Марина Серова
Неслучайный свидетель
Глава 1
Ладонь с торчащими в разные стороны пальцами, словно это были иголки кактуса, прилепилась к лобовому стеклу моего тупорыленького, но симпатичного «Фольксвагена», а затем медленно поползла в сторону, оставляя на слегка запыленной поверхности желто-красные разводы. Это была кровь человека, страдающего анемией: количество гемоглобина составляло у него, по – видимому, не более ста единиц или того меньше: этого явно было недостаточно для здоровья молодого мужчины.
Подушечки пальцев были бледно-восковыми, под цвет яблока сорта анис. Из свежей раны сочилась кровь; наверное, умирающие красные тельца не успевали заполнять собой образовавшуюся брешь и остановить кровотечение.
Мне это не понравилось.
Рука исчезла, оставив на стекле грязно-желтые мазки, напоминающие картину молодого художника-авангардиста, зато в открытом окне правой дверцы показалась взлохмаченная голова. Моему взору предстал открытый лиловый рот и полные слез глаза. Человек тяжело дышал, видимо теряя последние силы.
– Помогите!.. За мной…
Фраза оборвалась, едва начавшись, но для меня этого было достаточно. Одно слово «Помогите!» с интонацией, не вызывающей сомнения в ее подлинности, стало сигналом к действию.
Я потянулась к дверце и помогла ей открыться. Мужчина закинул было ногу, чтобы забраться в салон, но поскользнулся и рухнул лицом прямо в подушку сиденья.
Ему повезло: он не наткнулся на что-то более твердое, типа рычага переключения передач, и не разбил нос, но вот коленку ушиб здорово и поэтому громко застонал.
Сегодня ему явно не везло. Я ухватила мужчину за плечики синего легкого плаща и втянула внутрь. Он скользнул в салон автомобиля, словно сосательная конфета, втянутая мощным вздохом в рот.
Мужчина согнулся пополам и зашелся в безудержном кашле. Я протянула руку за его спиной и захлопнула дверцу – не оставаться же ей открытой.
Надо поскорее отъехать от этого места – а находилась я неподалеку от вещевого рынка «Привокзальный».
Итак, сначала уезжаем, а уж потом будем задавать вопросы, что да почему.
Однако даже сняться с места без проблем мне не удалось, потому что дорогу тут же преградил черный джип из племени североамериканских индейцев с черными тонированными стеклами. У нас в России очень популярны «Чероки», хотя в Америке дельцы с международным авторитетом уже давно взяли на вооружение американский боевой вертолет «Ирокез». Я клоню к тому, что и то и другое названия – индейские, а значит, имеют отношение к «тропе войны».
Из джипа никто не вышел, и я подумала, что произошла нелепая случайность, для устранения которой мне придется подать назад и дать возможность владельцу джипа вырулить на свою полосу.
На улицах нашего города часто случается такое – словно наблюдаешь за тараканьими бегами – кто успеет проскочить вперед.
Но не тут-то было. Сзади проскулила белая «Нива», резко затормозив у самых габаритных огней моего «жука».
Еще один таракан. С ума они посходили, что ли?!
Дверцы обоих автомобилей открывались, словно в замедленной съемке, словно их владельцами были зомби, а не люди.
Я ошиблась. Это были люди, но не простые, а со смертоносными игрушками в руках, которые они не выпячивали напоказ, а просто приготовили к использованию, словно это был лишний туз в рукаве карточного шулера.
У меня наметанный глаз, и я знаю что почем. Вот, скажем, у того здоровенного парня в солнцезащитных очках на пол-лица под пиджаком «узи», а у коротышки с мышиным личиком на бедре пистолет с глушителем.
Однако вернемся к сложившейся ситуации.
Человек, который проник на мою территорию, перестал кашлять и поднял было свою взлохмаченную голову, но я ткнула его в четвертый позвонок и снова заставила согнуться в три погибели.
– Убери башку, они уже здесь и скорее всего заметили твое синее лицо!
Надеюсь, я выразилась точно. Если мой попутчик скрывался именно от этих людей, то будем считать, что я в курсе событий.
Я крутанула руль влево с решимостью ковбоя, собирающего воедино разбредшееся стадо. Места для маневра не оставалось, если только не рискнуть и не проехаться по тротуару.
