Марио Пьюзо
Семья Корлеоне
Кивнув, Нико перестал смеяться и вздохнул.
– Готов поспорить, от отдачи они все в синяках.
Сонни свернул с Парк-авеню на тихую боковую улочку, притормозил у тротуара перед подъемными воротами склада, и Корк остановился рядом.
– Пусть говорить будет Корк, – сказал Сонни, обращаясь к Нико, после чего выбрался из кабины, сел в «Нэш» Корка и уехал.
Анджело и Винни в ожидании стояли на тротуаре. Встав на подножку грузовика, Корк сказал Нико:
– Рядом с дверью звонок. Нажми кнопку быстро три раза, выжди секунду и дай еще три коротких звонка. После чего возвращайся в кабину.
– Это что, тайный пароль?
– А ну, ради всего свято-ого, Нико, – сказал Корк, по-ирландски растягивая слова, – просто позвони, твою ма-ать. Я устал.
Позвонив в дверь, Нико направился обратно к грузовику, а Корк уселся за руль. Дождь, грозивший начаться на протяжении всей ночи, наконец закапал легкой моросью. Обходя грузовик спереди, Нико поднял воротник куртки. У него за спиной стальные ворота поднялись вверх, выплескивая на улицу свет. Посреди гаража стоял подбоченившись Лука Брази, одетый так, словно собирался отправиться на званый ужин, хотя времени уже был час ночи. Он был высоченного роста, шесть футов три, а то и четыре дюйма, бедра его напоминали телеграфные столбы. Грудь и плечи, казалось, поднимались до самого подбородка, а массивная голова венчалась выступающими бровями, нависшими над глубоко посаженными глазами. В целом он напоминал неандертальца, одетого в полосатый костюм-тройку, с серой фетровой шляпой, залихватски заломленной набекрень. У него за спиной растянулись по гаражу Винни Ваккарелли, Поли Аттарди, Хукс Батталья, Тони Коли и Джоджо Диджорджио. Корк знал Хукса и Джоджо, живших в одном районе с ним, а об остальных был наслышан. Они были уличной шпаной в то время, когда сам он еще не ходил в школу. Всем сейчас должно было быть лет под тридцать, если учесть то, что Корк слышал о них еще с детского сада. Лука Брази был гораздо старше, лет сорока или около того. Все пятеро его подручных также были крепкие и мускулистые. Они стояли, засунув руки в карманы, прислонившись к стене или штабелю ящиков, или держали правую руку в кармане пиджака, или же стояли, скрестив руки на груди. Все были в фетровых шляпах с узкими или широкими полями, за исключением Хукса, который выделялся своим клетчатым «пирожком» с плоской круглой тульей.
– Твою мать, – пробормотал Нико, глядя на тех, кто стоял в гараже. – Ну почему с нами нет Сонни?
Опустив стекло, Корк знаком показал Винни и Анджело встать на подножки.
– Говорить буду я, – сказал он им, когда они подошли к грузовику.
Он завел двигатель и въехал в гараж.
Двое ребят Луки закрыли ворота. Корк вышел из кабины и присоединился к Винни и Анджело. Нико обошел вокруг машины и встал позади них. Гараж был ярко освещен свисающими с потолка лампами, бросавшими пятна света на залитый маслом и растрескавшийся бетонный пол. Тут и там громоздились штабеля коробок и ящиков, но в основном гараж был пуст. Откуда-то сверху доносились булькающие звуки воды, текущей по трубам. В дальней части имелся закуток, отгороженный стеклянной стенкой, по-видимому, контора. Свет отражался от белых жалюзи, закрывающих окно. Лука Брази подошел к грузовику сзади, и его люди собрались вокруг него. Опустив задний борт, Лука забросил наверх брезент и обнаружил Стиви Дуайера, который втиснулся между ящиками с виски, целясь в него из пистолет-пулемета.
Лука даже бровью не повел, но все его люди выхватили оружие.
– Ради бога, Стиви, – крикнул Корк, – опусти ствол!
– Проклятие, – ответил Стиви, – здесь нет места, чтобы его опустить.
– Ну, тогда направь его в пол, долбанный кретин! – крикнул Хукс Батталья.
Поколебавшись мгновение, Стиви направил дуло себе под ноги.
– Вылезай из машины, – приказал Лука.
