Марина Белкина
Люблю, не брошу
Глава 2
«Сказали, что у ребенка синдром Дауна, когда я на кресле лежала. Я начала истерить. Не подходите ко мне, кричу.
Думала, врачи специально так говорят, чтобы подменить.
Девочку схватила и не отдавала».
Ирина Петрова, мама солнечного ребенка
Июнь 2011 года
– …И она жила с удавом в квартире как с домашним питомцем. Фотографировалась с ним то в купальнике, то без и все «ВКонтакте» выкладывала, как потерпевшая. Смотрелась эффектно на фоне удава, понятно. Ну и родственную душу в нем вроде как нашла. Куча комментариев от парней, девчонок, психологов, зоозащитников – все переживают, как они там со змеем живут. И вот однажды пишет: «Что такое? Мой удав стал худеть! Может, заболел?» А ей специалист по змеям отвечает: «Девушка! Он худеет, потому что съесть вас планирует, место готовит!» Видала? Правильно! Удав – это тебе не котенок. Да он при желании быка сожрать может! Щечки организуй!
Нина растянула губы, и гримерша Наташа провела по ее скулам кисточкой с персиковыми румянами.
– Подходит вроде к этому цвету волос?
Нина посмотрела в зеркало и нахмурилась.
– Румяна подходят, а к цвету волос никак привыкнуть не могу.
Недавно Нину перекрасили из блондинки. Продюсерам казалось, что для ведущей новостей она слишком молодо выглядит. Доверия нет.
– А мне цвет нравится. Шоколадный. Как у Беллы из «Сумерек». И образ сразу строгий, деловой. А была? Дите мороженое!
Дверь приоткрылась, и на пороге гримерки появился редактор Жорик с торчащими в разные стороны волосами:
– Нина, мы горим! Тут новые данные по взрыву, – он протянул листы бумаги с информацией о происшествии, – подводку про выставку не читай, сюжет слетел, он в шестичасовом пойдет. Вместо него бэзэшка, я все тебе на суфлер отправил, посмотри пока!
Сердце ушло в пятки. Думала, хоть последний сегодняшний эфир пройдет в рабочем режиме, без изменений и стресса, но точно не в новостях. Тут стресс – рабочий режим. Нина положила листы в микрофонную папку, взяла ручку, зажала ее зубами с двух сторон и стала читать выпуск – упражнение для дикции лучше всяких скороговорок.
– Куда? Я еще губы не сделала! – возмутилась Наташа и взяла со стола красный карандаш. – Ну как тебе? – спросила она, когда закончила.
– Цвет крови. Теперь я не Белла, а прямо-таки женское воплощение Влада Цепеша! – мрачно сказала Нина.
– Красота – это наша профессия! – поняла Наташа. – Давай для «Контакта» сфоткаем? Я удачные луки всегда выкладываю. Столько халтуры оттуда приплывает, не представляешь! Кому на день рождения макияж, а кому и на свадьбу. А целую невесту сделать, знаешь, совсем другие деньги. Улыбочку! – Она вооружилась старенькой «Nokia».
От улыбки у Нины свело скулы и начал дергаться глаз. Листы с информацией о взрыве жгли ей пальцы. До эфира оставалось не так много времени.
– Вери секси, – удовлетворенно кивнула Наташа, рассматривая снимок, – выложу сегодня, и тебе как ведущей реклама не помешает, между прочим.
– Ты «ВКонтакте» есть?
Нина помотала головой с ручкой во рту.
– А Никита твой есть. Сестра, кстати, на него похожа, как ее зовут?
– Сестра? – C ручкой во рту она произнесла это как жертва интриг Миледи из cоветского фильма: «Имя, сестра!»
Нина выплюнула ручку, и они с Наташей посмотрели друг на друга.
– Ёперный театр! Сейчас притащу!
