Иллюстратор Мария Владимировна Фомальгаут
© Мария Фомальгаут, 2023
© Мария Владимировна Фомальгаут, иллюстрации, 2023
ISBN 978-5-0059-9794-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
…книга произвела настоящий фурор: автор заманивает читателя в лабиринты сюжета, откуда нет выхода, заводит в тупики, где пол проваливается под ногами. Автор усыпляет бдительность читателя, чтобы сбросить в бесконечные темные бездны, автор оставляет читателя наедине с немыслимыми чудовищами, от которых нет спасения. Автор бросает читателя в самый разгар битвы, в которой каждый смельчак будет изрублен на куски. Еще никому не удавалось выбраться из книги живым – и, тем не менее, книга привлекает все новых и новых смельчаков, готовых прочитать книгу до конца…
Я жил в шкафу на верхней полке – когда-то это был добротный богатый шкаф, в котором не менее богатые хозяева хранили всякую всячину – но времена менялись, дом стали сдавать приезжим – сначала комнаты, потом углы, а там добрались и до мебели. Кому-то достался диван, кому-то письменный стол, а мне выпала честь жить на полке в шкафу. Жить там было довольно неудобно, поэтому я иногда – чтобы соответствовать месту проживания – становился книгой. Я позволял своим соседям себя читать, развлекал жильцов интересными историями, чем неплохо зарабатывал себе на жизнь, мне даже получалось изредка выбираться в город, чтобы почувствовать себя настоящим горожанином, а не запыленной книжкой на полке.
Правда, возникали и казусы, и немалые – каждый раз, когда в городе кого-то грабили или что похуже, и на месте преступления находили хоть какую-нибудь самую завалящую книжонку, – непременно вызывали меня, начинали допрашивать, да не я ли это сделал. Мне приходилось оправдываться, доказывать, что как вообще это могу быть я, вот, сами посмотрите, вот я, а вот книжка, которую вы нашли, я не могу быть одновременно собой и книжкой, понимаете вы? Меня отпускали, но как-то неохотно, нехотя, как будто ждали подходящего случая, чтобы упечь меня за решетку и тем самым раз и навсегда избавиться от не пойми чего, что то человек, то книга, то вообще что-то неведомое, живущее на книжной полке.
– …ну а как вы объясните это… – полицейский недоверчиво посмотрел на меня, – что каждый раз из банка или из кассы какого-нибудь магазина исчезает крупная сумма, где-нибудь рядом обязательно находится какая-нибудь книжка?
– Откуда же мне это знать?
– Но… это не могут быть ваши происки?
– Каким же образом?
– Ну… это вам виднее, каким…
В тот вечер меня продержали в полиции допоздна, я даже не смог достать билет на электричку, и мне пришлось ехать до дома в образе книги в руках у какой-то пассажирки, которая отлично провела со мной время – чего не скажешь обо мне, терпеть не могу быть любовным романом. Я надеялся, что на этом мои злоключения закончатся, но не тут-то было, – на следующий день меня арестовали, причем, даже сами не могли объяснить, за что именно.
– Ну, понимаете… вы с этим как-то связаны. Пропавшие деньги, книги… и вы книга…
Я откашлялся:
– Честное слово, я ничего об этом не знаю.
– Может, и не знаете… – согласился полицейский, – но это как-то связано с вами… понять бы еще, как именно…
– …я все понял.
– Простите?
– Я все понял… выпустите меня отсюда, я все объясню!
– Ну, уж нет, сначала будьте добры объяснить, а потом и выпустим…
– Смотрите… вы говорили, пропадали деньги…
– Совершенно верно.
– …и на месте пропажи появлялись книги.
– Именно так!
– …вы еще не догадываетесь, что случилось?
– Да не томите же, скажите!
– А ведь все очень просто, тут вы правильно заметили, что это связано со мной…
– Так я и думал!
– …если я нашел способ становиться книгой… то почему бы деньгам не научиться становиться книгами?
