Нина Васильевна по телефону поссорилась с мужем. Всё утро он звонил ей и спрашивал, нет, даже выспрашивал, чем она занята, очень ли сильно скучает по нему, с кем видится. Словом, ревновал.
– Ну за что ты меня так обижаешь? – спрашивала Нина Васильевна. – Я ни в чём перед тобой не виновата. Живу, работаю, жду тебя. Когда ты приедешь?
– Скажи тебе ещё. Когда приеду – тогда приеду, – сказал он. – В гостинице есть постояльцы сейчас?
– Есть.
– Мужчины или женщины?
– Есть и мужчины, и женщины.
– Молодые?
– Господи, да кто молодой?
– Мужчины молодые?
– Разные. Что ещё?
– Долго живут?
– С воскресенья. Да что за глупости?
– Глупости? Ты говоришь, глупости? Ну, погоди. Приеду.
– Когда приедешь?
И всё повторялось сначала, Игорь Алексеевич говорил, что не скажет когда, снова спрашивал, кто живёт в гостинице, молодые или нет.
К середине дня Машина мама была уже так вымотана этими разговорами, что всё у неё валилось из рук: утюг долго не включался, пылесос чихал, голова болела. Чтобы как-то отвлечься, Нина Васильевна пошла на второй этаж, к пианино. Она тихонько начала наигрывать старую мелодию, которую сочинил Бетховен. Но «Оду к радости» нужно играть в полную силу! Она думала, никому не помешает музыкой, рабочий день был в самом разгаре. Из двести тринадцатого номера вышел Чистяков. Он встал неподалёку от Машиной мамы. Нина Васильевна не замечала его. После Бетховена она сразу перешла к музыкальной теме из фильма про пиратов Карибского моря. Тут уж Вадим Никитич не выдержал, подошёл к пианино. Нина Васильевна увидела его, но не стала останавливаться.
– Теперь я! – сказал тренер и встал слева от Нины Васильевны.
– Ловите! – сказала она и немного подвинулась. Нет, даже отошла на шаг от пианино. Вадим Никитич подхватил мелодию и повёл её дальше. Потом сказал:
– Пас! – и отошёл на шаг, а Нина Васильевна снова подошла ближе и продолжила. Так они играли, пока не кончилась вся мелодия.
– Здравствуйте! – сказал Чистяков.
– Здравствуйте! Славно поиграли! – сказала Нина Васильевна.
– Вы где учились? – спросил тренер.
– В музыкалке. Точнее, в нашем филиале.
– И я! Вы у Надежды Михайловны? Я у неё.
– Я тоже.
– Как она? Не видел её с тех самых пор, – сказал Чистяков.
– Умерла в прошлом году, – сказала Нина Васильевна, – зимой. Чтобы похоронить, землю костром разогревали, в самые морозы ушла.
– Как жаль, – сказал тренер и замолчал. Машина мама тоже молчала.
Вдруг Вадим Никитич начал тихо-тихо играть «Yesterday». Иногда он делал шаг назад от пианино, и играть продолжала Нина Васильевна, так же тихо, как Чистяков. Удивительно, что ни разу никто не сбился, но это потому что каждый напевал про себя эту песню. Песня кончилась, два человека стояли в тишине у открытого пианино.
– Сыграем ещё? – спросил Чистяков.
Но в это время у Нины Васильевны зазвонил телефон. Мелодию из сериала про Дживса и Вустера.
– Ой, мне надо бежать, наверное, уже, – сказала она, глядя на экран.
– Да, и мне на тренировку, – сказал Вадим Никитич. Он закрыл крышку пианино и ушёл. Только когда он скрылся, Нина Васильевна ответила на звонок.