Наташа поставила перед Ниной ноутбук, такой старый, что он чем-то напоминал патефон. Компьютер долго и страшно гудел и наконец показал страницу в социальной сети. С монитора смотрела девушка на фоне клумбы с цветами, и правда похожая на Нининого мужа Никиту. Только страшная. С наклеенными ресницами. Как вульгарно! «Ольга Климова» – прочитала Нина. На каждой фотографии, опубликованной девицей с ресницами, был Никита. Вот они в компании друзей сидят в ресторане, на блюде аппетитно раскинул клешни омар, и Никита картинно ужасается. Что за ребята? Друзья Ольги? Вот она в магазине примеряет вечернее платье, а Никита показывает большой палец. Муж снят спиной, но Нина узнала его по тату. Наташа что-то подкрутила на своей бандуре, опуская страницу, и калейдоскопом развернулась целая серия фото. Никита и эта страшилка при свечах на романтическом ужине!
Нина яростно захлопнула бандуру.
– Ты что! Это же техника, тонкая вещь!
– Ты была права. Она Никитина троюродная сестра из… Урюпинска! Я просто забыла. Ты же знаешь этих дальних родственников: познакомь их с друзьями, проведи по магазинам, покажи омара. Обычная история.
Наташа кивнула.
– Да не переживай ты! Все они такие, мужики. Только и ищут, к кому яйца подкатить. Пойдем уже в студию, я на мониторе посмотрю, может, румян добавить надо.
– Ты иди, я сейчас, – Нина опустила голову. – Наташ! Не говори никому, ладно?
– Что ты? Я могила!
И она вышла из гримерки.
Нина посмотрела на себя в зеркало. Лицо напоминало маску японского театра кабуки.
В дверь гримерки просунулась взлохмаченная голова редактора Жорика:
– Нин, режиссер тебя в кадр требует!
– Иду.
– Прочитать успела? Ты это, сильно не дергайся!
– В смысле подводок?
– В смысле мужа! Муж – дело наживное. Тебе лет-то сколько?
– Двадцать восемь, – упавшим голосом сказала Нина.
– О! Да к этому возрасту можно было уже пару раз замуж сходить. Это ты, мать, еще засиделась!
Когда особенно хочется сдохнуть, надо улыбаться. От улыбки, даже механической, в нейронах головного мозга вырабатываются эндорфины, гормоны радости. Боль отступает и становится легче. Этому трюку Нину научила свекровь, зожница со стажем. Легче от улыбки Нине обычно не становилось. Зато окружающие не лезли со своими вопросами и сочувствием. Ведь если человек улыбается, он в порядке. И все вокруг довольны. К тому же опытным путем выяснилось, что улыбка у Нины красивая: на щеках ямочки, и зубы некривые.
Нина стояла перед зеркалом ванной комнаты бабушкиной квартиры, куда приехала сразу после эфира, и улыбалась.
– Нина, ты тут?
В проеме двери появилась бабуля с уложенными в высокую прическу крашеными светлыми волосами, в любимом шелковом халате с иероглифом на спине.
– Что это ты так оскалилась? Сделала ботокс и лицо перекосило? И не ври мне сейчас, у меня интуиция животного!
Нина перестала улыбаться, решив, что эндорфинов с нее достаточно.
– Мне Никита изменяет. С вульгарной девицей в накладных ресницах, – неожиданно для самой себя призналась она.
Все-таки бабушка, Ольга Филипповна Ланская, была самым родным человеком, она вырастила Нину, ведь родители внучки погибли в автокатастрофе, когда той не было и пяти лет. И потом, бабуля прожила уже долгую жизнь. Может, даст совет, скажет какие-то важные и такие необходимые сейчас слова.
– Мой первый муж, твой дедушка, Царствие Небесное, тоже клеил ресницы, когда выходил на сцену, – сказала бабуля. – Видела бы ты это жабо, этот кок! О, как хорош он был в дворянских ролях! И тоже был неверен. А твой Никита всегда вызывал у меня подозрение. У него столько наколок, Нина! Он случайно не сидел?
– Бабуля! И после этого ты жалуешься, что я ничего тебе не рассказываю?!
Нина выскользнула из ванной и побежала по коридору, увешанному иконами и портретами Ольги Филипповны в стиле кубизма, которые больше напоминали натюрморты из глаз, носов и грудей – культурное наследие ее второго мужа, художника. А потом закрылась на ключ в комнате, которая раньше служила кабинетом бабушкиного мужа номер три, профессора МГУ, ныне тоже покойного.
