Мария Фомальгаут
Бесхозные Лондоны
Потерянный василиск
– А где у вас тут василиск?
Вот так.
С ходу.
Нет, конечно, не с ходу, сначала он вошел в таверну, бросил на стол золотую монету, попросил вина, да получше, а то знаю я вас, нальете всякую дрянь и радуетесь…
А потом уже, после бараньей лопатки с фасолью:
– А где у вас тут василиск?
И хозяйка вздрагивает, оборачивается:
– Какой василиск?
– Какой, обыкновенно, какой… который в колодце живет.
– В каком колодце?
– Да я откуда знаю, в каком, это вы здесь живете, вам виднее…
Хозяйка всплескивает руками:
– Да сколько здесь живу, первый раз про такое слышу…
Город.
Осажденный город.
Обреченный город.
Город, который не сдается.
Враги за крепостной стеной.
Там.
За стеной.
А здесь город.
Солнце ползет по стене ратуши.
Красный плющ на стенах.
Звон колокольчика.
Старый библиотекарь выходит в зал, смотрит на молодого мужчину, – почему он здесь, зачем он здесь, да разве молодые люди сейчас ходят в библиотеки.
– День добрый.
Это гость.
– И вам того же.
Это хозяин.
– Я василиска ищу.
Кого ищете?
– Василиска ищу.
Хозяин припоминает человека по имени василиск – ничего не припоминается, хотя…
…хотя…
– Это этот, который жаром пышет?
– Ну да. И в камень обращает.
– Гхм, вот, помню, был какой-то сборник легенд… Вы диплом пишете или как?
– Да не-ет… настоящий василиск…
Хозяин недоуменно смотрит на гостя, пьяный, что ли, или разыграть решил старого хозяина, за молодежью не убудет, чего только не попросят, и книгу со вкусом земляники, и полкило сказок, и много еще чего…
А тут вон чего.
Василиск.
– Вы меня поймите, я за василиском этим за тридевять земель приехал…
Хозяин спохватывается:
– Да нету у нас василиска никакого, что вы говорите такое…
– Да как же нету… – гость разворачивает потертую карту, показывает на соседнюю улицу, – я читал, что тут вот где-то, а вот где…
– Молодой человек, я полвека здесь живу, первый раз про такое слышу…
Враги подступают к городу.
Со всех сторон.
А город обороняется.
Тоже со всех сторон.
Не возьмет город никакая сила, это в пророчестве написано.
Уже и сами враги это понимают – отступают, зализывают раны, поджимают хвосты.
Думают.
Никакая сила не возьмет.
Никакая сила…
– Еще далеко?
Это спрашивает гость. Хоть бы узнать, что за гость, откуда приехал – да какая разница, откуда приехал, главное, сколько денег привез…
Кирдык пожимает плечами:
– Далековато.
Кирдык.
Так провожатого зовут.
А настоящее имя его знать незачем.
Разводит руками, мол, а ты как хотел, без труда не вытянешь и рыбку из пруда… василиска, то есть.
Двое идут по ночному городу, гость и провожатый, смотрит одинокая луна, прячсется в ветвях, качаются на ветру фонари…
Кирдык идет чуть позади, присматривается, приглядывается, примеряется, как бы половчее проломить голову гостю, а то гость большие денежки за василиска обещал, а денежки Кирдыку очень кстати будут…
– Здесь он обычно околачивается, – шепчет Кирдык, показывает в узкий проулок.
– А где там колодец? Не вижу…
Да и не увидите отсюда, это надо в проулок зайти… пойдемте давайте…
– Темновато там…
– Ну а что вы хотели, кто ж вам там будет свет зажигать, василиска боятся…
Понятно… фонарь-то зажечь можно?
– Фонарь зажгите…
Фонарь летучая мышь покачивается в руках, взмахивает крыльями, пытается улететь, врешь, не уйдешь…
Кирдык затрввленно оглядывается, прислушивается к ночным шорохам, кто-то крадется за ним, кто-то, кто-то…
…нет, померещилось.
Ну, конечно, померещилось, что там может красться, кошчонка какая-нибудь драненькая, или мышь какая, или крыса, развелось их тут как звезд на небе, куда власти смотрят…
Змеиное шипение за спиной…
Нет померещилось.
По-ме-ре-щи-лось.
Потому что.
Не бывает никаких василисков, не…
Колодец.
Здесь.
Совсем рядом.
