Марина Серова
Под ручку с мафией
Глава 1
Для тех, кто меня не знает: Татьяна Александровна Иванова, возраст, скажу по секрету, довольно почтенный – уже почти 27 лет, профессия – частный детектив. Хотя в моем родном Тарасове знают меня многие. Не то чтобы узнавали на улице и спешили помочь донести сумку, уступить место в трамвае или на перекрестке – пропустить мою машину вперед. У наших людей такая поразительная самоуглубленность, что и соседей-то своих замечают редко. А вот, бывает, из «братвы» кто вдруг нежданно-негаданно, вопреки всем примочкам, загремит в места отдаленные за грехи свои, так нет-нет да и проверят, не приложила ль тут Ведьма чертово копыто. Надеюсь, вы догадались, у кого это такое милое прозвище? Впрочем, оно мне нравится. Или на суде адвокат вдруг выдаст новые подробности по делу, не оставляющие камня на камне от сварганенного на скорую руку обвинения, так опера себя спрашивают: «А чем в последнее время была занята Иванова? Да не просрочена ль, наконец, у нее лицензия?»
Все хорошо у Ивановой. Все в норме! Живет она и солнышку радуется. И будет радоваться, пока живет. И подруги у нее есть, и друзья, и, по секрету опять же, мужиков хватает.
Кстати, о мужиках. Соседка моя по подъезду, Ольга Олеговна, а по-простому – баба Оля, я называю ее бытовой энциклопедией, потому что знает все обо всех, симпатичнейшая старушечка, что-то не дает мне последнее время проходу: мол, подружки твои, Танька, замужем все, иные уж не по первому разу, а ты все в мамзелях бегаешь. Нехорошо, мол. Не знаю, чего она ко мне пристает? Может, фигура моя меняется, может, в лице что, а я не замечаю? Всему свое время. Настанет срок и продлению рода. Дело это ответственное, и заниматься им, на мой взгляд, нужно в тепле и достатке. А на это я пока не заработала. Выскочить за богатого? Мечта многих начинающих клушечек. Да, случаи такие мне представлялись, и не раз. Не прельщает. Вообще-то нормальных мужиков не густо – кто на деле своем повернут, кто на деньгах, кто на самом себе. Да и от денег больших до криминала расстояние невелико, это я как специалист говорю, можете верить. А с криминалом я предпочитаю иметь дело только в качестве детектива.
Опять на профессиональную тему сворачиваю. Уж, казалось бы, о самом нейтральном, о мужиках, заговорила, и все туда же! Видно, права баба Оля, замуж пора.
А за кого бы? Есть тут некий Стасик. Что на четыре года моложе – плевать, окручу, если с азартом за дело взяться. Глаза хороши, будто у Киркорова, – в душу заглядывают, беспокоят. Высокий. Рыхловат, правда, но не безнадежен, перевоспитать можно. Нo не то! Он – пупок. Серьезно, пупок. Матушка у него богатая, его к делу приставлять пытается, а ему это – как мокрице до потолка. Живет при ней в особнячке пупком. Пупом то есть. Всея земли. И смеется визгливо. А всех достоинств-то: с девками не перебарщивает, наркотой не увлекается, выпивает редко и умеренно. Хотя, может, уже и это немало.
А живи-ка ты, Станислав, без Татьяны!
Есть еще Володя. Фамилия его хороша. Звучная такая: Коврин. Мы с ним ровесники, или он постарше чуть, не помню. Простой электрик в больнице. Зарабатывает некрупно, живет скромно. Один живет. Был женат, что-то разошлись они. А почему? Ладно, этот лучше Стасика, потому что проще. И здоровье у него дворняжье. Порезали его недавно, так всего две недели в больнице отлежал, бегает сейчас, как мустанг.
С ним был случай: проходил соучастником по одному делу. И деньги взял. За соучастие. Это я ему простила. Роль его была телячья, деньги – приличные. Многие бы не отказались при случае. Но все-таки моя фамилия мне нравится больше, чем Коврина.
А вот… Имени, теперешнего, правда, не знаю. Звался Страдаевым, Иваном Антоновичем. Агентурная кличка Джентльмен. Это я его так назвала, потому что он упорно не желал представляться. Такое прозвище уже, согласитесь, характеристика. Только не кандидат он в мужья. Староват, но не это главное. Злой он, змей с холодным взглядом. Да и в подполье сейчас, а значит, неведомо где. Довелось мне от него натерпеться.