– Деньгам?
– Да, банкнотам, которые лежали в кассе! Может, им надоело показывать одни и те же буквы и цифры, и они решили показывать что-то другое… приключенческие романы… фантастические истории… лихо закрученные детективы…
– Очень интересно, а как вы предлагаете обратно превратить их в деньги?
– А собственно… зачем?
– Ну, знаете, за такие вопросы владельцы магазинов вам спасибо не скажут… Так что вы уж позаботьтесь о том, чтобы они снова в деньги превратились…
– Хорошо… я подумаю, как это сделать… – пытаюсь шутить, – проще всего, конечно же, продать…
– …ну, знаете, в кассе такие деньги были, которые вы так не вернете…
…полицейский наведался ко мне через пару дней, и был немало удивлен, когда увидел в саду перед домом кучу разношерстного народа, ведущего оживленную беседу. Незваный гость выискал меня и поинтересовался, как продвигается превращение книг в шуршащие банкноты.
– Гхм… боюсь, что получилось совсем не то, что мы хотели.
– В смысле… не то?
– В смысле… эти книги посмотрели на меня…
– И…?
– …и, так сказать, решили взять с меня пример, – я многозначительно обвел глазами шумную компанию, сидящую в маленьком саду перед домом.
– Не понимаю… что вы имеете в виду?
– Я думаю, вы все прекрасно понимаете…
– Хотите сказать, что они…
– …именно.
– Но в таком случае я вынужден арестовать вас всех!
– Да? И что же мы такого натворили?
– И вы еще спрашиваете? А с магазинами кто расплачиваться будет?
– Ну… я думаю… как-нибудь расплатимся…
– Да не как-нибудь, а все должно быть по закону, понимаете? Деньги должны быть деньгами, книги – книгами, люди – людьми, так что извольте все расставить на свои места, иначе я вынужден буду аресто…
…я понимал, что нам не остается ничего кроме как бежать из города, а то и вовсе из страны, и даже с планеты, и даже из этого мира, но как это сделать под дулом полицейского пистолета, я не понимал…
– …бегите, – неожиданно сказал полицейский.
– Простите, что…
– …бегите. Из города. Лучше из страны. Еще лучше из мира. Так вас никто не найдет…
Нам ничего не оставалось кроме как бежать – покинуть привычный мир, кроме которого мы ничего в жизни не видели, странствовать по чужим мирам, таким пугающим, таким непонятным. Вот так я попал к вам… вернее, не я, мы тут все собрались в одной книге, вместе не так страшно… Надеемся, нам с вами будет интересно, еще больше надеемся, что вы не выдадите нас полиции…
23:59:56…
23:59:57…
58…
…59…
Еще нет, еще…
00:00:00…
Старт!
И все, и срывается из ниоткуда, из пустоты, с той границы, где начинается на меридиане новый день – срывается что-то жуткое, непонятное, сметающее океаны и материки, – конец света, вот что такое.
Ну ничего, наши быстро спохватились.
Да и не наши тоже.
Запустили спутники, или ракеты, или что там еще, остановили это, вот так вот на каком-то меридиане тормознули – тпр-р-ру, стоять, – конец света, или что там было, замер на границе, пытается пробиться через неё, не может.
Так что ничего, жить можно.
Нам, правда, не очень повезло, наш городок оказался… вот не верьте, когда говорят – на краю границы, да ничего не на краю, до границы еще далеко-далеко, километры и километры. А все – на границе, на границе… нас и на работу не берет никто, потому что мы как будто сами немножко откуда-то оттуда…
…что говорите?
Какое переехать, можно подумать, кто-то наш дом купит вот здесь, в скольких-то километрах от сами знаете чего. Может, вы возьмете? Нет, серьезно… да ничего тут страшного нет, это же не радиация в самом-то деле, и не химия никакая, а… а я не знаю там, что. На лето не хотите приехать? Мы вам домик сдадим, места хорошие… Ой, вот спасибо, ну вы нам прямо жизнь спасаете, ну все, мы поехали, попытаем счастья в городах…
…здрассьте…
А?
