Гредвара, несмотря на странные манеры и отсутствие вредных привычек.
Бросила взгляд на Даргана – его лицо изменилось, по-прежнему было бледным, но уже живым, веки расслаблены, губы чуть приоткрыты, щёки не казались впалыми. Будто он спал. Наверное, боль угасла, магия лечит быстро, но он всё ещё не пришёл в себя.
Я вышла во двор и присела на край крыльца – единственное сухое не заснеженное место. Меня окружали одинаковые унылые хижины, а на западе серым гигантом возвышался горный хребет. Он уходил в самое небо выше талого снега, унылых сосен, человеческих проблем. Гораздо выше какой-то там королевской башни, в которую не попасть без дурацких чёток.
Я перевела дух, любуясь массивными скалами. Может, там и нашли Солнечный камень? Тот самый аккомо-что-то. Где ещё ему найтись, если не там, где земля касается неба?
В таком положении с восхищённым взглядом в сторону гор, я, наверное, напоминала Берага. А почему нет, разве он не прав, посвящая свою жизнь, чему-то столь могучему и величественному. Камни хранят историю веков, тысячелетий, а иногда и миллионов лет!
Ум этого учёного переполнен величайшими знаниями, потому он буквально светится от них, горит своими идеями так, что не ощущает холода – не носит куртку. А ведь он пытался помочь нам, незнакомцам, несмотря, что у самого проблемы. Принёс настойку, привёз Даргану гречелистник.
Жаль его, как он теперь будет? Куда же пропал Солнечный камень? Поскорее бы Дарган пришёл в себя – тогда уж мы разберёмся.
Ветер усилился, окатил меня волной холода, я поёжилась, уже несколько часов, как не могла отогреться и у огня. Вдруг внимание привлёк скрип, будто ржавых дверных петель, я повернулась – и точно, дверь одной из хижин напротив была приоткрыта. Собственно, ничего необычного, но все закрыты плотно, а она – нет.
Не нарушая мертвенной тишины посёлка, я ступила на утоптанный коричневатый снег, вслушалась и быстрыми короткими шагами направилась к этой двери. Обернулась – ни души, я по-прежнему одна, никем не замеченная, хотя кто знает. Лагерь горнодобытчиков располагался в ущелье между двумя холмами, сплошь покрытых лесом: крайне невыгодное стратегически положение – чёрт пойми, кто может наблюдать с этих гор, и хижины оттуда как на ладони.
И снова порыв ветра – дверь скрипнула, но на этот раз я услышала ещё и шорохи. Внутри кто-то находился и вряд ли это крыса – они, как известно, не пользуются дверями.
Как жаль, что я не умею становиться невидимой или читать чужие мысли – а всё таприканская стойкость к стихии Существ. Если предрасположенность усиливает способность владения стихией, то стойкость защищает от её воздействия, но при этом ты и сам почти не можешь с ней совладать. Так что ни невидимости, ни парализации, ни телепатии, ни манипуляций, зато файерболы налево и направо за бесплатно.
Тихо вздохнув о своей таприканской участи, я заглянула в тёмное душное помещение. Свет настольной лампы обрисовывал бесчисленные коробки и столы с приборами, комната напоминала тайную лабораторию, которую замаскировали под склад. Спиной ко мне в самом её центре стоял мужчина и по локоть рылся в одной из коробок.
Для своего же блага я решила получше осветить помещение и сотворила шарик света. Человек подпрыгнул, коробка приглушила его крик. Он развернулся. Вот это да!
– Сэр Боран?
Боран вздрогнул, посмотрел на меня.
Теперь я увидела, как изменился его вид. На щеке виднелись ссадины, одежда измялась и перепачкалась. Один рукав его дорожной куртки был разодран до локтя. И куда девалась его шляпа?
– Мадам? – голос звучал сбивчиво и торопливо. – Что вы здесь делаете?
– Я? – странно, что при всех обстоятельствах он задал этот вопрос мне. – Я только что пришла.
– Вы меня напугали, – он снова развернулся и полез в коробку. – Ах, вот и оно! Как хорошо, что свет появился!
«Что ж вы даже дверь не открыли?» – хотела спросить я, но заметила, что дверь не удерживается в открытом положении. Но можно было подпереть, хотя бы той же коробкой – их здесь немерено.
Баронет спешил дальше, схватив бумаги, он уже пытался обойти меня в дверном проёме. Я посторонилась, а он буквально выпрыгнул наружу.
– Скажите, здесь что вообще не было землетрясения? – проговорил он между делом.
«Землетрясения?»
Я последовала за ним, не сводя глаз с его находки – страницы, опять же, лабораторной бумаги покрывал мелкий торопливый почерк.