Кирьянов, тоже Володя, женат давно, двойняшки у них, жена дома сидит, детьми занимается. Живут на его подполковничью зарплату. Изо всех известных мне ментов этот – самый порядочный. Знаю его давно, с институтской еще поры. И знаю хорошо. А когда-то знала еще ближе. И ничего плохого от него не видела.
Остается один Чекменев. Спортсмен – мордобоец. Тоже частник, вроде меня. Людей тренирует, учит самообороне. Знает карате и у-шу. А слабость его – уличный стиль. Обычная народная уличная драка. Действия без ритуалов. Рациональнее, говорит, нет ничего. Ему виднее – специалист. Костенька! Хорош и как партнер по ресторанам, и как поддержка в трудную минуту. Бывает на мели, бывает при деньгах. За душой, знаю наверняка, ни гроша. И не добивается ничего. При расставании смотрит немного по-собачьи, так, знаете, с поволокой в глазах. Если откровенно, не раз меня подмывало, ну, вы понимаете. Останавливало только одно, но зато мощно: сейчас мы с ним друзья, а как вылезем из-под одеяла, начнутся права и обязанности. Но я когда-нибудь не выдержу, ей-Богу, и организуем мы с ним сыскное бюро. Или школу рукопашного боя. Зависеть это будет от одеяла, вернее, от того, кто его на себя перетянет.
Этой пятеркой круг моих знакомств среди мужского населения Тарасова, конечно, не ограничивается, и в деле, о котором я буду рассказывать, участвуют не только они. Но этих, за исключением Страдаева, судьба связала через меня друг с другом надолго. Пользовалась я их помощью не раз. С их доброго согласия или без оного использовала в изобретаемых мной комбинациях при расследовании целого ряда криминальных и житейских передряг. А в этой истории все вместе они фигурировали впервые, по-разному, но весомо.
Ох, что-то размечталась я! Неужели права баба Оля? А, кстати, история с ресторана-то и началась. Меня беспокоил стресс после очередного, благополучно законченного расследования. Было необходимо избавиться от ненужных теперь впечатлений. Над способом достижения этого голову ломать не хотелось, так и выпало, не самое оригинальное, но вполне эффективное – посетить какое-нибудь место не из самых злачных. Костя Чекменев согласился составить мне компанию в этом мероприятии и место определил.
Есть уютненький такой ресторанчик неподалеку от городского парка. Кормят там неплохо. Блюда простые, но качественные. И знаете что, там можно заказать самогон! Русский, пшеничный самогон! Мы с Костей его и заказали после шампанского. Подали в приплюснутом граненом графине в комплекте с солеными огурчиками. И выпили мы с Костей самогончику, и сказал Костя, похрустывая огурчиком, что это не хуже «Джонни Уокера». А чуть позже, танцуя, выясняли мы вопрос: что это, танец такой покачивающийся или напитки, нами употребленные, – покачивающие… И нам было хорошо, и всем вокруг было очень мило. Приятно вспомнить.
Может, вы уже считаете меня алкоголичкой? Ошибаетесь, уверяю. В тот вечер я была не у дел и при деньгах, Константин – вообще свободный человек, и мы отдыхали. Я сбрасывала стресс, Константин получал встряс. Вот и расслаблялись, никому не мешая. А тут – на тебе, самогон! Экзотика!
И вокруг там было очень живописно. Музыканты то и дело с воодушевлением отрывали «Пару гнедых» в ритме доброго рок-н-ролла; на танцплощадке в паузах неизменно оставалась одна и та же пара, и он, присев на корточки и уперевшись для верности руками в пол, громко целовал ей колени; когда начиналась музыка, они уходили выпить и поспевали назад только к концу танца, так что им никто не мешал; а за соседним столиком старичок с плоской лысиной и в великолепном смокинге осторожно катал ладонью по скатерти зеленый горошек, и мы с Костей пришли к выводу, что это он его так вытирает и что желудок старичка не переваривает майонез.
