Марина Серова
Любимая женщина маньяка
– С ее точки зрения она будет звучать по-другому?
– Конечно, ведь Лиза пропустила все через призму своего личного восприятия, и я не удивлюсь, если выяснится, что она обижена на нас всех и на меня в частности. Но я уважала ее инициативу и приложенные усилия и старалась избежать конфликта, который повлек ее уход, всеми силами. Сглаживала углы, пока это было возможно. Но скандал произошел, и к прежнему возврата не будет, мы все устали работать в атмосфере вражды и напряжения, которую Лиза так умело создавала и культивировала. И я допускаю, что она сердится и даже замышляет месть. Или строит планы своего триумфального возвращения, не знаю, что ее утешит больше. Например, она может свою группу создать или стать продюсером. И у Брянцевой получится, если сможет натуру свою сдержать. Полагаю, ее злость рано или поздно пройдет, и дальше в своей мести она не пойдет никогда. Так что, по сути, мне, да и девочкам из группы, ничего страшного не грозит.
– Насколько я поняла, вы лично с Брянцевой не разговаривали со времени ее ухода?
– Нет, разумеется. Уходя, Лиза сыпала оскорблениями. Звонить, чтобы нарваться на новые? Ни мне, ни девчонкам это совершенно не нужно.
– И она вам не угрожала?
– Лично мне или кому-то из группы – нет. Она просто наговорила гадостей, в числе которых, например, то, что у нас самих все развалится и ничего не получится без нее, и прочее, все в таком же духе.
– Тогда почему вы сразу же решили, что букет, так сильно испугавший ваших близких, прислан Лизой Брянцевой?
– Я сразу про нее подумала, как только траурную ленточку заметила. А первый порыв или мысль, как известно, самые правильные.
– Понимаю, – кивнула я, – и, в общем-то, согласна. Но как тогда быть с остальными посылками и письмами? Что вы думаете касательно их отправителя? Или ваше спокойствие снова зиждется на определенном знании? Например, вы знаете, что их присылает давний поклонник, о котором неизвестно сестре и матери? Между вами существует некая игра, разновидность флирта, и отправитель записок ни разу не вышел за рамки, обозначенные вами обоими. Тогда я могу быть относительно спокойна и с чистой совестью откажусь от этой работы.
На несколько мгновений Татьяна задумалась.
– В данный момент у меня совершенное затишье в личной жизни, если вы на тайного любовника намекали. И признаться, эти письма, а также некоторые из посылок меня несколько нервируют. Главным образом записки, конечно же. Я бы их охарактеризовала как весьма неоднозначные. Словно автор желает что-то сказать, донести некую непонятную мне мысль, что вертится у него в голове.
Соглашаясь, я снова кивнула.
– И это все, что вас беспокоит?
– Нет, не только это. Вы, видимо, тоже заметили этот момент. Он обращается ко мне, словно к давней знакомой. Вернее, даже не так. Будто между нами была или есть некая связь. Но я правда не могу сказать или даже предположить, кто это все присылает, кто пишет.
– Может быть, бывший муж? Услышал про ваши успехи, решил восстановить общение и поздравить, и снова возбудить интерес к себе?
– Нет, это не может быть он, – покачав головой, Татьяна грустно усмехнулась. – Андрей давно эмигрировал в Америку. Живет в штате Мэн несколько лет. Преподает математику в местном университете и совершенно занят своей особой. Как, впрочем, и во времена нашего брака. Сейчас, кстати, Егор с Настей гостят там. Уехали на целый месяц, захотели страну посмотреть. Так Андрей сделал вызов и документы помог оформить, и на этом все. Сын с невесткой сами себе предоставлены. Путешествуют, останавливаются в гостиницах и почти совсем не общаются с Андреем. Егор говорит, что отец его сразу предупредил, что нянчиться ни с кем не станет и в доме своем не поселит. Гости, видите ли, нарушают его уединение и мешают работе мысли.
