Марио Пьюзо
Семья Корлеоне
– По мне, разницы между ними никакой – что бизнесмены, что гангстеры, – сказал Корк. Он улыбнулся Сонни, и у него зажглись глаза. – Ты видел братьев Ромеро с «масленками»? – Он сделал вид, будто держит в руках пистолет-пулемет. – «Даю тебе последний шанс, Рико! Ты выйдешь сам или же ты предпочитаешь, чтобы тебя вынесли?»[24] – Корк изобразил, будто стреляет, после чего задергался на сиденье, налетая на дверь и на приборную панель.
Сонни со смехом вышел из машины.
– Пошли, – сказал он. – Через несколько часов мне уже нужно будет быть на работе.
Выбравшись на тротуар, Корк поднял голову и вдруг выругался.
– Проклятие! – пробормотал он, отшатнувшись к машине, и, качаясь на ногах, поспешил к дворику перед булочной, где его вырвало на траву.
В доме над булочной открылось окно, и Эйлин высунула голову.
– Ой, матерь божья! – пробормотала она.
У нее были те же самые золотисто-соломенные волосы, как и у ее брата, обрамлявшие узкое лицо. В свете фонаря сверкнули ее черные глаза.
Сонни развел руками, показывая: «А я что могу поделать?».
– Корк попросил, чтобы я привез его сюда, – сказал он, стараясь говорить громко, но в то же время не перейти на крик.
– Тащи его наверх, – сказала Эйлин, закрывая окно.
– Со мной все в порядке. – Выпрямившись, Корк сделал глубокий вдох. – Мне лучше. – Он махнул рукой, отпуская Сонни. – Можешь уезжать. Я сам дойду.
– Точно?
– Точно, – заверил его Корк. Порывшись в кармане, он вытащил связку ключей. – Уезжай, – повторил он, снова махнув рукой.
Сонни проследил взглядом, как его друг сначала мучительно выбирает из связки нужный ключ, затем пытается вставить его в замочную скважину.
– Cazzo! – пробормотал он. – Сколько же ты выпил?
– Дружище, ты лучше просто открой дверь, хорошо? Все будет в порядке, как только разрешится проклятая тайна этой двери.
Взяв у Корка ключи, Сонни отпер дверь.
– Дверь в квартиру Эйлин также будет заперта, – напомнил он.
– Ага, будет, точно, – подтвердил Корк, нарочно усиливая свой ирландский акцент, как ему нравилось время от времени делать.
– Пошли. – Обхватив Корка за пояс, Сонни повел его вверх по лестнице.
– А ты отличный друг, Сонни Корлеоне, – чересчур громко произнес Корк.
– Кончай это, хорошо? – остановил его Сонни. – Ты разбудишь весь дом.
Услышав, как ребята поднимаются по лестнице, Эйлин приоткрыла дверь в спальню дочери и заглянула внутрь. Кейтлин крепко спала, обнимая желто-коричневого плюшевого жирафа, которого она называла Бу – по причинам, не ведомым человечеству. Девочка привязалась к игрушке вскоре после смерти отца и вот уже несколько лет не расставалась с ней. Плюш уже вытерся, краски выцвели, игрушка теперь мало напоминала жирафа, – однако чем еще мог быть для ребенка этот мягкий комок желтой и коричневой ткани с длинной шеей?
Натянув одеяло дочери под подбородок, Эйлин расправила ей волосы.
Пройдя на кухню, она сполоснула кофейник и достала из буфета банку кофе. Услышав, как за спиной открылась дверь и на кухню вошел Сонни, буквально волоча Корка, Эйлин обернулась и сердито подбоченилась.
– Эй, вы, двое, вы только посмотрите на себя!
– А, сестренка, – пробормотал Корк. Высвободившись из объятий Сонни, он выпрямился. – Я трезв как стеклышко. – Стащив с головы шляпу, он пригладил волосы.
– По твоему виду никак не скажешь, – проворчала Эйлин.
– Мы с ребятами погуляли, отметили одно событие, – сказал Корк.
Эйлин смерила Сонни ледяным взглядом и, повернувшись к брату, сказала:
– Видишь вот это? – Она указала на газету на столе. – Специально оставила для вас. Для вас обоих, – добавила она, выразительно посмотрев на Сонни.