Гость подходит к колодцу, Кирдык не выдерживает, хватает гостя за рукав, стойте, стойте, куд-да вас понесло, опасно же…
– Опасно? Там и есть василиск?
Шорох за спиной.
У Кирдыка холодеет сердце.
(померещилось, по-ме-ре-щи-лось)
– Нет! Нет никакого василиска! И не было никогда!
Это Кирдык. Срывается на крик.
– Не было? Да нет, вы посмотрите…
Кирдык убегает по темным улицам, пропади оно все, пропади, пропадом пропади, и деньги пропадом пропади, и гость, и всё, всё…
Гость сотрит вслед бегущему, ждет, когда тот перемахнет через крепостную стену, разрушенную на окрание.
Мысленно отмечает про себя: последний.
Город пуст.
Гость поднимается по винтовой лестнице на высокую башню, светит фонарем.
Вражеский дозорный видит знак. Трубит в трубу, ведет войско.
Враги входят в город.
Вражеский полководец хлопает гостя по плечу, вешает гостю на грудь медаль, а вы молодец, дело свое знаете…
И шорох за спиной.
Шорох.
Померещилось. По-ме-ре-щи-лось.
Шорох.
За спиной.
Гость отворачивается.
Не слышать.
Не видеть.
Не замечать.
Змеиное шипение.
Не слышать.
Не слышать.
Предупреждающее покашливание.
– Прошу прощения… это вы меня придумали?
Гость сглатывает.
– Д-да.
– Большое спасибо.
– Д-да не за что…
Гость замирает.
(не смотреть, не смотреть, не смотреть…)
Толкает дверь, чтобы войти в спальню…
…вот он.
Там.
Их взгляды встречаются.
Всё замирает внутри.
Гость прислушивается к себе, ждет, когда обратится в камень.
Ничего не происходит.
Ни-че-го.
Но…
Василиск непонимающе смотрит на гостя, что-то он, василиск, сделал не так…
– Но… вы же… василиск…
Василиск. Вы меня придумали.
– …а вы в камень людей обращаете…
– Обращаю. Настоящих людей.
– А я, по-вашему…
…осекается.
Василиск снова откашливается:
– Я давно вас спросить хочу… а вас кто придумал?
Гость смотрит на свои руки, тающие в пустоте…
Адриан
Адриан допивает кофе.
И идет летать.
Нет, не сам, конечно, крыльев у Адриана нет.
На самолете.
Целует Люси, уходит.
Нет, Люси это не жена, Люси – это сестра Адрианова.
Еще дядюшка есть, он богатый.
Называется раньте.
Дядюшка спохватывается, стой, Адриан, куда пошел, а день рождения Люси, а гости, а…
Адриан отмахивается.
Его самолет ждет.
Дядюшка головой качает, ну что ты с этим самолетом, как в последний раз…
Вздрагивает.
Да.
В последний раз.
Адриан садится за штурвал плохонького кукурузника, разгоняется.
Шасси отрываются от земли – сладкий миг, когда замирает тряска, и впереди только бескрайнее небо.
Внутри всё больно сжимается, будто хочет выжать из человека все внутренности.
Земля маленькая-маленькая далеко внизу.
Самолет врывается в пелену тумана, – ничего не видно.
Облака.
Белые холмы облаков, насколько хватает глаз…
…Вечереет.
Адриан опускает самолет на поле – в последний раз.
Только сейчас понимает, как дрожат руки, как все тело колотит мелкая дрожь.
Идет домой.
Спать.
Проходит мимо гостей в холле, рассеянно здоровается с кем-то – и спать.
Спать.
Утро.
Адриан просыпается.
Вспоминает, какой сегодня день.
Нет, не в смысле – пятница там или пятое число – а какой… какой…
Ну да.
Идет туда, где должен быть аэродром.
Смотрит на пустое поле.
– Вы куда?
Это охранник. Интересно, что он тут охраняет.
– Полетать…
– Воздушный шар?
– Не… на самолете.
Охранник фыркает:
– Смеетесь, самолет еще не изобрели… вон, чертежи посмотрите…
Адриан смотрит чертежи.
По крайней мере, есть чертежи.
Пока есть.
Адриан смотрит на чертежи, в чертежах чего-то не хватает, чего-то, чего-то, чего-то, понять бы еще, – чего.
Уже не поймет.
Не поймет…
Сегодня Адриан будет ездить.