Да еще бы вы меня видели, меня здесь нет. Что значит, где я, нигде меня нет. Ну… Ну вот так. В общем… а вы кто, собственно? А вы что в чужом доме делаете? А-а-а, ага лето… а хозяин где? В каком еще городе, я ему весточку передать хочу, а он в городе… Я-то? Да я брат его. Я-то? Да оттуда. Откуда, оттуда, ну оттуда, с той стороны. Я что сказать-то хотел…
Передайте ему, короче, врут вам все, конец света на ваши земли нагрянул, еще как нагрянул, вы просто сами ничего такого не замечаете, думаете, это нормально, то, что здесь творится… ну кто вам виноват, вы уже и забыли, как оно все должно быть… Конец света уж постарался, чтобы вы забыли… Он только до нас не добрался, до наших земель, вот мы и есть последний оплот челове…
…ну как вы там? В порядке все? Ну вот, а вы боялись, говорю вам, городок нормальный, все при всем. Да, я что вас предупредить-то хотел, тут сны иногда приходят нехорошие, вы их не слушайте… как будто и правда оттуда…
…в этот дом обязательно нужно войти, ну и что, что этот дом то и дело превращается в шкаф, и взять со второй полки, то есть, со второго этажа… нет, даже не листок, это не листок с буквами, это просто буквы…
…написано моей рукой, никаких сомнений – моей рукой, и все бы ничего, только я ничего подобного не писал…
…я пойду туда завтра на рассвете – если я вернусь, обо мне узнает весь мир, если я не вернусь, то погибну…
…и дата – отсюда не вижу, какая именно, но откуда-то из будущего, очень далекого. И больше записей нет, из чего я делаю вывод, что не вернулся и не остался в живых. Главное, запомнить эту дату, говорю я себе, запомнить – и просто не пойти туда…
– …вот так я спасся, – говорю я кому-то через много лет, – просто туда не пошел…
Я не знаю, где мы находимся с этим кем-то, ну должны же мы где-нибудь находиться, пусть мы сидим в гостиной моего особняка, должен же я через много-много лет стать богатым и купить особняк.
– …вы не спаслись, – отвечает кто-то.
– То есть…
– …не спаслись. Посмотрите, что написано, – если я не вернусь, я погибну… Но ведь вы не пошли туда, а значит, не вернулись…
– То есть…
– …сожалею, но вас уже нет.
Пытаюсь проснуться, понимаю, что не могу, что сон перехитрил меня…
– …вас вчера лишили гражданства…
Презрительно фыркаю, интересно, как можно лишить того, чего у меня нет…
– Как это так получилось-то?
Поднимаю голову, а ты вообще кто такой, чтобы вопросы мне задавать, – не сразу понимаю, кого я вижу перед собой, да не кого, а что, старинный дом из тех, которые испуганно прячутся между новостройками, мимо которых пройдешь – не заметишь, если не присмотришься как следует…
В жизни бы не подумал – дом.
А вот – дом.
– Так как так получилось? – не унимается дом.
Хочу послать его далеко и надолго, тут же спохватываюсь, все-таки дом, не человек, отвечаю как можно спокойнее:
– Да дураки они…
– Дураки?
– Ну, конечно… как меня можно лишить гражданства Лановива, если я никогда не был гражданином Лановива?
– Это они могут… – усмехается дом… лишить гражданства, которого нет…
– …полиция постановляет… лишить вас гражданства…
Презрительно фыркаю, как можно лишить того, чего у меня нет. Меня выдворяют из города, который так толком и не посмотрел, ну а как я хотел, сам виноват, нечего было вмешиваться, бьют плетьми старый дом, которой охает и стонет – проходи мимо и не вмешивайся, нечего бросаться на избивающего, нечего вырывать плети, и только потом уже заметить полицейскую форму, нечего…
Выдворяют из города, еще пытаюсь что-то вопить, я защищал дом, да что он вам сделал, этот дом, да в приличном месте за избиение дома вас бы всех… А я-то еще считал Лановив приличным местом, столицу столиц, мечту мечты, городом, на путь в который не жалко потратить всю жизнь…
(…из допроса старого дома)
– Почему вы вернулись в Лановив?
