Марина Сергеевна Айрапетова
Сон
Но вот началась какая-то суета и всех пригласили в актовый зал. Он тяжелой «свинцовой» походкой, немного ссутулившись под навалившейся тяжестью, поплёлся следом за всеми в зал. Когда он вошёл, зал был уже полон, и стулья все были заняты. Народу было так много, что все превратились в общую массу, частицей которой стал и он. Ему стало жарко и душно, лоб и спина покрылись неприятной испариной. Вдруг все смолкло и на сцену выходит что-то знакомое темное, большое и невнятное. Оно говорит что-то долго непонятно и нудно. Он постепенно начинает сам в себе растворяться. Пустеет голова, все его существо уходит куда-то в ноги. Он потихоньку пятится задом и наконец упирается в стену, которая начинает его поглощать.
И тут в опустевшей голове последняя мысль резко простреливает от виска к виску, это сон, сон, который материлизовался. Или нет, скорее это и была его жизнь этот сон. Ведь вот именно в стенах этой школы он и заснул, и никак не проснётся. Их всех здесь смешали и превратили в эту плотную массу. А стены эти годами поглащают таких же как он, и все они так и двигаются с тех пор в пределах этих серых стен.
Теперь он понял, что это его последний шанс. Что либо сейчас, либо никогда! Он, преодолевая тяжесть облепившей его массы, достал из кармана телефон, установил будильник на следующую минуту. И стал ждать пробуждения.
Ровно через минуту знакомый гудок паровоза ворвался в зал. Это был самый громкий будильник, каким он пользовался в самые ответственные побудки. В зале наступила гробовая тишина и недоуменные взгляды всего зала устремились на него. Он уже пятился задом к выходу и готов был покинуть тихо зал. Но тут вдруг наступило оканчательное пробуждение. И он, резко сбросив висевший на плечах груз и вынув ноги из свинцовых бот, шагнул чуть вперёд.
Он мог бы многое сказать всем, но перед ним был плотный монолит из наскоро и грубо слепленных судеб влитых в общую форму. Он обвёл глазами эти всех поглащающие стены. На стенах висели портреты великих мыслителей, классиков. С портретов великие грустно смотрели на эту массу, которой когда-то давно вкратце и в определенной обработке пересказали в этих стенах то, о чем они хотели бы сами с глазу на глаз говорить с каждым в отдельности. Но что случилось, то уж случилось. И большинство из всех стоящих так больше и не откроют эти книги.