На автомобиле.
У Адриана автомобиль.
Дядя ворчит, все люди, как люди, а ты ишь чего, ездишь и ездишь…
Адриан мотает головой:
– Да это гоночный спорт называется…
– Ка-акой гоночный, плетется с черепашьей скоростью…
Адриан пожимает плечами, ну, лет двадцать назад шустро машины носились…
Адриан садится за руль.
Едет по городу.
Люди глазеют, еще бы не глазеть – автомобиль едет.
Мальчишки перед машиной бегут.
Адриан хочет их прогнать, потом отмахивается, пусть скачут.
…вечереет.
Адриан выходит из машины, в изнеможении вытирает лоб.
Идет домой.
Дядя ворчит, парни в твои годы с девушками гуляют, хоть бы сходил куда, а этот всё по машинам своим…
Адриан молчит.
Утро.
Адриан пьет кофе.
Идет к гаражам.
– Ты куда?
Это кто-то из знакомых.
– Покататься.
– Велосипед?
– Не-е-е… автомобиль.
Знакомый фыркает:
– Смеешься, его еще не изобрели…
Адриан смотрит на чертежи…
…убирает чертежи в стол.
Идет домой.
Дядя заходит в комнату.
– Франсуа жеребца породистого продает… думаю, тебе подошел бы…
Адриан мотает головой.
Молчит.
Дядя хмурится.
– Ну что ты, ну я-то тут при чем… я вот тоже… все на подводную лодку хотел, все думал, успеется, успеется… потом прихожу как-то в порт, говорю, а мне бы подлодку зафрахтовать, а мне – еще не изобрели…
Адриан думает, почему говорят еще, а не уже.
Не знает.
Адриан клеит воздушного змея.
Про воздушных змеев ничего не понятно, когда их изобрели, так что клей – не хочу.
Вот Адриан и клеит.
Большого змея.
Воздушного.
Поднимается на крышу смотровой башни по винтовой лестнице.
Вверх.
Вверх.
Расправляет крылья…
Человек в сером окликает Адриана, бежит за ним по лестнице.
– Стойте… стойте!
Кричит что-то – еще не изобрели…
Адриан поворачивается, орет, что значит – не изобрели, где написано, что змея не изобрели…
– Да не змея… вас еще не изобрели…
– М-меня?
– Пойдемте… пойдемте.
Адриан идет. От волнения поправляет стеклянные глаза, потирает свежую ржавчину на лице, переставляет заевшую пружину, – человек в сером торопит Адриана, успеете, успеете, а пружину вашу вообще выкинуть надо, новую ставить…
– А… а мы куда?
Человек в сером пожимает плечами, не знает.
Адриан подходит к серой пелене, человек в сером бросает туда часы, велосипед, еще что-то, кивает Адриану – прошу.
Адриан смотрит в серую пелену.
Прислушивается.
Слышит рокот самолета.
Там.
В темноте.
Делает шаг.
Один.
Другой.
Третий.
Кто-то подхватывает Адриана, показывает публике:
– Позвольте представить мое новое творение – механический человек…
Бесхозные лондоны
– Вот вы мне скажите, сколько у нас лондонов?
Вздрагиваю. Не ожидал такого вопроса.
Лихорадочно припоминаю, ничего не припоминается, какие-то зачеты, какие-то экзамены, всё вылетело из головы, да оно туда и не влетало, честно говоря…
– М-м-м…
– Так сколько?
Сдаюсь:
– Много.
– А если подумать?
– По числу людей… которые здесь жили.
– Ой ли?
Понимаю, что ляпнул что-то не то, очень сильно не то…
– А, нет. Еще те, кто в городе когда-либо был, они тоже каждый свой Лондон оставили.
– Ну, молодец, хоть это знаете. Так вот и получается в целом циферка вот такая красивая…
Смотрю на красивую циферку. Киваю.
– Вот, а в том месяце лондоны мы посчитали, так оно что получилось-то… циферка больше получилась. Знаешь, насколько?
– Ну… может, за это время еще кто в город приехал…
– Ага, сто миллионов человек так вот взяли и приехали.
Вздрагиваю.
– Вот и разберитесь, откуда еще города взялись.
Киваю:
– Есть разобраться.
Выхожу в Лондон – в свой Лондон, Лондон у меня скромный получился, в центре родительский дом, большой дом, и лавочка рождественская, и Харродс. А на отшибе квартирушка, которую снимаю, и контора наша.…
– Я нашел.
