Марина Серова
Голый король шоу-бизнеса
Глава вторая
С утра пораньше я сидела с чашкой крепкого кофе на кухне и обдумывала свой звонок в РОВД. Неожиданно позвонил неугомонный Морозов и спросил, есть ли новости.
– Я же говорила, что позвоню сама, – ответила я. – Сейчас еще рано для каких-либо результатов.
– Я просто думал, что вы уже что-то делаете... – несколько разочарованно протянул Андрей.
– А вы считаете, что я здесь чаи-кофеи гоняю?! – возмутилась я, хотя в тот момент занималась именно этим.
– Нет, что вы, нет, конечно, – смутился Андрей. – Извините, пожалуйста...
Покачав головой, я позвонила в Кировский РОВД. Из всех моих знакомых на месте был только Гарик Папазян. С этим армянином я дружила уже бог знает сколько лет. И все это время Гарик пытался перевести наши отношения в иную плоскость. Интимную, проще говоря. Методы он выбирал разные – от комплиментов и ухаживаний до угроз. Но каждый раз Гарик оставался со своим выдающимся носом – не воспринимала я его как сексуальный объект, а он этого никак не мог понять. Сколько же денег, времени и нервов потратил на меня бедный Гарик! Я поначалу сама не могла понять, зачем ему это надо, поскольку ни в какие неземные чувства с его стороны не верила. И вообще, у Гарика всегда было полно баб, и что он ко мне привязался? А потом я поняла, что он сам уже заигрался в эту игру. Цель соблазнить меня в конце концов перестала быть для него целью, она превратилась в процесс, где результат уже неважен. По-другому общаться со мной Папазян, наверное, уже не смог бы. Ну и я, признаться, включилась в эту игру, в которой правила диктовала сама. И вот я, посмеиваясь, принялась выслушивать бесконечные «Таня-джан», «сапфир моей души» и «нежный персик».
– Гарик? – кокетливо спросила я, когда Папазян взял трубку.
– Да, кто это? – послышался голос моего приятеля.
Вот это номер! Гарик не узнал меня? Такого я даже предположить не могла! Что это с ним случилось, заработался, что ли?
– Это Татьяна Александровна Иванова, – сменив тон на предельно сухой и деловой, отрекомендовалась я. – У меня к вам несколько вопросов.
– Обратитесь к дежурному, – сказал Гарик.
Я чуть не выронила трубку. Во дела!
Выдержав паузу, я осторожно спросила:
– Гарик, с тобой все в порядке?
В трубке тут же послышался раскатистый смех.
– Что, купилась? – Интонации Папазяна тоже моментально сменились. – Здравствуй, Таня-джан, здравствуй, дорогая! Как можно тебя не узнать? Узнал, с первого слова узнал! Видно, чувство юмора теряешь, осень на тебя плохо действует!
– Да уж, осень и в самом деле на меня действует не лучшим образом, – рассмеялась я в ответ.
– А вот Пушкин любил осень, – просветил меня Гарик. – Поэт такой русский, не слышала?
– А ты мог бы и поумнее шутить, пооригинальнее, что ли. Не так примитивно, во всяком случае.
– А я еще пошучу, – обнадежил меня Папазян. – Я же понимаю, что, раз звонишь, значит, помощь нужна. А раз так, то мы с тобой в скором времени встретимся. А уж раз встретимся, то... – Гарик многообещающе замолчал.
– Ну ты прямо образец дедукции! – язвительно сказала я.
– А ты не забывай, где я работаю, ты как раз сюда звонишь, – напомнил мне Гарик. – Что ж, выкладывай, какие у тебя вопросы.
– Гарик, мне бы не хотелось по телефону.
– Так подъезжай! – с энтузиазмом воскликнул Папазян, и я не стала отказываться от приглашения.
Быстро приняв душ и позавтракав, я оделась и спустилась во двор к своей машине. Через пятнадцать минут я уже поднималась в кабинет к Папазяну.
