Марина Аницкая
Долгосрочное планирование. Космоопера
Иллюстратор WOMBO (Dream.ai)
© Марина Аницкая, 2024
© WOMBO (Dream.ai), иллюстрации, 2024
ISBN 978-5-0064-2511-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
INTRO
что говорит
Великая Госпожа
на пороге райского сада
одному из многих и многих, тех,
кто взывал к Ней?
«не кланяйся —
не поклон выражает истинное уважение»
касается лба —
поцелуй звезды
вздергивает голову вверх,
взгляд ввысь
тонкий луч проходит насквозь,
пришивая к небу
рассыпается искрами белый смех —
радость сестры
гордость матери
любопытство ребенка —
все, все бутоны
раскрываются в этом саду
под взглядом Владычицы Роз
и ты тоже
Она
касается взглядом,
задерживает дыхание —
кто, кто, кто ты будешь
кем, кем, кем ты станешь
на моей ладони
в сияющем саду
Вечности
1
– Меня зовут Джемма Донати. Нам надо поговорить.
Имя моего мужа вы знаете. Имя его великой мистической любви – тем более.
Смешно даже предположить, что вы – вы! сделав то, что вы сделали! – не знаете того, что знает вся галактика.
Но, на всякий случай – я начну с самого начала.
Его семья была знатнее; наша семья была богаче. Нас обручили в 12 лет, как это издавна было принято – семьи обменялись генкартами, опекуны поставили подписи на контракте. Меня представили угрюмому мальчику в официальном наряде. Ничто в его генетической карте не предвещало того, кем он может стать; кем он станет. Мне запомнился угрюмый взгляд из-под челки и нашивка на рукаве – черная, в отличие от моей белой. Он был из «нери». Всем детям на день обручения шьют капитанскую форму – призывающую символизировать, что они уже взрослые, что они теперь наравне со всеми несут ответственность перед людьми и ларами Станции.
Мы торжественно обменялись символами сочетания – скан сетчатки, отпечаток пальца. Судья торжественно отрезал у каждого прядь волос – призванную удостоверить, что вступающие в договор натуральные, природорожденные Homo, а не синтетические конструкты. Судья простер руки и призвал ларов Станции быть свидетелями заключаемого договора. Я протянула палец, тонкая алтарная игла клюнула меня в руку. За спиной Судьи вспыхнула красивая голограмма, иллюстрирующая уровень нашей генетической совместимости. Судья провозгласил, что духи Станции согласны благословить наш союз. Мать за моей спиной шумно выдохнула – конечно, лары почти никогда не отказывали потомкам Основателей, но все-таки такой бывало. И, что гораздо важнее – это означало, что лары примут и детей от этого брака. Генетическая линия Основателей не прервется, и лары, принявшие этот союз от имени Станции, будут обязаны им подчиняться. Конечно, это не означало, что потомкам от брака потом не придется самим учиться договариваться с семейными пенатами и духами предков – но это означало, что у них хотя бы точно будет возможность попробовать.
Лары Станции игнорируют чужаков. Именно поэтому к управлению Станцией допускаются только потомки ее Основателей, именно поэтому браки с чужаками дают резкое понижение социального индекса, именно поэтому на нас лежит обязанность вступить в брак с генетически подходящим партнером, именно поэтому обручение происходит как можно раньше – чтобы не упустить выгодную партию. Не оказаться в ситуации гражданской смерти, не имея возможности управлять собственным домом – человек, которого не признает домашняя нейросеть, оказывается в положении домашнего животного или младенца.
Сосуществовать с ларами нелегко. Но только они помогают Станции сохранять независимость и от Высокого Престола Романы, и от Империума. Те были бы рады подмять нас под себя – но лары Станции бесполезны без людей Станции, и от нейросетей Станции нет толку без людей, которые их обслуживают. Это издревле исключало прямой военный конфликт – но выливалось в бесконечные интриги, в непрерывные попытки сверхдержав склонить Старые Семьи на свою сторону, в непрерывные попытки Старых Семей выторговать себе что-то путем ненадежных обещаний. И «бьянчи», сторонники Романы, и «нери», поклонники Императора, были бы рады избавиться от противников, получить единоличную власть над Станцией, наконец-то, установить единственно верный миропорядок – но пока никому не удавалось это сделать. Распря тянулась из поколения в поколение – тлея по углам, прорываясь пожарами и беспорядками, но не угасая. Кто-то продолжал надеяться, что однажды сможет прийти к власти. Кто-то – как мой отец – искал способа не потерять положения, кто бы к ней ни пришел.