Соня Кунак такая маленькая, что все зовут её Сонечкой, даже Плотникова. Когда Сонечка только пришла год назад в «Родину», все посмотрели на неё снисходительно. Плотникова думала, что уж эта крошка точно долго у них не продержится, а Маша Голубцова просто решила, что новенькая вечно будет сидеть на скамейке запасных. Но отношение к ней поменялось на первой же тренировке: Сонечка бегала так быстро, что угнаться за ней почти никто не мог. Разве что Плотникова, но ей нужно было после этого отдохнуть минуты две, а Соня Кунак через полминуты готова была снова бежать. Раньше, когда на тренировке Маша, Плотникова и Сонечка оказывались в одной команде, это был для них настоящий праздник. Маша любила давать пасы Сонечке, та бежала с мячом вперёд, и никто не мог за ней угнаться. Соня бежала по краю поля, а Плотникова напрямик – к воротам противника. Сонечка давала пас Эле, а та била по воротам. И очень часто забивала, если, конечно, в воротах была не Настасья Веселова. Эту троицу очень трудно было переиграть. В конце концов все даже надеяться на это перестали, поэтому Ольга Дмитриевна никогда не ставила их втроём в одну команду. Другие же тоже должны были чему-то учиться. В прошлом году, когда «Родина» ездила на соревнования в Киров, Ольга Дмитриевна перед первым матчем сказала:
– Берегите ваше тайное орудие – Сонечку.
Вот как – тайное орудие! И она правда была тайным, пока не показала себя в деле – ей отпасовала Настя Рыболовлева, и Сонечка через всё поле провела мяч, отдала его Плотниковой, а Эля забила гол. С тех пор Кунак перестала быть тайным орудием, а стала явным – о ней говорили все команды, на атаку Сони бросались самые умелые игроки. К счастью, Сонечка не только быстро бегала, но и умела отдавать мяч игрокам своей команды. Правда, не всегда, временами её всё-таки одолевали противники, и она теряла мяч. Маша бегала медленнее, но была хитрее, могла обмануть соперников. Она принимала пас, дожидалась, когда все поверят, что этот мяч она никому не отдаст, обложат её со всех сторон, – и пасовала Сонечке или Гуле. А те уже вели мяч к воротам. А если там уже ждала Плотникова – можно было считать, что гол обеспечен.
На новой тренировке девочки играли с мальчиками. За игрой наблюдали Чистяков и Мышкин. А Ольга Дмитриевна и Сан Саныч, тренер мальчиков, были арбитрами на поле.
Эта тренировка была очень тяжёлой для Маши. Во-первых, на играх, когда девочек не делили на две команды, она всегда уставала больше. А во‐вторых, перед игрой пришлось сдавать Ольге Дмитриевне сто приседаний, она не забыла всё-таки про наказание.
– Вот так, – сказала тренер, когда Маша сделала последнее приседание, – может быть, сегодня подумаешь, как спорить с арбитром.
– Спорим, у меня самые сильные ноги в команде? – сказала Маша перед игрой Плотниковой. Эля только пожала плечами. Какая-то грустная она была, кто знает почему?
Первый мяч девчонки пропустили почти сразу же. Гера Головёнкин, капитан мальчишек, провёл мяч от середины поля к воротам. Маша, защитница, надеялась, что Сонечка догонит Геру, отвлеклась, выискивая глазами её на поле, и пропустила мяч. Головёнкин отправил его в правый угол, в самый край, Настасье не хватило дотянуться до мяча нескольких сантиметров. Было обидно, Маша чуть не заплакала, но делать нечего – игра продолжалась. В следующий раз она успела перехватить мяч у Руслана Гаджиева, Чистяков издалека показал ей большой палец – во! Потом Плотникова забила гол, и счёт сравнялся, Маша готова была её обнять, но разве Плотникова позволит? Конечно, нет. Руслан снова побежал с мячом к воротам, Маша бросилась ему наперерез, но он успел послать мяч в ворота. К счастью, Настасья в этот раз его поймала. Команды ушли на перерыв. После первой части Маша чувствовала себя измученной, Плотникова и Настасья, наоборот, как будто летали.
На второй тайм Чистяков поставил на ворота Машу, Настасью отправил в нападающие, а Сонечку – в защитники. Дело пошло. Сонечка бросалась на все мячи, Настасья нападала, мяч почти всегда был на стороне мальчишек. Странно, казалось, они устали больше девчонок: по полю передвигались как сонные мухи. Но похоже, что это был обманный ход. За две минуты до конца матча они заметно ускорились. Влад Панишев с мячом бежал по полю, Сонечка догнала его, но не смогла перехватить мяч, Влад послал его Серёге Величко. Но тут Серёгу остановила Плотникова. Она оттолкнула его так сильно, что он упал. Тут же оба арбитра засвистели в свои свистки. Команде девочек назначили штрафной. Забивать его стал Величко, известный специалист по пенальти. Он почти не думает, просто пинает, и всё, по крайней мере со стороны это выглядит именно так. Он быстро направил мяч в середину, но так высоко, что Маша едва смогла коснуться мяча пальцем. Гол был забит, победила мужская команда.
