Марина Серова
Под ручку с мафией
Голова его покачивалась, мышцы лица расслабились настолько, что слегка приоткрылся рот. Я осторожно отпустила его руку, едва заметно отодвинулась. Этот неожиданный сеанс – первый мой успех в деле Шубаровых.
– Станислав! – пропела я как можно музыкальнее. – Станисла-ав!
Он встрепенулся, огляделся.
– Что? Что случилось?
– Вы задумались, Станислав! – И, тихо рассмеявшись, я поднялась с места.
– Мне пора.
– Но мы же ни о чем не поговорили!
– Зато как приятно провели время.
– Приятно!
Он был заметно утомлен, но нашел силы проводить меня до лестницы.
– Вы удивительное создание, Татьяна Иванова!
Я попрощалась с ним улыбкой.
Внизу мне попалась на глаза женщина, которая впустила меня в дом. Судя по всему, она слышала последние слова Станислава и взглянула на меня с интересом.
– Вы работаете здесь?
– Да, – она тряхнула тряпкой, – прихожу четыре раза в неделю. Убираюсь, немного готовлю.
– Я – Татьяна.
– Варвара, – ответила она дружелюбно.
– Очень приятно. Скажите, Варвара, а кто тот мужчина, который вышел из калитки, перед тем как вы меня впустили?
– Это Володенька Коврин. Вообще-то он в больнице работает, электриком. А здесь подрабатывает.
– Спасибо, Варвара. Закройте за мной.
– До свидания.
Усевшись в машину, я не торопилась запускать мотор – оценивала впечатление от своих действий. Впечатление было неплохим. Единственный минус я поставила себе за излишнюю осторожность. Однако перегнуть палку с самого начала – значит усложнить дальнейшую жизнь.
Уже включив передачу, я оглянулась – в окне второго этажа Станислав, явно интересующийся моей машиной. У уха – короткая антенна сотового телефона. В сердцах надавила на педаль газа – взвизгнули покрышки, машина рванула с места.
Прошипев сквозь зубы несколько слов из тех, что неупотребимы в приличном обществе, я взяла себя в руки. Испытанного мной минуту назад удовлетворения как не бывало, Станислав Шубаров только что сообщил кому-то по телефону номер моей машины.
Это был факт. Он подлежал осмыслению. Это было хорошо. Плохо было то, что, направляясь сюда, я не догадалась поменять номера на фальшивые.
Следуя золотому правилу не грызть себя долго за промахи, я постепенно успокаивалась и мчалась на едином дыхании от светофора до светофора. Одна из основных городских транспортных магистралей, забитая днем до предела, радовала сейчас простором и скоростью.
В самом деле, мы участвуем в событиях, события участвуют в нас, все идет своим чередом. Шубаров сообщил кому-то мой номер? Посмотрим, что за этим последует.
Вот и центр. До дома – рукой подать. Повинуясь внезапному побуждению, я свернула на Дзержинскую. Знаем мы эти побуждения. Это язык, на котором общается с нами наша интуиция. А моя ничего плохого мне не посоветует.
Перекресток. За ним – серая громада «серого дома». Здание областного УВД. Интересно, подполковник Кирьянов еще здесь или уже ушел? Здесь. Вон окно его светится. Засиделся. Друг сердешный, сколько же мы с ним не виделись? А и встречались последний раз тоже по делу.
Из высоких дверей, один за другим, вышли несколько человек. Постояли, прикурили и, поправив фуражки, направились по тротуару к служебной автостоянке.
А вот, похоже, и Кирьянов пожаловал. Сейчас я его, безлошадного, как генерала…
Удивился Киря, опешил даже, когда подшелестела к нему моя «девятка» и сама собой открылась дверца: «Машина у подъезда!», шагнул от удивления назад, но, рассмотрев меня в темноте салона, расцвел широкой улыбкой:
– Ха! Танюха!
Садясь, зацепился фуражкой, еле успел подхватить.
Я была ему рада. Он мне – тоже. Это нечасто случается в наше время, чтобы люди действительно радовались друг другу.
Офицерики на автостоянке смотрели нам вслед.
– Каким ветром тебя сюда, Танюха?
– Осень на дворе, Володенька, осенним, значит. Ехала мимо, в окне твоем – свет. Дай, думаю, сделаю доброе дело, отвезу домой старого друга и себя ублажу – повидаю тебя, побеседую.