– Понятно. Но сейчас при желании доставку можно организовать практически из любого уголка земли. Может, все же стоит поинтересоваться?
– Каюсь, был период, когда записки меня очень интриговали, и я попросила Егора выяснить осторожно у отца, не он ли шлет все это.
– И что же? – нетерпеливо протянула я, так как Татьяна снова замолчала.
– Делать этого не стоило, вот что! Егор и «осторожность» – понятия плохо совместимые. Сын спросил, как обычно, прямо в лоб. Это не Андрей. Бывший муж не просто удивился, он сильно растерялся и озадачился, когда понял, что я могла предполагать подобное. В общем, вышло довольно глупо. Даже стыдно. Но у меня, правда, больше не было других вариантов в голове.
– Постарайтесь вспомнить, когда пришло первое послание или подарок?
– Говоря откровенно, это довольно сложно. Я ведь не знала тогда, что это будет не единичный случай, и не старалась запомнить, не потрудилась записать. А с датами у меня не очень, вечно путаю.
– Пусть это будет не точная дата, примерно.
– Я уже начала писать и даже продала несколько картин. И, пожалуй, поучаствовала в нескольких выставках. Здесь, у нас в Тарасове. Они были групповые, выставлялись и другие художники. Но раскупили только мои представленные картины, причем все без исключения. Так что это уже было большим успехом, и мне многие знакомые звонили с поздравлениями или открытки с цветами присылали. Вот в числе тех подарков и были цветы с неоднозначной запиской.
– То есть прошло около двух лет?
– Да, примерно. Чуть меньше, пожалуй.
– А сейчас посылки с записками продолжают приходить?
– Да, я регулярно нахожу их на своем пороге.
– А с какой регулярностью, не пытались отследить? Например, в начале месяца или всегда в конце?
– Или в дни полнолуния? – иронично хмыкнула Татьяна. – Системы нет, или она не бросается в глаза.
– Или вы просто не пытались сопоставить.
– Возможно. Но теперь и вы ничего сделать не сможете. Записки не датированы, и я не задавалась целью записывать, даже запомнить не пыталась, что и когда доставили, а уж с какой периодичностью, тем более.
– Понятно. А что-нибудь присылали недавно?
– Вот эти розы, – Татьяна махнула рукой в сторону напольной вазы, в которой стояли кремового оттенка цветы на высокой ножке, – они из последнего букета. Его оставили на моем пороге два дня назад.
– Записка была?
– Да: «Прекрасные цветы для прекрасной женщины».
– Фраза расхожая.
– Если не сказать слегка банальная. Но цветы очень красивые.
– И сам букет достаточно дорогой. Высокая ножка, крупная чашка, и цветы свежие, будто только что срезаны с куста. И количество, сколько их? Дюжина?
– Пятнадцать штук.
– Нечетное количество. Соблюдено негласное правило, принятое в нашей стране.
– Да, я тоже думаю, что их прислал соотечественник, – кивнула Татьяна, потом немного помолчала и торжественным голосом, как в старых детективах, добавила: – Круг подозреваемых сужается.
И мы дружно рассмеялись.
– Ирония – это хорошо, – сказала я, – но если подумать, складывается впечатление, что эти записки с посылками отправляет не один человек и даже не два. И кто бы то ни был: поклонник или недоброжелатель, провести расследование и выяснить их личности необходимо. Времени это займет немного, и, как следствие, сумма гонорара будет небольшой. Но собственное спокойствие, а также спокойствие близких стоит того, поверьте.
– Или мама с сестрой попросят у меня денег и сами вас наймут. И я буду с телохранителем, за услуги которого сама и заплачу, так или иначе, – хмыкнула Татьяна.
– Думаю, мы не станем доводить ситуацию до подобного абсурда, – вернула я усмешку. – И кстати, есть одно важное обстоятельство. Возможно, ваш, назовем его пока «тайный поклонник», входит в круг вашего близкого окружения или имеет возможность другим способом наблюдать за вами.
– Тогда появление у меня телохранителя его может разозлить?