– Это мой город… я жил там всю жизнь…
– Вы знаете, что по новому закону новации подлежите сносу?
– Но я жил там четыреста лет…
– …подлежите сносу, на вашем месте уже построили торгово-жилой комплекс…
– Это как, торгово-жилой? Это жильцами торговать, что ли?
– Ладно, сделаем вид, что не заметили вашего так называемого юмора… Вы помните, что вам было строго запрещено возвращаться в город?
– Да, но…
– …за нарушение запрета мы вынуждены лишить вас гражданства.
– Но вы… позвольте, вы уже лишили меня гражданства! Как вы можете лишить меня того, чего…
…дом не договаривает, врата Лановива захлопываются перед его носом, которого у дома нет.
– …и много вас таких? – спрашиваю я просто чтобы что-то спросить.
– Да порядочно… уже на целый городок набралось таких домов…
– Домов, у которых…
– …отняли гражданство. А потом еще раз отняли гражданство.
– Но как возможно…
– …у вас, я так понимаю, тоже?
– Да, но… тут понимаете, что… я никогда не был гражданином Лановива, города городов, поэтому меня нельзя лишить…
– …еще как можно… – дом делает многозначительную паузу, – значит, теперь у вас тоже… отрицательное гражданство?
– В смысле?
– Ну… как бы вам объяснить… вот один минус один сколько будет?
– Ноль.
– А ноль минус один?
– Нисколько… хотя нет, стойте… минус один будет.
– Вот и с гражданством так же.
– Хотите сказать, у меня теперь… – смеюсь, – отрицательное гражданство Лановива?
– Совершенно верно… так добро пожаловать…
– …иворк…
Дома выжидательно смотрят на меня.
– ..илпак…
Еще пауза, на этот раз подольше, никак не могу перевернуть слово – «последней», наконец, получается —
– …йендел..соп од вивонал…
Защищать, защищать… та… щи… ща… з…
– …тащищаз сунялк!
Сунялк, это я хорошо запомнил, потому что за время клятвы повторил не раз…
Аплодисменты.
Старые дома ведут меня к городу, к Лановиву, но к какому-то другому Лановиву, старинному, подернутому легендами и мифами, к Лановиву, который был когда-то, пока не стал тянуться ввысь, расчищая все под безликие торговые башни из стекла и бетона. Иду по улочкам, дома выглядывают друг из-за друга, перешептываются, человек, человек, настоящий человек, вот это да, да вы посмотрите…
– Ну вы их извините, – осторожно добавляет старый дом, – людей-то у нас еще здесь не было…
– …вы… какого черта вы вообще сделали?
– А что такое?
– А то такое… вы какого черта парня этого гражданства лишили?
– А что надо было его за нарушение порядка по головке погладить и орден дать?
– Да не-ет… у него же не было гражданства!
– Ну и что, надо же было его как-то наказать?
– Вот и наказали, так наказали, что дальше некуда… Вы хоть понимаете, что там раньше только дома были?
– И… и что?
– Вы хоть понимаете, что будет, если в этом отрицательном городе… появится человек?
– Нет, а что…
– Вот и я не понимаю… но что ничего хорошего, это точно…
– …и каким же образом? – настораживается дом.
Откашливаюсь:
– По программе воссоединения.
Дома настороженно смотрят на толпу моих родственников в стиле седьмая-вода-на-киселе.
– Так, так… А эта… с позволения сказать…
Девушка (даже не знаю её имени) смущенно опускает глаза.
– Фиктивный… брак.