Как назло – а может, и к счастью – милицией рядом и не пахнет. Так всегда: когда она действительно необходима, ни одного патрульного в округе за километр не сыщешь.
Итак, я рискнула: вылетела на тротуар, задев передним крылом бело-голубую тележку-холодильник с мороженым, которую охраняла молоденькая девушка в коротком синем фартучке производства местной фабрики спортивного трикотажа. Тележка ударила продавщицу, та полетела со своей табуреточки и растянулась на асфальте.
Моей следующей жертвой стал дядечка в повидавшем виды демисезонном пальто, набравший в мусорных ящиках порожних бутылок и размышляющий, видно, о том, каким образом он потратит деньги, вырученные от реализации стеклотары. Увы, его мечтам не суждено было сбыться, потому как отчаянный прыжок в сторону спас жизнь ему, но только не посуду, которая выпала у него из рук и покатилась по асфальту. Еще двое азербайджанцев, по всей видимости завсегдатаи вокзала, чуть не угодили под колеса моего «жука». И эти разбежались в разные стороны, кидая на меня испуганные взгляды.
Я уже почти вырулила на проезжую часть, но в этот момент левое зеркало заднего вида перестало показывать свои передачи, потому как покрылось паутиной трещин вокруг отверстия, образовавшегося как раз посредине.
– Стреляют, блин! – Я скрипнула зубами от злости, чуть не вывернув наизнанку коронку на коренном зубе. – Что за черт?
Машину сильно тряхнуло – это «Фольксваген» съехал с бордюрного камня. Мой случайный попутчик стукнулся головой о крышку ящика для мелочей, лишь ухнув еле слышно, словно удивленный филин.
Сегодня ему явно не везло. Если к концу дня он не размозжит себе голову о какой-нибудь почтовый ящик, то можно будет считать, что он родился в рубашке или, как говорят англичане, с серебряной ложкой во рту.
Попутчик зажимал левую руку, перепачканную кровью.
– Рана не опасна? – спросила я. – Пальцы целы?
– Царапина!.. – выдохнул он. – Ничего страшного.
Я стремительно обогнула загораживающую путь транспорту «Ниву» и помчалась вперед, вдоль по улице имени донского казака Степана Разина. Как говорится, на простор речной волны.
Опустив боковое стекло, я попыталась на ходу поправить зеркало, чтобы видеть хоть что-нибудь из того, что делается у меня за спиной. Не получается – куча осколков и все показывают по-разному.
– С тебя зеркало, – процедила я сквозь зубы, обращаясь к попутчику. – Все расходы за твой счет, понял?
– Да, конечно, – кротко согласился человек, откинувшись на сиденье. И впрямь: нельзя же бесконечно находиться в согнутом состоянии и смотреть в пол.
Сначала надо оторваться от погони, если таковая возникнет, а потом задавать вопросы. И, желательно, в спокойной обстановке.
С правой стороны у меня, вернее, не у меня, а у «Фольксвагена» было еще одно зеркало заднего вида, но это не давало мне полного обзора, а значит, в свою очередь, создавало досадные ограничения. Зеркала у немецких машин типа «Фольксваген» были не такие, как наши, отечественные, раздающиеся вширь, а как раз наоборот – удлиняющиеся кверху и вместе с тем достаточно широкие по горизонтали. Правда, один хрен – бьющиеся.
Мне ничего другого не оставалось, как высунуть голову из окна и посмотреть назад.
Так и есть! Джип с «Нивой» маячили позади, постепенно приближаясь к нам.
– Чего это они к тебе прицепились? – спросила я, забыв о том, что собиралась начать разговор несколько позже и в другой обстановке. Потому что простой человеческий разговор меня всегда успокаивал, да и пора уж выяснить, что, черт возьми, происходит.
– Я для них – смертный приговор, – хрипло проговорил мужчина, вглядываясь в зеркало, торчавшее снаружи.
Усмешка тронула мои губы.
– Скорее всего наоборот: смертный приговор вынесен нам с вами. Теперь они и меня не оставят в покое.
– Сестричка! – воскликнул лохматый. – Если мы выкрутимся и при этом останемся живы, я отблагодарю вас как смогу, не сомневайтесь! Деньги у меня пока что есть, я для вас ничего не пожалею, клянусь богом!
– Чудак-человек, – процедила я сквозь зубы. – От страха заговариваться начал. Если мы выкрутимся, то это как раз и будет означать, что мы останемся живы.