– Если он не совсем здоров психически, то да, вполне. И разозлить и спровоцировать на более активные или даже агрессивные действия. Поэтому объявлять, что я являюсь бодигардом, мы в вашем окружении не станем.
– Но вы будете рядом весь день?
– В переезде пока нет необходимости, ведь «поклонник» не проявляет активности большей, чем обычно, и за последние месяцы его поведение совсем не изменилось. Да и вам будет так гораздо комфортнее. Я стану находиться при вас на всех встречах и во время всех передвижений. Вечером буду оставлять вас в квартире. Двери и замки у вас крепкие, достаточно надежные, имеется внутренний засов. Так что с этой стороны ничего вам не грозит. Только не оставляйте на ночь окна открытыми и сами не отворяйте дверей посторонним.
– Но если днем вы все время будете рядом, нужно что-то придумать. Что-то вразумительное. У меня бывает масса народу: устроители выставки, мой агент, да и просто клиенты, что заказали картину или желают выбрать-заказать. Как вас представить всем этим людям? Как очередного клиента?
– Думаю, нет. Клиент или заказчик не может торчать рядом целыми днями. Пожалуй, стоит представить меня знакомым как ученицу.
– Как кого, простите?!
– Богатую взбалмошную особу, которая является почитателем вашей самобытной живописи и вздумала изучить стиль вашего письма. Докопаться до истоков таланта, так сказать. Для этого нужно быть рядом много часов подряд, включая то время, что вы работаете. Я, в свою очередь, полностью понимаю суть творческого процесса и обязуюсь не мешать и не отвлекать от работы.
– А у меня ее неисчерпаемое море, кстати сказать, – всплеснула Татьяна руками, – вечно ничего не успеваю!
– Если мы с вами договорились, то не смею больше отвлекать.
– В принципе, да. Но разве вам не следует, не знаю, задать мне разные уточняющие вопросы? Записать данные Брянцевой? Ведь с ее проверки, беседы с ней вы, полагаю, и собираетесь начать?
– Конечно. Но мы все это сможем зафиксировать во время небольшого перерыва. Например, на обед. Так что вы можете спокойно приступать к работе, а я пока осмотрюсь немного. Полагаю, привыкать к моему постоянному присутствию вам будет сложно, художники, как правило, стремятся к одиночеству, если это не портретисты. Но повторюсь, я постараюсь не мешать и не отвлекать вас от работы. Есть только один вопрос: записки, что вам присылали, вы сохранили?
– Сначала выбрасывала, – с готовностью кивнула Татьяна, – не думала, что подобное стоит беречь, не стихи же шлют, в самом деле. А потом, повинуясь какому-то странному порыву, начала складывать. Пройдемте в рабочий кабинет, они там, в вазочке, в шкафу все лежат.
* * *
На мольберте стояла почти законченная картина. Быстрый, пенящийся горный водопад, сбегающий со скалы, впадает в неожиданно небольшое, круглое озеро, окруженное высокими травами и разнообразными яркими, кое-где экзотическими цветами. Ближе к зрителю, на переднем плане, цветы становятся крупнее и прорисованы четче. Вокруг летают пчелы и бабочки, а неподалеку от озера прямо на траве сидит симпатичная девушка. Присмотревшись, я с удивлением заметила за спиной девушки тонкие, практически прозрачные крылья.
– Это фея? – вырвалось у меня шепотом.
– Да, я ее еще не доработала. Хочу сделать крылья прозрачными, в радужных разводах, как у стрекозы или самой светлой бабочки, какая только существует в природе.
– Поразительно! От этой картины веет покоем, очарованием и какой-то очень древней сказкой. Чем-то далеким, из детства. Родным, но давно забытым.
– Спасибо, Женя. Вы невероятно тонко все подмечаете, впрочем, как обычно.
– Это чей-то заказ?
– Нет. Я готовлю ее для выставки. – Татьяна протянула мне записки, которые только что вытащила из вазочки, вернее, широкой конфетницы.