Смеется Володя. Поблескивают звезды на его погонах. Подполковник! Никак не привыкну. Дело! Ну да и я не баклуши бью, не хлебом единым сыта.
– Как с наркотой-то твоей, дружище?
– Прет с югов, зараза эдакая! Осень, сезон, сама понимаешь.
– Выходит, без дела не сидишь?
– Что ты! А ты-то как?
– Тоже не без дела.
– Танюха, Танюха! – Он накрыл своей мою руку на рулевом колесе – теплая его ладонь, большая. – Переходила бы ты, Танюха, в нашу уголовку. Хочешь, сразу старшим инспектором устрою? Место как раз освободилось.
Я смеюсь, головой мотаю.
– Боюсь, не справлюсь, Володенька, сразу старшим-то.
– Брось! Из тебя такой опер выйдет!
Смотрю на него, улыбаюсь, благо – перекресток и красный свет. Молчу.
– Эх! – тряхнул головой Володенька. – Кошка ты, которая гуляет сама по себе.
– Вот именно, – соглашаюсь я. – Главное, чтобы интересно было гулять.
Вот так и болтали мы ни о чем, пока не доехали до его дома. Могли и еще поговорить, но подполковнику надо было скорей к своим сорванцам и жене в халате. А то уложит она детишек без него, и не повидается сегодня с ними подполковник.
Поэтому я не стала тянуть.
– Вов, помоги.
– Тань, конечно. Выкладывай!
– В вашей уголовке крутят дело об ограблении дома Шубаровых, Вокзальная, пять. Ущерб там, похоже, «в особо крупных размерах», так что должно у ваших быть, не в районе.
– Сделаем!
* * *
Машину к своему дому я не погнала, а оставила на автостоянке неподалеку. Дошла пешком. По дороге думала о волчице. Что-то она последнее время своевольничать стала. Мало собой занимаюсь. Дала себе слово сегодня, несмотря на усталость, «поведьмачить» как следует.
Многие из тех, с кем нехорошо сталкивала меня судьба, знают мое прозвище. Но лишь некоторые из них испытали на собственной шкуре, что значит Ведьма. Думаю, им лучше было бы попасть под кулак накачанного мордоворота. Удары по сознанию болезненнее ударов по организму. Вторые не всегда увечат тело. Первые, как правило, корежат психику.
Занялась я этим давно. Еще в студенческую пору. Повальное увлечение гороскопами, хиромантией, биоэнергетикой зацепило своим крылом и меня. Мало кто в этом разбирался, но мало кто не пытался медитировать на досуге. Я же взяла на себя труд прочесть несколько книг по теме. По чистой случайности книги попались толковые. Это было почти чудом, если принять во внимание горы оккультной макулатуры, окружающие нас со всех сторон. Короче, увлечение со временем потеряло свою остроту, но полезные знания и навыки остались.
Вот и дом. У подъезда, на лавочке, двое парней с обтянутыми кожаным «убором» крутыми плечами. Услышав мои шаги, подобрали ноги, оглянулись в мою сторону. Нездешние. Я их не знаю. Стараясь не выходить на свет, я свернула в глубь двора, к детской площадке, опустилась на скрипнувшие качели прямо напротив них. Если шпана нездешняя, то, скорее всего, сейчас встанут и подойдут в поисках приключения. Я им его гарантирую. А если нет? Похоже – нет. Потому что один из них привстал было, но второй придержал его за полу куртки, и тот опустился на место. Сидят, покуривают, поплевывают. Интерес ко мне теряют. Теперь в мою сторону поглядывают лишь изредка.
Вперед!
Я испуганной лебедушкой процокала мимо них, скрылась в подъезде. Ничего!
«Из ничего и будет ничего», – Шекспир сказал. Глубокая мысль. А если не «ничего»? И этот вариант имеет право на существование.
Стас, конечно, мог звонить, скажем, подружке и кривляться при этом перед окном, любуясь природой, а мог и сообщать в экстренном порядке кому-то номер моей машины.
Эти двое могут поджидать приятеля, зашедшего к знакомому взять на просмотр кассету с фильмом, а могут дожидаться Татьяну Иванову, чтобы удостовериться, что живет она именно здесь.
Поднявшись к себе на шестой этаж, я погнала лифт обратно и с деловым видом вышла из подъезда.