Хотелось бы надеяться.
Мы вознеслись на мост, который местные власти окрестили «путепроводом». Сейчас будет развилка, перед которой придется выбирать, куда ехать – направо или налево. Направо – будет означать продолжение гонки на приз матушки Смерти, налево – езду на запрещающий знак.
Вот и предстояло немедленно выбирать, что лучше. В любом случае – сдаться милиции – более благоприятный исход, чем «полосоваться» с какими-то хулиганами на джипе.
Я поддала газу, дорога пошла под уклон.
– Оторвемся? – с несмелой надеждой в голосе спросил мужчина.
– Попробуем…
Не скажу, что в моем голосе было много уверенности, но в собственные силы я поверила.
Немного сбавив скорость, я повернула… направо.
Затем на пару секунд скрывшись из глаз преследователей за разросшимися кустами мелколистного вяза, я резко ударила по тормозам, развернула машину на сто восемьдесят градусов и снова нажала на газ, направляя автомобиль в тот отсек «прямой кишки», в который был «Въезд запрещен».
Мы проехали прямо под знаком, в просторечии именуемом «кирпич». Я махнула ему ручкой – прости-прощай!
Джип с «Нивой» промчались мимо. Пассажиров «Чероки» я не увидела за черными стеклами, зато просекла, что в белой «Ниве» сидело целых четыре мужика, и все они были обладателями каменно-решительных лиц.
Крутые на тропе войны. Замечательно!
Мой маневр не остался незамеченным. Вернее, на меня не обратили бы внимания в том случае, если бы моей путеводной звездой не был знаменитый «кирпич». Преследователи не дураки и тоже знают правила дорожного движения, поэтому от их внимания никак не может укрыться машина, едущая в запрещенном направлении.
Моей маленькой целью было выиграть время, хотя бы несколько секунд, и я этого достигла. Пока джип с «Нивой» замедляли ход и разворачивались, мы постарались скрыться из виду.
– Выгляни, посмотри, что там, – попросила я своего случайного попутчика.
Тот кое-как опустил боковое стекло и высунул голову.
– Никак не могут развернуться. Идущий следом поток машин не дает. Едут аж в три ряда.
Значит, еще несколько лишних секунд у нас в запасе есть.
Повезло? Пока трудно сказать.
Встречные водители отчаянно жестикулировали, глядя на мою машину, некоторые провожали «Фольксваген» недоуменными взглядами.
Мы поравнялись с трехэтажным зданием средней школы, выкрашенным в серо-красные тона, и я завернула на школьный двор.
– Что ты делаешь?! – закричал от неожиданности попутчик, все время обращавшийся ко мне только на «вы». – Это ловушка!
– Все под контролем, – невозмутимо ответила я, проехав напрямик до конца асфальтовой дорожки и оказавшись перед двумя металлическими гаражами, неизвестно кому принадлежащими. Крутанув руль, я заставила машину заехать за гаражи, и она благодаря этому стала невидима для преследователей.
Остановив машину, я заглушила двигатель.
– Здесь нас никто не будет искать. Во всяком случае, пока.
Прислушавшись, я уловила рев двигателей, удалявшихся в ту сторону, куда намеревались прорваться и мы, пока неожиданно не свернули. Очевидно, джип с «Нивой» продолжают испытывать судьбу, мчась по встречной полосе.
Теперь я смогла рассмотреть мужчину в своей машине более внимательно.
Ему было лет сорок или чуть меньше; волнистые волосы с проседью, мечтавшие об общении с расческой; слегка вдавленный широкий нос, серые глаза, узкий выбритый подбородок, красноватый цвет лица. Он, в свою очередь, изучал меня и, по-видимому, остался доволен созерцанием.
– Как я поняла, вам нужна помощь квалифицированного телохранителя? – спросила я.
– Пожалуй, да… – немного подумав, сказал человек. – В данный момент другого выхода у меня нет.
– Вам повезло, потому что я именно тот специалист, который вам необходим. Евгения Охотникова, бодигард. Хочу напомнить, услуги платные.
– Это мне понятно, и вполне устраивает, – произнес мужчина. – А что такое «боди»… Как вы сказали?
– «Боди» в переводе с английского означает «тело». Всего-навсего. Это ваше тело, а я его охраняю, то есть делаю «гард». Понятно?