– Очень хорошо… добро пожаловать в Лановив, присягу выучили?
С тревогой смотрю на девушку, сейчас начнет мяться – нет, как бы не так, бодро рапортует про иворк илпак йенделсоп од вивонал ьтащищаз – как-то ухитряется даже с мягкими знаками в начале слова…
…зерновой комбинат задумался – казалось, я смог в чем-то его убедить. По крайней мере он начал вспоминать о тех временах, когда еще был обычной деревенской мельницей, стоял на окраине села, поскрипывал жерновами, перемалывал зерно, вздымая мучную пыль. Кажется, комбинат вспоминал лунные осенние ночи, когда на мельнице оживлялись темные силы, призрачные духи, справляли свои мистические шабаши. В обычно время комбинат не просто говорил себе, что этого не было, – он даже не вспоминал те времена, когда был простой мельницей, только начинал свой трудный путь к богатству и процветанию. Осталась ли та деревенька? Жива ли она? Сидит на крылечке, глядя вдаль подслеповатыми глазами, или уже только черные птицы скачут по погосту?
– …вот что, – комбинат повернулся ко мне, – вам поручение… поднимите архивы, все, какие сможете, найдите тут деревеньку, откуда я родом…
– ..но… кто же будет контролировать…
…я сам себя проконтролирую, не проблема… А вы поищете деревеньку… Мне кажется, все не просто так, между мной и звездолетом существует какая-то связь…
– …какая… связь?
– Вот я бы это тоже хотел понять…
Я уже собирался выходить из огромных ворот к дороге, ведущей в мегаполис, когда спохватился и обернулся:
– А если…
– Что если?
– А если звездолет – это другой вариант вашей жизни… ну… как бы сложилась ваша судьба, если бы вы решили заниматься не зерном, а… махали бы своими мельничными крыльями, летали бы над миром, выше, выше…
Очень смешно, – комбинат презрительно фыркнул, – что же, ступайте…
Мне было не по себе от того, что он не верил мне – и в то же время я понимал, что рано или поздно ему придется мне поверить…
…каким было раньше число Пи, сейчас уже никто и не помнит, – еще бы кто-то что-то помнил, от него ничего толком и не осталось. Единицы растащили, чтобы сложить из них стены домов, из четверок сделали стулья, из шестерок – уютные кресла-качалки, из троек получились удобные вазочки. Девятки мы использовали как крючки, на которые можно было что-нибудь вешать, две семерки, приставленные друг к другу, образовывали добротный стол. Из восьмёрок и нулей получились отличные мягкие диваны. Как использовать двойки, никто не знал, и они сиротливо висели в пустоте, где когда-то тянулась бесконечная вереница цифр числа Пи. Впрочем, некоторые оригиналы все-таки помещали в свои дома двойки – сами не знали, зачем.