Старенький ноут на столе являлся сейчас Нининой целью. В конце концов, она не просто какая-то глупая обманутая жена, а журналист. Она сопоставит даты, факты и проведет собственное журналистское расследование. Без эмоций, с холодной головой. Нина нажала кнопку «Пуск», вошла в «ВКонтакте», еще раз посмотрела на девицу с ресницами, как у ее дедушки.
– Холодная голова и чистые руки, – задумчиво сказала она и швырнула ноутбук в стену.
Компьютер развалился на две части.
– Нина! – заверещала бабуля, которая, по всей видимости, стояла под дверью. – Откуда этот шум? Ты режешь вены? Открой сейчас же!
– Бабуль, какие вены? И чем я их тут порежу, томиком Блока?
Нина с болью перебирала то, что осталось от ноутбука. В нем было столько фотографий и университетская курсовая в единственном экземпляре!
– Что ты делаешь? – ахнула бабуля прямо над ее головой.
Комната была проходная, поэтому бабушке не составило труда войти через другую дверь.
– Да вот. Ищу мастера по ремонту компьютеров. Ноутбук… сломался.
Бабуля окинула диким взглядом искореженный компьютер.
– Пойдем со мной, детка, – вкрадчиво сказала она. – Достанешь мне с антресолей… комбайн для варки яиц!
– Зачем тебе сейчас комбайн для варки яиц? – застонала Нина.
– Я старый, больной человек. Мне нужно диетическое питание.
– Прямо сейчас, сию секунду?
– Кормила, поила, в институт пристроила. И вот благодарность! Ты мне на старости лет даже комбайн для варки яиц не подашь! – Бабушка упрямо скрестила руки на груди, изогнула бровь и стала ужасно похожа на престарелую Скарлетт О’Хара.
Нина в отчаянии топнула ногой, схватила стул и побежала в коридор. Там вместе со стулом полезла на старинный дубовый шкаф, как на баррикады. Яростно рванула дверцу антресолей. И оттуда на нее вдруг полезли… рога! Нина приняла их, пошатнулась вместе со стулом под тяжестью и рухнула вниз. Приземлилась на мягкое место, больно ударившись спиной о шкаф. Рога гулко стукнулись об пол рядом.
В воцарившейся тишине бабушка ахнула и схватилась за щеки, как героиня пин-апа.
– Будь они неладны! Думала, пол пробьют и улетят в Преисподнюю! Ниночка, тебе не больно?
– Мне жизнь рогами пробило! А ты говоришь, больно.
Сидя на полу, Нина опустила голову и заплакала.
– Да что ты, детка! – Бабушка коршуном бросилась к ней. – Да знаешь, сколько еще таких Никит у тебя будет? Через год о нем и не вспомнишь! Кости целы?
Потирая ушибленное место, Нина поднялась на ноги.
– В порядке. Рога только эти давай уберем с глаз моих.
Она потянулась к ветвистой вешалке, но бабуля Нину решительно отодвинула. Вскарабкалась на стул, потянула за собой рога, резво закинула их на антресоль и плотно закрыла дверцу.
– Да шут с ними! Пойдем лучше чай пить с травками! Я в кулинарии такие эклеры купила!
– Ты же вроде на диете?
– А они низкокалорийные!
Кухня была словно создана для задушевных разговоров и тайн, покрытых мраком ночи. В центре стоял круглый стол под бархатной скатертью винного цвета. Прямо над ним с потолка низко свисал зеленый абажур с бахромой по краям. Старинный чугунный утюг с хищными зубами на холодильнике использовался в доме как ваза для полевых цветов или шкатулка для чеков и квитанций. По настроению. С пожелтевшей афиши на стене широко улыбался известный актер советского кино в солдатской пилотке, а рядом – задорная медсестра, чем-то похожая на Любовь Орлову, – Ольга Филипповна в молодости. Кино называлось «Счастливый день», и это был единственный фильм, в котором снялась Нинина бабушка. Карьеру ей сломал высокий партийный чин, искавший расположения молодой актрисы. Доступа к телу чин не получил и в отместку перекрыл кислород. Печальная история. Впрочем, все истории о жизни, которые бабуля рассказывала, округлив глаза и глядя вдаль, словно слепой гусляр, всякий раз складывались по-новому и были очень похожи на фантазии. Нине казалось, что на самом деле Ольга Филипповна не так сильно была предана искусству и в какой-то момент решила, что ей интереснее играть не на сцене, а в жизни: крутить романы, менять мужей, убивать наповал подруг туалетами и украшениями.