Стиви спрыгнул из кузова, по-прежнему улыбаясь и сжимая пистолет-пулемет. Как только его ноги оказались на полу, Лука одной мясистой лапищей схватил его за шиворот, другой вырвал у него «томпсон». Прежде чем Стиви успел опомниться, Лука перехватил пистолет-пулемет из правой руки в левую, швырнул его Джоджо и нанес прямой удар в челюсть, отбросивший Стиви в объятия Корка. Мотнув головой, тот попытался удержать равновесие, однако ноги подогнулись под ним, и Корку снова пришлось его подхватывать.
Лука и его банда молча наблюдали за этим.
Корк передал Стиви в руки Нико, который подошел к нему сзади вместе с остальными ребятами.
– Кажется, у нас была договоренность, – сказал Корк, обращаясь к Луке. – Неужели начинаются неприятности?
– Никаких неприятностей не ожидается, – сказал Лука, – если только полоумные ирландцы не будут тыкать в меня стволами.
– Стиви просто не подумал, только и всего, – примирительно произнес Корк. – Он не собирался сделать ничего плохого.
– Этот долбанный итальяшка выбил мне зуб! – у него за спиной выкрикнул Стиви.
Повернувшись к нему, Корк произнес негромко, но так, чтобы услышали все:
– Заткнись, твою мать. Иначе я сам тебя пришью.
Губа у Стиви была рассечена и уже начинала уродливо распухать. Подбородок был вымазан кровью, стекающей на воротник рубашки.
– Не сомневаюсь в этом, – бросил Стиви Корку, и в его голосе безошибочно прозвучало: «Мы с тобой оба ирландцы, и ты идешь против своих!»
– Пошел на хер! – зловеще прошептал Корк. – Заткнись, блин, и дай нам сделать дело.
Обернувшись, он обнаружил, что Лука внимательно наблюдает за ним.
– Мы хотим получить три тысячи, – сказал Корк. – Это канадский виски, высший сорт.
Мельком взглянув на грузовик, Лука сказал:
– Я дам вам тысячу.
– Это несправедливая цена, мистер Брази, – сказал Корк.
– Кончай эту фигню с мистером Брази, малыш, лады? Мы занимаемся делом. Я для тебя Лука. А тебя ведь зовут Бобби, так?
– Верно, – подтвердил Корк.
– У тебя симпатичная сестра, Эйлин. У нее хлебная лавка на Одиннадцатой.
Корк молча кивнул.
– Вот видишь, – продолжал Лука. – Мы с тобой впервые обменялись парой слов, но я знаю о тебе все. И знаешь, почему? Потому что моим ребятам все про вас известно. Хукс и остальные, они за вас поручились. Иначе мы бы не работали вместе. Ты все понял?
– Да, – сказал Корк.
– А что ты знаешь обо мне, Бобби? – спросил Лука.
Корк посмотрел ему в глаза, пытаясь понять, что у него на уме. Но ничего не понял.
– Мало что, – признался он. – Если честно, я о вас почти ничего не знаю.
Лука оглянулся на своих людей, и те рассмеялись. Он прислонился к кузову грузовика.
– Видишь, вот как я предпочитаю вести дела. Я знаю о тебе все. Ты не знаешь обо мне ничего.
– И все равно один «кусок» – это нечестно.
– Да. Нечестно, – согласился Лука. – Наверное, честно было бы две с половиной тысячи. Но вся беда в том, что вы украли этот виски у Джузеппе Марипозы.
– Вы это знали, – сказал Корк. – Я с самого начала предупредил Хукса и Джоджо.
– Точно, – сказал Лука. Он скрестил руки на груди, наслаждаясь собой. – И Джоджо и ребята не обидели вас в те два прошлых раза, когда вы прибрали к рукам кое-какое «бухло» Марипозы. С этим у меня никаких проблем. Джузеппе мне не нравится, – добавил он, и его ребята заулыбались. – Но сейчас, – продолжал Лука, – до меня дошли слухи, что Джузеппе очень рассердился. Он хочет знать, кто тырит у него виски. И собирается оторвать этому наглецу яйца.
– Ваши ребята обещали, что, если мы будем иметь дело с вами, вы нас не выдадите, – сказал Корк. – Таков был уговор.