После матча назначили разбор игры.
– Кто не хочет, может не оставаться, – сказал Чистяков, – но для тех, кто любит футбол и хочет играть, сейчас будет много полезного. Мы могли бы разобрать завтра, но лучше сейчас, пока вы помните всю игру.
Все остались. Разбор полётов был в зале, ещё пахнущем игрой, ещё как будто хранившем все звуки игры. Маша позвонила маме сказать, что задержится, но мама не взяла трубку. Маша оставила телефон в раздевалке, чтобы не отвлекаться. Плотникова сидела мрачнее тучи. Сонечка ёрзала на своём сиденье. Настасья Веселова и Настя Рыболовлева смотрели куда-то в разные стороны. Гера Головёнкин кому-то строчил сообщения в телефоне. Словом, со стороны могло показаться, что никому не нужно то, что говорят Мышкин и Чистяков.
– Я не понимаю, – сказал Мышкин, – вам что, неинтересно?
– Интересно, – ответили ему несколько голосов.
Им и правда было интересно. Просто они так слушали. Ольга Дмитриевна знала, что Сонечка всегда, когда слушает, болтает ногой и вертится, обе Насти отводят взгляд, чтобы не отвлекаться. А уж про Геру Головёнкина не только Сан Саныч, но и все знали, какой он уникум: может делать несколько дел одновременно. И конечно, переписка в телефоне не мешает ему слушать разбор игры. Хоть сейчас, хоть через два часа спроси, что говорил тренер, – расскажет.
Когда собрание закончилось, оказалось, что Машу Голубцову в раздевалке ждала мама.
– Ты откуда здесь? – спросила Маша.
– Почему на телефон не отвечаешь? – спросила мама. – Я звоню, звоню… Пришла узнать, что с тобой.
– Всё нормально, – сказала Маша, – просто оставила телефон в раздевалке. Тем более всё равно бы не ответила, у нас было собрание.
– Что на собрании?
– Разбор полётов. Меня хвалили.
Машу и правда похвалили и Чистяков, и Мышкин. Они сказали, что у неё отличная реакция и развитая интуиция – она бы взяла штрафной, если бы умела повыше прыгать. Для этого и нужны тренировки. Маша чуть не начала спорить, говорить, что ей совсем не хочется стоять в воротах, но смолчала – вспомнила сто приседаний.
Плотникова по-прежнему была хмурой и молчаливой. Она подошла к Машиной маме, спросила, можно ли снова у них переночевать.
– Как хорошо! – сказала Нина Васильевна. – А то мне сегодня допоздна работать, хоть вместе до дому дойдёте – фонари опять не горят.
– А можно мы на вокзал сходим? – спросила Маша.
– Нет, конечно, – сказала мама, – какой вокзал? А уроки?
– Всё равно не успеть с уроками, – проворчала Маша, – вечно эти уроки.
Мимо проходил Чистяков, услышал.
– Уроки необходимо учить, – вдруг сказал он, – это одно из условий областной сборной. У нас, кто не учится, в соревнованиях не участвует. Так вы Машина мама? – спросил он без всякого перехода. – Перспективная спортсменка.
– Спасибо, – сказала Нина Васильевна. – Она старается. Вы знаете, я хотела вас спросить: как живут в этой самой школе? Если Машу примут, я должна знать.
И они с Чистяковым вышли из раздевалки.
– Видишь? – сказала Маша Плотниковой. – Они не были знакомы. Ясно же видно.
– Ага, – ответила Плотникова, – видно. Пойдём, что ли.
– Чего такая грустная? – спросила Маша. – Дома что-то?
– Да папка никак не успокоится.
Девочки вышли на улицу, но не увидели Нину Васильевну. Оказывается, она не стала их ждать. Вместе с Чистяковым они шли по направлению к гостинице и разговаривали.
– Ничего себе, они уже ушманали! – сказала Плотникова.