Бабуля разлила чай по фарфоровым чашкам и положила перед Ниной ее «раскладушку», невесть откуда взявшуюся у Ольги Филипповны.
– Тут тебе послание, – загадочно сказала она.
Нина с опаской посмотрела на свой телефон, подозревая очередную бабулину интригу.
Там было шесть пропущенных вызовов от Никиты и сообщение:
«Ниночка! Ты не берешь трубку. Позвонил вашему режиссеру, и он сказал, что ты увидела фотки в инете! Это не то, что ты думаешь! Это по работе, от агентства. Приезжай домой, и я тебе все объясню! Люблю и очень жду!»
– Как тебе это нравится? Весь канал уже в курсе моей семейной жизни, – прощебетала Нина, чувствуя, будто наполняется жизнью, словно шарик воздухом. – Красавцы!
– Мой третий муж, Владимир Георгиевич, тоже был красавец. Умница! – сказала бабуля. – А как меня любил?! Думала, убьет, как Рогожин Настасью Филипповну, но нет… ушел к молоденькой аспирантке. Зато, спасибо ему и Царствие Небесное, теперь есть крыша над головой, какая-никакая!
После третьего мужа, профессора МГУ, бабушке осталась трехкомнатная квартира в сталинском доме на Ломоносовском проспекте.
– Ты же сама ему изменяла, – вспомнила Нина.
Бабушка поправила прическу.
– Ну, знаешь! Не мне же одной было носить рога! Кстати, Нина, как же удачно, что рогами тебя не зацепило! О! Это трофейные рога, Владимир Георгиевич сбил лося на лесной дороге, когда возвращался с дачи на своем автомобиле, и вот из его рогов, в смысле, из рогов лося, мы решили сделать вешалку. Но она нам так и не послужила, да и дачу сразу после смерти Владимира Георгиевича пришлось продать. А какие там были ели! Ты где?
Нина в коридоре поспешно натягивала балетки. Она постаралась, чтобы голос звучал безразлично:
– Надо же послушать, что он скажет.
– Сияет, как начищенный самовар, – скорбно констатировала Ольга Филипповна.
– Бабуль, как я выгляжу?
– Как говорила пани Моника, да если б мужчины по тебе с ума сходили так, как ты выглядишь! Готова бежать к нему босиком по снегу!
– По какому снегу, бабуль? За окном июнь!
Бабушка вздохнула и размашисто перекрестила Нину, глядя на один из своих портретов.
– Глаза б мои на тебя не глядели, раба любви!
Впрочем, бежать «раба любви» собралась вовсе не к мужу.
– Леночка, здравствуйте, – прокричала Нина в свой телефон, как только выскользнула из прохлады подъезда под теплые лучи бушующего июня. – Сегодня у вас работает девочка, которая делает ресницы? Через час? Отлично, буду!
Наклеить ресницы Нина и так собиралась. Не такие вульгарные, как у этой Ольги. Просто они отлично будут смотреться в кадре. И потом, клеить ресницы их давняя семейная традиция! А теперь Нине казалось, что это еще и залог счастливой семейной жизни, а также и профилактика измен. Впрочем, домой забежать Нина все же собиралась. На минутку.
Если бы Нина была японкой, она брала бы отпуск на все три теплых месяца, садилась где-нибудь в кустах жасмина на низкую скамеечку и до головокружения любовалась летним небом, как сакурой. От Ломоносовского до проспекта Вернадского, где они жили с Никитой, она бежала, чувствуя сквозь тонкую подошву своих балеток каждый камушек на тротуаре. Не отрывала взгляда от бездны, высокой до боли, в которой расцветали бутоны облаков. Так, как летнее небо, ее завораживали только узоры в пустой кофейной чашке. Нина любила подолгу рассматривать их, разгадывать шарады черных разводов рисунка. Именно на кофейной гуще Нина однажды и нагадала себе Никиту. Рисунки на дне чашек стали выходить вычурными и тревожными, она чувствовала, что-то случится, и через полгода встретила его. Нина верила в знаки и считала это главным знаком своей жизни.