Нам повезло – или наоборот, не повезло – жить в самом начале Города, начале, которое еще помнило, как Город появлялся из ниоткуда, из вереницы чисел. Нам выпала нелегкая и в то же время почетная миссия – охранять самое начало числа Пи до двадцатого знака. Если бы кто-нибудь пожелал урвать оттуда пару семерок на стол или восьмерку для диванчика, мы должны были пресечь это сию минуту. Впрочем, такое вряд ли случилось бы – по ту сторону числа Пи было более чем достаточно цифр. Вечерами мы шутили, что когда-нибудь цифры в конце числа Пи кончатся, и кто-нибудь придет к нам за материалом для дома. Мы понимали, что этого никогда не случится – и все-таки с опаской смотрели на темноту ночи ближе к концу Пи, и когда однажды вечером я увидел в темноте фонарь, у меня недобро ёкнуло сердце…
Клепа волнуется, еще раз оглядывает себя, вроде все при всем, да черт пойми, все или не все. Вот футболку, например, навыпуск надо, или заправить – вроде люди и так, и так носят, черт их вообще пойми. А вот носки с кедами можно или нельзя, а то мало ли. Клепа поправляет джинсовую юбку, думает, не слишком ли коротковата, не слишком ли длинновата, – кажется и так и так одновременно. Клепа берет сумку, не самую большую, не самую маленькую, знать бы еще, что туда положить, что вообще люди в сумки кладут. Ничего не придумывается, Клепа бросает сумку, глупая, глупая Клепа, так и знала она, что ничего у неё не получится, ничегошеньки-ничего…
Клепа нервно царапает ногтями сумку, одергивает себя, нельзя-нельзя-нельзя, еще раз оглядывается, не оставила ли где-нибудь ценники на одежде, нет, ничего такого, хотя кто его знает, вот так кажется, что нет ничего, а потом вылезет в самый неожиданный момент. Клепа делает шаг, другой, попеременно одергивает себя, только бы не встать на все четыре конечности, нет, нет, держаться, держать равновесие, хвостом, хвостом, где хвост – а хвоста-то и нет, Клепа падает в пыль, ш-ш-шш-ш, все испортила, все заляпала Клепа-растрепа, хоть обратно в магазин иди…
Некогда, некогда, Клепа спешит прочь из города, в который скоро придет тьма, да что значит, скоро, по слухам уже в городе, на окраине грызет дома, с хрустом переламывая их кости. Клепа думает сесть на велосипед, да какой велосипед, как равновесие держать прикажете, хвоста-то нет, ш-ш-ш-ш… Клепа нервно лижет руку, тут же одергивает себя, чш-ш-ш, нельзя. Утешает себя, что вроде люди тоже ногти грызут или еще что делают, тут же снова одергивает себя, ну и что, мало ли что там люди, Клепа не люди, Клепа даже ногти правильно грызть не сможет…
Клепа подходит к вокзалу, главное, поезда не испугаться, не распушить хвост, которого нет, не броситься наутек. Поезд подъезжает прямо-таки до неприличия аккуратно, Клепа даже сомневается, да точно ли это поезд, а не что-нибудь. Хочется спросить, да точно ли поезд, только про такие вещи не спрашивают, а как бы…
А вот.
– …а… а это поезд туда, да? – Клепа показывает рукой куда-то туда.
– Да, да, туда, – отвечают Клепе. Ответили, надо же, значит, Клепа и правда выглядит как положено.
– …документы ваши?
Клепа замирает у входа в вагон, собирается с мыслями, м-р-р-р-р…
– …а… а я не успела… а не взяла… а тьма мой дом съела… а я…
– Имя ваше?
– А Клепа…
Клепа проклинает себя, ну почему нормальное имя не соврала, каша-гаша-ваша, почему, ну потому что глупая, глупая Клепа, в жизни бы не запомнила всю эту кашу-вашу-нашу, привыкла, – Клепа-Клепа-Клепа-кс-кс-кс…
– Клепа это же от Клеопатра?
– Ага… – Клепа не знает, от чего Клепа, но на всякий случай кивает.
– А дальше?
А что дальше, думает Клепа, что может быть дальше…
– Ну, фамилия?
Клепа спохватывается, а тут-то она и не придумала ничего, хватается за соломинку:
– Кис…
– Очень хорошо, Клеопатра, проходите…
Клепа спохватывается, что от волнения теребит и теребит подвески на шее, подвески рвутся, разлетаются по перрону, кто-то понимающе кивает, да все на нервах, да…
– …с животными нельзя!