Осторожно приблизившись к столу, Корк склонился над газетой и, прищурившись, уставился на фотографию одетого с иголочки молодого мужчины, который лежал распростертый на улице, разбрызгав мозги по асфальту. Рядом валялась новенькая соломенная шляпа.
– А, это же «Миррор», – пробормотал Корк. – Вечно они гоняются за сенсациями!
– Конечно, – сказала Эйлин. – И к вам это не имеет никакого отношения, да?
– А, сестричка, – сказал Корк, переворачивая газету.
– И я не пролью по тебе ни одной слезинки, Бобби Коркоран!
– Пожалуй, мне пора идти, – сказал Сонни. Он стоял в дверях, держа в руках шляпу.
Эйлин посмотрела на него, и ее жесткий взгляд несколько смягчился.
– Я приготовлю кофе, – сказала она, поворачиваясь спиной к ребятам и беря кофейник.
– Не-ет, – сказал Корк, – я пас. Мне не надо.
– Мне утром на работу, – сказал Сонни.
– Чудесно, – сказала Эйлин. – Тогда я приготовлю только на себя. Раз уж вы меня разбудили, я теперь все равно не засну до самого утра.
– А, сестренка, – сказал Корк, – я просто хотел увидеть Кейтлин и позавтракать с нею.
Отпустив стол, за который держался обеими руками, он шагнул к раковине и пошатнулся. Сонни успел подхватить его, не дав упасть на пол.
– Что ты делаешь! – воскликнула Эйлин. Она повернулась к Сонни. – Помоги отвести его в спальню, хорошо? Постель уже готова.
– Спасибо, сестренка, – пробормотал Корк. – Все в порядке, клянусь. – Он поправил шляпу, которая сползла набок, когда он едва не упал.
– Хорошо, – сказала Эйлин. – Тогда ступай немного поспи, Бобби. Утром я оставлю тебе завтрак.
– Отлично, – сказал Корк. – Спокойной ночи, Эйлин. – Он повернулся к Сонни: – Все в порядке. Можешь уезжать. Поговорим завтра. – Осторожно шагнув к сестре, он поцеловал ее в щеку, на что Эйлин никак не отреагировала, и ушел в спальню, закрыв за собой дверь.
Услышав звук Корка, рухнувшего на кровать, Сонни подошел к Эйлин, стоявшей у раковины, и обнял ее.
Та отстранила его от себя.
– Ты с ума сошел! Брат в одной комнате, дочь в другой… Ты совсем спятил, Сонни Корлеоне?
– Я без ума от тебя, куколка, – прошептал Сонни.
– Тсс, – остановила его Эйлин, хотя оба говорили очень тихо. – Уходи, быстро! Возвращайся домой. – Она подтолкнула его к двери.
Выйдя в коридор, Сонни сказал:
– Значит, опять в среду?
– Конечно, – подтвердила Эйлин. Высунув голову в коридор, она осмотрелась по сторонам и чмокнула Сонни в губы. – А теперь уходи, и будь осторожен по дороге домой.
– До среды, – прошептал Сонни.
Эйлин проводила его взглядом, когда он сбегал вниз по лестнице. Держа шляпу в руке, Сонни перепрыгивал через две ступеньки. Высокий, широкоплечий, с густой копной восхитительных черных кудрей. На нижней площадке Сонни остановился и надел шляпу, натягивая ее до самых глаз. Темно-синий фетр мелькнул в свете уличного фонаря, проникающего сквозь стекло с улицы. В это мгновение он был похож на кинозвезду: высокий, смуглый, красивый и таинственный. А вот не похож он был на семнадцатилетнего подростка, друга ее брата еще с тех времен, когда оба ходили в коротких штанишках.
– О господи, – прошептала Эйлин, когда Сонни скрылся на улице. Она повторила это снова, еще раз, уже в прихожей, затем добавила: – Господи Иисусе, – после чего закрыла дверь и заперла замок.