– Да что ж у них тут другой бумаги не водится? – не сдержалась я.
– Что вы сказали? – дёрнулся Боран, будто уже забыл обо мне. Он сутулился, оглядывался по сторонам.
– Лабораторная бумага, – пояснила я, кивнув на документы в его руках.
– Так сподручнее, никогда не знаешь писать тебе придётся или процеживать вещества. А на этой можно и то и другое! – послышалось вдруг за моей спиной.
Я обернулась, успев заметить, как Боран поспешно свернул документы и сунул их за камзол. Бардовый балахон нового хозяина Шенатта выделялся на бело-сером пейзаже, как флаг на завоеванной территории.
– Сэр Брюстек? – удивилась я.
Теперь это странное имя будет ассоциироваться у меня с бордовым цветом.
– Верно, – кивнул сэр.
– О, это вы… Вам удалось что-нибудь выяснить? – без всяких приветствий обратился к нему Боран. Видимо, они уже успели познакомиться.
– Разумеется, – кивнул сэр Брюстек. – Аккомород украла шайка Антута. Есть в этих местах такой разбойник, очень известный.
– Это тот, что объединил все местные шайки? – припомнила я слова трактирщика из деревни.
– Настолько подробно не знаю, – сэр Брюстек дёрнул плечами. – Я с ним не общался, но спросите в любом трактире – там он бывает даже чаще, чем на дорогах. Ах, и ещё… – он обернулся на хижину целителя. – Будьте на чеку, мадам, он всегда доделывает дела до конца.
– Что это значит? – спросила я.
– Так это он убил мастера? – перебил нас Боран. Его ладони всё время касались лица, дрожащие запачканные пальцы оставляли грязные следы на щеках и подбородке.
Сэр Брюстек внимательно посмотрел на него, покосился на меня и выговорил:
– У меня пока нет доказательств.
– Какого мастера?! – в груди отдалось холодом.
«Скажите, что я ослышалась, не так поняла, что это какой-то другой мастер, и вообще дела давно минувших дней!»
– Мастера Берага, управляющего этим горнодобывающим предприятием, – пояснил сэр Брюстек без тени колебаний, будто перечитывал список казённого инвентаря. При нём что, каждый час кого-нибудь убивают?
Бераг… Имя отдалось болью в груди. Тот самый мастер горного дела и минералогии, что бурлил от затей, нудил своими лекциями о ценном минерале, не умел скрывать волнения, и такой…
– Как… – произнесла я. – Да я же только сегодня говорилас ним… Но когда?
«Да сколько же можно!» – отдалось в сознании.
– Всего пару часов назад. Всё из-за проклятого минерала… – донёсся голос Борана.
– В буквальном смысле, ему в грудь осколок аккоморода вонзили, – пояснил сэр Брюстек всё также спокойно.
А вот у меня сердце колотилось так, что стучало в ушах.
– Кто это сделал? Кто ещё там был? Что вы видели, сэр? Кто установил факт смерти? – я смотрела то на Борана, то на сэра Брюстека.
– Хотите провести расследование? – приподнял брови сэр Брюстек. – Разве у вас нет сейчас другого важного дела?
Его строгий взгляд меня не смутил:
– А вы мне не указывайте!
– Да больно вы нужны, – фыркнул сэр Брюстек. – Честь имею, – он развернулся и пошёл к хижине целителя. Естественно, я последовала за ним.
– Мадам, – серьёзным тихим голосом сказал он, – вам нельзя отходить от короля. Ни на что не отвлекайтесь и никому не верьте, прошу вас.
А ведь я с самого начала подозревала, что он знает Даргана в лицо!
– Да кто вы, в конце концов?
– Рыцарь безопасности Короны Левиганы, – проговорил он опять же с невозмутимым видом.
А ведь это значит, что он глава королевской разведки всего графства! Я даже вздрогнула, и почему-то не усомнилась ни на минуту в правдивости его слов. В такой лжи просто не было смысла, во всяком случае, для меня.
Я попыталась собрать картину воедино.
– Так вы здесь из-за этого минерала? А поместье вам зачем?
– Поместье я выиграл у барона, – пояснил рыцарь безопасности Короны. – По поводу минерала можете не волноваться, мои люди уже работают.
– То есть, вы точно знаете, что минерал украла шайка разбойников?
Брюстек кивнул и начал перебирать руками под своим балахоном:
– Да, – наконец, он вытащил потрёпанный свёрнутый пергамент. – И если увидите его – казните не мешкая.
Пергамент раскрылся, это оказалось объявление «Разыскивается», какие развешивали на площадях и главных улицах. При виде лица известного преступника я обомлела. Да быть этого не может! Ни единого сомнения:
– Да это же баронский наместник!