Именно так я, Джемма Донати из семьи «бьянчи» оказалась обручена с Дезидерио дель Анджелини из клана «нери».
Высокий Престол всегда чтил биологизм и «естественность». Дель Анджелини, как многие «нери», держались ее во имя религиозности. Мой отец, как большинство «бьянчи», не верил ни во что, кроме банковских котировок, но считал, что только льготы для «естественнорожденных» позволят удержать баланс под все нарастающим давлением Империума.
У независимости Станции была своя цена – старший сын должен был быть обучен на боевого пилота, готового в любой момент встать в ряды ополчения. Кто-то – как мой старший брат – мечтал об этом с детства. Кто-то – особенно те, у кого было не очень много денег, чтобы установить самые лучшие импланты, и не очень много сыновей, чтобы генетическая линия была в безопасности, даже в случае гибели первенца – искали способы обойти обычай, не нарушая закона.
Семья Анджелини отправила сына обучаться на Векку. Прелесть Векки была в том, что она пользовалась неприкосновенностью – любой, кто умудрился там высадиться и получить статус студиозуса, не мог быть ни выдан, ни призван на иную службу. Взамен, конечно, надо было учиться (и/или участвовать в сомнительных экспериментах, которыми Векка славилась ничуть не менее, чем своими учеными, теологами и нотариусами). Но для того, кто оказался бы достаточно удачлив (или достаточно вынослив), появлялся шанс вернуться обратно с хорошим образованием, экспериментальными имплантами, полученными за гораздо меньшую цену – и не быть отвергнутым ларами по возвращению.
Векка среди ученых была тем же, чем Станция среди торговцев – некоронованной, независимой, невыносимой, омываемой бесконечными политическими штормами, захлебывающейся, но никогда не тонущей.
Маленький угрюмый мальчик канул в нее, как камушек в воду. Я сунула медальон с прядью волос в дальний ящик, и забыла о нем на годы.
– Простите, все наши счета заблокированы… – миловидная женщина рядом со мной смущенно потупилась. – Но дон Корсо сказал нам…
– Да, да, конечно, – я скосила глаза на подсказку, незаметно выброшенную коммом, – миз Ким. – Когда пересечете границу и окажетесь под юрисдикцией Престола, укажете, что на Станции вы останавливались в семье Донати. Этого будет достаточно. Социальный рейтинг есть социальный рейтинг.
Женщина вздохнула:
– И там рейтинг…
– Насколько я знаю, это только для не-граждан Романы и тех, кто находится за ее пределами, – успокоила я ее. – Нам нужна репутация, чтобы иметь возможность поддерживать контакты с Романой. Говорят, внутри пред Высоким Престолом все равны.
– Ох, если бы…
– Вашу руку, пожалуйста.
Она протянула мне ладонь. Я взяла ее в свою:
– Сим провозглашаю миз Кве Чан Ким и миста Пак Чве Ким гостями под этой крышей и прошу ларов и пенатов этого дома оказать им благорасположение.
Миз Ким затаила дыхание. Дверь со щелчком отъехала в сторону. Миз Ким обернулась ко мне. В глазах у нее блеснули слезы благодарности.
– Спасибо! Спасибо!
Я качнула головой:
– Ну что вы. Никакого риска не было.
Миз Ким закивала.
Я почти не покривила душой – мне лары почти никогда не отказывали, а в мое отсутствие почти никогда не обращались против тех, кого я привела. Это ужасно злило Корсо, у которого получалось гораздо хуже, и этим бессовестно пользовался Фаско, сбрасывая все разговоры с домашними интеллектами на меня.