Мама пришла поздно. Плотникова уже спала, и Маше пришлось очень тихо выходить из комнаты.
– Ты почему не спишь? – спросила шёпотом мама.
– Не спится, – тоже шёпотом сказала Маша. – Что он сказал?
– Кто?
– Чистяков-то.
– А, – сказала мама. – А ты уроки выучила?
– Ну мам!
– Заниматься, говорит, тебе надо. Перспективная, говорит, ты. И Плотникова твоя. И Гульнара. Где она, кстати?
– Её из-за меня не отпустят никуда. Ни в СДЮШОР, ни в сборную. И ещё неизвестно, разрешат ли вообще в футбол играть.
– Почему из-за тебя?
– Она шишку из-за меня получила. И её папу эта шишка как раз и доконала, он её не пускает теперь. Говорит, пока Чистяков не уедет, не пустит. А дальше посмотрит.
– Как жаль, – и мама замолчала. Потом сказала: – Но это не из-за тебя, я думаю, просто у Гули такой папа. Он считает, что футбол – не женское дело.
– А шишка?
– Шишка из-за тебя.
Маша помолчала тоже, а потом спросила:
– Мам, а ты его знала раньше? Когда в школе училась или там после.
– Знаешь, совершенно его не помню, вот совершенно, хоть мы из одной школы. Мы кучу общих знакомых нашли – а друг друга не помним. Он ведь всего на три года старше меня, представляешь?
– А выглядит, будто на все десять. Или пятнадцать даже.
– Правда?
Они снова замолчали.
– А давай чаю с молоком попьём! – предложила мама и поставила чайник. – Я замёрзла что-то.
Маша стала доставать кружки из сушилки для посуды, загрохотала. Вышла из комнаты Плотникова, завёрнутая в одеяло.
– Чего это вы? – спросила.
– Чай будем пить, – ответила мама, она всё ещё шептала, хотя уже никто не спал, можно было как следует разговаривать, – давай с нами.
– Чего он сказал? – спросила Плотникова, когда уселась за стол.
– Да, говорит, вы обе перспективные очень и вам надо заниматься дальше. Лучше всего в СДЮШОР.
– О, хорошо бы. А вы Машу отпустите? Вдвоём-то всяко лучше.
– Я отпущу. Но как папа скажет, не знаю.
– А вы его не помните? – спросила Плотникова.
– Папу?
– Чистякова, – сказала Плотникова, – вы же в одной школе учились. Или, может, потом встретились?
– Вот только сейчас, когда он приехал. А так – я его совсем не помню. Он на три года меня старше. Может быть, папа с ним знаком? Всё-таки ровесники. Хоть и из разных школ.
– Это не из-за вас у него травма? – спросила Плотникова.
– Из-за меня? Почему из-за меня?
– Нам вчера бабушка с дедушкой рассказали, что за тобой какой-то спортсмен ухаживал, – сказала Маша. – Пытался. А папа его так отделал, что он из спорта ушёл.
– Ох, – сказала мама, – ну и придумали. Ухаживал! Ушёл из спорта! Он не спортсмен был, просто лыжи очень любил. И он не ухаживал, мы с ним книжками обменивались, чтобы не покупать. Однажды Игорь приехал, а ко мне как раз Демьян пришёл. И папа, да, с ним поговорил, чуть не подрался, я не разрешила.
– Демьян? Ну и имя, – сказала Плотникова. – На областном канале такой есть ведущий передачи. Про спорт как раз.
– Вот! Он и есть, – сказала мама. – Как видите, жив и здоров. И не покалечен.
– Так, значит, это не из-за папы он хромает? Чистяков, – спросила Маша.
– Нет, конечно. Эх, вот и хочется, чтобы ты уехала, чтобы занималась футболом, а как подумаешь: столько придётся заниматься. И правда, столько травм бывает, здоровье убивается. Ты-то как хочешь?
– Я – поехать. Хотя, если не поеду, может, и ничего. Не знаю. Бабушка с дедушкой тоже говорят, что спорт калечит.
– Я бы точно поехала! – сказала Плотникова и швыркнула чаем.
Папа Маши Голубцовой не любит сообщать о том, когда приедет. Конечно, мама с Машей примерно представляют себе, что папа вернётся через месяц или иногда полтора, но точной даты не знают. И папа почти никогда накануне не звонит им, не предупреждает о приезде.