Словом, все было здорово настолько, что осталось здорово даже после того, как возле нас возник из небытия и забвения добрый молодец с приклеенной к лицу очень вежливой полуулыбкой. Он подал мне коротенькую записочку, что-то вроде: «Элла Владимировна Шубарова, владелица заведения, где Вы сейчас отдыхаете, просит у Татьяны Александровны Ивановой встречи в удобное для нее время для консультации по конфиденциальному вопросу».
Пока Костя дочитывал записочку, я уже успела согласиться. А что? Я была не у дел. Деньги, правда, еще оставались.
– Хорошо, завтра в двенадцать, – сказала я, – нет, пожалуй, в три.
Этот, что записку принес, кладет передо мной бумажный прямоугольник с золотыми завитками – визитка Эллы Владимировны.
– Где состоится встреча, позвольте узнать?
Я внимательно смотрю на его портрет и медленно объясняю:
– В кабинете Эллы Владимировны.
Вечер мы продолжили и закончили в том же ключе, а на следующий день я сидела дома, пила кофе и мне очень не хотелось ехать на встречу с Эллой Владимировной Шубаровой ни к двенадцати, ни к трем. К трем, правда, я была чуть бодрее. Но слово было сказано, и ехать мне пришлось.
Элла Владимировна оказалась женщиной лет пятидесяти – пятидесяти пяти, небольшого роста, с несколько полноватой, но хорошо сохранившейся фигурой. Почему-то ей нравились раскосые глаза, на мой взгляд, напрасно, при ее русском иконописном лике. А вот голос был с «трещинкой» и немного грубоват, как это бывает у курящих, хотя с сигаретой я ее так никогда и не увидела.
Маячивший в ресторанных дверях швейцар, которому впору было бы работать молотобойцем, проводил меня к ней, после того как я вручила ему хозяйскую визитку.
Шубарова сразу отослала этого коня, и хорошо сделала, мне при нем было неуютно.
– Баночку «Туборга»? – любезно проворковала хозяюшка. Видно, была в курсе нашего с Костей вчерашнего расслабления.
– Спасибо, лучше чашку кофе.
Кофе быстро принесли.
– Танечка! Можно я так буду вас называть?
Я приподняла брови, любезно соглашаясь.
– Наслышана о вас и уверена – никто нам больше не поможет. Мы в отчаянном положении. А в милицию просто боимся обращаться, тем более что мы и так уже у них на виду. Вчера, приметив вас в зале, я подумала, что это дело рук провидения, и не удержалась от немедленного обращения к вам с просьбой о встрече. Как у вас со временем, Танечка?
Вот новости, значит, есть, если я здесь.
– Дело в том, что этого в двух словах не изложишь. – И началось. – Мы с сыном живем вдвоем, неподалеку отсюда, в своем доме. Уверяю вас, Станислав прекрасный парень, очень добрый и вежливый. Я бы сказала, даже не от мира сего – сегодняшнего. Слова грубого от него никогда не услышишь.
Элла Владимировна отвернулась, прикусила губу.
– Что с ним случилось? – проговорила я как можно мягче.
– Мы люди небедные. Живем, правда, умеренно. И Станислав воспитан в таком духе – излишеств себе не позволяет ни в чем никогда. И вдруг он меняется.
Недавно мы с ним были в Греции. Стасик очень скучал по дому, дни считал до возвращения. А какой счастливый был, когда мы летели назад! Верите ли, светился весь! А тут вскоре по возвращении начал пить.
Элла Владимировна порывисто поднялась, прошла к окну в малиновых шторах, топнула ногой:
– Подонки!
Пока что мне было интересно наблюдать за ней. Менялась она довольно искусно, но ее игре чего-то недоставало, увлеченности, что ли? Словом, мне казалось, что переживает она не так сильно, как хочет продемонстрировать.
– Какой-то грубый стал, колючий, меня избегает. Я – к нему, он – от меня. Смотрит мимо. А когда его пьяным привезли, он ведь сам идти не мог, я поняла – дело нешуточное, медлить больше нельзя.