Я взяла под руку миста Кима, и мы вместе завели его через порог. Взгляд у него был остекленевший. Я прислушалась – нет, пенаты уверенно опознали его как живого, только спящего. «Что с ним?» – спросила я. «Заблудился в четырех нотах», – шепнул голос в ухе.
Я вздохнула. Чем древнее ИИ, тем невнятней и загадочней они склонны выражаться.
– Чаю, пожалуйста, – сказала я вслух.
– Нет-нет, что вы, не беспокойтесь! – запротестовала миз Ким. – Мы стараемся сокращать цифровое присутствие вокруг себя. Мы ведь летим в Роману, нам надо заранее привыкать, понимаете… – она заискивающе улыбнулась, и я поняла, что дело совсем не в этом.
Как все, бегущие из Империума, она боялась «диких» ИИ, не лицензированных Империумом. Или слишком древних ИИ. Или слишком новых ИИ. Или ИИ незнакомого формата. Любых ИИ в принципе.
– Хорошо, тогда я сама налью, – сказала я. – Не стоит нарушать законы гостеприимства. Лары такое не любят.
Такое случалось не в первый раз. В шкафу была припасена жаровня и нагревательные таблетки.
– Но вы не беспокойтесь, – объяснила я, заваривая чай. – Все владения Донати восходят к Основанию Станции. В те времена прямое подключение к мозгу Homo еще не практиковалось – сама технология еще была недостаточно разработана. Пилоты подключались через импланты, остальные пользовались голосом или другими внешними способами ввода, – я улыбнулась. – Наши лары и пенаты весьма консервативны. Будет ли чай мист Ким?
Миз Ким покосилась на своего спутника. Он сидел точно так, как она его посадила. Из приоткрытого уголка рта сбегала нитка слюны. Миз Ким промокнула ее салфеткой, погладила спутника по руке.
– Да, пожалуйста, – она выпрямилась и посмотрела мне прямо в глаза. – Мне бы хотелось, чтобы лары и пенаты этого дома опознавали моего мужа как субъект, а не объект.
Я кивнула:
– Всецело понимаю ваше стремление.
Я поставила перед ними чашки и взяла свою.
– Но вам не стоит беспокоиться. Лары уже опознают его как живого. Только… ммм… заблудившегося.
Миз Ким вспыхнула улыбкой – будто внутри включили лампочку. Я моргнула.
Миз Ким прижала руки к груди – и слова полились из нее потоком. Я не перебивала – лары такое любят.
Мист Ким занимался разработкой чего-то очень сложного и очень важного – и, как все перспективные разработчики нужного и важного в Империуме, набил себе мозг имплантами под завязку. Дела миста Кима пошли в гору, он женился на миз Ким, прекрасной и перспективной участнице шоу талантов. Они поженились, завели цифровую модель ребенка, и уже даже подумывали о том, чтобы перенести ее на подходящий биологический носитель – как одна имперская фирма произвела поглощение другой имперской фирмы. Формат имплантов, начинявших голову миста Кима, перестал быть совместим с произведенным обновлением. Как результат, мист Ким перестал быть совместим со своим кластером.
Какое-то время они жили на заработки миз Ким. Она с гордостью продемонстрировала мне руку – верхняя фаланга мизинца оттопыривалась чуть в сторону. «Это шикос, – пояснила миз Ким. – Как бы перевести… «незначительно отклоняющаяся от стандарта деталь, призванная убеждать, что прочее совершенство является полностью подлинным».
Вместе с другими 150 девушками миз Ким составляла суперкластер – красавицу-модель Полыхающий Веер. Однако шло время, и стало ясно, что верхняя фаланга мизинца миз Ким выглядит недостаточно молодо и очаровательно, чтобы продолжать оставаться «шикосом» кластера. Собрав последние сбережения, мист и миз Ким решили обновить имплант миста Кима. Им это удалось. Мист Ким нашел новую работу и оказался там очень успешен. Пока имплант не перегорел.