– Я все понимаю, – сказал Лука, – и я держу свое слово. Но мне придется иметь дело с Марипозой. Рано или поздно. Он знает, что это я покупаю краденый виски. Так что рано или поздно мне придется иметь с ним дело. Вот почему я хочу получить больший навар. – Видя, что Корк ничего не говорит, Лука добавил: – Это ведь мне приходится больше рисковать.
– А что насчет того, как пришлось рисковать нам? – крикнул Стиви. – Это мы побывали под пулями!
– Я же сказал тебе заткнуться, – даже не оглянувшись на него, сказал Корк.
Лука одарил его великодушной улыбкой, показывая, что он понимает, как трудно иметь дело с кретинами.
– Я веду дело, а это очень непросто, когда начинаются настоящие неприятности. – Лука указал на грузовик. – Но я вам вот что скажу, ребята. Что вы собираетесь делать с этой колымагой?
– У нас уже есть на нее покупатель, – сказал Корк.
– И сколько он вам за нее дает? – Лука направился вокруг машины, разглядывая ее. Это была последняя модель «Форда». На деревянных стойках борта еще сохранился лак.
– Пока что не знаем, – сказал Корк.
Обойдя грузовик кругом, Лука остановился перед Стиви Дуайером.
– Пулевых отверстий нет, – сказал он. – Полагаю, все эти бандиты, стрелявшие в вас, были мазилами.
Стиви отвел взгляд.
– Я даю вам за грузовик полторы тысячи, – сказал Лука, обращаясь к Корку. – С «куском» за виски это будут те самые две с половиной тысячи, которые вы хотели.
– Мы хотели три тысячи, – сказал Корк. – За один только виски.
– Что ж, ладно, – сказал Лука. – Три тысячи. – Он положил руку Корку на плечо. – Ты вынуждаешь меня переплачивать.
Оглянувшись на ребят, Корк снова повернулся к Луке.
– Пусть будет так, три тысячи, – сказал он, радуясь тому, что все закончено.
Лука указал на Винни Ваккарелли.
– Отсчитай им деньги. – Обняв Корка за плечо, он повел его в контору, бросив остальным: – Мистер Коркоран сейчас к вам вернется. Я хочу кое о чем с ним переговорить.
– Ребята, ждите меня в конце квартала, – сказал Корк Нико.
Проводив Корка в контору, Лука закрыл за ним дверь. Пол был застелен ковром, письменный стол из красного дерева был завален бумагами. В противоположных углах перед столом стояли два больших мягких кресла, а вдоль стен из голого неотделанного бетона выстроилось с полдюжины черных стульев. Окна отсутствовали. Указав на кресло, Лука предложил Корку сесть. Обойдя за стол, он вернулся с коробкой сигар «Медалист» и угостил своего гостя.
Поблагодарив его, Корк убрал сигару в карман рубашки.
– Послушай, – сказал Лука, пододвигая стул и усаживаясь напротив Корка. – Мне глубоко наплевать на тебя и твоих ребят. Я просто хочу, чтобы ты кое-что уяснил. Во-первых, тот человек, у которого вы воруете виски, когда он узнает, кто этим занимается, он убьет вас всех до одного.
– Вот почему мы работаем с вами, – сказал Корк. – До тех пор пока вы будете о нас молчать, Марипоза ничего не узнает.
– Почему ты так уверен, что вас никто не опознает?
– Нас никто не знает. В прошлом году мы еще учились в школе.
Лука долго молчал, разглядывая его.
– Ты неглуп, – наконец сказал он, – но ты упрям, а я не твоя мамаша. Я выложу тебе все напрямую. Если вы будете заниматься этим и дальше, вы отправитесь на тот свет. Ну а я? Марипоза мне не нравится, и я его не боюсь. Если вы хотите и дальше его грабить, я буду с вами работать. Однако отныне говорить я буду только с тобой. Я больше не хочу видеть эти рожи, особенно того придурка с «томми». Договорились?
– Договорились. – Встав, Корк протянул Луке руку.
Тот открыл перед ним дверь.
– Я дам тебе еще один совет, Коркоран. Выбросьте кеды. Профессионалы такие не носят.
– Хорошо, – согласился Корк, – обязательно выбросим.
Лука указал на боковую дверь.
– Оставь ее приоткрытой, – сказал он и снова скрылся в конторе.