– Да, конечно, – кивнул мужчина. – Я не силен в английском. Вот у меня был друг, так он знал его в совершенстве. Я сначала подумал, что…
Интересно, о чем можно было подумать, как не о… А по-моему, он просто прикидывается тюфяком: даже двоечник-школьник по английскому сейчас знает, что такое «бодигард».
– Так вы меня нанимаете?
– Да.
Люблю, когда все коротко и ясно.
– Тогда продолжим разговор. Мне нужно знать, какие у вас проблемы и чего бы вы хотели от жизни. Все подробно, насколько это возможно. Я нелюбопытная, но люблю копаться в деталях. Начнем с имени. Итак, вас зовут?
Глава 2
Николай Лосев родился в шестидесятом году в ничем не примечательной семье, где он был вторым ребенком. Родители – простые трудяги, каких миллионы; мать – миловидная хрупкая женщина, с живым огоньком в карих глазах – трудилась на должности инженера-сметчика, отец – крупный мужчина с солидным животиком с пудовую гирю – посвятил себя рабочей профессии маляра-штукатура.
Старший брат Андрей рос крепким мальчуганом с железными кулаками и не упускал случая влепить затрещину-другую маленькому Кольке, дабы приобщить себя к важному и нескончаемому процессу воспитания.
Вам покажется, что мне, Евгении Охотниковой, больше нечего делать, как только пересказывать чью-то биографию. Но очень скоро вы, уважаемый читатель, поймете, что я ничего не делаю зря.
Итак, продолжим.
В школу маленький Колька пошел, когда ему еще не исполнилось и семи, а в классе оказался самым маленьким по росту. Это создавало некоторые трудности, потому что каждый, кто был хотя бы на вершок выше, считал своим долгом замахнуться на крошку. Этого он почему-то боялся больше всего и в таких случаях зажмуривал глаза. Вот такой комплекс, который с годами стал развиваться, что называется, вширь и вглубь.
Несмотря на маленький рост, мальчик, как и старший брат, был крепышом. На перекладине подтягивался столько, сколько в школе никто не мог, – двадцать четыре раза подряд.
Естественно поэтому, что он стал лучшим по физкультуре и участвовал во всех школьных соревнованиях, включая гимнастику, стрельбу из пневматической винтовки и бег на длинные дистанции.
После окончания десятилетки, имея в аттестате одни четверки и пятерки, Николай Лосев подал документы в пединститут на факультет физического воспитания, который закончил в восемьдесят первом, и стал работать в средней школе учителем – педагогический стаж Николая Лосева начал свой отсчет.
Неопытностью молодого специалиста не преминула воспользоваться администрация школы и назначила его классным руководителем в 7-й «Д» класс, где учились в основном разболтанные и нахальные пацаны и девчонки. Учитель физвоспитания в качестве классного руководителя – по нынешним временам явление редкое и случайное. Обычно эти должности несовместимы.
7-й «Д» ни у кого в школе не вызывал восхищения: мало того – преподаватели дружно отказывались руководить этим, по их словам, «сборищем придурков и проституток», поэтому появление в школе Лосева оказалось весьма кстати, и он не упел оглянуться, как оказался в роли классного наставника.
Начались кошмарные будни, которые изобиловали разборками по поводу постоянных прогулов учеников, курением в стенах школы и за ее пределами, а также массовыми срывами уроков. Со всем этим Николаю надлежало бороться, нередко в ущерб занятиям в других классах, которым ничего не оставалось, как быть предоставленными самим себе и всей грудью вдыхать разгульный воздух свободы.
Однако вскоре в судьбе Николая произошел решительный перелом, который случился благодаря одному человеку, сыгравшему важную роль в моем повествовании. Но этот момент еще впереди.
Как-то Лосев, замотанный в доску и почти потерявший веру во все человечество, зашел в кабинет к своему товарищу, молодому учителю английского языка, который был на три года старше его. Англичанин тоже, как и Николай, небольшого росточка, с «портретом», который отличали проницательные голубые глаза – глаза человека, повидавшего жизнь, изящные тонкие пальцы на руках и усики над верхней губой.
Лосев уселся на стол и устало спросил:
– Сергей, что мне делать? Посоветуй.
– Что, возникли проблемы?
– Огромные! Зачем спрашивать, будто сам не знаешь?