– Спасибо. Можно я посмотрю остальные картины?
– Конечно. Правда, некоторые из них уже упакованы. Но те, что на стенах или на подставках, смотрите, пожалуйста.
– Спасибо. И еще одно: нам предстоит общаться достаточно долго, может, для удобства перейдем на «ты»? Если вы не против?
– Да, разумеется, я и сама хотела предложить, только не решилась. Честно говоря, я обычно далеко не сразу схожусь с людьми, но у меня крепнет ощущение, что мы с тобой понимаем друг друга с полуслова и вообще давно знакомы.
– Может быть, в прошлой жизни? – усмехнулась я.
– Ты в это веришь? – встрепенулась Татьяна, и глаза ее загорелись.
– Я скептик по жизни и атеист, не верящий в мистику, но одновременно у меня не только развитые инстинкты, но и хорошая интуиция, и иногда, очень редко, при знакомстве с человеком я чувствую симпатию, которую не объяснить рационально, только лишь неким родством душ.
– Женя, ты снова словно мысли мои озвучила, – кивнула Татьяна и принялась за работу.
Работала женщина долго и увлеченно, ни на что не отвлекаясь. Впрочем, мне и самой было чем заняться. Сначала я внимательно прочла все записки и разложила их на три разные стопки. В первую пошли записки странные и двусмысленные. Вроде тех, что упоминали Вера с Еленой. Или такие, например: «Дверь осталась полуоткрытой, и ты всегда можешь снова заглянуть на ту сторону» и «Море на твоих картинах пронзительное, как твои глаза. Они манят заглянуть в зазеркалье». «Чувства подобны костру. После каждой встречи он разгорается все больше». Во вторую я отложила записки обычные и даже банальные, вроде: «Красивые цветы для красивой женщины». А в третью такие записки, которые при желании можно было поместить как в первую, так и во вторую стопку.
Теперь следовало еще раз все это внимательно прочесть и тщательно проанализировать, особенно послания необычные, двусмысленные и настораживающие. Впрочем, этим можно было и дома вечерком заняться.
А сейчас я предпочла неспешно и подолгу рассматривать картины Татьяны, чтобы лучше понять внутренний мир и мысли своей подопечной, а может быть, если повезет, вычислить, чем именно она смогла привлечь столь странного поклонника или поклонников. Ведь, судя по всему, ее творчество играло немаловажную роль и, возможно, влияло на активность ее фанатов.
Если поразмыслить, все произведения Татьяны Новой, вернее, ту их часть, что мне удалось просмотреть, можно условно разделить на несколько категорий. Первая подборка картин представляла собой всевозможные пейзажи. Женщина с одинаковым увлечением и мастерством изображала море, горы, поля с цветами и речками. От каждого такого произведения веяло спокойствием и тишиной.
На картинах из второй категории были изображены городские пейзажи. Это мог быть город и несколько пешеходов, мокнущих под затяжным осенним дождем, или старинные улочки, залитые ярким солнцем, похожие на греческие или турецкие постройки.
Набережная, с которой в лазурную морскую даль смотрит маленькая девочка в белом платье и соломенной шляпке.
Маленький домик, прислонившийся к скале у моря, или часть роскошного старинного дворца с цветами в напольных вазах у подножия мраморной лестницы. Каждая из этих картин была талантливо написана и по-своему интересна.
Третья категория представляла собой всевозможные цветы в вазах и на кустах. Прямо в чистом поле или на пестрой клумбе. Это были розы, ромашки, орхидеи и яркие алые маки, а также разные экзотические растения, названия которых я, возможно, когда-то слышала, но сейчас они ускользали от меня.
Но некоторые картины я автоматически внесла в отдельную категорию. И не потому, что их объединяла какая-то общая тема, а скорее по впечатлению, которое они произвели на меня лично.
Пожалуй, каждая из них достойна отдельного описания. Небольшой христианский храм, окруженный зеленью, отражается в спокойных водах овального озера. Легкие облачка на пронзительно-голубом небе. Все вокруг дышит умиротворением и спокойствием.