Гарик встретил меня набором привычных комплиментов. Он вышел из-за стола и, приобняв меня, проводил к столу. Сам он уселся напротив и сразу стал говорить о том, когда же мы встретимся в приватной обстановке. И тут же пригласил вечером в ресторан.
– Встретимся, Гарик, обязательно встретимся, – заверила я его. – Вот если ты мне поможешь в одном маленьком вопросе, то я откликнусь на твое предложение гораздо быстрее, потому что сейчас очень занята как раз разрешением этого вопроса. Так что помоги мне, мой страстный южный друг, и я буду свободна, как птица.
– Вот ты и порхаешь, как птица, и все время улетаешь, – сказал Гарик. – И вообще, ты женщина без принципов! Без чувств! Мужчина не должен так страдать. А что за вопрос?
– Да человечка одного хочу найти, – я посмотрела Гарику в глаза.
– Какого? – поднял он смоляную бровь.
– Да так, продюсера одного московского по имени Карпинский Вячеслав Леонидович. Занимается тем, что под видом продюсера кидает наши тарасовские музыкальные группы, и, возможно, не только тарасовские. Слышал что-нибудь?
– Слышать-то слышал, и не один раз. Не про этого Карпинского, а вообще. Но официальных заявлений у меня нет. Иногородние что? Махнули рукой да уехали, их в других городах ждут. Да и понимают, что в Тарасове этого человека искать уже бесполезно. А наши музыканты, наверное, не доверяют правоохранительным органам, – со вздохом закончил Гарик. – Вот ты молодец, сознательная, чуть что – сразу к нам. Значит, доверяешь.
– Почему это «чуть что – сразу»? – обиделась я. – Как будто я самостоятельно дела не расследую!
– Расследуешь, Танюша, конечно, расследуешь, иначе не была бы такой успешной, цветущей женщиной, – снова перешел на заигрывающий тон Папазян. – Вот только такой женщине для поддержания имиджа успешной еще необходим рядом мужчина...
– Известны даже приметы этого Карпинского, – перебила я Гарика. – Щупленький, шустренький, крашенный в белый цвет блондинчик лет тридцати пяти.
– Педик, – тут же сделал вывод Гарик.
– С чего ты взял? – удивилась я.
– По приметам, – пояснил Папазян.
– Гарик, ты не идешь в ногу со временем, – вздохнула я. – Отстаешь ты от него, дорогой. Крашеные волосы у мужчин давно перестали быть признаком нетрадиционной сексуальной ориентации. К тому же не забывай, что он работает не в РОВД, а в сфере шоу-бизнеса, где подобные вещи в порядке вещей.
– Ладно, ладно, – как-то хитро усмехнулся Гарик. – Вот найдешь его – сама убедишься, если, конечно, найдешь.
– Вообще-то у меня нет ни одного нераскрытого дела, – напомнила я. – И как это, интересно, я могу убедиться в его сексуальных наклонностях? Я вообще-то женщина, и с ориентацией у меня все в порядке, если ты забыл!
– А вот этого я не знаю, – парировал Папазян. – У меня как раз не было возможности это проверить, и я уже склонен думать, что ты как раз из тех женщин, что не любят мужчин!
– Зато они меня любят, – улыбнулась я.
– А ты что с этого имеешь? – продолжал Гарик. – Вот есть прекрасный мужчина, молодой, порядочный, относится к тебе со всей душой, все свое горячее сердце готов тебе отдать – ты что? Плохо делаешь и себе и ему, Таня-джан, очень плохо. Такая роскошная женщина...
– Ладно, Гарик, пошутили, и хватит, – посерьезнев, прервала я разошедшегося опера. – Мне действительно нужна информация насчет этого Карпинского. У меня, кстати, есть его фотография. И не только его, а еще и его подельника по имени Гольдберг.
Тут я заметила, что Гарик, не переставая улыбаться, отклонился на стуле и с загадочным выражением лица прищурил глаза.
– А зачем он тебе? Что натворил? Какое ты имеешь к этому отношение? – забросал он меня вопросами.