Глава 5
Келли в который раз постучала по нижней обвязке оконного переплета круглым молотком, пытаясь взломать засохшую краску, наглухо запечатавшую окно. Отчаявшись, она положила молоток на пол, уперлась обеими руками в раму рядом с запором и надавила что есть силы. Окно не поддалось. Выругавшись в сердцах, Келли плюхнулась на деревянный стул и обдумала варианты дальнейших действий. Оконные стекла дребезжали от ветра. Сильные порывы гнули и раскачивали деревья во дворе. Келли была дома у Луки Брази на Вест-Шор-роуд, на окраине Грейт-Нек на Лонг-Айленде. Это место ничем не напоминало тесную квартиру в нью-йоркских трущобах, где она выросла, младший ребенок в семье, единственная девочка в окружении трех братьев; и тем не менее оно воскресило воспоминания о жизни в той квартире, когда ей приходилось обслуживать братьев и родителей, словно она была рождена рабыней, и все только потому, что она была девочкой. Все в той квартире было старым, убогим, благодаря жалкому отцу Келли, который мочился всюду, где валился с ног, оставляя зловоние, а мать была немногим лучше; они оба были под стать друг другу. В таком месте ни на что хорошее девочка рассчитывать не могла. И что она получала в награду за то, что готовила на всех завтрак, обед и ужин? Затрещину от матери и грубое слово от всех мужчин, кроме Шона, который был большим ребенком. Все решили, что навсегда избавились от Келли, когда она связалась с Лукой – после того как ее вышвырнули из дома, словно мусор, – однако на самом деле это она избавилась от них, от всех разом. Перед ней открылась жизнь, о которой прежде она не смела и мечтать. С ее внешностью запросто можно было попасть в кино. Все так говорили. Надо было только выбраться из вонючих трущоб, и тут ей мог помочь Лука, потому что не было никого круче Луки Брази, – и вот теперь она должна была родить от него ребенка, хотя сам он по-прежнему этого не знал. Лука может добиться успеха в жизни, и она разделит с ним этот успех, вот только порой он просто бесил ее тем, что у него не было никакого честолюбия. Взять к примеру хотя бы этот дом, буквально разваливающийся прямо на глазах. Келли это просто бесило.
Этот сельский дом был по-настоящему древним. Построен он был еще в середине прошлого столетия. Все до одного помещения были просторные, с высокими потолками и большими окнами, а стекла пошли волнами, словно расплавившись от времени. Всякий раз, бывая здесь, Келли забывала о том, что до города отсюда меньше получаса езды на машине. Казалось, это был совершенно другой мир, с подступающими со всех сторон лесами, грунтовыми дорогами и пустынной полоской берега, выходящего на залив Литтл-Нек. Келли любила прогуливаться к океану, а возвращаясь назад, она бродила по дому, мысленно представляя себе, каким он мог бы стать, если бы приложить чуточку внимания и трудов. Ведущую к дому дорожку, засыпанную щебнем, можно вымостить плиткой. Вздувшуюся и облупившуюся краску можно счистить, и свежий слой, пожалуй, светло-голубой краски превратит унылые наружные стены в нечто веселое и жизнерадостное. Изнутри дом также отчаянно нуждался в покраске, полы придется циклевать, – но если хорошенько поработать, из него можно будет сделать просто конфетку, и Келли подолгу стояла перед главным крыльцом, воображая, каким все могло бы быть.
Однако в настоящий момент ей хотелось лишь открыть окно и впустить внутрь свежий воздух. В подвале натужно ворчала и стонала древняя котельная на угле, производя тепло. Отопительные батареи шипели и булькали, и когда котельная только начинала работать, весь дом содрогался от усилий согреться. Келли никак не удавалось поддерживать желаемую температуру. В комнатах царил или удушливый зной, или леденящий холод, и сегодня утром это был удушливый зной – даже несмотря на то, что на улице было ветрено и сыро. Плотно запахнув ворот халата, Келли направилась на кухню, где нашла в раковине большой разделочный нож. Ей пришла в голову мысль попробовать разрезать слой краски, чтобы освободить окно.
У нее за спиной на лестнице появился Лука, спустившийся из спальни босиком, с обнаженным торсом, в одних полосатых пижамных брюках. Его волосы, черные и короткие, были примяты с правой стороны, где на них давила подушка. Кожа на щеке до самого виска была в заспанных складках.
– Какой у тебя смешной вид, Лука, – улыбнулась Келли.
Лука плюхнулся на табурет.
– Это еще что был за грохот, черт побери? – спросил он. – Я решил, кто-то пытается выломать дверь.
– Это была я, – сказала Келли. – Хочешь, я приготовлю тебе завтрак?
Обхватив голову руками, Лука принялся растирать виски.
– Что там у нас есть? – спросил он, глядя на стол.
Келли открыла холодильник.
– Есть яйца и немного ветчины, – сказала она. – Могу пожарить яичницу.
Лука кивнул.