Или ночное небо, усыпанное звездами. Туманное и пронзительно-синее. А звезды на нем не походили ни на одну известную человечеству карту, и россыпь их незаметно, словно исподволь складывалась в картину, в очертаниях которой можно рассмотреть огромный глаз с неподвижным зрачком.
Ночное озеро со спокойными темными водами, на берегу которого расположились у горящего костра давние друзья. Они веселятся и болтают на разные темы. Неподалеку, по щиколотку в траве, стоит изящная женщина, победно вскинув руки к небу. Она смотрит на Млечный Путь так, словно видит на небе что-то, ускользнувшее от внимания мужчин, или знает тайны, доступные лишь ей одной.
Маяк на скалистом мысе. Вокруг бушуют пенные зеленые морские волны, а вдалеке виднеется несколько белых домиков с красными крышами.
Неизвестный мне яркий цветок, стоящий в изящной вазе ярко-синего цвета. Рядом лежит книга, по виду старинная, и валяется небрежно брошенное хозяйкой жемчужное ожерелье. Эта картина дышит ожиданием. Создается впечатление, что изящная женщина в воздушном туалете вот-вот вернется, чтобы убрать драгоценность в шкатулку или дочитать оставленный роман.
Снова берег моря и ночное небо. На берегу тоненькое деревце, листья которого в темноте кажутся сине-серебряного цвета. Зеленые волны на линии горизонта словно переходят в лазурное небо. Берег даже не освещен луной, яркий свет исходит от мириад звезд Млечного Пути. А в правом верхнем углу полотна, прямо на ночном небе, притаился индейский ловец снов. И эта, казалось бы, лишняя для пейзажа деталь придает всей картине некий мистический шарм и тайный смысл.
Снова берег моря, только теперь он виден сквозь просвет в темных скалах. Ночь, но небо освещено луной, которая маскируется легкими облачками, настолько неуловимыми, что на воде отчетливо видна лунная дорожка.
– Как она тебе? – неожиданно раздался за спиной голос Татьяны, – прости, просто я заметила, что ты замерла на какое-то время перед этими двумя полотнами.
– Мне жалко, – пробормотала я негромко, будто про себя.
– Чего же?
– Что я не могу увидеть те картины, что уже проданы и хранятся в частных коллекциях. Вероятно, и среди них имеются настоящие жемчужины.
Татьяна рассмеялась.
– Что именно произвело на тебя такое впечатление, Женя?
– Этих полотен несколько, если позволишь перечислить и пояснить.
– Да, расскажи, мне очень интересно твое мнение, правда.
– Друзья около озера, ведь это именно друзья, правда? А женщина на картине – мне показалось, что ты изобразила себя.
– Правильно мыслишь. Это я среди мальчишек-одноклассников, тех немногих, с которыми мы до сих пор общаемся, возле хуторка, где живет Мишкин брат. Он озеро в аренду взял, чтобы рыбу разводить, и как-то летом мы всей компанией ездили туда в гости, чтобы наконец выбраться на природу. Так что я изобразила тот вечер по памяти.
– Понятно. Я как-то так сразу и подумала.
– Хорошо. Продолжим?
– Да. Маяк ассоциируется у меня с пронзительным одиночеством, а цветок в синей вазе навевает какие-то полузабытые воспоминания. Нежные романтичные строки из лирической поэзии, прочитанной давно, еще в юности. Картина, изображающая христианский храм, полна воздуха, дышит покоем и одновременно чем-то неуловимо торжественным.
– Но я так понимаю, напоследок ты оставила картины, что произвели наиболее сильное впечатление?
– Да, ты тоже очень проницательна. От пары-тройки полотен я просто не в силах отвести взгляд. И кстати, заметила, что ты очень любишь изображать воду и питаешь особую любовь к морю, а также к ночному небу.
– Это верно, такое замечено в творчестве многих художников, так что здесь я вовсе не оригинальна.
– Но эти три картины, они очень необычны и просто поражают воображение!
