Марина Аницкая
Зеленый фонарь. Стихи 2009–2013

Полная версия

Он как-то странно протянул руку к темной воде, и, несмотря на расстояние между нами, мне показалось, что он весь дрожит. Невольно я посмотрел по направлению его взгляда, но ничего не увидел; только где-то далеко светился зеленый огонек, должно быть, сигнальный фонарь на краю причала.

Ф. С. Фицджеральд, «Великий Гэтсби»

Иллюстратор WOMBO (Dream.ai)

ISBN 978-5-0064-3220-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«о, я прошу, не надо сплина…»

о, я прошу, не надо сплина
удачу нашу не измерить,
на миг в гостях у сей земли, но
здесь будет каждому по вере —

камней, корон, и цепеллинов,
и возвышения империй,
все, что мечты преподнесли нам —
тем насладимся в полной мере,

пока, пробившись из-под спуда,
сметая разума оковы,
непрошенное нами чудо —

волна! – стеной не встала снова,
и солнце цвета изумруда
еще не сделалось сверхновой.

«в этом реакторе все, что звалось тобой…»

в этом реакторе все, что звалось тобой
распадается до коллоида, до безвольной слепой амебы,
и язык, позабыв слова, прилипает к небу,
и глаза заливает небом, как «титаник» – морской водой.
радость бритвой по горлу – смотри!
сквозь марево миража
проступает то, что не есть золотая пыль…

так рука, держащая сильмарилл,

до кости сгорает, не в силах себя разжать.

«ловить человеков…»

ловить человеков

еще не ведая имен, еще не разбирая сути
ты оказался обречен, перешагнув через распутье —

за ниточку, за волосок, пустяк, нелепый, бесполезный,
тебя поймали на крючок —
и вот ты держишься над бездной,

на счастье? нет, совсем не факт, ничто не делается проще,
и сердце пропускает такт, и ветер в занавесях ропщет —

зачем, зачем?..
в ушах звенит от незнакомого напева,
и огонек вдали горит, и золотится звездный невод.

«литься в ладони лета…»

литься в ладони лета
виться шелковой лентой

– так было бы много проще, но, холодом прополощен, над куцей дрожащей рощей шар багровый кратеры морщит.
так что – ехидный прищур, шаг – будто летишь из пращи; жестяные топорщат крыши антенн железные хвощи – в подобных каменных джунглях не выжил бы дикий пращур.
лучше прощаться сразу. мне надо запомнить точно – ты не вернешься с рейда; строить другую базу. ты тоже решай, что дальше – меня разошьет шрапнелью.
определяйся срочно. обратный отсчет окончен.

«…и вот ты носишь в глазу, в зенице осколок неба над головой. Ни проморгаться, ни застрелиться, хоть парабеллум-то под рукой. Уйти в пираты, надеть повязку, хромать, деревянной стучать ногой, кричать: «Пиастры!"… да что пиастры? на них не купишь себе покой…»

…и вот ты носишь в глазу, в зенице осколок неба над головой. Ни проморгаться, ни застрелиться, хоть парабеллум-то под рукой. Уйти в пираты, надеть повязку, хромать, деревянной стучать ногой, кричать: «Пиастры!"… да что пиастры? на них не купишь себе покой.
…и вот последний осколок солнца меж ребер втыкается острием, назгульским треклятым клинком крадется туда, где хранится наш день вдвоем. И холодеет и вымерзает все, где проходит его стезя, быть хочется гердою, а не каем, но точно знаешь – нельзя. Нельзя.
…и вот ты ждешь – все зальется белым, начнутся титры, и все, пока. Вцепившись намертво в парабеллум, дрожит немеющая рука. Суметь не выстрелить ни в кого, дождаться, когда загорится свет. Еще немножечко. Ничего. Еще там сколько-то тысяч лет.

«Полотно судьбы рассекает нож…»

Полотно судьбы рассекает нож,
С треском рвутся нити – ну что же, что ж —
Сквозь сугробы брести, бормоча в бреду:
Я с тобой. Я здесь. Я иду, иду.

Слишком мало тепла в мире из сизых льдин,
В стеклянный воздух вморожен небесный свод,
Слишком много огня по жилам, в крови, в груди —
Стекает по пальцам вниз, прожигает лед.
Я иду, оглянись, пожалуйста, погоди,
След-в-след за тобой сквозь тьму я иду вперед.

…Впереди до самого окоема – белым-бело,
Ни следа на снегу, ни отблеска над водой,
Впереди – никого, и позади – никто…

Я иду. Я иду за тобой.
Погоди, постой.

я просыпаюсь ночью, смотрю в потолок – там пляшут
скупые седые тени, тянут сухие пальцы,
за окнами в белой ночи
гложет волна ступени, они становятся глаже,
в гематитовом малом зальце
сердце душат цепочки строчек.
никто не стоит на страже,
в жиже лежат знамена,
воздух затхл, и стыл, и влажен,
неподвижен, и даже, даже
мое имя никто не помнит.

сталь заржавела в ножнах,
воздух пропитан ложью,
фигуры темные в ложах,
чертят схемы, скрипит их грифель,
смотрят на сцену, сцеплен
механизм с механизмом, к цели
эксперимента, к рифам
несется макет – разбиться —
и лишь тем, безусловно, ценен.
во мраке белеют лица —
veni, мол, vedi, vici.

я просыпаюсь с криком,
я просыпаюсь с дрожью —
тот, кто сегодня снился,
был на тебя похожим,
с прозрачным бесстрастным ликом,
мертвым, как воды Стикса,
с холодным ядом под кожей,
с глазами голодной птицы,
все смотрел, как песок струится,
ни тепла не знал, ни сомнений…

…я просыпаюсь с криком. Надо мною кружатся тени.