– Нашли?
– Ага…
– И что же вы нашли, хотел бы я знать?
– Вот… посмотрите…
Разворачиваю свои записи, гордый собой, в кои-то веки до чего-то додумался.
– Вот, смотрите… сколько человек про Лондон читали? Слышали?
– Да только ленивый не читал…
– Вот именно. А как по-вашему, представляли эти люди себе Лондон?
– Думаете… они?
– Уверен.
Пересчитываю лондоны.
Работа такая.
Лондоны считать дело хлопотное, они же на месте не стоят, порхают туда-сюда. Вот это Лондон премьер-министра, покачивается под велосипедом, извивается улицами. Вот Лондон маленького клерка – вид из окна конторы и уютный паб на углу. Вот Лондон человека, который только что приехал – где-то в центре призрачный Парламент (приезжий его еще не видел), а вокруг бешеный лабиринт скачущих туда-сюда улиц, в которых надо как-то не заблудиться, да уже заблудился, и не выберется отсюда больше никогда, а-а-а-а-а…
Уже знаю, как определить, откуда человек – или всю жизнь в Лондоне прожил или только приехал – у кого по центру Биг Бен с парламентом, тот заезжий, у кого что-то другое, тот давно здесь живет…
– …не сходится.
– А?
– Не сходится. Вы посмотрите-ка, всё равно в десять раз больше цифра получается.
Хочу спросить, сколько у нас бесхозных лондонов – не спрашиваю.
И так понятно.
Много.
Очень много.
Хватаюсь за соломинку.
– А если… а если это не люди на город смотрели?
– Звери? Птицы? Нет, не похоже, тогда бы и Лондона никакого не было…
– Ну, не звери… не птицы…
– Тогда кто?
– М-м-м…
Понимаю, что не знаю, да что не знаю – даже предположить ничего не могу. Бормочу что-то, сам не знаю, что:
– Посмотреть надо, как эти Лондоны выглядят… бесхозные…
– Ах, говорите, посмотреть? Ну, раз такой умный, так сходите и посмотрите сами…
Понимаю, что попался. Крепко попался. Но отступать поздно.
Выхожу в Лондон. В свой Лондон. Лондон у меня скромный получился, в центре родительский дом, большой дом, и лавочка рождественская, и Харродс. А на отшибе квартирушка, которую снимаю, и контора наша.
Оглядываю города, города и города. Лондоны, лондоны и лондоны. Темные, зловещие, и яркие, солнечные, зыбкие, будто разорванные на части, и цельные, стройные, гармоничные…
Оглядываюсь. Это вот Лондон какого-то старожила, это детский Лондон, это Лондон какого-то китайца, который про Лондон один раз в жизни слышал, а вот один Лондон рассыпается на пять…
Это еще что…
…один Лондон рассыпается на пять…
– Я нашел.
– Нашли?
– Ну, да. Вот, посмотрите… живет человек…
– Ну…
– …вот он книжку какую-нибудь открыл и про Лондон прочитал.
– Ну-ну.
– А вот он другую книжку про Лондон открыл, прочитал.
– Так.
– А там Лондон совсем другой. Скажем, в первой книге мрачно всё так, готично, а во второй книге Лондон романтичный, мягкий, уютный…
– Ага, понятно, так вы думаете…
– …а потом человек в Лондон приехал, своими глазами увидел. А то и не один раз приехал, первый раз летом приехал, потом зимой на Рождество, потом еще когда, один раз по работе, весь в делах, второй раз развлекаться поехал, третий раз влюбился там в кого-нибудь, у него вообще весь Лондон красками расцвел…
– Слушайте, ну голова у вас…
– …да что голова, я тут посмотрел, один город на четыре, на пять распадается… вот и проверил…
– …вы молодец. Всё сходится.
Откашливаюсь:
– Всё, да не всё… я тут лондоны посмотрел…
– …а кто это вам разрешил чужие лондоны вот так просто смотреть?
Теряюсь, тут же спохватываюсь:
– И хорошо, что посмотрел, не посмотрел, хуже бы было… А тут есть такие лондоны… гхм… как бы это сказать-то… ну вот человек в Лондон попадает – он чему удивляется?