Миз Ким была безутешна – пока не узнала, что в Романе есть места, где можно жить без цифровых подключений. Она списалась с одним из бесчисленных монастырей Романы. Ей и ее мужу предложили жилище и первую помощь при заселении… Там она сможет жить – в небогатых уголках Романы их накоплений должно хватить до конца жизни. И потом, говорят, что там происходят чудесные исцеления… Ведь бывают же чудеса? Бывают?
– Вам лучше запастись бытовыми товарами, – дипломатично сказала я. – В Романе вам придется ухаживать за вашим супругом вручную.
Миз Ким опять начала благодарить меня за заботливость.
Едва я успела выйти от Кимов, позвонил мрачный Корсо. Братик висел где-то в пробке, настроение это его не улучшало.
– В пятерке проблемы с ларарием.
– Ладно, я разберусь.
Против ожидания, веселее он этого не стал.
– Приорат опять поднимает вопрос об уплотнении. Количество биологически рожденных homo на единицу площади.
Я застонала.
– Ну, решат они уплотнять, а дальше что? Как они ларам будут это объяснять? Они вообще представляют себе, что такое жить в модуле, где ИИ решил, что ты ему не нравишься? Или что живущих должно быть меньше, чем по разнарядке?
Корсо поморщился:
– Хорошо ты о них думаешь, вот что. Паписты хотят больше живых тел, потому что религиозненько. Имперцы грозятся ввезти новый вирус и отформатировать все под единый формат. А сколько кого поляжет – так никого и не волновало никогда.
Я начала раздражаться.
– А от меня-то ты что хочешь?
– Роди ребеночка. Так надежней будет.
Ничто так не портит мне настроение, как разговоры с Корсо.
Не успела я отключиться, как комм опять затрезвонил.
– Джемчик! Джеммушечка!
Ну разумеется. Младшенький в своем репертуаре.
– Фаско, в пятерке лары самые вменяемые. Если не пускают как постояльцев, представь их как «друзей дома, решивших почтить нас своим посещением», ну, как первый раз, что ли?
– Да я так и сделал! Они тетку запустили. И мужика тоже. Но, это…
– Что случилось?
– Лары говорят, что он труп!
2
– Это безобразие! Я не могу включить свет! Я не могу открыть дверь! Никакая ваша техника на меня не реагирует!
Для трупа Штефан Нягу очень громко кричал и очень много жестикулировал коротковатыми ручками.
Но дом его действительно не воспринимал.
Его жена, изысканной бледности хрупкая блондинка, длинная и тонкая, как водоросль, молча сжимала руки, краснела и бледнела.
– Штефан, дорогой… Штефан, пожалуйста… Тебе нельзя волноваться… тебе нельзя расстраиваться…
Я извинилась, пообещала разобраться и начала вызванивать Фаско, которого, разумеется, на месте не было.
В конце концов младшенький, поганец, ответил на звонок. По ушам немедленно громыхнуло. Я беззвучно выругалась.
Песенок, которые записывает Фаско со своими приятелями, я терпеть не могу. Это или ужасно скучная ругачка в рифму (четыре калеки перебрасываются намеками на никому неизвестные обстоятельства), или какие-то чудовищно слащавые излияния во имя какой-нибудь очередной Нинетты или Козетты, которые без всяких проблем натягиваются на любую встречную. Все это называется «сладчайшим новым стилем», и слушать это совершенно невозможно.
– Фаско, чтоб тебя! – рявкнула я. – Ты где?!
– Джемчик, ну мы тут с ребятами, слушай, ну тут такое, ты не поверишь, кто приехал!..
– Я тебе скажу, кто приехал! Постояльцы приехали!
– Да завел я их и представил, ну, да ты у ларов спроси!
– Каких еще ларов! – взвился Штефан. – Мы вам деньги заплатили! Что это за варварские суеверия!
Он развернулся к жене:
– А ты куда смотрела?! Что, нельзя было у нормальных хозяев жилище снять?!
– Семья Донати всегда придерживалась истинной веры, – сухо сообщила я. – Лары – это традиционное наименование совокупности искусственных интеллектов, отвечающих за модуль вашего проживания.