«Короче, мент есть мент», – подумала я и принялась подробно излагать ему суть своего задания. Рассказала про «Калинку», про лопуха-Морозова, про вездеходы, бороздящие нефтеносные края, про пьяных нефтяников... Ну и про недобросовестных продюсеров, разумеется, тоже.
– Ну как, поможешь найти этих мошенников от шоу-бизнеса? – закончив, обратилась я к Папазяну. – Это дело ведет Октябрьский РОВД, какой-то капитан Карасев из уголовки.
– А что ты сама к нему не обратилась?
Пришлось объяснить, что мне они помогать не будут, поскольку хотят на этом деле заработать и намекали на солидную долю, общаясь с Морозовым.
– К тому же это не они, а ты приглашаешь меня вечером в ресторан, – лукаво улыбаясь, напомнила я. – Ну так что, позвонишь Карасеву?
– Зачем звонить? Я тебе и так помогу найти твоего продюсера, – неожиданно ответил Папазян, усмехнувшись.
Он протянул руку к папке, открыл и торжественно провозгласил:
– Карпинский Вячеслав Леонидович, семидесятого года рождения, уроженец города Тарасова, паспорт...
– Так вы его уже нашли? И ты знал об этом, мерзавец! – не выдержала я.
– Нашли, – равнодушно пожал плечами Папазян, – только не мы. И не Карасев.
– А кто? – удивилась я, лихорадочно соображая, в каких еще сферах деятельности мог накуролесить московский продюсер. – ОБЭП или ФСБ?
– Нет, – улыбнулся Папазян. – Грибники нашли.
– Какие еще грибники? – не поняла я.
– Самые обыкновенные грибники. Гуляли на Ягодной поляне и нашли. Повешенным на дереве...
– Твою мать!.. – невольно присвистнула я. – Ну и поворотик в деле.
Папазян поморщился и зацокал языком:
– Ай-ай-яй! Такая красивая девушка – и так нехорошо ругается! Да еще здесь, в милиции... Пятнадцать суток можно оформлять.
– Если свидетели есть, – мрачно кивнула я. – Когда?
– Вчера вечером, – снова откинувшись на стуле, ответил Гарик. – Так что дело твое можно считать закрытым. И куда мне сегодня вечером подъехать за тобой?
– Да нет, что-то мне подсказывает, что дело только начинается, – со вздохом покачала я головой и напомнила: – У него еще был напарник по фамилии Гольдберг.
– Не знаю никакого Гольдберга! – моментально открестился Папазян. – Ты говорила о Карпинском! Так вот, он найден! Могу тебе с ним очную ставку устроить!
– Ты мне хотя бы поподробнее расскажи об убийстве!
– Почему об убийстве? – вытаращился на меня Папазян. – Я же сказал, что его нашли повешенным на дереве. Значит, сам и повесился.
– Ты действительно так считаешь? – прищурилась я.
– А я вообще ничего не считаю. Зачем? – пожал плечами Гарик. – Мне что, лишние проблемы нужны? Кстати, тебя я вообще не понимаю. Тебя же не убийство наняли раскрывать, а искать Карпинского. А мы его уже нашли. Так что заканчивай свою бодягу, звони клиенту и езжай домой переодеваться. А я заеду за тобой ровно в шесть.
– Подожди! – отмахнулась я. – Покажи протокол!
Гарик поиграл желваками, потом молча протянул мне протокол. Я перелистала страницы. Сжатые, сухие факты свидетельствовали о том, что третьего ноября в районе Ягодной поляны был найден висящий на дереве труп неизвестного мужчины средних лет. В кармане брюк убитого были найдены документы на имя Карпинского Вячеслава Леонидовича.
Я подняла взгляд на Папазяна. Тот, в свою очередь, смотрел на меня, не мигая.
– Его уже вскрывали? – спросила я.