Хукс стоял на улице вместе с остальными ребятами Брази, слушая, как Поли Аттарди рассказывает анекдот. Они курили сигареты и сигары. Корк остановился поодаль и стал ждать. Его ребят нигде не было видно. Фонарь на углу не горел, и единственный свет проникал на улицу из приоткрытой двери. Дождь превратился в промозглый туман. Рассказав анекдот, Поли был вознагражден взрывом хохота. Отпив глоток из серебряной фляжки, он пустил ее по кругу.
Отделившись от группы, Хукс подошел к Корку и дружески потрепал его по плечу, затем, схватив за руку, отвел в сторону.
– Ну как, босс поговорил с тобой?
– По-моему, не такой уж он и страшный, – ответил Корк. – Конечно, большой, это у него не отнимешь.
Хукс ответил не сразу. Хотя ему было лет под тридцать, лицо у него оставалось детским. Из-под шляпы-«пирожка» выбивались несколько прядей золотисто-каштановых волос.
– Что он тебе сказал?
– Дал дельный совет, – сказал Корк.
– Вот как? – Хукс просунул руку за ремень брюк. – Случайно он не посоветовал быть поосторожнее, поскольку если Марипоза узнает правду, он убьет вас?
– Что-то в таком духе.
– Что-то в таком духе, – повторил Хукс. Положив руку Корку на плечо, он отвел его в тень. – Я тебе кое-что скажу, – продолжал он, – потому что Джимми был моим близким другом. Начнем с того, что Лука Брази психопат. Ты знаешь, что это такое?
Корк молча кивнул.
– Знаешь? – спросил Хукс. – Точно?
– Да, – подтвердил Корк, – я знаю, что такое психопат.
– Ну, хорошо, – усмехнулся Хукс. – Итак, Лука Брази психопат. Пойми меня правильно. Я с этим типом с четырнадцати лет, и я ради него шагну под пулю, но от правды никуда не деться. В нашем деле быть психопатом не так уж и плохо. Но ты должен понимать, что Лука так любезен с вами только потому, что ненавидит Марипозу. Ему нравится, что вы делаете Джо подлянку. Нравится, что Джо из-за вас лезет на стену. Понимаешь, вот как обстоит дело. – Он помолчал, словно стараясь подобрать нужные слова. – Лука посредник, все это знают, а поскольку Джо до сих пор никак на это не отреагировал, получается вроде бы так… ну, не знаю, как будто Лука такой человек, с которым никто не хочет связываться, даже Марипоза. Понимаешь? Так что вы, ребята, с его точки зрения, оказываете ему услугу.
– В таком случае, в чем же проблема? – спросил Корк.
– Проблема в том, Бобби, – продолжал Хукс, – что из-за вас рано или поздно нас убьют. – Он помолчал для большего эффекта. – Луке, поскольку он такой, какой есть, на это насрать. Но мне не хочется умирать, Бобби. Понимаешь?
– Если честно, даже близко не понимаю, – признался Корк.
– Постараюсь изложить все как можно яснее, – сказал Хукс. – Держитесь подальше от товара Марипозы. А если вам вздумается снова украсть у него, держитесь подальше от нас. Теперь понял?
– Конечно, – сказал Корк, – но отчего такая перемена? Ведь раньше мы…
– Раньше я оказывал услугу младшему братишке жены Джимми. Марипоза сейчас воюет с Лаконти, и я рассудил: кто обратит внимание на две партии товара, потерявшихся в этой суматохе? А если кто-то и обратит, все спишут на Лаконти. Однако все получилось совсем не так. Сейчас дело обстоит вот как: Джо знает, что кто-то ворует у него товар, ему это не нравится, и кто-то должен за это заплатить. Пока что никто вас не знает. Если ты действительно такой умный, как я о тебе наслышан, вы и дальше не будете высовываться. – Отступив назад, Хукс развел руками. – Яснее я выразиться не могу. Не валяйте дурака. Держитесь подальше от Марипозы. И, что бы ни случилось, держитесь подальше от нас.
– Ну хорошо, – сказал Корк. – Ладно. Но что если Лука сам обратится ко мне? Что если он захочет…
– Этого не случится, – перебил его Хукс. – Можешь не беспокоиться.
Достав из кармана пачку «Лаки страйк», он угостил Корка. Тот взял одну сигарету, Хукс дал ему прикурить, затем закурил сам. Остальные ребята Брази вернулись в гараж.