– Что это был за шум? – снова спросил он.
– Я пыталась открыть окно. В доме парилка. В такой жаре я не могла спать. Вот почему я встала.
– Кстати, а который сейчас час?
– Около десяти, – сказала Келли.
– Боже милосердный, – пробормотал Лука. – Терпеть не могу вставать раньше полудня.
– Я тебя понимаю, – согласилась Келли, – но здесь самая настоящая баня.
Лука смерил ее взглядом.
– Кофе мне сваришь? – наконец спросил он.
– Да, конечно, дорогой. – Открыв шкафчик над раковиной, Келли достала пакетик с кофе.
– А почему ты просто не открыла окно в спальне? – спросил Лука. – Оно открывается запросто.
– Потому что тогда мы оказались бы прямо на сквозняке. Я подумала, что если открыть окно здесь, это поможет проветрить весь дом.
Лука оглянулся в соседнюю пустую комнату, где перед окном стоял деревянный табурет, а на полу рядом лежал молоток. Пройдя в комнату, он пару раз хлопнул пястью по оконной раме, повозился с ней немного, после чего она взлетела вверх до самого конца, и ворвавшийся холодный воздух дошел до кухни. Лука опустил окно, оставив щель в дюйм шириной. Когда он вернулся на кухню, Келли встретила его улыбкой.
– В чем дело?
– Да так, – сказала она. – Просто ты такой сильный, только и всего.
– Ага, – усмехнулся Лука.
В ярком свете, проникающем в окно кухни, рыжие волосы Келли горели огнем. Под халатом на ней ничего не было надето, и в вырезе махровой ткани, ниспадающей с плеч, виднелась ложбинка между грудями.
– А ты хорошенькая соблазнительная девчонка.
Просияв, Келли кокетливо улыбнулась, затем разбила на сковородку два яйца и взбила их куском ветчины, как любил Лука. Когда яичница была готова, она выложила ее на тарелку и поставила перед ним, вместе со стаканом свежего апельсинового сока.
– А ты ничего не будешь? – спросил Лука.
– Я не хочу есть, – сказала Келли.
Насыпав в турку кофе и налив воды, она зажгла газ и стала ждать, когда кофе сварится.
– Ты мало ешь, – заметил Лука. – Если ты и дальше будешь есть так мало, то станешь тощей.
– Лука, – начала Келли, – я тут подумала…
Повернувшись к нему лицом, она прислонилась спиной к плите.
– Угу, – пробормотал Лука, принимаясь за яичницу.
– Но ты просто послушай. – Выудив из кармана халата пачку «Честерфилд», Келли наклонилась к плите, прикуривая от зажженной конфорки. – Я вот подумала, – продолжала она, выпуская струйку дыма в окно. – Всем известно, что во всем городе круче тебя никого нет. Ты круче даже самого Марипозы, хотя он, конечно, очень большая фигура. По сути дела, он заправляет всем городом.
Лука оторвался от еды. Похоже, слова Келли его развеселили.
– Что ты смыслишь во всем этом? – спросил он. – Ты что, совала свой нос куда не следует?
– Я много чего знаю, – сказала Келли. – Я всегда слушаю, что говорят вокруг.
– Да, и что с того?
– Так вот, Лука, я просто хочу сказать, что ты должен стать хозяином. Кто круче тебя?
Кофе закипел. Келли поспешно сняла турку с плиты, убрала газ, затем снова поставила турку на конфорку вариться еще несколько минут.
– Я и так хозяин, – сказал Лука. – Я делаю все так, как считаю нужным.
– Да, – согласилась Келли. Подойдя к Луке сзади, она принялась растирать ему плечи. – Конечно. Ты время от времени проворачиваешь какое-нибудь дело, тебе принадлежит несколько игорных заведений… Ты щиплешь кусочек тут и кусочек там, когда у тебя возникает желание.
– Совершенно верно, – подтвердил Лука.
– Понимаешь, Лука, я как раз и хочу сказать, что тебе нужно расширить свое дело. Пожалуй, ты единственный итальянец в Нью-Йорке, который все еще работает в одиночку. Все остальные твои соотечественники уже давно объединились. И по сравнению с тобой они зарабатывают целое состояние.