Пока мы были в Греции, здесь ограбили наш дом. Поначалу я думала, что он из-за этого переживает. Он так любил отца. От мужа осталась коллекция старинного оружия – унесли самое ценное. Стас воспринял это как надругательство над памятью. Мои побрякушки тоже пропали, но я вполовину так не огорчилась. Хотя стоят они солидно. Там тоже было кое-что антикварное. С ним была истерика, – продолжала Элла Владимировна, – он сорвался по-настоящему впервые в жизни. Но я проявила твердость! И сын рассказал мне все. Подонки!
Элла Владимировна саданула кулаком по столу, и моя чашка с недопитым кофе покатилась по полу.
– Стас рассказал мне, что какие-то негодяи имеют наглость ему угрожать! Если напрямую, Танечка, – мадам, сжав мою руку, проникновенно сверлила меня взглядом, – кое-какими возможностями я располагаю, ну, вы понимаете, да? И защититься от всякой шпаны способна сама.
Я вспомнила «коня» у входных дверей. Да уж!
– Но Стас меня убедил, и я верю ему, что обычные методы здесь неприменимы. На него клевещут. Его шантажируют. Я не знаю, что это за клевета, на этот вопрос он категорически отказался отвечать, но я знаю, чем ему угрожают. Вы – специалист, вы найдете способ выдоить из него эту информацию.
Интересное дело, она говорит так, будто мы уже достигли договоренности. И сразу – доить Стасика. Бр-р, как это?
– Эти ублюдки уверяют, что способны нанять и свидетелей, и соучастников и подтасовать факты так, что самая гнусная их ложь будет выглядеть чистой правдой.
– Как я понимаю, Станислава хотят оклеветать, поставив ему в вину совершение какого-то преступления?
– Это гнусно, гнусно! Стаса, вы подумайте только!
– Но это не так просто сделать.
– Эх, Танечка, мы с вами современные люди и знаем, что в наше время деньги решают все. А располагая средствами от реализации того, что они вынесли из нашего дома… – Шубарова развела руками.
– Ну, это еще надо реализовать.
– Нет, нет, нет, необязательно! Можно заложить под «черный нал». Это несложно. Сумма, конечно, будет меньше, чем от продажи, но и ее для такого дела хватит вполне.
– Хорошо! – бодро воскликнула я. – Что же конкретно грозит вашему сыну, запусти эта публика свой механизм в действие?
– Говорю только с его слов, – мадам в подтверждение собственной искренности закрыла глаза, – как минимум опорочить его честное имя, а это уже очень много, ведь мы – бизнесмены, для нас репутация – это все. А как максимум, – она вдруг перекосила рот и всхлипнула, – скамья подсудимых!
Вот так у нас в России: от Греции до Воркуты – рукой подать.
Чтобы переключить Эллу Владимировну со всхлипываний на что-нибудь более полезное, я попросила еще чашечку кофе.
– Две чашки кофе! – гаркнула она, приоткрыв дверь, и за стеной что-то бухнуло, зазвенело, взвизгнуло и заурчало. Музыканты пришли, настраиваются.
Кофе принесла молоденькая официантка в маленьком колпачке на взбитых волосах и таком же маленьком передничке поверх капроновых колготок. Что-то вчера такой униформы я не замечала. Да и вообще вчера было гораздо уютней. Старичок в смокинге горошек ел прямо со скатерти…
Опять бухнуло, и ностальгией по вчерашнему вечеру прозвучали несколько аккордов из «Пары гнедых».
– Милочка, – окликнула Элла Владимировна официантку, уже взявшуюся за дверную ручку, – скажи там, чтобы прекратили пока.
Вчерашний день канул в Лету. День сегодняшний грел душу очередной чашкой кофе и наполнял уши голосом мадам Шубаровой, о существовании которой день вчерашний и не подозревал.
– Подонки! – снова вознегодовала Элла Владимировна, шумно отхлебнула кофе и опустила занавес:
– Так что, Танечка, на вас вся надежда.
Я задумчиво покачивала в руках чашку.
– Но ведь это два совершенно разных дела – ограбление вашего дома и шантаж вашего сына.
– Да Бог с ним, с ограблением. Наживем. Я прошу оградить от клеветы Станислава. Тем более что ограблением занимается милиция.
– Станислав вам сказал, какую сумму требуют вымогатели?
– Да, это – да! Пятьдесят тысяч долларов.
Я быстренько прикидываю – это около трехсот миллионов деревянных. Триста тысяч новыми. Солидно!