Когда она прочитала Никитино сообщение о романтической фотосессии в рамках рабочего проекта, как-то сразу поверила в невиновность мужа. Это надо знать Никиту. Сплошное противоречие! Лукавый взгляд, белокурые волосы, татуировки всюду, как у футболиста национальной сборной. И этот гибрид Ди Каприо и Месси год прожил как послушник в монастыре! А сразу после монастыря уехал в Арабские Эмираты работать серфером и сел в тюрьму за поцелуи с девушкой в публичном месте – тут бабушка как в воду глядела. Это произошло еще до их встречи с Ниной. При этом само слово тюрьма, даже арабская, совершенно с Никитой не монтировалось. Он был чистым, как ребенок, и вообще честнейшим человеком на земле. Ни копейки не брал и не пользовался связями своих влиятельных родителей, хотя сейчас в смысле финансов переживал не лучшие времена. Никита уволился из тайского ресторана, в котором работал поваром, и, как он сам говорил, засел писать бестселлер. Одним словом, ввязываться в экстравагантные проекты и попадать в истории по глупости, как в тюрьму, было вполне в духе ее мужа. Впрочем, проучить его будет не лишним.
Еще с порога Нина почувствовала запах жареного – Никита стоял у плиты и колдовал над мясом.
– Почему так долго? – спросил он не оборачиваясь, когда Нина вошла в кухню. – По моим скромным подсчетам, ты должна была появиться десять минут назад.
– Почему десять минут назад? – удивилась Нина, он сбил ее с толку.
– Сообщение ты прочитала, когда была у бабушки. Правильно? Вот и считай, пять минут на то, чтобы противостоять моему животному обаянию и потерпеть фиаско. Двадцать минут, чтобы добежать пешком до дома. Вот я и говорю, почему так долго, мясо остынет, и тогда его можно будет только выбросить.
Никита картинно развел руками. Он был в джинсах, голый по пояс. Удлиненные волосы живописно растрепались – Никита дал себе зарок не стричься, пока не закончит свой бестселлер.
– Тебе надо писать не любовный роман, а детективы, – холодно сказала Нина, стараясь, чтобы во взгляде не отразилась внезапная слабость в ногах. – Я поела у бабушки, к тому же все еще помню осьминога.
Когда Никита работал поваром и только изучал тайскую кухню, он накормил Нину экспериментальным осьминогом. После этого она провалялась две недели в больнице с жутким отравлением.
– Тогда ты наверняка отравилась собственным ядом, – парировал он.
– В любом случае, я сегодня ужинаю в другом месте. Я буквально на минутку, переодеться.
Нина любезно улыбнулась и гордо прошествовала в спальню.
– И с кем это мы ужинаем?
Никита шел по пятам.
– С одним… знакомым продюсером. Предлагает участие в проекте, надо все обсудить. Деловой ужин, так что, дорогой, тебе не о чем беспокоиться! – запустила шпильку Нина и открыла шкаф. – Как думаешь, красное платье подойдет?
– Вполне. Белье только под него сексуальное надень, а то мало ли что, – фыркнул он.
– Лично я, – Нина сделала многозначительную паузу, – никогда не путаю работу и постель, дорогой. Ты так и будешь тут стоять? Мне надо переодеться.
Никита скрестил руки на груди, давая понять, что уходить не собирается.
– Считаешь, я могу увидеть что-то новое?
Пару секунд они смотрели друг на друга, а потом Никита притянул Нину к себе. Она ахнула, вдыхая его запах, самый лучший в мире – запах любимого, и разом забыла о накладных ресницах, социальных сетях и воспитательных маневрах. Единственное, чего ей хотелось, – стоять вот так в обнимку, замерев, словно это последнее мгновение жизни, и земля сейчас сойдет с орбиты и полетит в тартарары. Он, она и их близость. Только это и было важно.
На следующее утро они валялись в постели. Нина лежала на животе, свесив голову с кровати так, что волосы доставали до пола.
– Тебе пошла бы маленькая стильная тату вот тут. – От тепла Никитиных пальцев по коже побежали мурашки. Он что-то нарисовал на ее бедре шариковой ручкой, которую, судя по всему, стянул с тумбочки.
Нина выскользнула из-под рук мужа, замоталась в простыню и села в постели.