– Гхм… ну, вы меня прям огорошили… чему… я вот первый раз попал, как-то и не впечатлило ничего… ну, Биг Бен и Биг Бен, ну и что… а нет, по улице прохожу, а там перед баром Шалтай-Болтай на стене сидит, уж не помню, из чего его там сделали… прикольно так…
– Ну вот. Каждый человек в Лондон попадает, он чему-то удивляется, а что-то для него дело привычное, вот видели вы, чтобы человек смотрел на асфальт – и восхищался? А на деревья? А на камни?
– Ну, может, на ферме на какой жил, где асфальта отродясь не было. Или в Африке в какой, где деревья совсем другие, а тут первый раз березу увидел…
…а если всему удивляется, откуда приехал?
– А что, есть такие?
– Имеются.
– И… много?
Называю цифру.
– Нехило… А вы с нулями не ошиблись?
– Точно, ошибся… там еще два нуля…
– Ничего себе… и кто это может быть, по-вашему?
Молчу.
Понимаю, что мне сказать нечего.
Дважды Си
«Падай, ты убита».
Три слова.
Падай.
Ты.
Убита.
Как в детской игре, когда целятся в кого-то, или палочкой ткнут и —
– Падай, ты убита!
Дважды Си мотает головой:
– Нет. Нет.
Встает.
(Её на землю бросили).
Идет.
Как ни в чем не бывало.
Только что бросивший её на землю оторопело смотрит, не верит, не понимает.
«Падай, ты убита».
Это ей говорят.
Там говорят.
Дважды Си не согласна:
– Нет. Нет.
Там ей пытаются объяснить, что это ну уже просто неприлично, тебя убили, так падай, а то что такое, её убили, а она тут разгуливает…
Дважды Си снова повторяет:
– Нет. Слышали вы? Нет!
Там говорят слово.
Одно-единственное слово:
«Франц».
Дважды Си срывается на крик – мысленный, беззвучный:
– Не смейте… не смейте его трогать!
«Тогда…»
Дважды Си всё понимает.
Хватается за грудь.
Падает, кажется, убедительно, давится собственным голосом:
– Ирма… Ирма!
И всё, и нет никакой Ирмы, ничего нет…
А за месяц до этого.
Дважды Си падает на колени, заламывает руки, смотрит на полную луну:
– Не надо… пожалуйста… не надо…
А там говорят:
«Пора».
Дважды Си сжимает зубы, тёмные волосы разметались по плечам:
– Нет… нет! Нет!
А там говорят:
«Франц».
– Вы… вы… вы… только посмейте… да только посмейте… да вы… вы…
…отличалась замкнутостью, со временем всё больше уходила в себя…
«Ну что у тебя там?»
Это там спрашивают.
– Не получается у меня с ними… ну не получается…
Это дважды Си.
«Надо, чтобы получилось. Или хочешь, чтобы от нас одни руины остались?»
– Да не понимаю я их…
Это снова дважды Си.
«Надо понять… надо…»
Кто-то зовет дважды Си по имени. Не по такому, сложному, с титулами, а по простому, по настоящему её имени.
Не кто-то.
Франц.
Дважды Си обнимает Франца, прижимается губами к щеке.
Дважды Си понимает…
А до этого.
Дважды Си беспомощно заламывает руки.
– Нет… об этом и речи быть не может!
– Мам, я взрослый уже… и она взрослая…
– Если ты это сделаешь, я не выдержу, слышишь, не выдержу!
Дважды Си плачет.
Смотрит на сына.
Уже понимает:
Он это сделает.
Лидерцы недоверчиво смотрят на чужаков, удивляются, глазам своим не верят. Да правда что, где это видано, где это слыхано, парень и девушка на болото идут в ночную тьму. Кто-то из лидерцев замечает кровь, текущую изо рта парня, начинает понимать…
Парень говорит, хрипит, плюется кровью.
Говорит, что он сын дважды Си.
А это женщина его.
Радуются лидерцы.
Пышут звездами.
Ишь, кто пришел.
А еще до этого.
– Изведу я тебя… изведу… сама отсюда бегом убежишь…
Это Мудрость шепчет.
Её так зовут – Мудрость.
Смотрит на дважды Си, с ненавистью смотрит, шепчет:
– Сама сбежишь, еще просить будешь, чтобы отпустили…
Дважды Си дергает плечиком, уходит. Мудрость сжимает зубы – нет, нет, не позволит она девчонке этой овладеть думами короля.