– Предположим, я нашла бы эту сумму, а где гарантия, что, получив ее, они не потребуют еще? Что же мне, ресторан продавать, из дела выходить и жить с одних баров, что ли?
– Элла Владимировна, – опускаю занавес и я, – прежде чем дать ответ, мне нужно подумать.
– Конечно, конечно, Танечка! – К мадам вернулся весь светский лоск, на который она была способна. – А в случае согласия?
– Условия обговорим, – улыбаюсь я не менее куртуазно.
– Запомните, Татьяна, – говорит она мне напоследок. – Я лучше заплачу вам, чем этим ублюдкам.
«Триста тысяч? – спрашиваю я про себя. – Мне это нравится!» – И мы наконец расстаемся.
Когда я пересекала небольшое фойе, за спиной грянули «Пару гнедых» в рок-н-ролльном варианте, а «конь» предупредительно открыл передо мной дверь.
«Дело как дело, ничего выдающегося», – думала я, выруливая на своей «девяточке» со стоянки перед рестораном. Признаться, Элла Владимировна меня утомила. Если я все-таки решу взяться за ее дело, она станет для меня клиентом, а клиент в частнодетективной практике существо особое. Он источник и информации, и беспокойства, и, наконец, денег. Предполагается, что клиент должен помогать распутывать и приводить в порядок его же дела. Если исходить из первого впечатления, от Шубаровой я жду больше беспокойства, чем помощи. Словом, в своем согласии браться за дело Шубаровых я пока сомневалась. Что-то мне в нем не нравилось. Что?
Оглядывая это «что» с разных позиций, я повернула на улицу с оживленным движением и влилась в плотный поток машин.
Что-то же не дает мне покоя? Давай, дорогая, думай! Шубаровых грабят в их отсутствие. Раз. Станислав воспринимает это как оскорбление памяти покойного отца. Два. «Наезжают» на него, требуя деньги. Три.
Станислав по каким-то серьезным соображениям не желает распространяться о сути дела, твердит только о последствиях. Четыре.
Вот оно! Одно из двух – или суть такова, что матери о ней не расскажешь, тогда это разгрязная грязь. Тут можно напридумывать много. Или у него действительно рыльце в пуху, а перед матушкой стыдно. Тогда единственный выход – представить все клеветой.
Если мы действительно имеем дело с клеветой, то я не нахожу причин, по которым Шубарову нельзя было бы исповедаться передо мной. Моя профессия, как и профессия священнослужителя, предполагает сохранение тайны исповеди.
Если же Шубаров в самом деле нахреновничал так, что может сесть и ему угрожают разоблачением его делишек, то он будет молчать. Тогда, разобравшись во всем и исполняя обязанности, возложенные на меня мадам Шубаровой, я буду вынуждена защищать от шантажа негодяя. Вот почему мне не нравится это дело! Тут можно влезть в такое болото, что потом расхлебать его будет непросто. Отказаться? Деньги пока есть. А если Шубаров-сын ангельски чист, и не дай Бог с ним что-нибудь случится, как я буду выглядеть, отказавшись? Да меня совесть сгложет, а мадам Шубарова сгложет мою репутацию, раструбив по всему Тарасову о том, как Татьяна Иванова отказала в помощи утопающим. И придется тогда краснеть и беднеть. Думай, Танечка, ду-май!
Помнится, жил в прошлом некий Буридан, и был у него осел. И поставил Буридан осла между двух охапок травы, точно посередине. Бедный осел постоял-постоял да и сдох от нервов – не мог решить, к какой из равноудаленных от него охапок двинуть. Сволочь был этот Буридан!
Но я-то не ослица. Я хочу жить!
Я извлекла из сумочки заветный мешочек из мягкой замши, осторожно выкатила из него на ладонь три двенадцатигранных кости. Теперь шутки в сторону, к гаданию я отношусь серьезно. Кости не раз помогали мне принимать решения, подавая мудрые, хотя и не всегда понятные советы.
Итак! – встряхнула их, глянула – кости лежали вверх цифрами: 10+20+27. Значение? Дай Бог памяти. Вот: «Близится опасная пора – Вас ожидают трудности и окружают враги». Еще раз!
4+36+17: «Несмотря на трудности, дела пойдут как надо».