– Я не хочу татуировку. Так что там за история с фото? Выкладывай.
Никита устроился рядом, обняв подушку, и вздохнул:
– Знакомые ребята держат агентство по созданию имиджа. Они предлагают такую услугу: историю для социальных сетей. Представь, приходит девушка, которую недавно бросил парень, и хочет показать, что у нее все в шоколаде: появился богатый любовник и новые друзья. И вот агентство подбирает актера, и он в шикарных интерьерах играет отведенную ему роль. Допустим, нового возлюбленного брошенной клиентки. Девушке сооружают прическу и макияж, профессиональный фотограф делает снимки, фотошоп и все дела. Красота и куча лайков. Я исполняю партию героя-любовника.
Никита дурашливо поклонился.
– В Африке целые племена умирают от бубонной чумы, а в Москве открывают агентство по созданию имиджа в социальных сетях! Квинтэссенция идиотизма общества потребления.
– Скорее, квинтэссенция одиночества в большом городе. Люди покупают даже не друзей, а впечатление о том, что эти друзья у них есть. Печально, не находишь?
Он был философом, как и любой писатель. Нина поджала губы.
– А клиенточка эта ничего, симпатичная.
– Зайчонок! – Никита вздохнул. – Как тебе объяснить? Вот какая у тебя мечта?
Нина задумалась. С того самого дня, как она пришла на телевидение, и на протяжении семи лет она мечтала сесть в кадр. Теперь она грезила о том, чтобы какой-нибудь глянцевый журнал взял у нее интервью и опубликовал на своих страницах ее фото, которые увидит куча народу.
– Я мечтаю, чтобы мир избежал террористической угрозы. А еще, чтобы моя семья: ты, твои родители и бабуля были здоровы, – отчеканила она.
Никита удовлетворенно кивнул.
– Вот! А мечта этой девочки – двести пятьдесят лайков «ВКонтакте». Сейчас ее рекорд двести тридцать. Она просто пустышка. Малолетняя дурочка. Разве у тебя есть повод для ревности?
Нина неопределенно пожала плечами.
– И вообще, это просто работа.
– Что значит вообще? – насторожилась она. – Ты намерен продолжать участвовать в этом цирке?
– Нина, ты знаешь, как важно для меня написать роман. Признаюсь, он идет туго: диалоги картонные, герой никак не вырисовывается. Зарабатывать сейчас мне некогда! А тут за одну фотосессию, на которую я трачу два часа, имиджевое агентство платит, как за разворот в «Men’s Health»!
– А как же мой имидж, Никита? Все это увидят и будут думать, что мой муж гуляет, как кот? Мои друзья, коллеги?
– А все твои коллеги, наверное, счастливо замужем, да?
Тут Никита попал в точку. Девочки-ведущие с их канала, хоть и были записными красотками, как одна постоянно страдали от неудач в личной жизни.
– А все потому, что у таких, как ты, слишком задрана планка, – подвел итог муж.
Нина почувствовала, как из глубин ее существа поднимается темная волна бешенства.
– Меня просто тошнит от тебя! – выпалила она.
Никита самодовольно улыбнулся и провел пальцем по ее голому плечу.
– Не тошнит. Ты обожаешь меня и не в силах мне противостоять.
Он потянулся за поцелуем, но Нину вдруг и вправду замутило, да так, что она едва успела добежать до унитаза, прежде чем ее вывернуло наизнанку.
Тяжело дыша, она сняла с вешалки Никитину майку, вытерла рот и натянула ее на себя. Опустив крышку, уселась на унитаз. Самодовольная ухмылка сползла с Никитиного лица. Он побледнел и выглядел таким растерянным, что Нина даже перестала злиться.
– Зайчонок, с тобой все в порядке?
– Нормально. Съела что-то не то. Надеюсь, твой роман лучше, чем стряпня, – попыталась пошутить Нина.
– Прости меня! – он потянулся к ней, чтобы поцеловать, но Нина поспешно закрыла рот рукой.
– Потом это обсудим. Если в агентстве тебе снова предложат такой проект, просто предупреди, чтобы я была в курсе, ладно?
Никита растерянно кивнул.
– Ты отлежись сегодня. Я поеду к отцу, он просил помочь, у него водитель заболел.