– Какие именно?
– Звезды на ночном небе, узор из которых ненавязчиво складывается в изображение, что напоминает огромный глаз. В этой картине есть нечто мистическое и, честно говоря, немного тревожное. Может, это лично мое восприятие, ибо, как телохранителя, стороннее наблюдение любого рода меня слегка напрягает, – после этих слов мы с Татьяной дружно рассмеялись.
– Ты совершенно права, выделяя эти три картины в один ряд. Они выполнены плюс-минус в одной цветовой гамме и были задуманы мною как триптих. И несмотря на разный размер и форму, будут размещаться рядом, на одной стене. По крайней мере, так будет на выставке. И продаваться тоже вместе будут. Хотя агент советует их разделить, если найдутся желающие купить полотна по отдельности. Но пожалуй, в этот раз я склонна проигнорировать его совет.
– Бесспорно, тебе виднее. Сейчас они стоят отдельно, и сначала я не видела их как единое целое. Но так, пожалуй, будет еще эффектнее. В этой картине, где изображен ловец снов, мне вообще видится что-то шаманское, мистическое такое. А вот в той, где море виднеется в просвете между скал, там должна быть скрытая морская бухта. И говоря откровенно, здесь чего-то не хватает, некоего небольшого штришка для закрепления общего эффекта.
– Любопытно, чего именно?
– Не знаю, может, наполовину скрытой водой фигуры русалки? Или ангела, пролетающего по небу?
– Ты снова права, Женя. Я сама собиралась ее слегка доработать, только пока не решила, какую именно деталь стоит добавить. Но предложенные тобой варианты весьма любопытны, не стану лукавить. Это может быть интересно.
– И раскрывает мой внутренний мир? – усмехнулась я.
– Не полностью, ибо где-то глубоко внутри ты очень замкнутый человек и предпочитаешь прятать свой внутренний мир за семью запорами не только от посторонних, но и от близких людей.
«Когда изучаешь кого-то, не стоит забывать, что в это же время могут изучать и тебя», – подумала я, но не стала возражать Татьяне, как, впрочем, и соглашаться с ней.
Мы еще немного пообщались с успешной художницей, потом обменялись с ней контактами, и я записала данные Елизаветы Брянцевой, чтобы начать проверку бывшего члена танцевальной группы под названием «Вересковый мед» и побеседовать с этой женщиной при первой же возможности.
Татьяна заверила меня, что сегодня не собирается покидать квартиру и планирует усиленно работать до позднего вечера. Поэтому я, еще раз напомнив ей про важность соблюдения всех правил безопасности, простилась до завтрашнего утра и отбыла восвояси.
* * *
Я провела в квартире у Татьяны почти весь день и планировала оставаться рядом все последующие, но для качественного ведения расследования мне была необходима дополнительная информация, которую нужно было где-то быстро раздобыть. Поэтому по дороге домой я заглянула в полицейское управление. Конечно, отвлекать его начальника подобной ерундой я бы, пожалуй, не стала, тем более что у Генки и так полно забот, а в последние дни тем более. Но благодаря дружбе с полковником, а также нескольким совместно проведенным операциям с полицией мои отношения с «коллегами» не только в целом значительно улучшились, но и я приобрела довольно много приятелей, хороших знакомых и даже несколько верных друзей в местном полицейском управлении, к которым легко могла обратиться со скромной просьбой: собрать в кратчайшие сроки всевозможные сведения о Елизавете Брянцевой. Что я и не преминула сделать.
Домой я вернулась не слишком поздно и думала застать тетю Милу за просмотром любимого сериала или другим нехитрым отдыхом. А может быть, она отправилась пораньше в свою комнату, чтобы понежиться в кровати, перелистывая страницы очередного дамского романа.