– Как поживает Эйлин? – спросил Хукс. – Джимми был отличным парнем. Как малышка? Вечно забываю, как ее зовут?
– Кейтлин, – подсказал Бобби. – У нее все в порядке.
– А у Эйлин?
– Тоже, – сказал Бобби. – Она стала немного потверже, чем была раньше.
– А ты как думал, легко ли овдоветь, когда тебе нет еще и тридцати? Передай ей от меня привет, – сказал Хукс, – и скажи, что я не прекратил поиски того козла, который убил Джимми.
– Это была война, – пробормотал Бобби.
– Вздор! – воскликнул Хукс. – Я хочу сказать, это действительно была война, – добавил он, – но его убил один из подручных Марипозы. Ты просто скажи своей сестре, что друзья не забыли Джимми.
– Обязательно скажу.
– Ладно. – Оглядевшись по сторонам, Хукс спросил: – Куда подевались твои ребята?
– Должны ждать за углом, – сказал Корк. – Фонарь не горит, и ничего не видно.
– Кто отвезет вас назад?
Корк ничего не ответил, и Хукс, рассмеявшись, похлопал его по плечу и вернулся в гараж.
Корк медленно пошел по тротуару, двигаясь в темноте на звуки голосов. Дойдя до угла, он увидел красные огоньки двух сигарет и, подойдя ближе, обнаружил Сонни и Нико, сидящих на крыльце деревянного ларька. У них за спиной возвышался многоэтажный жилой дом, погруженный в темноту. Туман снова перешел в морось, и на шапке Нико повисли капли дождя. Сонни был с непокрытой головой. Он провел рукой по волосам, смахивая воду.
– Что вы тут делаете, сидя под дождем?
– Надоело слушать нытье Стиви, – сказал Нико.
– Он все жалуется, что нас надули. – Встав, Сонни повернулся спиной к машине, стоявшей напротив. – Говорит, что нас ограбили.
– Да, нас ограбили, – сказал Корк.
Он уставился поверх плеча Сонни вдоль улицы. В салоне машины двигались красные огоньки сигарет, описывая петли и завитки. Окна были приоткрыты, и над мокрой от дождя крышей поднимались струйки дыма.
– Грузовик был практически новый, – продолжал Корк. – Мы запросто могли выручить на пару тысчонок больше.
– Ну и? – произнес Сонни тоном, подразумевающим: «Так почему же мы этого не сделали?»
– Что ты хочешь? – спросил Корк. – Позвать фараонов?
Сонни рассмеялся, а Нико сказал:
– В чем-то Брази прав. Это ему предстоит иметь дело с Марипозой. По мне, лучше получить поменьше денег, но пожить подольше.
– Брази ведь никому не говорил про нас, правильно? – спросил Сонни.
– Да, не говорил, – подтвердил Корк. – Давайте уйдем с дождя.
Как только Сонни захлопнул дверь и завел двигатель, Стиви Дуайер сказал:
– Ты говорил с ним насчет денег?
Остальные молчали, ожидая услышать, что скажет Сонни.
– Стиви, о чем он должен был со мной поговорить? – сказал Корк.
Он сел спереди, и ему пришлось обернуться, чтобы посмотреть назад.
Сонни тронулся.
– Что тебя гложет? – спросил он у Стиви.
– Что меня гложет? – Сорвав с головы шапку, Стиви хлопнул ею по колену. – Нас ограбили – вот что меня гложет! Один только этот грузовик стоил три «куска»!
– Конечно, если продавать его в открытую, – возразил Корк. – Но кто купит машину без документов?
– Не говоря уж о том, – добавил Нико, – что покупатель рискует получить пулю в голову, если кто-нибудь из людей Марипозы увидит его за рулем этого грузовика.
– Верно подмечено, – согласился Сонни.
Закурив, Корк чуть опустил стекло, выпуская дым на улицу.
– Мы сработали отлично, – сказал он Стиви, – особенно если учесть, что мы были не в том положении, чтобы ставить свои условия. Все козыри были на руках у Луки. Никто, кроме него, не купит у нас «бухло» Марипозы. Никто. И он это прекрасно знает. Лука мог предложить нам полтора доллара, и мы вынуждены были бы согласиться.
– А, фигня, – пробормотал Стиви.
Нахлобучив шапку на голову, он откинулся назад.