– Передавай привет, пусть заезжает в гости, я испеку шарлотку.
Никита топтался в ванной, с тревогой посматривая на скрючившуюся на унитазе жену, явно не зная, что делать. Он впадал в панику, когда Нина заболевала даже банальной простудой.
– Иди, – собрав последние силы, Нина улыбнулась своей специальной улыбкой так широко, что заболели щеки.
– О, вот теперь я спокоен! – обрадовался Никита. – Я всегда знаю, если ты так улыбаешься, все в порядке! Ну, пока, не скучай!
Нина с мужем жили в «однушке», которая осталась от родителей. С их смерти тут мало что изменилось – Нина так хотела. Раскладной диван, кресло, стол с четырьмя стульями, тумбочка с проигрывателем «Мелодия» и коллекцией родительских любимых пластинок на вязанной крючком салфетке. На стене – мамин портрет, черно-белое фото. Оно было сделано за несколько месяцев до ее гибели: двадцатипятилетняя мама смеется, запрокинув голову, и волосы змеями рассыпаются по плечам. Маму Нина почти не помнила. Только детали: запах – когда она уходила на работу, маленькая Нина подбирала забытый халат или ночную рубашку и вдыхала их слабый аромат; золотой кулон на шее, привезенный друзьями родителей – дипломатами из капстраны в подарок, мама с этим кулоном не расставалась. А вот лицо ее Нина запомнила смутно, поэтому, когда думала о маме, перед глазами всплывал этот портрет.
Как только Никита ушел, Нина, сняв со стены мамину фотографию, устроилась с ней в кресле. Стянула с лица наклеенную улыбку и заплакала. Глупо, но иногда казалось, что только с этой «чебешной» карточкой Нина могла не притворяться и быть самой собой.
– Мамочка, я боюсь, что беременна. Пусть это будет ошибка, – прошептала она, всхлипывая.
Любимые черты на портрете поплыли, смешиваясь перед глазами, и на душе вдруг стало светло, будто чья-то добрая рука погладила Нину по голове.
– Беременность восемь-девять недель, – провозгласила приговор гинеколог, стягивая с рук резиновые перчатки, – а еще у вас на левой ягодице нарисовано солнышко.
– И я говорю этому таксисту: «Мужчина, вы что, примет не знаете? Разве можно беременную обижать? Вам всю жизнь потом пусто будет. Отдайте мой коврик для йоги по-хорошему, а то я вам на сайт отзыв гневный напишу. А он меня матюгами обложил! Представляешь? И мой малыш должен это слушать?
– У него еще ушей нет, не переживай.
– Официальная медицина говорит, что эмбрион слышит с четырнадцати недель. Да, но в любом случае он чувствует энергетику! Почему мой пупсик, мой эмбриончик должен чувствовать поганую энергетику этого ужасного человека? – Ляля всхлипнула, и ее большие кукольные глаза наполнились слезами.
Школьная подруга Нины Ляля окончила Второй мед с красным дипломом, недавно открыла собственную клинику эстетической медицины. Была замужем за бизнесменом, в прошлом успешным спортсменом, о котором даже имелась статья в «Википедии». Сейчас Ляля вынашивала их долгожданного первенца. При этом все свободное время проводила в рыданиях из-за ужасных людей и несправедливости этого мира.
Она закрыла лицо руками, и мужчина, сидящий за соседним столиком кафе, посмотрел на красивую несчастную Лялю с сочувствием. И Нине сразу передалось это сочувствие.
– Не плачь, Ляля. Я тоже беременна.
Слезы подруги мгновенно высохли.
– Как?! Это же чудесно! – взвизгнула она. – Можно гулять вместе в парке, покупать распашонки и меховые конверты, они же оба будут зимние! И… сделать совместную фотосессию с пузиками! Как тебе идея? Это будет просто… ми-ми-ми!
– Ми-ми-ми не будет. Будет аборт.
Ляля выглядела оскорбленной в лучших чувствах.
– Не говори при нем это слово! – прошипела она и опять принялась ощупывать свой абсолютно плоский живот, словно стремясь закрыть ему уши. – Ты ужасный человек! Но почему? Он не от Никиты?
– С ума сошла? От кого ему еще быть-то? Не время сейчас просто. Никита пишет бестселлер, и мы живем на мою зарплату.