– Нет, – с усмешкой развел руками Гарик. – Вообще никто ничего не делал. Зачем? Разве нашу работу можно назвать серьезной? Просто ждали, когда ты приедешь и все разрулишь, не выходя из этого кабинета.
– Послушай, – я слегка нахмурилась, – по-моему, я никогда не позволяла себе иронизировать по поводу твоей работы. И по поводу работы правоохранительных органов в целом. Если у тебя есть претензии ко мне или обиды, то так и скажи. А рабочие моменты сюда приплетать не следует.
Папазян тоже нахмурился, посидел несколько секунд нахохлившись, после чего вдруг засмеялся и заговорил в своей обычной манере:
– Вот видишь, Таня-джан, до чего ты доводишь сотрудника убойного отдела! Сам себя не узнаю, разум теряю и остатки чувства юмора! Так скоро и увольняться придется.
– Давай, давай, охранником пойдешь на рынок, – ухмыльнулась я, но тут же взяла себя в руки: – Ладно, хватит, чего ты, в самом деле? Забыл, сколько лет работали вместе, сколько преступлений раскрыли? Вспомни-ка все быстренько за пару минут и возвращайся в реальность. У нас с тобой труп, и это касается нас обоих по профессиональной части. Меня – потому что я нанята для розыска этого человека, а тебя – потому что работа у тебя такая, в убойном отделе.
– Вообще-то пока мне никто этого дела не передавал, – развел руками Папазян. – И меня оно, честно говоря, мало волнует. А точнее, вообще не волнует. Не понимаю, чего ты так паришься. Думаешь, твоему клиенту важно, кто замочил этого Карпинского и замочили ли его вообще? Ему бабки свои вернуть хочется, вот и все!
– Еще раз напоминаю, что у него был подельник! И не исключено, что как раз с ним они и не поделили эти бабки. И дальнейший напрашивающийся вывод – этот Гольдберг его и грохнул.
– Хорошо, допустим, что так, – поднял руки Папазян. – А тебя уполномочивали искать этого Гольдберга?
– Если я должна найти деньги, то в первую очередь должна искать его, – заметила я. – Но и смерть Карпинского откидывать не стоит. Надо узнать о его связях в Тарасове. Кстати, обратись, пожалуйста, к Карасеву, пусть скажет, что им удалось раскопать за эти несколько дней.
– Ты совсем не имеешь совести! – взорвался Папазян. – Сначала ты просила предоставить информацию по Карпинскому, говорила, что так быстрее закончишь дело и освободишься для меня! Я все сделал! Все тебе рассказал, более того, из моей информации следует, что дело твое заканчивается! А ты вместо того, чтобы отблагодарить меня и исполнить обещание, требуешь все больше и больше! Больше и больше! О, все женщины таковы! Мне ли не знать! Сколько раз я сталкивался с вашим коварством!
– Боже, какой пафос, – поаплодировала я. – Остынь, Гарик. Остынь и предоставь мне информацию.
– Я уже предоставил, – отрезал Папазян.
– Мне теперь нужна другая, – упрямо повторила я.
– А мне теперь тоже нужна другая. Женщина, – пояснил Гарик. – Добрая и отзывчивая, ласковая и преданная, совсем не такая, как ты!
– У тебя нет такой, так что наслаждайся общением со мной, – улыбнулась я.
– Да уж, наслаждаюсь который год, – буркнул Папазян. – Только вот высшей точки наслаждения все не наступает.
– Ну все впереди, Гарик, – продолжая улыбаться, заглянула я в его глаза.
Одним словом, после долгих скандалов с Папазяном на тему «Ты обещала, я все сделал, а ты, недостойная женщина, опять меня обманываешь!» я все-таки выбила из него обещание раздобыть у Карасева информацию о том, что удалось выяснить насчет пребывания Карпинского в Тарасове. Это было сделать непросто, но в конце концов Папазян, матерясь, набрал номер Карасева, который сообщил, что дело передается в убойный отдел капитану Стрешневу.
– Ты с ним знаком? – спросила я Папазяна.