Ну и еще, как положено.
4+18+27: «Тайное всегда становится явным».
Просто нет слов!
Я поймала свое отражение в зеркальце заднего вида. Слегка искаженное кривизной стекла, оно выглядело все же очень недурно.
«Ну что, подружка, займемся?» – спросила я, подмигивая зеркальцу.
«А мы уже занялись!» – ответило, подмигнув в ответ, отражение.
О'кей!
Глава 2
Итак, решение принято, колебания отброшены, сразу стало просто и легко, и нужно приниматься за работу. Время, правда, уже сугубо вечернее, но вечер, если человек полон энергии и имеет желание действовать, ничем не хуже любого другого времени суток.
Фонари светили мне сквозь окостеневшие от вечернего морозца ветки деревьев, и их света было вполне достаточно, чтобы разобрать номер домашнего телефона на визитной карточке Эллы Владимировны. Диск автомата вращался нехотя, приходилось помогать ему – подталкивать пальцем. Мне ответил приятный мужской голос:
– Алло!
– Это Станислав Шубаров?
– Нет. Но он дома. Сейчас я его приглашу.
– Секунду! Мне нужна Элла Владимировна.
– Она будет позже. Так позвать Станислава?
– М-м, пожалуй.
После серии шорохов и щелчков в трубке раздался сочный, жизнерадостный басок:
– Здравствуйте, Стас у аппарата. Я вас знаю?
– Наверное, нет. Я Татьяна Иванова.
– Очень приятно, Татьяна, Станислав Шубаров. Вам нужна мама? Она будет в течение получаса. Что-нибудь ей передать?
– Нет, спасибо. Мне нужно побеседовать с нею лично.
– Ну так приезжайте.
– Удобно ли? Вечер. А я по делу.
– Мама будет рада вас видеть?
– Во всяком случае, не будет огорчена.
– Тогда приезжайте непременно. Делами она занимается допоздна.
– Объясните, как вас найти.
– Не знаете? Вокзальная, пять. Возле парка и больничного городка. Сориентировались?
– Вполне. Если Элла Владимировна появится раньше меня, прошу назвать ей мою фамилию.
– Согласен. Всего доброго.
Трубку повесили.
Так. Опять все дороги ведут в парк.
Я специально построила разговор в нейтральном, этаком безличном ключе. Насколько я знаю мужчин, в подобных случаях они склонны представлять образ дамы, соответствующий своим пристрастиям. При встрече останется только уловить то, что он там себе навоображал, и постараться если не превзойти, то хотя бы соответствовать его фантазиям. Если это проделать достаточно тонко, считайте, что мужская симпатия у вас в кармане.
А Станислава мне придется склонять к сотрудничеству, так что сами понимаете…
Я ехала и развлекалась мыслями о нелегком хлебе частного сыщика.
Прибыли. Вот Вокзальная, пять. Да, это дом! Если не грабить такие дома, то я не знаю, какие и грабить. Два этажа, это, конечно, не предел в наше время, но раскосые стены, стрельчатые окна, шпили, башенки, прочие архитектурные прибамбасы, плюс разноцветный кирпич, плюс наружная подсветка стен неведомо где упрятанными фонарями. И окружено все это великолепие кирпичной стеной фигурной кладки.
Думаю, ворот мне здесь не откроют. А вот и ворота. Чугунные кружева. По бокам – два фонаря пирамидками, под старину. Калиточка под аркой.
Как там Остап Бендер насчет Воробьянинова высказался: «Предводитель дворянства жил в пошлой роскоши».
Это я про тебя, Стасик.
Отворилась калиточка, вышел из нее мужичок в неновом пуховике, с непокрытой головой. Посмотрел, как я вожусь, запирая машину, не торопясь пошел вдоль улицы во тьму.
Давлю на кнопку звонка, калитка отворяется еще раз, и глазам моим предстает старушечье личико, все в глубоких морщинах.
– Татьяна Иванова? Предупреждали. Входи.
Бабуленька. Шаркает впереди меня по асфальту ко входным, наполовину стеклянным, надо же, дверям. Не удержалась, стукнула костяшками по стекляшкам – беззвучно! А стекла-то пуленепробиваемые и сами двери стальные. Вот тебе и «надо же»!