Лавочка была пуста.
Это, конечно, тоже не аргумент, но уже ближе. Тот или те, кому звонил Шубаров, сейчас получают сообщение, что Татьяна Иванова действительно живет по указанному адресу.
Вопрос первостепенный на текущий момент: кому звонил Станислав?
Вопрос второстепенный: что связывает с ним Станислава?
Вывод: интересуется мной достаточно способная личность или группа, выход на которую возможен пока только через Шубарова.
Мафия? Может быть.
Запишем это на извилинах и не будем ломать голову над вопросами без ответов. Как я уже говорила, мы участвуем в событиях, события участвуют в нас, пусть все идет своим чередом.
Я почти успокоилась, но дверь квартиры запирала, как дверь сейфа – со всем тщанием.
Хочу заметить, что многим моим подзащитным и противникам невдомек, что Татьяна Иванова не только суперменша, вернее, супервуменша, с ногами, растущими от плеч, и не носящая шпильки из опасения совершить убийство в рукопашной, что Татьяна Иванова – человек, как и все остальные, довольно часто испытывающий чувство страха. Особенно перед неизвестным.
Уже раздевшись и пустив воду в ванну, я услышала звонок телефона. Пришлось трясти грудями через всю квартиру. Но это дало мне время приготовиться. Услышав в трубке после своего «Алло!» упорное молчание, я понесла такую ахинею, на какую только была способна в данный момент.
«Коленька! – взвыла я плаксиво. – Коленька, милый, не молчи опять, Коленька, прости меня дуру, прости, ведь я не хотела, Коленька, я люблю тебя!»
Молчание в трубке я определила теперь как озадаченно-заинтересованное и сменила направление:
«Колька, молчишь, гад! Ведь и ты, стервец, виноват в том, что произошло, не меньше моего! Еще и обижаться смеешь, рожу делать! Сволочь ты, Коля!»
И бросила трубку, давясь от смеха.
Уже через минуту погрузила ноющее от усталости тело в теплую воду, зарылась до подбородка в пахнущую Францией пену и едва успела подумать перед тем, как мне стало совсем хорошо, что вела я себя правильно и что ни те, у подъезда, ни тот, что звонил сейчас, не могли заметить моей настороженности.
Один-один, господа, ничья-с! Очко я вам проиграла, не сменив номера машины, но и отыгралась тут же, оставив вас в глупой безмятежности.
И почти сразу поплыла по волнам сладкой дремы под тихое мурлыканье магнитофона.
Глава 3
Утро встретилось со мной среди вороха душистых простыней на широкой кровати.
«Челаэк! – проурчала я, сладко потягиваясь. – Кофию в постель!»
Солнце играло со шторами в переливе света и цвета.
Сейчас войдет «челаэк», неся на подносе чашку дымящегося кофе. А я, Бог мой, в полном неглиже! Ну, думаю, он меня прости-и-ит! И не осудит. Вспомнила, как вчера изо всех сил скулила и рявкала по телефону, стало смешно. Проделано было талантливо. Мой слушатель должен был мне аплодировать. А если бы он меня при этом еще и видел!
Ну где же «челаэк», где кофе?
Перевернувшись на живот и уперев подбородок в ладони, я сонно уставилась на дверь.
Не идет. Ну и пусть. Да и кофе-то у него растворимый, а настоящего он отродясь не умел готовить.
«Стремительная, как сорвавшаяся с защелки пружина, Татьяна взметнулась над ночным ложем и, едва ноги ее коснулись ковра, нанесла серию мгновенных и сокрушительных ударов воображаемому противнику».
Красиво!
Я лениво поднялась и прошлепала на кухню, глянув по дороге в зеркало. Нерасчесанные после вчерашней ванны волосы стояли дыбом.
Вот уже закипает вода, на блюдце – горка свежемолотого кофе, как вдруг заверещал телефон.
Не подойду! Еще раз! Как вы назойливы! Еще!
– Алло!
– Татьяна, здравствуйте, это Станислав. Узнали?
– Я вас приветствую.
– Что поделываете?
– Считаю сушеных мух.
– Что-что?
– Мух сушеных считаю. Мне нужно ровно пятьдесят штук.
– Танечка, вы мне снились всю ночь, прямо наваждение какое-то!
– А у меня двух не хватает.