Гарик лишь молча кивнул. Я смотрела на него, не отрываясь, и Папазян, прекрасно понимая, чего я от него хочу, сказал, что постарается договориться о моей встрече со Стрешневым уже сегодня, но позже, поскольку сейчас капитана не было на месте.
– Спасибо тебе, Гарик, – поднявшись, я чмокнула доброго армянина в щечку. – В общем, я в морг.
– По-моему, я туда попаду раньше! – не глядя на меня, проворчал Папазян.
– Не сердись, Гарик, – ласково пропела я. – Я непременно тебе позвоню!
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – осклабился Папазян и махнул рукой: – Все, иди!
Я покинула кабинет раздосадованного опера и прошла к своей машине.
Резко стартанув, я направилась в морг. По дороге я вспомнила о том, что мои кости говорили насчет мелкого обмана с моей стороны, в результате которого я могу потерять друга. Видимо, речь шла как раз о Гарике Папазяне. Ну, мой мелкий обман в данном случае настолько невинен, что вряд ли из-за него мы с Гариком разругаемся в пух и прах. А если и разругаемся, то совсем ненадолго. Ерунда все это и к делу не имеет отношения.
Мрачное серое здание располагалось на территории университетского городка. Бывать мне здесь приходилось не раз и не два, я была знакома практически со всеми сотрудниками и не испытывала какого-либо дискомфорта при посещении этого заведения.
Войдя в морг, я столкнулась с одним из сотрудников, который, узнав меня, сообщил, что Карпинского вскрывал Давид Осипович Лейбман, один из старейших работников, и подсказал, где его найти. Я двинулась по коридору, но вскоре остановилась: Давид Осипович, невысокий, кругленький, уже довольно пожилой мужчина, с лысиной во всю макушку, с румяными щеками и в очках, шел мне навстречу. В руках он нес исписанные листы бумаги.
Церемонно раскланявшись со мной, Давид Осипович склонил голову и произнес:
– Слушаю, барышня.
– Труп с Ягодной поляны, – коротко сказала я.
– Собственно говоря, поведать особенно интересного нечего, – качая головой, произнес Давид Осипович. – Обнаружен висящим на дереве. На темени гематома. Несколько синяков, царапин... Больше никаких серьезных ран и повреждений на теле не обнаружено.
– Взглянуть можно? – спросила я.
– Да ради бога, – пожал плечами Лейбман. – Пойдемте...
И повел меня по коридору.
Тело на кушетке, естественно, было накрыто простыней, которую Давид Осипович по моей просьбе откинул. Мне открылось серое, заострившееся лицо Карпинского, обесцвеченные волосы тусклыми клочками слиплись на голове, какой-то изможденный вид... Я дотронулась до его головы и нащупала гематому. Посмотрела на шею: ее пересекала багрово-красная полоса.
Рядом на табуретке покоились вещи, видимо, принадлежавшие Вячеславу при жизни: модные шмотки, кожаный бумажник от «Гуччи», под табуретом – черные ботинки с длинными, острыми, загнутыми носами...
Я повернулась к Лейбману, молча стоявшему рядом со мной.
– Давид Осипович, от чего произошла смерть?
– От удушения, – коротко ответил патологоанатом.
– То есть все-таки самоубийство?
– По моему глубочайшему убеждению, – склонился ко мне Давид Осипович, – практически на сто процентов могу сказать, что никакого самоубийства не было, просто ему дали по голове, отвезли на поляну и повесили.
– Но он был еще жив, когда его вешали?
– Да, он был еще жив, – кивнул Давид Осипович. – Видимо, этим убийца и решил воспользоваться, чтобы выдать смерть за самоубийство. Собственно говоря, даже без вскрытия, навскидку, это становится ясно. Посмотрите на эти следы на шее, – он показал на страшные полосы от веревки. – Обратите внимание на цвет...
– Уже обратила, – сказала я.