– Хозяйка там.
Бабуленька ткнула рукой в сторону кипенно-белой двери под широкой лестницей светлого дерева.
Я уже настроилась на чудеса роскоши, но вместо палат княжеских оказалась в комнате с подвесным потолком, белыми стенами и почти офисной мебелью.
– Та-нечка! Входите, входите!
Элла Владимировна. В точности та же, что в своей ресторанной берлоге.
– Как я рада!
О, сколько радости. Давно не виделись.
– Я не поздно?
– Ну что вы!
– Давайте сразу уточним все детали. Между нами не должно быть никаких неясностей.
Как меняется эта женщина! Лучащаяся теплом и гостеприимством хозяюшка за секунду превратилась в собранную и целеустремленную бизнесменшу. Я с удивлением замечаю, что невольно подыгрываю ей. Однако ее расположение мне небесполезно, поэтому я заговорила с суховатой прохладностью и четкой краткостью, в строгом, как мне кажется, соответствии с ее сиюминутной ролью.
– Нам необходимо внести ясность по трем пунктам. Первое, почему вы решили обратиться именно ко мне и как узнали меня среди вчерашних посетителей вашего ресторана. Ведь, если мне не изменяет память, мы до сегодняшнего дня знакомы не были.
– Это несложно. – Шубарова сдержанно улыбнулась. – Вам ничего не напоминает такое название – «Нарцисс»?
Наповал! Она меня сразила! Мне даже показалось, что я на мгновение потеряла контроль над собой. Во всяком случае, в глазах Шубаровой промелькнуло торжество.
«Нарцисс». Несколько месяцев назад, летом, я там била рожи трем хамам, и во время этой драки погибла моя знакомая. А бармена звали Ашот. Ашот Мамедов. Все, вспомнила!
Убийство проститутки для… рекламы фирмы. Фирма называлась «Сирена». Расследуя это дело, я крепко наступила на мозоль милиции. Да, дело о рекламной паузе. Так я его называла для себя.
– Я вижу, вы вспомнили. Владелец «Нарцисса» – мой хороший знакомый. Да мы все, пищевики, знаем друг друга. Бизнес-то один. Так вот, в этом баре вы ловко отбрили одного, извините, мента. Старшего лейтенанта.
Я, не мигая, смотрела на Шубарову безмятежным, но неподвижным взглядом. Эти пищевики знают друг друга и вообще много знают. А того мента я не отбрила, а только кое-куда послала, разница есть. Сразу после драки и убийства моей знакомой. И так послала, что пошел он по этому адресу, не возражая.
– На владельца «Нарцисса», – продолжала Элла Владимировна, – это происшествие и ваши действия произвели такое впечатление, что он заинтересовался вами и вскоре установил через знакомых, что у нас в Тарасове по частному розыску Татьяне Ивановой равных нет. А дальше, Танечка, все по поговорке – «Худая слава камнем лежит, а добрая – впереди бежит».
Шубарова развела руками и рассмеялась.
Что ж, все понятно. Хотя поговорку она переврала.
– Я ответила вам?
Ответила она. Ответила и даже огорчила. Излишняя известность может осложнить мне жизнь.
– Хорошо. Второе. Предположим, по третьему пункту мы договорились, и я взялась за ваши дела. В этом случае я просила бы не вмешиваться в мои действия и не пытаться их контролировать.
Я остановила ее протестующий жест.
– Прошу помнить, что даже лишний контакт со мной может, при определенных обстоятельствах, повредить ходу дела.
– Глупо вмешиваться в то, о чем не имеешь представления, – ответила Шубарова. Что ж, здравая точка зрения.
– Третье. Сумма гонорара.
– Пятьдесят тысяч долларов или триста тысяч в новых деньгах. Сумма, названная шантажистами.
Я невольно улыбнулась и присовокупила:
– И Станислав остается на свободе, в добром здравии и с чистой репутацией. Чем тогда я отличаюсь от шантажистов?
– Тем, что у нас будет абсолютная уверенность в выполнении этих условий и в отсутствии повторных «наездов».
Этот ответ меня удовлетворил, и я согласилась на пятьдесят кусков «зеленью», оговорив, правда, что эта сумма – расчетная, и накладные расходы в нее входить не будут. Мадам, видимо, не ожидала от меня такой хватки и проводила слегка удивленным взглядом поверх любезной улыбки.