– Чего не хватает?
– Мух.
– Каких мух?
– Сушеных!
– Ничего не понимаю! Зачем вам они?
– Для кофе. Сейчас в моде кофе по-африкански, с толчеными мухами, а у меня двух не хватает.
– А если без них?
– Без них ничего не выйдет – вкус не тот.
– Хорошо, куда мне их привезти?
– Кого?
– Мух.
– Каких?
– Сушеных.
– Зачем?
– Для кофе.
Бр-р, какую чушь он порет!
– Станислав, вам что, делать нечего?
– Нечего! Тем более что вы мне снились всю ночь.
– И что дальше?
– Я тоже хочу кофе. Давайте попьем его вместе.
– А что, это идея. Где?
– В «Вене», на проспекте.
– Идет, через час-полтора.
– Отлично.
Фу-у! Отбой.
Дежурный макияж. Кофе, чтоб ему! Джинсово-кожаная униформа. На работу пора. В «Вену». Хорошо хоть работаю сегодня недалеко от дома. Что-то терминология у меня пошла, как у «девочки по вызову». Дожили! Времени – хоть отбавляй, пойдем пешком.
Все изменилось, стоило мне взяться за ручку двери. Будто выключили свет – кончилось мое безмятежное существование.
Едва я управилась с последним замком, дверь распахнулась сама собой, чуть не треснув меня по лбу. В проем влезла бритоголовая рожа с квадратным торсом и двинулась ко мне. За этим маячил еще один, аналогичный. В габариты двери одновременно они не вписывались, и это было хорошо.
Выйти из состояния ступора, в которое меня погрузила внезапность их появления, мне помогли они сами, вернее, передний, прохрипевший что-то вроде:
– Тихо, красавушка, не возникай зря!
Ну, уж тут извините! Не в мой дом лезть с такой рожей и тем более с такими советами.
Я сделала короткий шажок назад, вскинула колено к груди и, резко выдохнув: «Х-ха!» – послала пятку в его солнечное сплетение.
Это его остановило. Он хрюкнул, глаза полезли из орбит. Но на ногах удержался.
Быстро изменив позицию – теперь я была к нему вполоборота, – мыском ноги достала его ухо. Равновесие восстановила едва ли не раньше, чем увидела, как его голова мотнулась от удара.
Теперь он решительно осел вниз. Бескровный нокаут. Классика!
Если бы не джинсы, сковывавшие мои движения, последний удар мог бы его всерьез покалечить.
Второй оправился от изумления и решительно вступил в дело. Мозгов у него явно не было и, значит, сомнений – тоже. Он еще подогрел меня, выдавив из себя блевотным голосом: «С-сука!»
Махать ногами мешал лежащий. Но крутиться было можно. Я и крутнулась. На полный оборот и в конце, по всей науке, движением плети бросила вперед руку, ногти скрюченных пальцев «драконьей лапы» воткнулись в кожу лба, а пятка ладони жестко врезалась в его переносицу.
Удар его отшатнул, он шагнул назад, зацепился за порог, но не свалился даже теперь, а замотал головой и, полуослепший, с медвежьим рыком двинулся на меня, согнув ноги в коленях и раскинув в стороны руки. Этих его эволюций было более чем достаточно, чтобы я успела отступить в глубину прихожей. Там я его даже подождала немного, а когда он перешагнул через товарища, двинулась навстречу и подпрыгнула как можно выше. Мои ноги легли ему на плечи. Он был высоковат для этого номера, но, откинувшись назад, я достала-таки руками пол и, резко согнувшись, бросила его вперед головой. При этом могла сломаться шея, но в тесноте он всего лишь тяпнулся теменем о стену и, словно мешок, рухнул на меня. При этом мой нос очутился возле его колен, а его голова упокоилась между моими ногами. Позиция! Прямо Камасутра какая-то!
Я едва выкарабкалась из-под него, такой он оказался тяжелый. Постояла, переводя дух, поправляя одежду и оглядывая поле битвы.
Пора было выволакивать этих головорезов на лестничную клетку, запирать дверь на все засовы и переносить свою жизнедеятельность на конспиративную квартиру, потому что здесь стало слишком беспокойно.
Я сбегала в спаленку, побросала в сумочку всю имеющуюся наличность и, с грустью глянув напоследок на ворох душистых простыней, вернулась в прихожую.