– Ты злишься, потому что Лука врезал тебе по морде.
– Да! – крикнул Стиви, и его крик прозвучал подобно взрыву. – А где, черт побери, были все мои кореша? – Он обвел салон безумным взором. – Черт побери, где вы были, ребята?
Анджело, наверное, самый спокойный из всех, повернулся лицом к Стиви.
– И что же, по-твоему, мы должны были сделать? – сказал он. – Затеять перестрелку?
– Вы могли бы вступиться за меня! – бушевал Стиви. – Могли бы сделать хоть что-нибудь!
Сдвинув шапку на затылок, Корк почесал голову.
– Ну же, Стиви, – сказал он, – пошевели мозгами.
– Сам пошевели мозгами! – огрызнулся Стиви. – Ты долбанный обожатель «макаронников» и разных прочих итальяшек!
На мгновение в машине воцарилась тишина. Затем все разом рассмеялись – все, кроме Стиви. Хлопнув руками по рулевому колесу, Сонни крикнул Корку:
– Ты долбанный обожатель «макаронников» и разных прочих итальяшек!
Протянув руку, он схватил Корка и встряхнул его.
Винни Ромеро хлопнул Корка по плечу.
– Долбанный обожатель «макаронников»!
– Смейтесь, смейтесь, – раздраженно пробормотал Стиви, отворачиваясь к окну.
Остальные последовали его совету, и машина покатила по улицам, сотрясаясь от хохота. Один лишь Стиви молчал. А также Нико, внезапно вспомнивший Глорию Салливан и ее родителей. Он тоже не смеялся.
Вито полистал толстую пачку планов застройки земельного участка на Лонг-Айленде. Ослабив узел галстука, он изучил поэтажные планы, мысленно представляя себе обстановку всех комнат своего будущего дома. На улице, согласно его замыслам, должны были разместиться цветник и огород с овощами. В трущобах Нью-Йорка, в садике размером с почтовую марку за своим прежним домом, в те дни, когда он еще начинал свой бизнес по торговле оливковым маслом, Вито в течение нескольких лет ухаживал за инжирным деревом, до тех пор пока его едва не погубил особенно сильный мороз. Однако затем долгие годы он угощал своих друзей инжиром, и те поражались, узнав, что выращены эти плоды здесь, в городе, на клочке земли за домом. Время от времени Вито водил кого-нибудь из друзей во двор и с гордостью показывал дерево, коричневыми ветвями и зелеными листьями прижимающееся к красной кирпичной стене, протянувшее глубоко под здание корни, которые прижимались к подвалу и теплу расположенной там котельной. Он поставил во дворе стол и несколько складных кресел, и Кармелла выносила бутылку граппы, хлеб и оливковое масло, иногда сыр и помидоры – все то, что было дома, – и готовила закуски для гостей. Частенько она присоединялась к ним вместе с детьми, и пока дети играли во дворе, Кармелла в который раз зачарованно слушала, как Вито объяснял гостям про то, как он каждый сентябрь после уборки урожая инжира тщательно укутывает ствол мешковиной и оборачивает брезентом, готовя к надвигающейся зиме.
Нередко, даже осенью и зимой, Вито после работы заглядывал во двор, чтобы проведать инжирное дерево, перед тем как пройти в дом. Во дворе было тихо, и хотя он принадлежал всему дому, остальные жильцы уступили его Вито, не дожидаясь, когда тот их об этом попросит. Ни разу за все то время, что он прожил в этом убогом районе, среди грохота товарных составов, проезжающих по улицам, и шума автомобильных двигателей, под крики старьевщиков, продавцов мороженого, уличных торговцев и точильщиков, – ни разу за все то время, что Вито прожил в этом шумном месте, он не видел, чтобы кто-нибудь чужой сидел за его столом, рядом с его инжирным деревом. В августе, когда под зеленой листвой созревали первые плоды, Вито по утрам оставлял на площадке первого этажа деревянную миску, наполненную сочным инжиром, и после того как к обеду миска пустела, Кармелла приносила ее на кухню. Первый инжир сезона он оставлял себе. Кухонным ножом Вито вскрывал бордовую кожицу, добираясь до светло-розовой мякоти. На Сицилии такой сорт инжира называли тарантеллой. В памяти Вито сохранился сад инжирных деревьев за домом, целый лес, и когда созревал новый урожай, он со своим старшим братом Паоло ел инжир словно леденцы, набивая желудок сладкими, сочными фруктами.