– Это он нас проверяет, – однажды сказала мама.
– А что нас проверять? – спросила Маша.
– Ну, например, дома мы или нет.
– Интересно, а куда мы можем деться? – спросила Маша. Мама не ответила, пожала плечами.
Папа вернулся в четверг утром, когда все ещё спали. Открыл дверь своим ключом, вошёл в квартиру. И сразу же, с дорожной сумкой на плече, направился на кухню – ставить чайник. Мама услышала, встала.
– Зачем чайник? – спросила она. – Я сварю кофе в турке, – и обняла папу. Они постояли обнявшись несколько минут, пока чайник не начал свистеть.
– Я буду чай, – сказал папа и выключил плиту.
– Сделаю бутерброды, – сказала мама.
Пока она резала батон, намазывала куски маслом, папа говорил, как прошла его вахта, когда поедет в следующий раз. А мама рассказывала о том, как они жили, пока папы не было, новости о бабушке и дедушке, о Маше.
– Ни в какую сборную, конечно, я бы её не отпустил, – сказал папа.
– Её и не возьмут, – сказала мама.
– Как? Как это – не возьмут? Она же лучше всех в команде.
– Спорит много. Тренеру не нравится это.
– Много он понимает, твой тренер, – сказал папа.
Маша проснулась раньше будильника. Что-то было не так, непривычно. А, ну конечно, рядом посапывала Плотникова. Вроде бы часто ночует, а Маша никак не привыкнет к ней. Это во‐первых. А во‐вторых, с кухни доносился тихий разговор. Слов не разобрать, но ясно слышно: мама и папа. «Приехал!» – догадалась Маша. Полежала, как будто прислушиваясь к своему внутреннему голосу: что он скажет? Рад или не очень? Пожалуй, рад, но встревожен: отпустит ли папа в сборную, если её пригласят? Завтра всё должно решиться. Чистяков и Мышкин последний день в городе, потом уедут. И до сих пор неясно, кто будет играть за сборную области, кого позовут в Киров учиться в школе олимпийского резерва. Нет, с мужской командой всё понятно – Гера Головёнкин играет лучше всех, за ним никто не угонится. А в женской кандидатов полно. Известно только, что Гуля больше не претендент.
Маша встала, пришла на кухню.
– Папа! – сказала она. – Как ты долго!
– Тапки надень! – сказала мама, но Маша и не подумала, села с ногами на табуретку.
– Тапки, Маша, – сказал папа.
– Потом, – ответила она, – посижу немного.
Папа мог бы заставить её пойти за тапками, но не стал. В самом деле, почему ребёнку не посидеть, поджав под себя ноги?
Мама налила Маше чай, дала бутерброд.
– Папа, меня уже болельщики узнают, правда, мам? Я думаю, меня возьмут в сборную. Отпустишь меня?
– Нашла болельщика – Али! – сказала мама.
– Нормальный болельщик, чего ты сразу, – сказала Маша.
– Ладно, хороший, – согласился папа. – А я вам вот что привёз!
И он начал доставать из сумки бананы, мандарины, киви, гранаты.
– Ого! – сказала Маша и взяла один мандарин. – Это ты хорошо зашёл!
Встала Плотникова, вышла из комнаты в трусах и футболке, увидела Машиного папу.
– Ой! – сказала она и убежала обратно в комнату.
– Выходи! – крикнула ей Маша. Эля показалась через минуту – уже одетая. Мама налила ей чай, дала бутерброд.
– Как живёшь, Плотникова? – спросил папа.
– Нормально, – сказала она. Откусила хлеб с маслом и спросила: – А вы моего папку с собой возьмёте на вахту?
– Вот это поворот! – сказал папа. – А что, если я сам больше не поеду?
– Не поедешь? – спросила мама. – Случилось что-то?
– Да не, так-то нормально всё. Устал чего-то, по вам скучаю сильно.
– Здесь негде работать, – сказала Плотникова и откусила яблоко, – только у частников рубить лес.
– А что там твой папка, ты почему у нас?
– Да опять не справляется с жизнью. Сегодня домой пойду.