Тот, который у порога, тихо постанывал на каждом выдохе, а второй признаков жизни не подавал. Я нагнулась и провела ладонью по ежику волос на его битом темени. Крови не было. И тут откуда-то сзади моей щеки коснулся холодный и острый металл.
– Не делай резких движений, иначе я вспорю тебе щеку, – прозвучало надо мной.
По спине побежали мурашки.
– Медленно разогнись! – услышала я команду.
Медленно выполнила. Он оказался сзади, а нож теперь ласкал мне шею в области сонной артерии.
Драться в таком положении могут только герои боевиков, а я – нет.
– Пошли в комнату.
– Не поцарапай! – попросила я.
Медленно прибыли. Дальше что?
– Мы не враги тебе, зря ты так. Пришли к тебе за помощью, а ты – в морду, не разобравшись! Уймись, сестренка, дай пару слов сказать. Вот, возьми.
Я повернула голову – он протягивал мне нож рукояткой вперед.
– Повесь его себе на хрен, братишка!
С этой публикой надо быть грубой и безжалостной, а то сначала сядут верхом, а потом, глядишь, и лечь захотят.
Черный расстегнутый плащ, темный костюм, белая рубашка, галстук. Сумка через плечо.
– Прошу тебя, успокойся.
Взгляд его был, как бы это сказать, несколько тяжеловат. Да и мой сейчас, думаю, не блистал игривостью. Поиграем в гляделки? Кто кого? Я внутренне подобралась, приготовилась к неожиданностям, а в сознании зафиксировала треугольник: он – я – нож на столе.
Он отвел глаза первым.
– Мир, мир! – плавно провел рукой перед грудью. – Скора ты на руку, Татьяна Иванова. Не хотели мы так.
Не хотели они. Не выруби я этих амбалов, разговор шел бы сейчас совсем в другом ключе.
– Мы к тебе с просьбой пожаловали. Давай сядем, что ли!
– Все бы так жаловали! Садись.
– О, наконец-то голос подала по-нормальному, уже хорошо. Перестань обижаться. Ребята ошиблись немного в обращении, ты им на их ошибку указала. Расквиталась. А что я нож на тебя поставил, так по-другому с тобой заговорить уже не получилось бы. А поговорить мне с тобой хочется.
Надо его выслушать. Грубить сейчас – значит, нарываться на новые неприятности, а мне они ни к чему. Но я не Стасик, со мной им придется повозиться.
– Вот ты два раза назвал меня по имени, а сам не представился. – Я полностью справилась с собой и говорила вполне любезно. – Это невежливо.
На вид ему лет сорок с небольшим, в волосах кое-где седина, лицо не кабинетного работника, но к галстуку подходит.
– Называй меня Сергеем.
– Очень приятно! – поклонилась я. – А нож твой я запомню.
– Возьми его себе. Не пожалеешь, работа мастера.
– Давай к делу, – предложила я.
– Хорошо! – Он закинул ногу на ногу, скрестил на груди руки.
– Начну со вчерашних недоносков у твоего подъезда. Они не наши, если ты так подумала. Обычные дешевки и были наняты за рубль двадцать, чтобы дождаться тебя и сообщить об этом. Нанял их человек, которым я очень интересуюсь. А он интересуется тобой. А ты – им. Въезжаешь помаленьку?
– Можно?
Я наклонилась за ножом. Он был небольшим, с массивной рукояткой, очень острый и неожиданно тяжелый. Клинок отполирован до зеркала.
Сергей, покопавшись в сумке, протянул мне ножны из светлой кожи.
Он не соврал – это было настоящее оружие ближнего боя.
– По недоноскам въезжаю. А вот что за человек, который мной интересуется, – невдомек. Я вроде пока никем конкретно не озабочена.
– Ну так озаботишься.
Темнит что-то этот Сергей. Для чего же тогда заявился, да еще с такой помпой?
– А тобой он не интересуется?
В его глазах мелькнула голубая искра, на мгновение сузила зрачки.
– Интересуется и мной.
– Как занимательно!
– Да, по кругу. – Он слегка улыбнулся, без глаз, одними губами.
– Ошибаешься, по дуге, – поправила его я. – Он интересуется нами, мы – им, ты интересуешься мной, а я тобой – нет.
– Вот поэтому я здесь.