– Начни с родителей.
– Как?
– Если они будут осуществлять глобальный контроль за своими детишками, дела пойдут совсем по-другому.
Николай хмыкнул.
– На собрание являются от силы десять человек.
– Созови собрание еще раз, а тем, кто не придет, пошли домой телеграмму.
Николай послушал совета друга.
Десяти папочкам, которые не соизволили предстать пред ясными очами классного руководителя, Николай отправил спешные послания домой. Надо сказать, что в числе тех, кто проигнорировал собрание, были весьма заметные люди – начальники отделов заводов, работники исполкомов и даже один доцент политехнического института.
На следующий день телефон директора обрывался от тревожных звонков: начальнички пытались выяснить, что произошло в классе, где учатся их дети. Директор школы, женщина предпенсионного возраста с широкими плечами, пышной седеющей головой и волевым мужским взглядом, отвечала, что не в курсе, очевидно, их желает видеть классный руководитель.
– Вы еще не знакомы с Николаем Алексеевичем? Как! Это же руководитель вашего 7-го «Д» класса!
Еще через день кучка хорошо одетых, упитанных родителей смущенно тосковала у дверей спортивного зала, где Лосев проводил аудиенцию. Неподалеку готовилась в любую минуту зарыдать в три ручья команда девиц и пацанов, чьи родители обычно плевали на заботы преподавателей, а теперь пристыженно готовились предстать пред ясные очи молоденького учителя, проработавшего в школе без году неделю.
Николай, в черном костюме, белоснежной рубашке и коричневом галстуке в серый горошек, встретил гостей с вежливой улыбкой и подчеркнутым вниманием.
За детишек взялись. С этого момента они начали выполнять домашние задания, носить в школу учебники и заводить тетрадки по всем предметам.
Вскоре Николай прибежал к своему другу, Сергею Фадееву, за другим советом.
– Все равно гуляют! После третьего урока в классе остается чуть больше половины учеников. Что делать? Серега, помогай, у тебя светлая голова, тебе только мафией руководить.
Учитель английского скромно промолчал и охотно поделился секретом:
– После третьего урока выходи в холл, стой возле выхода из школы и просто с кем-нибудь разговаривай, не показывая, что ты оказался там не случайно.
Николай поступил точно так, как советовал приятель.
После третьего урока он появлялся в коридоре и, стоя у выхода из школы, мило беседовал с кем-нибудь из коллег, нянечек или просто учеников, которые в этот момент оказывались рядом. Краем глаза он наблюдал, как по ступенькам вниз со второго этажа к выходу подтягивается компания учащихся из его класса с явным намерением покинуть стены школы чуть раньше, чем это полагалось.
Собственно, Николай ничего особенного не делал, а просто стоял и разговаривал. Но никто из птичек, намеревавшихся упорхнуть, не осмелился пройти мимо классного руководителя, чтобы потом исчезнуть за дверью школы.
Вскоре звенел звонок на следующий урок, и незадачливым лентяям ничего не оставалось, как идти в кабинет, где их ждал учитель.
Постепенно с наглыми и злостными прогулами было покончено. Обстановка понемногу нормализовывалась.
Лосев не уставал расшаркиваться перед своим товарищем:
– Только благодаря тебе, Сергей, я вздохнул свободно. Огромное тебе спасибо!
Фадеев скромно отводил в сторону голубые глаза и делал вид, будто ничего значительного не произошло.
А школьная жизнь шла своим чередом. Набирала обороты так называемая школьная реформа, самой замечательной стороной которой было повышение зарплаты. При желании учитель мог зарабатывать от двухсот пятидесяти до трехсот рублей в месяц, что, надо признаться, становилось неплохим подспорьем в любые времена…
Слушая рассказ Николая, я никак не могла привыкнуть к цифрам, потому что рубль тогда, в восьмидесятых, был совсем другим.
Так вот, Николай стал подумывать о том, чтобы завести семью, и в восемьдесят пятом году семья Лосевых сыграла свадьбу. Молодая супруга Татьяна обладала пышноватыми формами, белесыми бровями на миловидном личике и маленькой родинкой на носу, что можно было расценить как пикантность.
Прошло положенное время, и у Лосевых появилось один за другим двое ребятишек – старшая девочка Наташа, похожая на мать, и младший сын Алексей, копия отца.
