Теперь работая в своей конторе, ему нравилась одна чертежница. И она всегда радовалась ему, когда они вместе оказывались в кафе за одним столиком во время их обеденных перерывов. Она сама мало говорила, но очень весело смеялась, если ему, преодолев неподатливость языка в такие моменты, удавалось удачно сострить. Ему очень нравился ее задорный смех, умные, лучистые глаза и непокорный хохолок волос на макушке, который всегда радовался всему вместе со своей хозяйкой. Когда он приходил утром позже неё, то по ее радостному искрящемуся взгляду чувствовал, что именно его она ждала.
В нем уже начинал созревать план. Да, он всегда все любил спланировать, разложить по своим местам. Планировал он долго, мучительно и с радостной тревогой в сердце. Она тихо и терпеливо ждала, может быть уже догадываясь.
А тут произошло одно неожиданное обстоятельство. Школа, которую он закончил, проучившись там все одиннадцать лет, в тот год отмечала свой юбилей. Он конечно об этом не знал, да и, закончив ее вот уже сколько лет тому назад, он и не вспоминал о ней. С одноклассниками он тоже очень давно не перезванивался. Даже с самым близким по школьным годам другом он не виделся уже лет пять-шесть, и не звонил ему. Наверное, такой потребности они оба не испытывали. А тут вот раздался вечером звонок. Староста класса хриплым постаревшим голосом его приглашала на школьный, а значит и классный вечер, посвящённый юбилею. Вечер должен был состояться в ближайшую субботу. Надо было перевести определенную сумму ответственному товарищу, как сказала староста, их бессменному классному казначею на стол и цветы директору и учителям, если они дожили.
Получив эту информацию от старосты, он сначала как будто окунулся в ту школьную жизнь, потом ощутил какое-то необъяснимое беспокойство. Но рассудив все здраво, решил поучаствовать, будет интересно посмотреть на всех. Наверное, изменились. Он в тот же вечер перевёл заявленную старостой сумму и успокоился.
До субботы все дни протекали очень буднично. И только мимолетные встречи с милой чертежницей скрашивали их. Наконец пришла суббота. Против его смутного ожидания ночь перед ответственным и тревожным днём прошла спокойно. Проспал он либо вообще без снов, либо не помнил их. Это обстоятельство его радовало и обнадеживало. К походу вечернему он тщательно готовился весь день. И вот чисто выбритый, выглаженный и приятно пахнущий он подъехал к знакомому переулку. Пересекая школьный двор, он почувствовал какую-то знакомую тяжесть в ногах. Но вид празднично украшенной школы и музыка доносившаяся из открытых окон отвлекли его внимание от странного ощущения. И вот он на пороге школы, перед знакомой дверью все ещё с той же тяжелой ручкой. Когда он взялся за неё, к нему опять пришло знакомое ощущение. Он с трудом преодолел небольшой порог, так тяжелы были теперь ноги. Войдя в прохладный и все такой же сумрачный холл он ощутил знакомый школьный запах. И вдруг в этот самый момент он весь как-будто сгруппировался, съёжился под тяжестью чего-то опустившегося ему на плечи. Пошатнувшись, рукой он попробовал опереться на стену. Но она оказалась подвижной, мягкой и начала продавливаться вместе с его рукой. Он поспешно отстранился от стены в страхе, что так она и его целиком может поглотить. Вздохнув поглубже несколько раз, он взял себя в руки, они, пожалуй, единственные подчинялись пока его командам. Осмотревшись, он направился к группе одноклассников, шумно радующихся, с трудом узнавая друг друга. Он тоже не смог бы их так сразу определить, настолько над большинством здорово поработало время. Но таблички с номерами классов и дат выпусков облегчали дело. Будучи всегда в классе тихим и незаметным, он и теперь особой радости и интереса ни в ком не вызвал. Он же, борясь с тяжестью опустившегося на его плечи груза и с трудностями движения на непослушных ногах, все же рассмотрел тех, кто больше всего ему запомнился из той жизни. Почти все сильно изменились, некоторые посолиднели, покрылись лоском, были и сильно потрепанные жизнью. Та девочка, которая так нравилась ему в старших классах теперь была с трудом узнаваема. Она сильно пополнела и потускнела, и смотрела каким-то обиженным взглядом на все происходящее вокруг. Жизнь ее видно не удалась, подумал он, и ему стало ее даже жалко.