Он вздохнул с облегчением, продолжил, подобрев лицом:
– Я здесь, чтобы объяснить, почему ты нужна нам, а мы – тебе.
– Уж не назовешь ли ты мне этого человека?
– Называть я тебе его не буду по двум причинам: во-первых, раздавать авансы не люблю, а во-вторых, вдруг тебе станет неинтересно сотрудничать с нами. А нам это необходимо! Возись тогда с тобой. Сама разберешься, а он поможет, не сомневайся, я серьезно говорю.
В несерьезности я его подозревать не могла, поэтому после его последних слов мне действительно стало интереснее его слушать, хоть и говорил он чересчур тягуче.
– Объясни, сделай милость, а то я все-таки мало что понимаю, уж такая бестолковая у тебя собеседница.
Его лицо посуровело.
– Что ты не понимаешь?
Да, это тебе не Стасик.
– Зачем ты заявился и с чего ты взял, что я ИМ интересуюсь? Представь такой вариант, что тех двух дешевок у подъезда я едва заметила, и мне все равно, кого они ждали, и все равно, кому и что они сообщили.
– Татьяна, я не лезу в твои дела. Ты – не лезешь в мои. Это нормально. Я не держу тебя за дуру, а ты, давай, не держи меня за дурака, я ведь к тебе по-хорошему. По идее, ты не должна интересовать этого змея подколодного, но раз он тобой интересуется, значит, ты топчешься рядом с ним. А те двое лохов вчерашних, ведь мы их уже немного подержали за голые гузна ежовой рукавицей. Так чего ж ты вдруг решила выламываться? Давай не будем!
Ну не получается у этого Сергея. Убеждать он не привык или привык убеждать другими способами. Вот, даже галстук расслабил.
Звонок Стаса, придурки у подъезда, молчание по телефону. Без сомнений, все это взаимосвязано. Тот, кто за этим стоит, – шантажист. И он нужен мафии. И совсем не нужен Шубаровым. Шубаровы мне платят. Так чего ж я выламываюсь?
– Ладно, Сергей, не буду. Излагай дальше и скажи: этот «змей» связан с неприятностями Шубаровых?
– Я скажу тебе, Таня, очень много: мы хотим взять этого человека, но сами – не можем. Пусть этого будет тебе достаточно, ладно? Но если он вдруг пропадет на каком другом деле, скажем, на своем деле с тобой, то тут мы вроде как ни при чем. Но помогать мы тебе будем.
В прихожей что-то зашуршало, стукнуло. Легонько чмокнула закрывшаяся дверь. Сергей и ухом не повел, и я, глядя на него, решила не обращать внимания.
– Въезжаю я и, пожалуй, согласна. Согласна на то, что вы используете меня, а я попользуюсь вами.
– А-а! Отлично! Так дела и делаются!
Он был явно доволен.
– Но у меня есть условие.
– Выкладывай.
– После всего мне нужно будет кое о чем расспросить этого «змея».
– Если захочешь – сама, а если надо будет – поможем. Но и у меня есть условие. После своего расспроса ты забудешь о нем так, что больше не вспомнишь нигде и никогда. И о деле нашем забудешь тоже.
– С удовольствием!
– Живи спокойно. А как все дозреет, мы не прозеваем, подойдет к тебе человек, тоже Сергей, и если предложит наточить нож, то ты его не опасайся, ладно?
– Ладно, Сергей.
Он встал, запахнул плащ. Выходя, обернулся:
– Удачи тебе, Ведьма!
* * *
Ведьма побродила немного по опустевшему дому, в одиночестве позволив себе растеряться. Вроде ничего и не произошло. И только нож в светлых кожаных ножнах напоминал мне о пережитом приключении. Даже в «Вену» идти было еще не поздно, хотя уже не хотелось. Сейчас нужно бы подумать, чтобы не брести вслепую, получая на каждом шагу затрещины, но голова была на удивление пустая.
Я плеснула себе в тонкий бокальчик хорошего коньячка, зажевала благородный напиток горстью орешков. Бросила в сумочку нож, а оттуда достала мешочек из мягкой замши. Кости. Сейчас единственные мои советчики.
5+20+27: «Близятся трудности, но вы сумеете овладеть ситуацией».
И утешители. Спасибо.