Клепа вздрагивает, сжимается, не сразу понимает, что это не ей, это кому-то там, женщина какая-то с переноской, кричит, плачет, кто-то как заведенный повторяет – с животными нельзя…
Клепа поднимается в вагон, ищет, куда себя деть, кто-то хлопочет, да посадите же девушку, кто-то фыркает, ну пусть ко мне на колени сядет, а что, Клепа любит на коленях сидеть, особенно если по спинке чешут, м-р-р-р… Наконец, люди сдвигаются, буквально складываются пополам, Клепа садится на краешек полки, толпа прибивает к полке мужчину с годовалой девочкой на руках, Клепа оживляется, а давайте я подержу, обнимает малышку, забывается, мр-р-р-р…
…Клепа оглядывает перрон, хочет прижать уши, уши не прижимаются. Потому что это нечестно, потому что здесь должно быть все, все, – да какое все, никакого всего, дальше-то куда идти в этом городе, вон в какой-то автобус садятся, у Клепы что-то не по-нашему спрашивают, Клепа понимает только, что ей в автобус нельзя, а вон еще машины стоят, только там платить надо, глупая Клепа, даже денег не взяла…
– Екада?
Клепа поворачивается, смотрит на старушку с цветами на шляпе, не понимает.
– Пубач екада?
Клепа вспоминает фразу, заученную в поезде, неумело выговаривает:
– Кее… соим… пикав.
Это значит что-то вроде – я по-вашему не говорю, или что-то в этом роде.
– О-о-о, бакап рапез пушёлюн цыф-цыф-лонедэк…
Дама ведет Клепу куда-то в никуда, в тряский автобус…
…кто бы мог подумать, что маленькая деревенька откроет свои двери для тех, кто бежал от зла…
– …Кло… па?
Клепа обреченно кивает:
– Кло-па. Кло-па…
– Оо-о-о, Клопа! Векесса… Векесса… – указывает на себя…
Клепа смотрит на вазочку на полке, протягивает руку, тут же одергивает себя, нельзя, нельзя, – не удерживается, смахивает, ф-ш-ш-ш-ш, вазочка падает на ковер, и хорошо, не разбилась, м-р-р-р, Клепа проходит мимо шторы с тяжелыми кистями, сцепляет руки, чтобы только не тронуть кисточку, а то оборвет к чертям…
…поражены вероломством приезжих, которые…
…тетя Векесса заходит в холл, оглядывается, Кло нигде не видно, ну еще бы не видно, затаилась где-нибудь, все они так затаиваются, потом набрасываются на хозяев, ну а как иначе… Векесса сжимает топорик, понимает, что ничего этим топориком не сделает, ничегошеньки-ничего…
Кло сидит у пианино под винтовой лестницей, перебирает ноты, когда две, это восьмая, когда четыре, это шестнадцатая, а когда три, это что, повторяются, три, три, три… Ф-ф-ф-ф-ф-ш-ш-ш!
Клепа подскакивает, когда видит хозяйку с топориком, не понимает, как, почему, за что…
Ну, ты же понимаешь, говорит хозяйка, ну так же будет, в новостях за завтрашний день так написано, а новости за завтрашний день врать не будут, они никогда не врут, вот они говорят, что вы всех нас перебьете, чтобы в доме жить, дома, они же такие, там один хозяин должен быть… Так что извини, новости не зря нас предупредили, чтобы мы опередить вас успели…
Хозяйка взмахивает топором, нет, нет, не может, не может она этого сделать…
Клепа спохватывается, сбрасывает с себя домашний халат, прыгает на четыре лапы, выпускает хвост, вот, вот, смотрите, не надо со мной такое делать, я же вот она, я же вот она…
Тетя Векесса обнимает Клепу, чешет за ухом, ах, ты моя хорошая…
Клепа сидит на окне, смотрит в зимние сумерки – зимы здесь неправильные, почти бесснежные, чуть-чуть посыплет с неба ночью и утром растает, и все. В сумерках видны соседние дома, светятся окна, в окнах видны силуэты с чуткими ушками и длинными хвостами. Клепа не выдерживает, дергает кисти на шторах, пугается коготком, ах, Клепа, Клепа, – снова выпускает руки-ноги, убирает хвост, кутается в халатик, перебирает клавиши на пианино, что же значит, когда три…
…тьма поднимает окровавленную морду, с хрустом перекусывает кости последнего дома, смотрит в сторону тех краев, где еще виднеется свет, – спешит туда, перебирая лапами…