– И это тоже верно, – сказал Лука. Отодвинув тарелку, он накрыл рукой руку Келли, растирающую ему плечо. – Но только ты забываешь о том, куколка, что все эти ребята получают приказы. – Развернувшись на табурете, он обнял девушку за талию и поцеловал ее в живот. – Все эти ребята, – продолжал он, – даже этот придурок Марипоза, он тоже получает приказы. Если его дружок Аль Капоне скажет ему насрать в свою шляпу, он безропотно так и сделает. И все остальные, они также должны выполнять то, что им говорят. А вот я, – сказал он, отстраняя Келли от себя на расстояние вытянутой руки, – я делаю то, черт возьми, что пожелаю сам. И никто – ни Джузеппе Марипоза, ни Аль Капоне, никто из живущих на свете – не будет указывать мне, что делать.
– Да, – согласилась Келли, проводя пальцем по его волосам. – Но ты остаешься в стороне от по-настоящему больших денег, малыш. Ты отрезан от крутых бабок.
– И что с того? – спросил Лука. – Разве я не забочусь о тебе? Разве я не покупаю тебе красивые наряды и дорогие украшения, не плачу за твою квартиру, не даю тебе денег на карманные расходы? – Не дожидаясь ответа, он снова принялся за яичницу.
– А, ты просто великолепен, – сказала Келли, целуя его в плечо. – Ты это знаешь. Ты знаешь, что я тебя люблю, малыш.
– Я говорил тебе не называть меня малышом, – недовольно произнес Лука. – Ты же знаешь, мне это не нравится. – Отложив вилку, он усмехнулся. – Представляешь, кто-нибудь из моих ребят услышит, как ты называешь меня так?
– Ну конечно, – смутилась Келли. – Я начисто забыла, Лука.
Налив себе кофе в чашку, она уселась за стол напротив Луки, наблюдая за тем, как он ест. Потом взяла с холодильника пластмассовую пепельницу, загасила в ней окурок и, забрав с собой на стол, поставила рядом с чашкой. Через минуту Келли снова встала, включила конфорку, чтобы прикурить новую сигарету, после чего опять села за стол.
– Лука, – сказала она, – помнишь, мы говорили о том, чтобы купить сюда кое-что из мебели? Честное слово, дорогой, спальня – пожалуй, единственная комната, которая более или менее обставлена. По сути дела, во всем доме есть только одна эта замечательная огромная кровать.
Доев яичницу, Лука посмотрел на Келли, но ничего не сказал.
– Мы могли бы очень мило обставить дом, – продолжала та мягко, но тем не менее настойчиво. – В каталоге «Сирса»[25] я видела замечательную гостиную. Нам бы такая подошла идеально. И, знаешь, – добавила она, махнув в сторону двери, – можно повесить на окна занавески…
– Мне это место нравится таким, какое оно есть, – остановил ее Лука. – Я тебе это уже говорил. – Достав из пачки Келли сигарету, он зажег ее деревянной спичкой, которой чиркнул о стену кухни. – Не начинай заново. Сделай хоть какую-нибудь передышку, Келли. Не успели мы толком проснуться, а ты уже начинаешь сначала.
– Ничего я не начинаю, – возразила Келли. Услышав в собственном голосе жалобные нотки, она разозлилась. – Ничего я не начинаю, – повторила она, уже громче. – Я только хочу тебе втолковать, Лука, что все меняется. Не бывает ничего постоянного.
– Неужели? – усмехнулся Лука, стряхивая пепел с сигареты. – К чему ты клонишь, куколка?
Встав, Келли отошла от стола и прислонилась к плите.
– Лука, ты не хочешь здесь ничего делать, – сказала она, – потому что живешь в основном у своей матери. Там ты ночуешь гораздо чаще, чем здесь. И ешь там постоянно. По сути дела, ты по-прежнему продолжаешь жить с нею.
– А тебе до этого какое дело, Келли? – Лука потер себе переносицу. – Какое тебе дело до того, где я ночую и ем?
– Ну, так не может продолжаться и дальше.
– Это еще почему? – спросил Лука. – Почему так не может продолжаться и дальше?
Почувствовав, как у нее наворачиваются слезы, Келли повернулась к Луке спиной и отошла к окну, уставившись на дорожку, ведущую к дому от шоссе, обсаженного деревьями.
– Во всем доме есть только одна огромная кровать, – с горечью повторила она, глядя в окно.
Казалось, она разговаривает сама с собой. У нее за спиной послышалось, как Лука отодвигает табурет от стола.