В истории, о которой я рассказываю, жена и дети Лосева в свое время также сыграют свою роль.
Наступил злополучный девяносто второй год.
Учительская зарплата стала резко отставать от прожиточного минимума, и Николай начал подумывать о дополнительном приработке. Первое, что пришло ему на ум, это уличная торговля.
Маленький бизнес по продаже сигарет тут же вызвал неприятности – наехала братва. Николаю предложили или делиться, или исчезнуть со своим бизнесом навсегда, в противном случае пообещали «отшибить бошку». Именно так выразились прыщавые сосунки с короткими стрижками, делая ударение на первый слог и произнося слово «бошку» через букву «О».
Лосеву пришлось подчиниться: он почувствовал, что дело может закончиться для него плачевно.
Вещевой рынок тоже принял Николая неласково. Каждый торгующий думал лишь о собственных доходах, а поскольку народ хронически страдал от параноидальной инфляции, то его платежеспособность была, мягко говоря, никакой. Распродав по дешевке кое-какие детские вещи, дабы вернуть свое с небольшой прибылью, Николай, злой и расстроенный, вернулся домой.
Набирал мощь криминал, основательно подпитанный антиалкогольной кампанией и доходами от рэкета, разборки начали происходить почти на глазах у случайных прохожих. Работать в таких условиях было крайне сложно, тем более в одиночку.
Шли годы.
В системе образования возникли большие проблемы.
Почти за семь лет антинародных экспериментов рождаемость в стране резко упала, и количество учащихся, а соответственно – и классов в школах стало сокращаться. Падала нагрузка, и учителя косо посматривали друг на друга, как конкурент на конкурента, отнимающего заработок у своего коллеги.
Директора, почувствовавшие большую власть при полном государственном безвластии, не слишком-то церемонились со своими подчиненными. При распределении нагрузки на следующий год предметников вызывали в кабинет и предлагали кабальные условия: или бери положенные тебе по закону восемнадцать часов в неделю, или выметайся из школы.
Некоторых учителей такое положение не устраивало, и они на прощание громко хлопали дверью.
Одним из первых ушел из школы Сергей Фадеев.
– Чем будешь заниматься? – спросил его Николай.
– Бизнесом, – уклончиво ответил учитель английского.
И пропал на какое-то время из поля зрения Лосева.
Вскоре и Николая сократили из штата – ему просто предложили покинуть стены школы.
Вот так Лосев превратился в обыкновенного российского безработного, встал на учет на бирже труда, постоянно суетился насчет работы.
Курсы перепрофилирования предлагали столь же малооплачиваемую специальность, а средств на то, чтобы обучиться специальности типа референта, у Лосева не было, к тому же он не владел ни одним языком. В чем я лично уже успела убедиться.
Предлагали работу охранника в частной фирме, но у Николая появился неизвестно доселе откуда взявшийся комплекс, который внушал ему отвращение к подобному роду деятельности. Конечно, этот комплекс жил в нем, не умирая, еще со школьных времен, когда, бывало, местная шпана заводила мальчиков в туалет, выворачивала карманы, отбирая деньги, и била по лицу. С тех пор при виде такой шпаны у входа в школу Николая начинала бить дрожь. Это как неизлечимая болезнь, хотя теперь Лосев мог спокойно и без последствий шугануть хулиганье со школьного порога. Так что работа охранника для Николая была просто психологически несовместима с его внутренним состоянием. Неизвестно почему, пусть с этим разбирается психолог, но его больше бы устроила – смешно сказать – работа шпиона, который подсматривает за людьми в замочную скважину.
Я рассказываю вам, читатель, все это не для того, чтобы занять ваше время, а лишний раз напомнить, как мало мы еще знаем о глубинах человеческой души и ее тайнах. Как оказалось впоследствии, все эти моменты, связанные с тайниками души Николая, были далеко не случайными в его жизни и сыграли свою роковую роль в деле, обрушившемся на меня, – звенья одной цепи, если можно так выразиться. А короче: куда ни кинь, всюду клин…
Положение спасала зарплата Татьяны, которая изо всех сил цеплялась за работу бухгалтера в одной фирме, которая не слишком шиковала и не могла гарантировать своим работникам хорошего заработка, однако денег этих хватало только на то, чтобы прокормить кое-как семью.
И вот тогда Николаю пришла в голову одна сумасшедшая идея.