Это были самые дорогие детские воспоминания. Вито закрывал глаза и видел себя маленьким мальчиком, идущим следом за отцом ранним утром, с первыми лучами солнца, когда отец отправлялся на охоту, перекинув через плечо свою lupаra[19]. Он помнил трапезы за грубо сколоченным столом; отец неизменно во главе стола, мать за противоположным концом, они с Паоло – друг напротив друга, лицом к лицу. У Паоло за спиной застекленная дверь, а за стеклом сад – с инжирными деревьями. Вито приходилось делать усилие, чтобы вызвать в памяти лица родителей; даже Паоло он помнил плохо, несмотря на то, что все годы своей жизни на Сицилии таскался за ним, как щенок. С годами эти образы поблекли, и даже хотя он не сомневался в том, что мгновенно их узнает, когда они воскреснут из мертвых и встанут перед ним, в воспоминаниях они оставались для него нечеткими. Но Вито слышал голоса своих родных. Слышал, как мать зовет их с братом: «Паоло! Вито!» Он помнил, как беспокоило мать то, что он почти ничего не говорил, ограничиваясь пожатием плеч и словами «non so perché». Вито сам не мог сказать, почему говорил так мало. Он слышал голос отца, рассказывающего ему вечером сказку у очага. Слышал, как смеется над ним Паоло в тот день, когда он заснул за обеденным столом. Помнил, как открывает глаза, разбуженный смехом Паоло, и понимает, что его голова лежит на столе рядом с тарелкой. У него сохранилось множество подобных воспоминаний. Частенько, после жестокой мерзости, обусловленной его работой, Вито сидел в одиночестве в своем крошечном садике, в холоде Нью-Йорка и Америки, и вспоминал свою семью, Сицилию.
Но были также и воспоминания, которые ему хотелось навсегда прогнать. Самыми страшными были образ матери, отлетающей назад, раскинув руки, и отголоски ее последних в этой жизни слов, повисших в воздухе: «Вито, беги!» Он помнил похороны отца. Помнил, как шел рядом с матерью, обнимающей его за плечо, и как при звуках выстрелов, донесшихся со стороны гор, носильщики выронили гроб с телом отца и разбежались прочь. Помнил, как мать стояла перед мертвым телом Паоло, который попытался проследить за погребальной процессией, прячась в зарослях на склонах гор. А дальше следовали нахлестнувшиеся друг на друга сцены: его мать заливается слезами, стоя на коленях над телом Паоло, и вот уже они с ней идут по вымощенной гравием дорожке в имении дона Чиччо, мать держит его за руку и тащит за собой. Дон Чиччо сидел за столом, а перед ним стояла ваза с апельсинами и стеклянный кувшин с вином. Стол был маленький, круглый, из дерева, с толстыми гнутыми ножками. Дон Чиччо был грузным мужчиной с усами и родинкой на правой щеке. Яркий солнечный свет заливал его жилет и белую рубашку с длинным рукавом. Полоски жилета сходились к середине, образуя буквы «V». Золотая цепочка от часов, свисающая из кармашка, описывала на животе полукруг. Позади виднелись две массивных каменных колонны и кованая чугунная решетка, вдоль которой расхаживал один из телохранителей с ружьем за плечом. Вито помнил все это отчетливо, в мельчайших подробностях: то, как мать умоляет пощадить единственного оставшегося в живых сына, то, как дон Чиччо отвечает отказом, потом его мать в резком движении опускается на колено, достает из-под черного платья нож и приставляет его к горлу дона Чиччо, звучат ее последние слова: «Вито, беги!» Затем прогремел выстрел из ружья, и мать отлетела назад, раскинув руки.