– Так вот, если бы его вешали уже мертвым, то следы были бы черно-синими. Ну, сизыми такими. А здесь – яркие, вишневые. Жив он был, жив. Но... – Давид Осипович сделал паузу. – Травма достаточно тяжелая. Не скажу, что не совместимая с жизнью, но тяжелая. Так что, если бы его просто бросили в лесу без медицинской помощи, он бы все равно, скорее всего, умер.
– А откуда у него эта шишка на голове? – спросила я.
– Ну, этого, матушка, я вам точно сказать не могу, – развел руками патологоанатом. – Да откуда угодно! Мог, например, подраться. А потом пошел и повесился от досады, – усмехнулся Лейбман.
– Да уж, – покачала я головой. – Блестящая версия! А еще какие-нибудь имеются?
– Собственно говоря, строить версии – не по моей части. Мне сообщить больше нечего, – покачал головой эксперт. – По моей работе все.
– Да... – протянула я. – Не густо.
– Ну, как говорится, чем богаты, тем и рады, – сказал Давид Осипович. – Желаю успехов, барышня.
Выйдя из морга, я села в машину и позвонила Папазяну:
– Ты больше ничего не хочешь мне сказать?
– А ты? – откликнулся Гарик.
– Что за еврейская привычка отвечать вопросом на вопрос? Ты этого не у Давида Осиповича набрался? – сердито сказла я.
– Нет. И у Давида Осиповича, насколько мне известно, такой привычки нет, хоть он и стопроцентный еврей. По субботам даже никогда не работает и только кошерную пищу кушает, – засмеялся Папазян. – Ладно, значит, новости таковы: Стрешнев прибудет в РОВД только к вечерней планерке. Но встретиться с тобой согласился, правда, ненадолго. Так что, Таня-джан, предлагаю тебе пока подождать вечера у меня в кабинете, мы с тобой мирно попьем чайку, коротая время, и мне оно в компании с тобой покажется далеко не столь долгим и утомительным. Кстати, у меня есть печенье и конфеты.
– А торт со взбитыми сливками? – спросила я, улыбаясь.
– Дорогая моя, для тебя все, что только пожелаешь! Но только торт – десерт не для моего кабинета. Я считаю, гораздо уместнее он будет выглядеть где-нибудь в уютной обстановке, за столиком с вином и фруктами, в тишине, наедине... – голос Папазяна стал вкрадчивым.
– Сразу видно, что ты не пилот, Гарик. У них первым делом самолеты...
– И слава богу, что я не пилот! – воскликнул Папазян. – Я вообще не понимаю, кто такую идиотскую песню придумал, благо, ее уже почти забыли. Про каких-то извращенцев-фетишистов, которым самолеты заменяют девушек. Я тебе больше скажу: именно из-за таких мужчин у нас столько одиноких, несчастных женщин!
– Так осчастливь их, Гарик! – засмеялась я.
– А я уже готов осчастливить одну, давно готов!
Я прямо кожей чувствовала, какой при этих словах стал преданный взгляд у Гарика.
– Ты только немного перепутал, – вздохнула я. – Одинокая женщина – не всегда несчастная. И я несчастной себя не считаю. Так что лучше позаботься о других, Гарик, подари свое любвеобильное сердце той, которая действительно в этом нуждается.
– Их слишком много, – вздохнул Папазян. – На всех меня не хватит.
– Ой ли? – прищурилась я. – Насколько я знаю...
– Сплетни, дорогая, все сплетни! – тут же перебил меня Гарик. – От завистников никакого спасу нет! Не верь никому, верь только мне!
– Верю, верю. И надеюсь, что встреча со Стрешневым благодаря тебе у меня сегодня состоится.
– А со мной? – тут же спросил Папазян. – Стрешнев тебе минут пятнадцать уделит, не больше. А то и меньше. Так что к шести ты уже будешь совершенно свободна, и я, кстати, тоже. Так что мое предложение насчет ресторана остается в силе. Более того, я очень рассчитываю на благодарность за мою неоценимую помощь.