– Издеваешься? Никитин отец построил половину торговых центров Москвы, уж по миру не пойдете!
– Он не берет отцовских денег из принципа. Да и вообще… Я семь лет вкалывала, по командировкам моталась, чуть не пала смертью храбрых как боец закадрового фронта, для чего? Чтобы получить работу мечты и тут же уйти с гордо поднятой головой стирать пеленки и варить борщи?
– А Никите ты сказала?
– Нет, и не собираюсь. Так будет лучше.
– Ты ужасный человек! Дети – это главное!
– Дети – это главное. Но они будут у нас чуть позже.
Официант принес им зеленый чай и шоколадный фондан с шариком мороженого для Ляли. Нина посмотрела на десерт, и ее замутило.
– Это токсикоз! – авторитетно заявила Ляля. – Какой срок?
– Девять недель.
Она снова схватилась за живот и многозначительно сказала, понизив голос:
– Это надо делать вчера!
– Вчера не могу, и завтра тоже. Никитин отец закатывает грандиозный ужин.
– А Алина? Тоже будет?
– Куда ж без нее. Но на следующий день уезжает в Европу на полгода, учиться в бизнес-школу. Прямо на следующий день, понимаешь? Мне кажется, это хороший знак.
Ляля кивнула.
– Будь холодна и величественна, как мертвая царевна. Помни, ты прекрасно выглядишь!
– Может, я и выгляжу, как мертвая царевна. Проблема в том, что в душе я продавец хамона на испанском рынке, который верит в идеалы мачизма и чуть что хватает нож и идет убивать!
Ляля покачала головой.
– Ты горячая штучка. Давай чайку подолью?
Нина прикрыла чашку рукой, у нее испортилось настроение.
Отец Никиты Архип Владимирович Тимирязев и его деловой партнер, Виктор Сергеевич, дружили семьями больше тридцати лет. Однажды, еще до рождения детей, две молодые пары поехали отдыхать дикарями на юг на одной машине. По дороге они попали в жуткую аварию, искореженные «Жигули» не подлежали восстановлению, зато все четверо молодых людей вышли из переделки невредимыми, не считая легких царапин. Тогда они договорились каждый год отмечать этот день как свой второй день рождения, и вот уже много лет не нарушали давней традиции.
В этот раз совместный день рождения праздновали на веранде шикарного панорамного ресторана, на крыше бывшей гостиницы «Украина». Когда Никита и Нина пришли, вся компания была уже в сборе. Дамы с одной стороны стола, а мужчины с другой, словно ортодоксальное итальянское семейство. Они всегда так рассаживались – не по парам, а по половому признаку. Странная традиция. Впрочем, у Нины никогда раньше не было большой полной семьи, поэтому к любой семейной традиции она относилась с симпатией и даже некоторым трепетом.
Они поздоровались и устроились в самом центре этого установленного порядка, Нина на женской стороне стола, а Никита на мужской, но рядом друг с другом.
Никита повернулся к мужчинам, и они заговорили о своем.
– Почему так долго? – спросила Нину свекровь.
– Пробки.
– Или вы с Никитой опять по дороге потерялись? – Регина заговорщически ей подмигнула.
Свекровь любила, когда ее называли по имени – только Регина, никакого отчества, совсем как у них на телевидении. Всегда свежий маникюр, накрашенные губы, подтянутая фигура. Нина мечтала в пятьдесят пять лет так выглядеть.
– Москва стоит, хоть и лето. Сплошное расстройство, – посетовала Марья Сергеевна, жена делового партнера свекра.
Ее расстраивало все, ради чего приходилось покидать их загородную дачу.
– А у нас в Жаворонках такая красота! У меня там пионы, двенадцать сортов. Правда, пчел в этом году много.
– Пчелы – это прекрасно! Из меда можно сделать чудную маску от целлюлита! – Регина была ходячей энциклопедией рецептов красоты и здоровья. – Берешь двести граммов меда и пять капель любого эфирного масла…
Марья Сергеевна сосредоточенно кивнула.
– Самые красивые – конечно, «Ред Чарм». Такие яркие, цвета бешеной фуксии, совершенно не выгорают на солнце!
– Апельсиновое хорошо или миндальное, но и оливковое подойдет.