«Живым или мёртвым»?!
– Как вы сказали? – встрепенулся сэр Брюстек.
– Триста золотых?! – я всё ещё не верила своим глазам. – Да это же целое состояние!
– Поверьте у многих богачей на него зуб. Так как вы его назвали?
– Баронский наместник! Это он! Вылитый он!
Брюстек закусил губу, задумался:
– Тот самый баркиец, о котором тут так много говорят?
– Да, да именно он! Вы не встречали его?
– Поверьте, если бы встретил, то он бы уже болтался на виселице, а не разыскивался! Ушлый ворюга и мошенник!
«Ах вот оно что! Вот почему его манеры и речь столь далеки от утончённых!»
– Да как он мог стать баронским наместником? Что барон себе думает!
– Как-как! Известно как! И не зря он выдаёт себя за чужестранца…
Тихий хруст, почти шорох, заставили меня подпрыгнуть на месте:
– Боран! – выдохнула я. Потом спохватилась: – Сэр Боран.
Боран подошёл ближе и глянул на портрет разбойника Антута, который до сих пор держал перед моим носом сэр Брюстек. Он сморгнул и проговорил:
– О Боже! Я помню этого парня, разве не он представился наместником моего брата?
– Представляете? – приподнял брови сэр Брюстек. – Интересный выбор со стороны вашего брата.
– Что за чертовщина? Зачем Веруту связываться с преступником?
– К барону Веруту у меня много вопросов, честно признаться. Это лишь один из них. Внезапное открытие горнодобывающего предприятия, сокрытие факта находки минерала первого разряда…
– Нет, нет, он собирался передать ответственность за минерал мне! – Боран выставил ладони вперёд.
– Доказательства?
– Я вам всё покажу, когда вернёмся в замок.
– А где сейчас сам барон? – поинтересовалась я.
– В темнице замка, – сэр Брюстек зевнул, быстро прикрыв рот ладонью.
– А его наместник? Может, он уже весь аккомород продал, пока мы тут говорим? – продолжила я.
– Не волнуйтесь мадам, – Брюстек посмотрел исподлобья и проговорил сквозь зубы, – не вы одна тут знаете, как охранять важные государству объекты. Возможно даже, вы как раз не знаете.
На последней фразе он покосился в сторону целительской хижины. В другой раз я бы не среагировала, но вот уже несколько часов кряду ругала себя за то, что случилось с Дарганом. Сердце бухнуло, солнечный свет будто померк, я выдохнула.
– И что же теперь? – горький привкус во рту мешал выговаривать слова. – Нужно усилить охрану лагеря! Мы ведь даже толком не знаем, что происходит!
– Ах, ну вот и вы! – сэр Брюстек отвлёкся на отворившуюся дверь хижины.
– Да что здесь за народное собрание, в конце концов? – показался на пороге целитель Рель. Он оглядел нашу троицу. – О! Баронет, голубчик, что случилось?.. Сэр Брюстек?
– Надо поговорить, – кивнул ему безопасник.
– Я весь внимание.
Они вошли в хижину.
– Сэр Боран, – обернулась я на баронета, – что же это делается?
– Чёрная полоса, – кивнул он. – Что ж это за жизнь, либо ничего, либо всё и сразу.
– Чёрная полоса? У меня чувство, что мы на пороге ада. Вы сами видели, как убили мастера?
– Всё, что я видел, это как он уже в крови падал с обрыва.
– С обрыва?
– Да, мы договорились встретиться на вершине утёса. Но когда я пришёл было уже поздно. Этот разбойник тоже был там.
Я даже вскрикнула:
– Так это всё-таки он?!
Боран помотал головой:
– Я не видел, но показалось, он, напротив, пытался схватить его, оттащить от края, – он вздохнул, понурил голову. – А потом я и сам скатился со склона, благо, куда менее пологого.
– Зачем вы вообще встречались с мастером на вершине утёса?
Боран опять вздохнул:
– Да поговорить спокойно хотели наедине, везде сейчас такой шум. Потом ещё это землетрясение.
«Опять?»
– Сэр Боран, какое ещё землетрясение? Мы здесь ничего не почувствовали, вам не показалось?
Он не ответил, помолчал, поправил волосы, отёр лицо:
– Как Его Величество? Я хочу увидеть его.
Прежде, чем я успела ответить, он уже шагнул ко входу в хижину и в дверях столкнулся с сэром Брюстеком.
Они вполголоса перекинулись парой слов, всё что я разобрала:
– …жду вас в замке.
– Сэр Брюстек, так как насчёт охраны лагеря? – поинтересовалась я.