– Вы их кровью кормите, я видел, видел!
– Это стандартная процедура сдачи крови для проверки ДНК, мист Нягу, – устало сказала я. – Ее используют все на Станции со времен Основания. Но вы, конечно, можете попытать счастья и найти какой-нибудь другой вариант размещения. Насколько я знаю, в капсульных отелях при космопорте всегда есть места.
Мист Нягу начал медленно набирать в грудь воздуха для следующего вопля. Миз Нягу вцепилась ему в локоть:
– Штефан, успокойся! Не волнуйся так! Тебе же плохо станет!
– Штефан Нягу? – вдруг переспросил из комма незнакомый голос.
Я беззвучно выругалась.
– Фаско, кто там у тебя?
– Да это Дерио, ты его знаешь! Да ты чего, не помнишь, что ли?.. – но тут его оттеснили.
– Штефан и Санда Нягу, транзитная пересадка до Сигизмунда-7, верно? – спросил ровный голос.
Мист Нягу опять взвился, как укушенный.
– А вы откуда знаете?! Вы вообще кто такой?! Что это за безобразие! Это утечка моих личных данных!
– Я стоял за вами в очереди на контроль. Дайте, пожалуйста, донну Санду, – так же ровно сказал голос.
Я вздохнула и протянула комм миз Нягу.
– Пожалуйста, переведите комм в личный режим, – сказал голос.
Миз Нягу недовольно уставилась на меня. Я вздохнула и настроила ей наушник.
– Пожалуйста, отключитесь, донна Джемма. Это личный разговор.
Я скрипнула зубами, но сунула второй наушник в карман. Подняла взгляд, и увидела, как и так не особо румяная миз Нягу прямо на глазах бледнеет в синеву. Потом она выпрямилась и сжала пальцы.
– Большое спасибо за совет, – внятно произнесла она и принялась выковыривать наушник. Пальцы у нее дрожали. Да что он там ей такое сказал, поразилась я.
Миз Нягу перевела на меня взгляд.
– Прошу прощения за возникшую ситуацию, донна Джемма. Нас вполне устроит, если все хозяйство будет на мне. Я поговорю со Штефаном. И… нам бы хотелось снять эти апартаменты на длительный срок. Можно ли это сделать?
– Насколько длительный?
Миз Нягу хлюпнула носом.
– Пока не знаю.
Я перепроверила договор, который должен был заключать Фаско. Все он сделал как полагается, зря я на него. Мы внесли необходимые изменения. Затем разделили трапезу – к счастью, миз Нягу, в отличие от миз Ким, была не против помощи. Лары в пятерке хуже готовят чай, но зато делают неплохой капучино. Хотя, казалось бы, одна система и ничто не мешает им обмениваться информацией по внутренней сетке – у каждого жилого модуля все равно своя специфика. Я пыталась научить своих тому же рецепту – все равно один к одному не получается. А может, дело в том, что в моем модуле лары знают меня с детства и предпочитают не перестраиваться. В детстве я любила добавлять лаванду во все, что только можно – и они до сих пор используют эту настройку по умолчанию.
Старые модули не такие комфортные, как новые – но самые надежные. Каждый из них может переходить на полную автономность. «Мой дом – моя крепость», любит говорить Корсо. Но иногда мне кажется, что с точки зрения ларов все совсем наоборот. Не они принадлежат нам, а мы принадлежим им. Это мы для них – бабочки в стеклянном вольере, приходящие и уходящие.
Когда-то я пыталась их о таком спрашивать, но они не отвечают.
Миз Нягу намазывала мужу бутерброды, кидая в его сторону бесконечно виноватые и тревожные взгляды. Мист Нягу, замолкший, но всем своим видом выражающий неодобрение, сопел, но жевал.
– Какой тебе канал включить, милый? – щебетала миз Нягу. – Спорт? Новости?
– Не надо новости, там одно вранье, – буркнул мист Нягу, меняя гнев на милость. – Спорт оставь.