Вечереет, последние лучи заката золотят вершину Айскугель, где лежит закованный в вечные льды родной город Мудрости, Таннен-Э. Мудрость мысленно кивает тем, на вершине, не беспокойтесь, не подведу…
А потом…
– Миленький, я тебя попросить хочу…
Это дважды Си.
Забирается на кровать к Францу.
Ложится на грудь.
Чарует, лихоманит, околдовывает, это дважды Си хорошо умеет…
Франц не верит, не понимает, пытается что-то возразить, не может.
Дважды Си свое дело знает.
Придет на постель, на грудь ляжет, душу высосет…
Франц повторяет, как в тумане:
– Позволить им… самим решать… внутренние вопросы…
– Ваше величество, это безумие…
Это на следующий день.
– Вы же знаете, я не терплю возражений.
Это Франц.
– Спасены! Спасены!
Лидерцы ликуют.
Носятся в темноте ночи, оставляя за собой звездный след, сжимают в когтистых лапках вечерние газеты, которые уже начинают тлеть.
– Спасены! Спасен наш народ!
Мудрость рвет и мечет.
В бессильной злобе смотрит на вершину Айскугель, что-то скажет она в Таннен-Э…
А до этого что было…
Дважды Си обнимает Франца, прижимается к нему губами.
Дважды Си знает, что делать.
Сердце дважды Си сладко трепещет.
А до этого…
Дважды Си яркой звездой падает в трубу, печной искрой разгорается в очаге, оглядывается.
Вот он, спит на постели.
Дважды Си пробует на языке имя.
– Франц.
Так ей сказали.
– Франц.
Повторяет.
– Франц.
– А?
(Спящий открывает глаза)
– Франц…
Франц называет её по имени.
– Да, это я…
Задумывается, не знает, как объяснить – кто я.
– Мы с тобой у Софии виделись.
Дважды Си не понимает, что за София – а неважно, кивает, кивает:
– Да-да, у Софии.
– А я тебе предложение сделал…
– Да, да… а я согласилась…
– А мы помолвлены…
– А помолвлены.
– А нет, женаты уже…
Дважды Си кивает:
– Женаты, конечно, женаты…
Очаровывает, околдовывает, это она умеет.
Прячет под одеялом птичью лапку, чтобы не видел Франц.
А одна лапка у дважды Си птичья.
У всех лидерцев так.
– Это нам всем конец будет.
Это отец дважды си говорит.
– Таннен-Э, город под вечными льдами нас поработит.
Это снова отец дважды Си говорит.
Дважды Си руками всплескивает, да как так поработит…
А вот.
И дважды Си не соглашается, головой мотает, а если повлиять как…
И отец дважды Си спохватывается:
– Вот ты и повлияешь.
– А…
– Вот и пойдешь, и повлияешь…
Дважды Си всплескивает руками:
– Но… как же?
Отец щелкает клювом, здоровенный клюв у отца:
– А то сама не знаешь, как…
– Да я и не знаю ничего…
– Не беда… Майлата в помощь дадим…
Боязно дважды Си.
А куда деваться…
«Падай, ты убита».
– Не надо… пожалуйста… не надо…
Падай.
Ты.
Убита.
Дважды Си встает, делает шаг. Второй.
Не дождетесь.
– Моя госпожа…
Дважды Си смотрит на фрейлину:
– Все хорошо, Ирма. Всё… хорошо.
Там говорят:
«Падай, ты убита».
И там говорят:
«Франц».
Дважды Си сжимает кулаки:
– Только… только посмейте тронуть…
– Тогда падай… падай…
Дважды Си падает.
Есть Си.
Есть дважды Си.
Есть трижды Си.
Это три дочери.
У лидерца…
…нет, не у короля лидерцев, этот лидерц поскромнее будет.
Вон они мерцают в темноте ночи, искрами пышут по болоту:
Си.
Трижды Си.
А дважды Си нет.
Сейчас придет.
Сегодня должна прийти.
Уже в газетах пишут:
Зверское убийство императрицы…
– Придет сегодня? Придет?
Старый лидерц бледнеет:
– Я… я не посылал за ней никого…
Взмахивает крыльями, осененный страшной догадкой:
– Это Айскугель! Это они сделали! Они!
Мудрость торжествующе смеется в белокаменных палатах.
Так её зовут – Мудрость.
Вспыхивает яркая звезда в тумане.
Тает.
У старого лидерца дочери.
Си.
Трижды Си.
А дважды Си нет.
Нет…