– Я немедленно пришлю сюда бойцов. Ждите, – ответил он.
Мы с Бораном вошли в хижину. Рель стоял за стойкой и, наверное, впервые за то время, что я его знаю, не делал ничего, только безразлично рассматривался в столешницу. Мне не нужно было гадать, чтобы понять, в чём дело.
– Его не забудут, Рель, – сказала я. – Он точно прожил не зря.
Рель поднял глаза, тогда я впервые заметила, что они светло-голубые, взгляд их был полон печали и в то же время силы:
– Он был великим учёным, и имя его будут помнить, – на последнем слове он сплоховал, голос дрогнул. Он закусил губу, потом снова проговорил: – Всё же! Всё тут на нём держалось! Что мы без него?
Он отвернулся, было видно, что руки его потянулись к лицу.
– Это правда, он жизнь, дух… душа всего предприятия, – сказал Боран, подходя к Даргану. – Без него тут всё мертво. Да и умер на пороге славы ведь…
Рель, не поворачиваясь, помотал головой:
– Он не просто умер, – почти прошептал он, – его убили! И чёртов убийца, – он развернулся, глаза его горели недобрым огнём, – всё ещё ходит по земле! Дай мне до него добраться, я отключу его двигательную активность и передам алхимикам для опытов, а после некромантам!
– А говорят, это наместник, – вздохнул Боран.
– Голубчик, – во взгляде, что он бросил в сторону баронета, я уловила раздражение, он сглотнул и сказал, с трудом сдерживая крик: – уж вы-то достаточно умны, чтобы знать цену обвинениям без доказательств!
– Я думаю… – приподнял плечо Боран, но целитель не дал ему договорить:
– А я обычно думаю молча!
Боран поник, целитель поджал губы и пошёл к двери в задней части хижины, проходя мимо Борана он чуть замедлил шаг и произнёс:
– Извините, сэр!
Когда дверь за ним закрылась, я выдержала паузу, глядя на напряжённую спину Борана:
– Он очень расстроился, – осторожно сказала я.
– Это понятно, – он тоже помолчал. – Что с Его Величеством? Были улучшения после лекарства?
Я кивнула, вспомнив о лекарстве, что делал Рель. О лекарстве, что приносил Боран, а потом отнял наместник, я позабыла. И не удивительно, за этот день произошло столько, что утренние события казались прошлогодними.
– Рель дал ему лекарство, но пока он ещё не приходил в себя.
Боран вздохнул и присел на лавочку, в тусклом свете хижины его потрёпанный вид казался совсем несчастным, щёки будто впали, под глаза легли тени. Я присела на другой конец лавочки.
– Он дорог вам как друг, не только как король, верно? – спросил Боран.
– Мы уже многое вместе пережили, – произнесла я и вспомнила, что будто сегодня это уже говорила. Снова бороздить душу не хотелось, и я быстро спросила: – А вам, сэр?
– Что вы… – он чуть улыбнулся, покачал головой. – Называйте меня, пожалуйста, просто Боран, без «сэр». Мне так как-то удобней.
– Тогда вы меня просто Кеита.
– Как скажете, – он улыбнулся шире, почти засмеялся.
– Что?
– Да я просто вспомнил детство. Вы знаете, Его Высочество, принц Дарган, был таким проказником и непоседой.
– Дарган? – я даже посмотрела на спящего короля.
А Боран кивал, улыбаясь теперь во всю:
– Он терпеть не мог сидеть подолгу на уроках часто притворялся, что ему нездоровится, а потом сбегал из своих покоев. На его место в этих случаях ложился я и укрывался с головой, чтобы было непонятно.
– А если целитель зайдёт проверить здоровье Его Высочества?
– А неважно, – махнул рукой Боран, – Его Высочество крепко спит.
– И ни разу не попались?
– Попались, но иначе. Его Высочеству наняли нового учителя по баркийскому. Тот, конечно же, не знал, как выглядит принц. И что вы думаете?
– Дарган послал на урок вас вместо себя?!
Боран сощурился и закивал:
– И видимо так бы я и посещал уроки вместо него, если бы в тот же первый день Её Величество, светлая королева Минора, в то время императрица, не решила зайти и проверить, как ведёт урок новый преподаватель, – Боран тихо засмеялся.
– И что же?
– Да ничего влетело мне тогда.
– От императрицы?
– И от императрицы, – кивнул Боран, – и от императора, ведь я, в конце концов, их паж, которому поручено отвечать за дисциплинированность наследственного принца.
– А Даргану влетело?
– Да так, – махнул ладонью Боран, – немного. Не виноват наследник престола, что его так плохо воспитывают! Влетает всегда пажу и немного воспитателям.