– Конечно, разумеется…
Мист Нягу уставился на экран. Миз Нягу схватила меня за рукав и потянула за дверь.
Створка скользнула вбок, захлопнулась, и миз Нягу, глядя на меня оленьими глазами, выдавила:
– Ваш дом прав.
– Садитесь и рассказывайте, – сказала я.
Миз Нягу присела на краешек дивана, наклонилась ко мне и зашептала:
– Штефан, понимаете, он… он правда разработчик, очень хороший. Не оборонные чипы, нет, нас тогда бы вообще не выпустили, связь, но очень хороший, да. Карьера у него была, повышение за повышением, мы и дом присмотрели, но вы же знаете, как они перерабатывают… То одно, то другое… – Миз Штефан всхлипнула. – У него был инфаркт. Но вы же знаете, у нас в Романе как… помер – значит помер. Биологический мозг запрещено восстанавливать, это ересь. Конечно, у Штефана была цифровая копия, все держат цифровые копии, но цифровая копия лишается гражданских прав, национализируется… Конечно, компания Штефана могла бы его выкупить, но это то же рабство, только в профиль… Но у нас был знакомый доктор… он… я… нам удалось договориться, и он… дай бог ему здоровья! – он перезаписал цифровую копию в самого Штефана. И мы уехали. Мы уже давно подумывали о том, чтобы переехать в Империум, вы знаете, сколько в среднем живут в Романе? Сто двадцать лет! Всего! А так я могла бы рассчитывать на пятьсот… может, больше, если повезет… В Романе в девяносто ты уже карга, никому не нужная!
– Да, – сказала я. – Это ужасно.
Средний срок жизни на Станции – семьдесят три года. Я рассчитывала на шестьдесят. У старой крови есть свои обратные стороны.
– И вот, и вот, Штефан уже, оказывается, давно подбирал контакты, рассылал резюме… ему прислали оффер… А я могла бы получить въезд как сопровождающая первой степени. Это же Империум! В Империуме нет разницы, биотело у вас или нет!
– Совершенно верно, – кивнула я.
Киборгами и прочими занимался Корсо, и в модули с 7 по 13 я старалась не соваться. Это тот самый случай, когда чем меньше ты знаешь, тем меньше лишнего в случае чего покажешь на допросе с глубоким ментоскопированием.
– Но ваш друг, он… он сказал…
В кармане у нее зазвенел комм. Миз Нягу вздрогнула и схватила трубку.
– Санда, переключи канал!!!
– Ах, простите… – Миз Нягу вздрогнула и упорхнула.
«Так что он ей сказал?» – вопросила я у дома.
Моего затылка коснулся холодный вдох – лар подключился к нерву.
«Ваш муж мертв, донна Санда, – произнес ровный, учтивый голос на записи. – Его душа в аду. Вы можете остаться на Станции и молиться о ее возвращении в тело. Это возможно, хотя маловероятно. Вы можете перенести его цифровую копию на другой носитель и подать на визу Империума в качестве сопровождающего второго рода. Это сделает возвращение души еще маловероятнее, но даст вам гражданство. Мне стоит вас предупредить, что цифровые личности подобного типа допускаются в Империуме только на низкоквалифицированную работу, и вы до конца жизни будете обязаны быть при вашем супруге хэндлером. Без души и без хэндлера цифровые копии слишком быстро распадаются, но распад копии автоматически аннулирует ваше гражданство. Вы можете сказать вашему мужу правду. Вы можете поселиться на Станции и оставить все, как есть. В любом случае – я бы хорошо подумал, что выбрать. За что именно вы предпочтете отвечать на Страшном Суде, донна Санда.»
Я вздохнула и набрала братика.
– А? Чо, разобрались?
– Фаско, дай мне этого своего…
– А, Дерио? Дерио, тебя Джемма! Что значит «какая», сестра моя!
– Я вас слушаю, – вклинился ровный голос.
– У вас есть членство в Гильдии нотариусов и экзорцистов?
Из комма донесся тяжелый вздох:
– Нет.