– Я тебе безмерно благодарна, Гарик, но вечером мне предстоит встретиться с клиентом, – соврала я, поскольку еще не созванивалась с Морозовым.
– Да там... Да там встреча на две минуты! – вскричал Гарик. – Говоришь, что Карпинского замучила совесть, он не выдержал и повесился, и прощаешься!
– Гарик, сегодня точно не получится, – все-таки отрезала я. – А вот в какой-нибудь другой день...
– Где он, этот день? И на каком календаре?! – бушевал Папазян.
– Гарик, у тебя нет слуха, – ответила я и отключила связь, ведь все, что я хотела получить от Папазяна, я уже получила.
После этого я поехала домой обедать, так как до вечера времени было очень много. Уже сидя в своей уютной кухне, я достала из сумочки замшевый мешочек с двенадцатигранными костями и, не особо встряхивая, рассыпала их по столу. Выпало: 34+6+18 – Верьте в свои возможности, и ваша мечта осуществится!
Это просто здорово, конечно. Интересно только, что они подразумевают под мечтой? Я, например, давно мечтаю побывать в Австралии и верю, что когда-нибудь это произойдет. Но кости, конечно же, не об этом, если рассуждать серьезно. Мои двенадцатигранные помощники всегда сообщали лишь о том, что занимает мои мысли в данную минуту, а я думала о Карпинском и о том, что мне скажет Морозов. Честно говоря, мне не хотелось так скоро бросать начатое дело только лишь потому, что один из его участников оказался трупом. Однако неизвестно, как поведет себя заказчик в сложившейся ситуации.
Подумав, что звонок все же не следует откладывать, я набрала номер Морозова. Его мобильный был отключен. «Видимо, на репетиции или на каком-нибудь концерте», – подумала я, хотя, вообще-то, для концертов время было не очень подходящее. Впрочем, учитывая репертуар их коллектива, вполне могло быть, что они выступают в какой-нибудь школе или даже детском саду. Что ж, предстояло проявить самостоятельность и инициативу, тем более что встреча со Стрешневым была уже запланирована. Время до вечера я провела в компании телевизора, а к пяти направилась в Кировский РОВД. Заходить в кабинет к Папазяну я не стала, а поинтересовалась у дежурного, где мне увидеть капитана Стрешнева.
Стрешнев Михаил Юрьевич оказался человеком примерно моего возраста. Говорить он старался официально и всем своим видом выражал, насколько он занят.
«Словом, тот еще зануда, – подумала я. – Что-то везет мне на таких в последнее время. Один Морозов чего стоит».
Мне тем не менее удалось добиться приглашения в кабинет, и, расположившись напротив капитана, я спросила:
– Так что удалось узнать об этом Карпинском и его пребывании в Тарасове?
– Ну что... – вздохнув, побарабанил по столу пальцами с тщательно вычищенными ногтями Михаил Юрьевич. – В предполагаемый вечер смерти его видели в ночном клубе «Каскад». Был вместе с этим... – он заглянул в документы, – с Гольдбергом. Ушел раньше него, вроде бы один. Больше его никто не видел. Все.
– А Гольдберга?
– И Гольдберга, – кивнул Стрешнев.
– А где они жили в Тарасове? Вместе или поврозь?
– Этого никто не знает, – пожал плечами капитан. – Что касается Карпинского, то у него в Тарасове живет сестра.
– А родители?
– Родители давно умерли, – махнул он рукой. – Сестра живет в оставшейся от них квартире. Говорит, что брат приезжал часто, но у нее почти никогда не останавливался. А про нынешний его приезд она вообще ничего не знает. Даже не виделась с братцем.
– Адресочек сестры дайте, пожалуйста, – попросила я и записала продиктованные Стрешневым данные в свою записную книжку, попутно задав следующий вопрос: – Мобильный телефон был при Карпинском?
– Нет, – покачал капитан головой. – Номер нам, конечно, известен от сестры, но он не отвечает.
«Это я и сама знаю», – со вздохом подумала я и спросила:
– А записной книжки при нем случайно не было?