– Временами мне кажется, что этот дом нужен тебе только как нора, где можно укрыться и отлежаться, а также потрахаться со своими шлюхами. Разве это не так, Лука?
– Ты сама все сказала. – Лука пододвинул пепельницу через стол. – Я отправляюсь обратно в постель. Надеюсь, когда я проснусь, настроение у тебя станет получше.
– Настроение у меня и так отличное, – возразила Келли. Пройдя следом за Лукой, она проводила взглядом, как он поднимается по лестнице, и окликнула его снизу: – Кстати, а сколько у тебя шлюх? Мне просто любопытно, Лука. Просто любопытно, только и всего.
Лука не отвечал. Келли услышала, как под весом его тела заскрипел и заворчал матрац. В подвале застонала котельная, оживая, и вскоре в батареях забулькало и зашипело. Поднявшись наверх, Келли остановилась в дверях спальни. Лука лежал на спине на кровати, подложив руки под голову. На туалетном столике стоял стакан с водой, рядом с черным телефоном: трубка, висящая над наборным диском на основании. Лука смотрел на улицу, где ветер трепал деревья и со свистом рвался в окно.
– Келли, не начинай все сначала, – сказал Лука. – Клянусь богом, еще слишком рано.
– Ничего я не начинаю, – упрямо произнесла Келли. Она скользнула взглядом по Луке, по его длинным мускулистым рукам, белым на фоне темного дерева изголовья кровати, по его ногам, укрытым простыней в противоположном конце матраца, упирающимся в другую спинку. – Я просто хочу знать, Лука, только и всего. Скольких еще шлюх ты приводишь сюда?
– Келли… – Лука закрыл глаза, словно желая на мгновение спрятаться. – Открыв их, он сказал: – Ты же знаешь, кукольное личико, что ты единственная, кого я сюда привожу. Ты прекрасно это знаешь.
– Все это так мило, – пробормотала Келли, сжимая ворот халата обеими руками. Она вцепилась в махровую ткань, словно стремясь удержаться за нее. – В таком случае, где же ты сношаешь остальных своих шлюх, а? В каком-нибудь дешевом борделе?
Рассмеявшись, Лука надавил пястями на глаза.
– Мне нравится заведение мадам Кристалл на Риверсайд-драйв, – сказал он. – Знаешь его?
– Откуда мне его знать? – выкрикнула Келли. – Что ты хочешь этим сказать?
Лука похлопал по кровати рядом с собой.
– Иди ко мне.
– Зачем?
– Я сказал, иди ко мне.
Келли оглянулась на лестницу и в окно внизу, за которым была видна дорожка, пустынное шоссе и деревья за ним.
– Не вынуждай меня повторять еще раз, – сказал Лука.
Вздохнув, Келли сказала:
– Ради всего святого, Лука…
Забравшись на кровать, она уселась рядом, по-прежнему сжимая воротник халата.
– Я задам этот вопрос еще один раз, и мне нужен ответ, – сказал Лука. – Кто этот студент, о котором ты говорила у Джука?
– О, только не это, – отмахнулась Келли. – Я же тебе все объяснила. Так, никто. Просто парень.
Схватив Келли за волосы, Лука поднял ее вверх, словно марионетку, и развернул лицом к себе.
– Я тебя хорошо знаю, – сказал он, – и я чувствую, что это не все. И сейчас ты мне расскажешь правду.
– Лука, – сказала Келли, ухватившись за его руку и вставая. – Ты мой парень, Лука. Клянусь. Ты единственный.
Лука лишь еще крепче схватил ее за волосы и замахнулся второй рукой.
– Не надо, Лука! – взвизгнула Келли. – Пожалуйста! Я залетела, Лука. Я залетела, и это твой ребенок!
– Что? – спросил Лука, привлекая ее к себе.
– Я беременна, – прошептала Келли, наконец давая волю слезам, которые столько сдерживала. – Это твой ребенок, Лука.
Отпустив ее, Лука сбросил ноги с кровати и уселся неподвижно, уставившись на стену. Наконец он кивнул.
– Лука, – тихо произнесла Келли. Она прикоснулась ему к спине, и он резко отдернулся от нее. – Лука, – повторила она.
Сходив к шкафу, Брази вернулся, листая черную записную книжку. Найдя то, что искал, он присел на край кровати напротив Келли и сказал, указывая на телефон:
– Снимай трубку и звони вот по этому номеру.