* * *
На улице, несмотря на яркое солнце и безоблачное небо, было холодно. Лужи на асфальте подернулись ледком, и дул неприятный ветер. Пришлось запахнуться и затянуть пояс. На проспект мне выходить не хотелось, и, недолго думая, я двинула по боковой. А еще через некоторое время натянула и капюшон. Стало еще лучше, обзор, правда, сократился. Поэтому я не заметила Аякса – пропитого престарелого голодранца, к которому питала необъяснимую симпатию и ссужала время от времени мелочевочкой «на поправ души» – по его выражению. А он, в благодарность, ссужал меня разного рода уличными новостями, среди которых встречались и любопытные, и полезные.
– Танька, Танька, Танька, Та-анечка! – услышала я прямо над ухом негромкое пение. Здравствуй, красавица моя!
Седые, всклокоченные лохмы, седая щетина на лице морковной красноты. Вениамин его имя.
– Здравствуй, Венечка!
– Идет, гляжу, Танька, не узнает. Гордая, как царица Савская.
– Ох, Аякс, что-то не до шуток мне сегодня. Настроение не то.
– Влюбилась, царица ты моя ненаглядная!
Он достал руки из карманов грязного пальто, хлопнул в ладоши.
– Не печалуйся, твой будет, куда ему деться, скотине этакой!
Не выдержала я, рассмеялась его неподдельной жизнерадостности, а он даже сплясал что-то от удовольствия.
Проходящая мимо нахмуренная матрона, дородность которой увеличивала шуба роскошного искусственного меха, шарахнулась от нас в сторону, зацепилась ногой за выбоину на асфальте. Аякс мгновенно порхнул к ней, поддержал за локоток:
– Осторожнее, мадам, не дербанитесь!
Вконец шокированная мадам замахала на него руками и быстро засеменила прочь, дробно стуча каблучками.
Я смеялась в голос, а Аякс кричал ей вслед:
– Мадам, следите за дорогой, берегите тело!
– Ну, ты хам, Венчик! – попеняла я ему, когда он вернулся.
– Отвечу тебе, Танька, двояко. – Он многозначительно поднял вверх палец: – «Не судите и не судимы будете!» – раз, «Вынь прежде бревно из своего глаза!» – два.
– Ох, Аякс, мне сегодняшним утром только Святого писания не хватает!
– Потому и произнесено-о! – протянул он басом на дьячий манер и тут же, без перехода, противным, ерническим козлетоном:
– Танек, дай червончик, душа горит!
Надо дать, чтобы талант его скомороший не погиб от похмельного синдрома. Развеселил он меня, почти в норму привел.
– Спасибо! – он важно кивнул лохмами и, посерьезнев, тихо произнес: – А теперь слушай, что скажу. Помнишь Ирку, которая проституткой у Никиты работает? Ну, ту самую, что летом менты таскали за наводку? После того, как черножопых грабанули? Вспомнила? Ты ей тогда помогала еще чем – то, вытаскивала? Не мое, конечно, дело, но слухом земля полнится.
Вспомнила я ее. Действительно, помогла я тогда девчонке, осталась она на свободе.
– Так вот, Ирка недавно хвалилась хозяйке своей, у какой комнату снимает, что переходит на самостоятельную работу. Дескать, скандал большой у «крутых» пошел, чубы трещат у каждого второго. И Никиту ее смахнули. А грызутся-то вроде промеж себя свои, внутрисемейно, смекаешь? И чего это они, а? Ну, ладно, ты ничего не слышала, я тебе ничего не говорил, чава!
И Аякс, круто развернувшись, быстро удалился, приплясывая на ходу. Пальто его, колоколом расширявшееся книзу, болталось из стороны в сторону.
В «Вене», как всегда в это время, чинно, тихо и очень чисто. Посетителей было мало, и Станислава я увидела от дверей. Он сидел за столиком у окна и тупо глазел на окружающее через хрустальной прозрачности стекло.
– Татьяна! – обрадовался он мне. – Наконец-то!
– Мух принес? – спросила я, глянув на него с нежно-грустной улыбкой.
– Я нес в коробочке, но у меня их взяли поглядеть и упустили.
Я фыркнула носом, чтобы не рассмеяться.
Какой-то он сегодня утомленный, пожеванный, не то что вчера. Спал, что ли, плохо? Я снилась. И что же мы с ним в его сне делали, если он так приустал?
– Чем будешь поить даму, мухолов?