Теперь еще Стас. Куй железо, Танечка.
Возле лестницы, у самой двери, зеркало во весь мой рост. Я остановилась напротив, вгляделась и, «отпустив» мысли восвояси, подняла в себе образ волчицы. Зрачки едва заметно, но сразу же замерцали оранжевым, недобрым пламенем.
Все в порядке. Есть еще порох в пороховницах.
Будь здорова, Ведьма!
Отражение улыбнулось в ответ, и я неторопливо затопала вверх по ступеням.
Станислав встретил меня в уютном холле с большим, темным сейчас, окном на потолке.
– Вот теперь я вас знаю, Татьяна Иванова! – проговорил он вместо приветствия. – Расспросил матушку.
Шатен с большими, влажно блестящими глазами. Возраст двадцать два – двадцать пять, не больше.
– Никогда не встречался с настоящим частным сыщиком. Да еще дамой.
– Детективчики почитываете? – подхватила я в тон.
– Балуюсь на досуге.
Глаза его обежали меня всю – сверху вниз и снизу вверх, и я видела, что произвожу впечатление. Не скажу, что это было мне неприятно. Высокий, правильные черты лица. Тело, правда, несколько рыхловато, но в целом – породистый, хорошо ухоженный экземпляр. Имеет смысл проверить, поддается ли он внушению. Должен, если не будет этого ожидать заранее. Со слов Шубаровой, он скрытен. Попробую внушением повысить его уровень контактности, облегчу себе существование.
Он предложил мне сигарету и после моего отказа бросил пачку на широкий, низкий подоконник. От выпивки я тоже отказалась.
– Как насчет нескольких вопросов? – осведомилась я.
– Ясно, – он медленно кивнул, – дружеская беседа вас не устраивает, и вы переходите к делу.
– Время позднее, – ответила я любезно.
– Тогда, может быть, перенесем встречу на более удобное для вас время?
Я ясно почувствовала, как во мне насторожила уши волчица.
– Вы так торопитесь расстаться?
Я произнесла это низким, грудным голосом.
– Нет! Что вы!
Ответ растерянный. Явно не ожидал от меня такого. Момент – и он восстановится.
– Вам нужна только дружеская беседа?
Я легко коснулась его руки, поймала глазами взгляд и больше не отпускала.
– Нет, – с расстановкой и невыразительно, – вовсе нет.
– Согласитесь, что и недружеские беседы могут быть очень полезными.
– Соглашаюсь.
Он начинает производить впечатление задумавшегося и отвечающего почти автоматически. Может, хватит? Не переборщить бы, наживу врага. Глаза в глаза – уже хорошо для первого раза. Взяла его ладонь в свою и тихим голосом медленно произнесла:
– Недружеские беседы могут быть еще и успокаивающими, обволакивающими покоем и тишиной. Не так ли?
Он почти прошептал:
– Да.
У него начали дрожать веки, взгляд заметно отупел. Начиналось расслабление.
Волчица, поскуливая, просилась наружу. Да, сейчас самое время перейти к шоковому воздействию. Сопротивляться он не способен. Даст ответ на любой вопрос. Но только сейчас. Этот мой «наезд» оказался для него неожиданным и потому успешным. Примени я сейчас шок, в следующий раз он будет настороже. А настоящие вопросы к нему у меня еще не созрели.
– Недружеские беседы могут приносить удовольствие, оставляя после себя желание повторить их. Правда?
Он прикрыл глаза, кивнул.
– Смотри мне в глаза, Станислав!
Он подчинился, и я осуществила волевой посыл – максимально сосредоточившись, мысленно связала его, мужчину, и себя, женщину, в единое целое и по этому единству, как по каналу, направила к нему теплую волну доброжелательности.
– В дальнейшем мы будем рады беседовать друг с другом. Мы хорошие люди. Мы рады нашему знакомству. Мы рады друг другу. Мы рады, но сегодня устали. Мы сегодня пораньше ляжем спать. Мы ляжем спать и будем видеть приятные сны. Мы будем видеть сны друг о друге. Мы друг другу приятны. Нам приятно будет увидеться вновь.