Эти воспоминания Вито хотелось навсегда прогнать. Четырнадцать лет назад, когда Вито избрал для себя этот путь, убив дона Фануччи, еще одного жирного борова, который пытался заправлять своим маленьким уголком Нью-Йорка так, словно это была сицилийская деревушка, его друзья решили, что он не знает страха и безжалостен к своим врагам. И Вито не стал их в этом разубеждать. Наверное, в каком-то смысле это соответствовало действительности. Однако на самом деле ему захотелось убить Фануччи, как только он впервые его увидел, и он нашел в себе решимость сделать это, когда понял, какую выгоду это ему принесет. Он не испытал ни одного мгновения страха. Вито подкараулил Фануччи в темном подъезде его дома; звуки улицы, музыка и шум фейерверка в честь праздника святого Дженнаро заглушались толстыми кирпичными стенами здания. Чтобы скрыть звук выстрела, Вито обмотал дуло револьвера полотенцем, и полотенце вспыхнуло, когда он выпустил первую пулю в сердце Фануччи. Когда тот распахнул пиджак, словно в поисках надоедливой пули, Вито выстрелил еще раз, на этот раз в лицо, и пуля вошла чисто, оставив только маленькую круглую дырочку под скулой. Только после этого Фануччи наконец повалился на пол, и Вито, сорвав тлеющее полотенце с револьвера, засунул дуло Фануччи в рот и всадил последнюю пулю ему в мозг. При виде Фануччи, безжизненной кучей застывшего у дверей собственной квартиры, Вито ощутил только удовлетворение. Хотя логика рассудка не понимала, каким образом убийство Фануччи может отомстить за смерть его родных, логика сердца все поняла.
И это явилось началом. Следующим человеком, которого убил Вито, стал сам дон Чиччо. Вито вернулся на Сицилию, в свою родную деревушку Корлеоне, и выпотрошил ублюдка, как свинью.
И вот сейчас Вито сидел в кабинете своих просторных апартаментов, сам дон, и разглядывал чертежи своего собственного земельного участка. Внизу опять ссорились Фредо и Майкл. Сняв пиджак, Вито повесил его на спинку кресла. Когда ребята перестали кричать, он снова занялся чертежами. Затем Кармелла прикрикнула на детей, и те опять принялись вопить, каждый доказывая собственную правоту. Не успел Вито спуститься и до половины лестницы, как крики прекратились. Когда он вошел на кухню, Майкл и Фредо сидели за столом. Майкл читал учебник, Фредо ничего не делал – сидел, сложа руки перед собой. Под встревоженным взглядом Кармеллы Вито схватил сыновей за уши и потащил их в гостиную. Он присел на край плюшевого кресла у окна, продолжая крепко держать обоих за ухо.
Фредо принялся вопить «Папа! Папа!», как только отец схватил его за ухо, в то время как Майкл, как обычно, хранил молчание.
– Папа! – запричитал Фредо. – Майкл стащил у меня из кармана пятицентовик! – У него на глазах уже наворачивались слезы.
Вито посмотрел на Майкла. Младший сын напоминал ему его самого в детстве. Похоже, больше всего Майклу нравилось играть одному, и он говорил очень мало.
Встретившись взглядом с отцом, тот молча покачал головой.
Отвесив Фредо подзатыльник, Вито взял его за подбородок.
– Ну, монета была у меня в кармане! – в ярости завопил Фредо. – А теперь ее нет.
– Поэтому ты обвиняешь своего брата в воровстве?
– Ну, – сказал Фредо, – пятицентовик ведь пропал, папа, правда?
Вито крепче стиснул сыну подбородок.
– Я снова тебя спрашиваю, – сказал он, – ты обвиняешь своего брата в воровстве? – Вместо ответа Фредо лишь молча отвел взгляд, и Вито отпустил его со словами: – Извинись перед Майклом.
– Прости меня, – натянуто промолвил Фредо.
Позади открылась входная дверь, и в прихожую вошел Сонни. Он был в комбинезоне, в котором работал в гараже; лоб и подбородок были измазаны машинным маслом. Кармелла, стоявшая в дверях кухни, бросила многозначительный взгляд на мужа.
Вито приказал младшим сыновьям подняться к себе наверх и до ужина не спускаться вниз; для Фредо это было наказание, в то время как Майкл все равно закрылся бы у себя в комнате и читал бы или занимался чем-либо еще. Когда Сонни вошел в гостиную, Вито сказал:
– И ты снова тащился через весь Бронкс, только чтобы принять ванну?
– Раз уж я здесь, я не буду иметь ничего против маминой стряпни, – сказал Сонни. – К тому же, пап, если я хочу мыться у себя, мне приходится делать это на кухне.
Пройдя в комнату, Кармелла сняла фартук.
– Ты только посмотри на себя, – сказала она сыну. – Ты весь в машинном масле!