– Представьте себе, была, – кивнул Стрешнев. – Хотите взглянуть?
– Очень была бы рада, – призналась я. – И не только взглянуть, а и ксерокопию сделать.
– Идите делайте, – милостиво разрешил капитан, протягивая мне записную книжку в черном кожаном переплете.
Я быстренько сбегала на первый этаж, сделала копию и вернулась в кабинет Стрешнева. Капитан ждал меня, поглядывая на часы.
– А что насчет Гольдберга? – усаживаясь на свое место, спросила я.
– Ничего. Зачем нам этот Гольдберг? Погиб-то Карпинский. Это вам, как я понял, нужно его найти.
«Неизвестно, нужно ли уже, – подумала я. – Морозов-то еще не знает о смерти Карпинского».
– Но ведь не исключена вероятность того, что это он убил своего подельника, – сказала я.
– С чего вы взяли, что Карпинского убили? – хмыкнул Стрешнев. – Мы вообще-то придерживаемся версии о самоубийстве.
– А вот я не исключаю убийства, – покачала я головой. – Вы вообще в курсе, что они на пару «кидали» музыкальные коллективы?
– Конечно, – едва заметно ухмыльнувшись, сказал Михаил Юрьевич. – Карасев же этим делом занимался. Но... – Капитан сделал многозначительную паузу. – Занимался не слишком-то усердно, так как времени очень мало прошло с момента подачи заявления. Да и Морозов... – он замялся.
– Понятно, клиент жадный попался, – усмехнулась я. – А Карасеву за спасибо и возиться-то не хотелось.
Стрешнев никак не стал это комментировать, он нахмурился и принялся с серьезным видом перелистывать документы.
– У вас нет больше вопросов? – сухо спросил он. – А то у меня работы много.
– Спасибо, пока вопросов нет, – поднимаясь, проговорила я.
Распрощавшись с капитаном, я пробежала к выходу, опасаясь, что Папазян караулит меня где-нибудь под лестницей. Я вышла на улицу и села в машину. Отъехав немного подальше от РОВД и вездесущего Гарика, достала телефон и снова набрала номер Морозова. На этот раз он откликнулся.
– Это Татьяна Иванова, у меня есть новости, даже не знаю, обрадуют они вас или расстроят, – начала я. – Одним словом, Карпинский мертв. Его нашли повешенным три дня назад.
Морозов, по всей видимости, впал в ступор, потому что долго молчал. Я спокойно считала секунды, намереваясь вычесть деньги за них из суммы аванса.
– Сообщаю также, – продолжила я, чтобы поскорее вывести клиента из шокового состояния и вернуть в реальность, – что Гольдберг непонятно где. Где его искать, неизвестно. Так что подумайте, имеет ли смысл продолжать расследование. Я за проделанную работу вам, можно сказать, отчиталась, могу вернуть неотработанную часть аванса и на том распрощаться.
Долгое сопение в трубке показало, что в голове Морозова происходит сложный мыслительный процесс. Руководителя народного коллектива откровенно душила жаба, и он колебался, делая мучительный выбор.
– Не надо аванса, – наконец произнес он. – Оставьте себе. И расследование продолжайте, пока хватит этих денег. Дальше посмотрим.
– Но вы понимаете, – кашлянув, пояснила я, – что поиск Гольдберга может занять довольно много времени. К тому же, если я найду его, это не означает, что я найду деньги.
– Я понимаю! – Морозов, кажется, начал раздражаться. – Я говорю – ищите! Если нужно будет, денег я добавлю.
И, посопев, добавил:
– Я очень хочу посмотреть в глаза этому человеку и подать на него в суд.
«Ну, смотреть в глаза такому человеку бессмысленно, – усмехнулась я. – Ему даже плюнуть в них можно – вряд ли он потеряет от этого сон и аппетит».
– Хорошо, я позвоню вам, когда будет надобность, – сказала я и отключилась, дабы не выслушивать бесконечное недовольное сопение.