Но тетя Мила, к моему удивлению, сидела в гостиной с какой-то штопкой или вышивкой в руках. Завидев меня на пороге, она принялась лихорадочно перебирать яркие мотки ниток, не глядя на них и засыпая меня вопросами:
– Женечка, ты вернулась уже? Рассказывай, дорогая, как съездила? Познакомилась с Танечкой? Будешь охранять дочку Верочки, согласилась она? – И тут же, совершенно без паузы, словно на одном дыхании, продолжила: – Честно говоря, Женечка, могла бы и позвонить. Целый день от тебя ни слуху ни духу. А я же переживаю! Сижу тут как на иголках!
– А чаем племянницу напоишь? – терпеливо выслушав поток вопросов, задала я встречный. – А то мотаюсь целый день.
– Конечно, Женечка. Но только почему же чаем? На кухне тебя горячий ужин ждет, в термопосуде, чтобы не остыл, и салатик свеженький. Покушаешь, чайком запьешь, а я с тобой посижу. И тоже чайку, пожалуй, выпью. А потом ты мне все расскажешь. Правда ведь?
Мы прошли на кухню, и тетя Мила стала накрывать на стол. Я нарезала хлеб, уселась и принялась с аппетитом жевать.
– Может, и ты со мной, теть Мил?
– Спасибо, Женечка, я давно поужинала и ничего не хочу, только чайку горячего с лимончиком.
– И конечно, немножечко информации к чаю? – усмехнулась я. – Не буду тебя больше томить. Татьяна пусть и не сразу, но согласилась, чтобы я ее охраняла. По крайней мере, пока не выяснятся все обстоятельства ее дела.
– Но а ты как думаешь, Вера с Леночкой были правы? Татьяне действительно угрожает нешуточная опасность?
– Я пока не могу сказать, разобраться со всем этим сначала нужно. Но на первый взгляд ничего серьезного. Или недоброжелатели нервы портят, или поклонники слишком сильно усердствуют. Но ты не переживай. И Вере передай, чтобы успокоилась. Теперь, когда я рядом, с Татьяной ничего страшного не произойдет, и мы с ней вместе обязательно во всем разберемся.
После ужина успокоенная тетя Мила с чувством выполненного долга отправилась отдыхать. А я приняла душ, удобно устроилась в своей кровати и разложила вокруг записки, которые посылали Татьяне, чтобы тщательно все изучить и проанализировать стиль автора, а также попытаться вникнуть в тайный смысл этих посланий. Но работа продвигалась медленно. С фразами, вырванными из контекста, всегда так: начнешь искать двойное дно и найдешь, да не одно. И поди пойми тогда, что конкретно имел в виду автор. Если эти записки, конечно, писал один человек. А если авторов было несколько, вообще кошмар. Попробуй тогда отсеять обычных поклонников необычного таланта от тех, что могут нести угрозу для самого объекта поклонения.
* * *
Прошло несколько дней. Татьяна усиленно готовилась к выставке и много работала. Она перенесла все возможные встречи с потенциальными клиентами и покидала за это время квартиру лишь один раз, чтобы пополнить запас продуктов в ближайшем супермаркете. Разумеется, я ее сопровождала и находилась целыми днями рядом. И все эти дни не происходило ничего примечательного. Вообще обошлось без каких-либо происшествий. Поэтому вечерами я уезжала домой.
Татьяна постепенно привыкла к моему постоянному присутствию и спокойно болтала на отвлеченные темы, не прерывая работы, что позволяло нам лучше узнавать друг друга. Ей это тоже пошло на пользу, она училась не тяготиться присутствием постороннего человека, который теперь практически всегда находился рядом.
Во время коротких и довольно редких перерывов я просила Татьяну вспоминать, что и когда ей присылали. Или хотя бы рассказать, какая записка сопровождала каждый конкретный презент. Говоря откровенно, получалось плохо. Татьяна могла с легкостью вспомнить, что приносили в течение трех последних недель, не более. Только за это время не доставляли ничего особенного, если не считать букета с траурной лентой. А подробности, связанные с доставкой более давних презентов, совершенно стерлись из ее памяти, как уверяла женщина, «за ненадобностью».