– Тогда большой вам совет – не злоупотребляйте своими экспертными заключениями, если не хотите проблем с законом, – прозвучало это как-то совсем не дружелюбно, и я попыталась смягчить тон. – Хотя большое вам человеческое спасибо, конечно. От меня и от донны Санды.
– Я сделал это не ради вас, донна Джемма, – сообщил учтивый голос. – Я сделал это ради души Штефана Нягу.
Пошли гудки – собеседник сбросил вызов.
Я заглянула на кухню. Миз Нягу с виноватым видом резала мужу колбасу. Мист Нягу громогласно о чем-то рассуждал. «Как вы это видите?» – спросила я ларов. Зрение моргнуло.
Миз Нягу – оранжевое, не слишком яркое пламя, в окружении синеватых огней – мелких ларов, составляющих цифровое население дома. Духов очага, чайника, комма, проводки и зубной щетки – всего того великого множества вещей, которые плотной стеной окружают биологически рожденных, позволяя им существовать в бездонной пустоте космоса. Мист Нягу, мертвый, не подозревающий о своей смерти, не принадлежал ни тем, ни другим. «Что не так со Штефаном?» – спросила я.
«Не поддерживает огонь, – зашептали у меня в ушах голоса. – Не является огнем. Не служит огню».
Лары не хотели его принимать.
Я подошла к алтарю и привычно возложила руку на жертвенник. Привычно кольнула игла, пробуя кровь, подтверждая мое право говорить.
«Штефан Нягу – пустое вместилище для огня, – сказала я ларам. – Пожалуйста, берегите его, чтобы, если его собственный огонь вернется сюда, ему было куда вернуться».
«Хорошо, – зашептали холодные голоса. – Хорошо. Хорошо.»
«Электричество осветит его. Вода умоет его. Еда накормит его. Мы будем бережно относиться к вместилищу для огня, пока оно находится здесь».
«Благодарю вас».
Я поклонилась. С ларами невозможно быть чересчур вежливой.
Я попрощалась с жильцами и вышла наружу. Пахло свежестью и озоном – в старой части города, самой укрепленной, построенной вокруг остова корабля-матки, всегда было хорошо с кондиционированием.
О семействе Нягу думать мне не хотелось. Хорошо, что удалось найти жильцов на долгий срок – последние несколько лет, после последнего обострения между Престолом и Империумом, находить постояльцев стало сложнее. Приорат колебался. Неясно было, какая сторона одержит верх на Станции. Кому здесь будет безопасно, а кому нет. Пока что лучшей стратегией было сохранять соотношение 50 на 50… Последние несколько поколений она себя оправдывала.
Пожалуй, спокойней всего ощущали себя старые семьи. Модули, ведомые ларами, обладали полной автономностью и могли выдержать осаду. Если, конечно, Престол или Империум не подкинут какой-то пакости, как это бывает.
Опять зажужжал комм. Я покосилась на экран – это был отец.
У меня сжало сердце. Отец не звонит по пустякам. Мы встречаемся на большом семейном обеде раз в десять дней, в промежуточное время я просто сбрасываю ему отчеты.
– Джемма, включи полное подключение, пожалуйста.
Я надвинула визор на глаза. Передо моими зрачками соткалась голограмма – отцовский кабинет. Отец стоял у голоокна, выходящего на главную площадь. Трансляция была совсем как настоящая, и воздух из кондиционеров шевелил мех на отцовской мантии так, будто между ним и городом нет бронированной стены в метр толщиной.
– Ты слышала новости?
Мне уже не нравилось, куда это идет.
– Корсо мне сказал.
Отец кивнул:
– Приорат принял закон об уплотнении, – отец поморщился. – На самом деле, я думаю, что никто там не ждет, что кто-то действительно будет уплотняться. Они просто хотят стрясти больше налога.
– У нас нет сейчас свободных денег на налоги! – вырвалось у меня.
Отец покивал.
– Я знаю. Но это и не нужно. – Он ласково улыбнулся – будто мне пять лет и я прибежала к нему с пустяковой жалобой. – Все продумано. Тебе просто нужно активировать помолвку.