Папа вдруг начал говорить, как может быть тяжело жить, но всё равно надо держать себя в руках, не распускаться, не позволять себе опустить руки, вот он знает такие истории страшные, но там люди не скатились в болото уныния, а как-то выкарабкались. Машу удивило, в первую очередь, что папа вдруг начал это всё Эльке говорить, а во вторую, то, как он сказал про болото уныния, она сама точно до такого бы не додумалась. Потом она перестала прислушиваться, и тогда папин голос стал как фон, как будто рядом говорит радио. Оказывается, Маша соскучилась по папиному голосу, вот что она поняла. Папа мог бы учить Эльку и дальше, но тут у Маши в комнате прозвонил будильник. Пора было собираться в школу.
Утром Маша ушла в школу, мама на работу, а папа лёг спать. Наконец-то наступили его законные выходные. Целых две недели он будет дома, со своими родными. Днём папа проснулся, поел и пошёл проведать маму в гостиницу. Очень ему хотелось увидеть её, а ещё больше – некоторых постояльцев гостиницы. Оценить: могут ли они заинтересовать его жену, могут ли обидеть? Почему-то папе казалось, что, когда его нет в городе, его жена может полюбить кого-то другого. Или её может кто-то обидеть. Такие подозрения бродили в его душе, и он отправился проверять, правда это или нет.
Мама была, конечно, в гостинице, у себя на работе. Она стояла на втором этаже, рядом с Мышкиным и Чистяковым.
– Да не запирайте дверь, – говорила она Чистякову, – всё равно я сейчас сюда горничную отправлю.
– Не стоит, – сказал Чистяков, – мы скоро съедем. И у нас чисто.
– Вы завтра с самого утра выезжайте, – сказала Машина мама, – чтобы лишнего не платить.
– Э-э, лишнего! Это деньги не наши, нам на работе выдали! – сказал Мышкин. – Может быть, мы подумаем да ещё послезавтра уедем.
– Думать нечего, – сказал Чистяков, – ночным поездом.
– Да-а! Меня вот, например, уже дома ждут, – сказал Мышкин.
В это время, пока Мышкин говорил, на этаж поднялся папа Маши Голубцовой.
– Та-ак! – сказал он. – Спортсмены?
– Добрый день, – сказал Чистяков.
– Здравствуйте! – сказал Мышкин.
– Игорь? – удивилась Нина Васильевна. – Ты что? Ты уже всё? Выспался?
Но Игорь Алексеевич не стал ей отвечать. Он уставился на тренеров и спросил:
– Так, а кто из вас Чистяков?
– Игорь, – сказала Нина Васильевна, – что ты?
– Молчи, – ответил ей муж. – Так кто?
– Чистяков, – сказал Вадим Никитич и протянул руку Игорю Алексеевичу, – приятно познакомиться.
– Голубцов, – пожал его руку Машин папа.
– Мышкин, – подал руку и Мышкин.
– Голубцов, – повторил Голубцов. – Вы извините, я по-простому. Может, поговорим?
– Нам некогда вообще-то, – сказал младший тренер, – у нас тренировка.
– Так я про это и хочу говорить, у меня дочка занимается, – сказал Игорь Алексеевич.
– Я в курсе немного, – сказал Чистяков.
– Это хорошо, поговорим? – спросил Голубцов.
– Игорь, не надо, – сказала Нина Васильевна.
– Давайте по дороге поговорим, – предложил всем Чистяков.
– Правда, идти давно пора, – сказал Мышкин, – пойдёмте.
И он начал спускаться. За ним пошёл Машин папа.
– Я на лифте, – сказал Чистяков и повернул к лифту.
– Игорь! – крикнула вслед мужу Нина Васильевна. – Давай, чтобы всё нормально!
Но он её уже не услышал.
По дороге на тренировку Игорь Алексеевич всё допытывался, поедет ли его дочка Маша в Киров, возьмут ли её в областную сборную.
– У нас ещё два дня тренировок, – уже возле самого спортзала футболистов сказал Чистяков, – сегодня и завтра. Вы понимаете, выбор сложный, кандидатов очень много.
– Хорошо, – ответил Голубцов, – много кандидатов, ясно. Я о другом ещё хотел сказать. Не крутись возле моей жены, понял?
И он резко развернулся и ушёл домой.