Я была вынуждена настаивать и даже пробовала зачитывать некоторые записки, которые особо меня заинтересовали, чтобы выстроить хронологию их доставки или хотя бы понять, после каких событий их приносили. Но вспомнить Татьяне удалось лишь про бутылку вина. Она уверяла, что ее доставили на следующее утро после первой выставки. Этот презент сопровождался запиской, в которой говорилось про кровь. Еще она вспомнила про букет полевых цветов. Его принесли на следующий день после ее дня рождения. Впрочем, это Татьяна считала совпадением, ибо нигде не обнародовала эту дату. А какая именно записка была вложена в тот букет, она сказать затруднялась.
В конце концов мне пришлось смириться с мыслью, что прежние записки годятся лишь для анализа, а искать их автора или авторов мне придется в основном по новым материалам. Полагаю, они не заставят себя слишком долго ждать и рано или поздно появятся на пороге Таниной квартиры.
Что до Елизаветы Брянцевой, то Лешка Каринцев, лейтенант из Генкиного управления, собрал подробные сведения о ней буквально в считаные дни. Теперь мне был известен не только сотовый номер Брянцевой, но и адрес ее прописки, фактического проживания и нынешнего местонахождения. Так же Лешке удалось собрать некоторые сведения о семье женщины. Елизавета Брянцева, а в девичестве Степанова, выросла в семье архитектора и пианистки. Окончила тарасовскую консерваторию по классу хорового пения, но работать по специальности не стала и вскоре после выпуска вышла замуж за местного бизнесмена средней руки по имени Степан Брянцев. Доходы мужа позволяли Елизавете вести безбедную жизнь и много времени посвящать своему хобби – танцам и продвижению собственной группы. По поводу «собственной группы» у меня, разумеется, сложилось личное мнение.
Но было бы правильно с Елизаветой поговорить, не откладывая это дело в долгий ящик, чтобы понять суть ее претензий к бывшим товарищам по коллективу и к Татьяне конкретно, а также узнать о ее способе, или способах, эти претензии выказать. Но тот же Лешка выяснил, что в данный момент это невозможно, поскольку пять дней назад супруги Брянцевы отправились на две недели в отпуск на Мальдивы. Значит, Лиза лично не могла прислать посылки, что приходили недавно. А также, вероятно, не может быть причастна к посылкам, что будут доставлены в ближайшее время. Если, разумеется, она не поручила это сделать кому-нибудь другому. Так что поговорить с женщиной необходимо сразу же после ее возвращения, а может быть, даже и немного понаблюдать за ней.
Сегодня Татьяна много и плодотворно работала. Ближе к вечеру она решила сделать перерыв и передохнуть. Я заварила чай и приготовила бутерброды, мы немного перекусили и продолжали болтать, сидя на узких диванчиках. День клонился к вечеру, через часок можно было собираться домой.
Внезапно раздался звонок в дверь.
– Странно, – Татьяна поднялась, – кто бы это мог быть?
– Ты никого не ждешь сегодня? – поднялась и я с места.
– Нет. Собиралась еще поработать, и после твоего ухода тоже. А потом отдыхать. До выставки осталось всего ничего – меньше недели, а у меня еще столько всего не сделано, подумать страшно!
Разговаривая, мы вышли в коридор и приблизились к двери.
– Может, это Жорик, агент, решил зайти? Хотя я просила его все текущие вопросы решать по телефону.
– Понятно. Сейчас узнаем. Только позволь открыть мне, а сама постой пока в сторонке. – Я решительно открыла замки и отворила дверь. На лестнице никого не было, а на пороге лежал роскошный букет цветов в яркой упаковке.
– Вот и очередная посылка, долго ждать не пришлось. – Татьяна наклонилась за цветами, пока я осматривала лестничную клетку, площадку и часть лестницы.
– А так всегда бывает? Предварительно звонят в твою дверь?
– Как правило, нет. Или когда-то давно один раз звонили, насколько я могу вспомнить. А так обычно я просто нахожу посылку, когда открываю дверь.