– Зачем, Лука? Зачем я должна кому-то звонить?
– Ты избавишься от ребенка, – сказал Лука, положив записную книжку на кровать перед Келли. Он не сводил с нее глаз, ожидая, как она будет себя вести.
Келли отпрянула от записной книжки.
– Нет, – пробормотала она. – Я не могу, Лука. Мы оба отправимся в ад. Я не могу!
– Глупая девка, – усмехнулся Лука, – нам обоим все равно прямая дорога в ад. – Взяв со столика телефон, он бросил его на кровать рядом с Келли. Трубка слетела с рычажка, и Лука повесил ее обратно. Взяв телефон, он протянул его Келли. – Набирай номер.
Келли молча покачала головой, и Лука швырнул телефон ей в лицо.
Келли вскрикнула, не столько от боли, сколько от страха.
– Я ни за что на это не пойду! – заорала она, отодвигаясь вглубь кровати.
Лука поставил телефон назад на столик.
– Ты избавишься от ребенка, – невозмутимым тоном промолвил он.
– Нет! – взвизгнула Келли.
Поднявшись на колени, она бросилась на него.
– Вот как?
Запрыгнув на кровать, Лука ногой столкнул Келли на пол.
Забившись в угол, та крикнула:
– Я не избавлюсь от ребенка, Лука! Пошел ты к такой-то матери! Я ни за что на это не пойду!
Лука подхватил Келли, одной рукой под ноги, другой под плечи, не обращая внимания на то, что она отчаянно колотила его кулаками в грудь и по лицу; отнес ее к лестнице и швырнул вниз.
Скатившись до конца пролета, Келли извергла поток ругательств. Она ничего себе не разбила, лишь ударилась головой о балясину и разодрала оба колена, но ничего серьезного не произошло.
– Ты жалкий итальянский ублюдок, Лука! – крикнула Келли, лежа внизу лестницы.
Лука молча кивнул. Его лицо стало таким мрачным, что он казался совершенно другим человеком. В подвале снова взревела котельная, и весь дом содрогнулся.
– Ты хочешь знать об этом студенте? – крикнула Келли. Ее халат раскрылся, она поднялась на ноги, плотно запахнула полы и завязала пояс аккуратным узлом. – Это Том Хаген. Ты знаешь, кто он?
Лука молча смотрел на нее и ждал.
– Он сын Вито Корлеоне, – продолжала Келли, – и я отдалась ему, хотя и знала, что ношу твоего ребенка. Что ты скажешь на это, Лука?
Лука только кивнул.
– И что ты теперь сделаешь? – спросила Келли, делая шаг навстречу ему. – Ты ведь знаешь, кто такие Корлеоне, не так ли, Лука? Все вы, громилы-макаронники, знаете друг друга, верно? Так что же ты теперь будешь делать? Ты убьешь меня, пока я ношу в себе твоего ребенка? После чего убьешь малыша Вито Корлеоне? Ты пойдешь войной на всю семью?
– Он не сын Вито, – спокойно произнес Лука, – но я действительно его убью. – Он начал было спускаться по лестнице, но остановился. – Откуда ты вообще знаешь о Вито Корлеоне и его семье? – В его голосе прозвучало одно только любопытство, словно вся ярость внезапно испарилась.
Келли поднялась еще на одну ступеньку. Ее руки сжались в кулаки.
– Хукс все мне рассказал о семье Корлеоне, – сказала она, делая еще один шаг вверх. – И я сама тоже навела кое-какие справки.
У нее на щеке выступила кровь, и Келли ее смахнула. Она не знала, откуда кровь.
– Вот, значит, как? – сказал Лука, и внезапно его голос наполнился весельем. – Ты навела справки?
– Совершенно верно, Лука, – подтвердила Келли. – Я все разузнала о семье Корлеоне. И знаешь, что я выяснила? Она не настолько сильна, чтобы ты не мог ее завалить, Лука. Кто круче тебя? Ты мог бы запросто прибрать к рукам владения Корлеоне и зашибать миллионы.
– Возможно, этим все и кончится, – сказал Лука, – поскольку теперь ты вынуждаешь меня пришить одного из ребят Вито.
– А что насчет меня? – спросила Келли, и ее голос несколько смягчился, словно проникнутый страхом. – Меня ты тоже убьешь?