– Кофе, как договаривались.
– Какой же кофе без мух?
– Шампанского? – предложил он, поразмышляв.
– Чересчур аристократично, с утра-то! – наморщила я нос.
Станислав сбегал к стойке и быстренько принес два коньячных коктейля. Кофе, правда, принес тоже.
Он начал с кофе, а я, удалив из бокала соломинку, глотнула крепкого.
«Танечка, – сказала я себе, – прикинься паинькой, пьющей с утра, на пустой желудок, коньяк!»
Станислав с интересом наблюдал за мной, а я соображала, потупив очи, с чего начать. Давить на него мне не хотелось по двум причинам. Во-первых, связь его с шантажистом была настолько крепкой, что напоминала собачью преданность. Чем же иным объяснить факт, что вчера он моментально сдал меня, свою избавительницу? И преданность эта, скорее всего, основывается на страхе. А страх – средство мощное, для многих почти непреодолимое, дави на них не дави.
Во-вторых, мне нужен был сам шантажист, а выйти на него, минуя Станислава, явных возможностей я не видела.
Так что, отбей я у Станислава охоту к общению, придется долго и нудно работать на «косвенных», искать другие подступы, а такое шерлокхолмство мне не по душе.
Моя интуиция, а я ей доверяю, подсказывала нехитрый план. Ясно, что шантажист, сочтя необходимым «установить» меня после звонка Станислава, не ограничится этим, если я предприму дальнейшие действия по «вскрытию» ситуации.
Грядут события, сказала я себе, и по мере их развития его личность, хочет он того или нет, будет постепенно проясняться. Так давай, голубушка, трогать черта за рога. Как? Наполеон говаривал перед битвой: мол, главное ввязаться, а там посмотрим. Словом, война план покажет. Вот только в войне этой надо уцелеть.
Чередование коньяка и кофе было восхитительным. Коньяк поднимал в груди теплую волну, а кофе гнал ее в остальные части тела. Станислав следовал за мной по пятам, отставая, может, всего на полкорпуса. Мы оба несли милую ахинею, он пробовал флиртовать, я сводила на нет все его попытки и ждала момента в нашей болтовне, за который можно зацепиться, чтобы невзначай задать мало-мальски стоящий вопрос. И случай вскоре представился. Он объявил, что знает меня уже тысячу лет, не меньше, и перешел к объяснению, что это дает ему право названивать мне в любое время суток. Тут я перебила его, попросив в подарок их семейный телефонный справочник. Он сначала помычал, сбитый с толку, а потом осведомился:
– Он нужен вам так же, как сушеные мухи?
– Нет, как маринованные тараканы!
– Понятно. Для очередных кулинарных изысков.
– Для освоения ясновидения! – прошептала я ему на ухо.
– Как интересно! – он вытянул губы трубочкой.
– Не лицемерь, Станислав, ты эту науку уже превзошел.
– Вот как? При помощи справочника?
– Несомненно. Как же иначе, не обладая таким даром, ты смог бы отыскать в нем номер моего телефона? Среди десятков-то Ивановых?
Оп-па! В точку! Шлепает губами, молчит Стасик. Свою визитку я Шубаровым не давала. Смеюсь, делаю вид, что удачно пошутила.
Давай, милый, выворачивайся, а то разозлюсь сейчас и вопреки всем своим планам прямо здесь аборт тебе сделаю! Вытащу из тебя все на мое обозрение.
Наконец он нашелся:
– А я обзванивал всех Ивановых подряд. На шестом или восьмом номере попал на вас. Повезло, конечно!
Я была в восторге, даже, не удержавшись, погладила его по щеке.
– Было бы правдоподобнее, если бы ты ответил сразу, не раздумывая.
Он скорчил гримасу обиженного пятилетнего мальчика. Но я уже не шутила.
– Ты, любезный Станислав, вообще волшебник телефонных переговоров. Или, точнее, ученик волшебника. Но очень способный. Отъезжая от вашего дома, я видела, как ты разговаривал по телефону, и представь, какое совпадение, сразу после этого со мной приключилась масса неприятностей. Признайся, ты звонил учителю?
На него было так жалко смотреть, что я на прощание поцеловала его лоб. Правда, выйдя из дверей, едва не сплюнула, но плеваться молодой, красивой женщине на виду у всех не позволяют приличия.