– Не-ет, – сказал Лука. – Тебя я не убью. – Он начал спускаться вниз, медленно и грузно, словно увлекаемый весом собственного тела. – Но я устрою тебе такую взбучку, какую ты не забудешь до конца дней своих.
– Давай, валяй! – выкрикнула ему в лицо Келли. – Какое мне до этого дело? Какое мне дело до чего бы то ни было?
Вскинув подбородок, она поднялась еще на одну ступеньку и стала ждать Луку, глядя ему в глаза.
Приподняв простыню, Эйлин заглянула под нее.
– Господи, Сонни, – пробормотала она, – да на этой штуковине нужно возвести храм!
Сонни поиграл с ее волосами, ниспадающими на обнаженные плечи. Ему нравилось ощущать пальцами их шелковистую нежность. В этот бурный осенний день они с Эйлин лежали в кровати. Лучи вечернего солнца проникали в щели решетчатых ставней окна, расположенного прямо над изголовьем, окрашивая спальню в алый цвет. Кейтлин была у бабушки, которая забирала ее по средам на весь день до самого ужина. Эйлин закрыла булочную на час раньше обычного.
– В школе ребята называли меня «Жезлом».
– Жезлом? Вот как?
– Ага, – подтвердил Сонни. – Знаешь, в раздевалке после урока физкультуры мы…
– Можешь не продолжать, я все поняла, – перебила его Эйлин. – Картина ясна.
Обхватив за талию, Сонни привлек ее к себе. Уткнувшись носом в ее волосы, он поцеловал ее в макушку.
Эйлин положила голову ему на грудь. Помолчав немного, она продолжила с того места, на котором остановилась.
– Честное слово, Сонни, надо его сфотографировать. Когда я расскажу о нем своим подругам, они сочтут меня самой последней лгуньей во всем Нью-Йорке.
– Прекрати, – остановил ее Сонни. – Мы оба прекрасно понимаем, что никому ты ничего не расскажешь.
– Верно, – согласилась Эйлин. – Но мне бы очень хотелось, – мечтательно добавила она.
Сонни смахнул волосы с ее лица, чтобы видеть ее глаза.
– Неправда, – сказал он. – Ты обожаешь тайны.
Задумавшись над его словами, Эйлин сказала:
– Опять в самую точку. Пожалуй, я никому не признаюсь в том, что трахаюсь с лучшим другом своего младшего брата.
– Тебя так волнует твоя репутация? – спросил Сонни.
Устроившись поудобнее, Эйлин повернула голову так, чтобы щека прижалась к груди Сонни, а волна вьющихся волос рассыпалась от одной груди до другой крылом птицы. На туалетном столике лежала перевернутая лицом вниз фотография Джимми и Кейтлин. Эйлин всегда перевертывала ее, когда бывала с Сонни, – но это все равно не помогало. На обратной стороне черного картона было запечатлено мгновение, когда Джимми Гибсон подбросил свою дочь в воздух. Его руки вытянуты вверх, он поднял взгляд на радостное личико Кейтлин и ждет, когда она вернется в его объятия.
– Да, наверное, меня действительно волнует моя репутация, – призналась Эйлин. – Мало того, что тебе всего семнадцать, но ты к тому же еще и итальяшка.
– По-моему, ты ничего не имеешь против этого.
– Не имею, – подтвердила Эйлин, – однако далеко не все мои родственники такие же непредвзятые.
– Почему некоторые из вас, ирландцев, так ненавидят итальянцев?
– Вы, итальянцы, по-моему, тоже не очень-то жалуете ирландцев, разве не так?
– Тут дело другое, – возразил Сонни. Обняв Эйлин за талию, он привлек ее к себе. – Мы с вами враждуем, но при том не считаем вас никчемным сбродом. А кое-кто из ирландцев ведет себя так, будто итальянцы – просто грязь.
– О, – спросила Эйлин, – теперь мы начинаем говорить серьезно?
– Есть немного, – согласился Сонни.
Эйлин задумалась. Дверь в спальню была закрыта и заперта на замок, и на ней на верхнем крючке висели пиджак и шляпа Сонни. На нижнем крючке висела рабочая одежда самой Эйлин. Та уставилась на простенькие блузку и юбку, и дальше, сквозь закрытую дверь на расположенную за ней кухню, и на стены здания из красного кирпича, откуда доносились глухие хлопки тупого предмета, ударяющего по чему-то мягкому, – это ее соседка миссис Фаллон выбивала ковер или матрац.
