Иллюстратор Мария Фомальгаут
© Мария Владимировна Фомальгаут, 2017
© Мария Фомальгаут, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4485-0167-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Мы жили в прекрасном старинном замке, в котором хватало места нам всем.
Наш замок висел на двери, иногда поскрипывал от ветра.
Иногда в замок приходили новые люди, стучали в ворота – мы впускали их, наливали глинтвейн, подогревали ванну с шампунем и отводили гостям комнату.
В нашем замке было отверстие для ключа.
По вечерам в замке зажигали свечи и устраивали веселые танцы.
Однажды наш замок сломался. Мы позвали мастера.
Мастер пришел и спросил:
– Что у вас за замок?
– Мы не знаем, – сказали мы.
– А не знаете, так как я вам его чинить должен? Если это замок, который висит на двери, я развинчу его отверткой, если это замок из камня, я возьму камень и цемент. А так – что же мне взять?
Мы не знали.
И мастер не знал.
И ушел ни с чем.
Сегодня метель.
Сегодня, это когда? Это сегодня сегодня. Тридцать седьмого дня лунного месяца.
Метель.
То есть, метель, это не просто сегодня метель, это такая метель, что всем метелям метель, когда у-у-у-у-у-у-у! – снег воет, кружится, и у-у-у-у-у! – снежинки летят, и ветки летят, и деревья летят, и дома летят, и луна летит то вверх, то вниз, заблудилась луна, и повозки летят… не-ет, повозки не летят, в такую погоду никто из дома носу не высунет, повозки в теплых сараюшках спят, а люди у очагов греются, пьют чафе, рассказывают сказки…
И метель в метели летит, сама метель в метели заблудилась, у-у-у-у-у, летает туда-сюда, ищет выход из самой себя, не находит…
А это что?
Никак повозка едет…
Да нет, быть не может, откуда повозки в такую погоду, повозки до… а вот нет, летит повозка то вверх, то вниз, кувыркается в бесконечной метели, ищет дорогу, которой нет.
Машет экипаж перепончатыми крыльями.
Качается на экипаже единственный фонарь, второй уже улетел, потерялся…
Чу! Показалось… нет, не показалось, вот он, огонек, мерцает вдалеке.
Закоченевший возница направляет экипаж к огоньку, ну давай же, крыльями, крыльями маши, ну, родной, ну, еще…
Экипаж беспомощно взмахивает крыльями, кувыркается в метели.
Огонек меркнет.
Исчезает.
Экипаж мечется среди снега, возница обреченно опускает вожжи, – спасения нет…
Снова огонек – тусклый, робкий – экипаж несется к нему, рассекая пелену метели…
Закоченевший экипаж прибивается к крыльцу, закоченевший возница стучит в тяжелые двери.
– Кто это в такую погоду?
Это отец семейства. Недоволен отец семейства, в такую-то погоду добрые люди по домам сидят, а тут на тебе…
– Пусти его… пусти!
Это мать семейства. Волнуется, кто там замерзает на улице в такую ночь.
Отец семейства сомневается, наконец, спохватывается:
– А-а-а, привез, наконец-то!
И Рамья подскакивает, хлопает в ладоши:
– Привезли! Привезли!
Распахиваются тяжелые двери – и верно, входит гонец, несет тяжёлые короба, сгибается под их тяжестью.
– Привез… наконец-то, – кивает отец семейства, – ну давай… распаковывай…
И оглядывается воровато, не видит ли кто из слуг, а то мало ли…
Гонец распаковывает коробы, отец семейства наклоняется, вынимает товар, спохватывается, передает благоверной своей, это тебе вышивание приехало… снова смотрит в короб, вынимает шкатулку, принюхивается, и-э-э-э-х-х-х, знатный табак…
Рамья ждет.
Ничего не происходит.
Рамья осторожно напоминает:
– А… а мне?
– Ах да, вам, добрая госпожа… – курьер ищет что-то среди коробов, бледнеет, – странно… ничего нет…
Рамья заливается слезами:
– Потерял, потерял!
Отец семейства пытается успокоить дочь:
– Что ты, в самом деле, окстись, человек в такую погоду доехал, а ты…
Экипаж гонца хлопает крыльями в сараюшке, волнуется. Гонец бросается в сараюшку – так и есть, вот и последний короб в экипаже стоит, где товар для Рамьи припасен.
– Вот он… вот она, посылка ваша…
И Рамья посылку открывает, волнуется.
И верно, дошла посылка, вот она, книжица в золотом переплете, Любовь Розы называется.
И гонца к столу ведут, кресло ему ставят поближе к камину, отрезают ножку крылопатки, наливают гостю вина.
И Рамья книжицу открывает, читает – эта история началась в темную полночь в месяц луны, когда одинокий всадник на горной дороге увидел в окне высокой башни силуэт молодой девушки – и сердце его воспылало любовью…
– Рамья, гости!
Рамья отрывается от книги, не понимает – как гости, почему гости, откуда гости. Да быть не может, чтобы в такое время гости, время-то какое, сезон метели, когда снег летит, деревья летят, дома летят, все летит, и когда еще успокоится…
А вот – гости.
А бывает так, летают-летают дома, и р-раз, – друг к другу прибились.
Тут уже хочешь, не хочешь – а надобно в соседний дом наведаться с визитом, а то мало ли что подумают.
Вот так и случилось, прибилась к дому высокая башня, жуткая, страшная, и кто-то в ней живет…
А вот и гости.
И Рамья хлопочет, гостевое платье примеряет, украдкой в гостиную смотрит, где гости – вот они, гости, странные, чудные, щелкают по паркету когтистыми птичьими лапами, поправляют крылья за спиной.
Их трое. Хозяин башни, супруга его, и сын их, молодой парень, недавно выучился на кого-то там, даже диплом получил.
Рамья смотрит на гостя.
Сердечко бьется часто-часто.
Мир переворачивается.
– Ты готова, Рамья?
– Ах, нет, маменька, нездоровится мне сегодня…
Рамья делает вид, что уходит в спальню, а сама скрывается по коридорам, по коридорам, по коридорам, смотрит на гостя, вот он, сидит за фортепьяно, наигрывает причудливую мелодию, которая сейчас в моде там, у них, и мать его восхищенно квохчет, ах, какой талант, и отец сокрушенно качает головой, да что за музыка нынче пошла, то ли дело раньше, сыграл бы лучше что-нибудь из давнишнего…
Рамья смотрит украдкой, тихохонько перебирается к другой двери, оттуда лучше вид…
Чу!
Рамья сталкивается в коридоре с гостем.
Замирает.
И гость замирает.
У Рамьи сердце обрывается.
И у гостя сердце обрывается.
Рамья бледнеет.
И гость бледнеет.
А за окнами метель.
Отец семейства хватается за голову:
– И даже слышать не хочу… смеешься, что ли, душа моя?
Рамья всхлипывает:
– Но, папенька!
– Что папенька, я осьмнадцать лет как папенька… даже не проси, кто ты, а кто он…
– Но папенька!
– И речи быть не может…
Рамья заливается слезами, бежит прочь из комнаты.
Отец семейства раскуривает трубку, эх, знатный табак. Ничего, поплачет дочка и успокоится, поймет, что родители добра ей хотят… вот, мать семейства тоже по молодости за какого-то чужака выйти замуж хотела, а потом ничего, смирилась, забыла, теперь сама над этим смеется…
Рамья сидит в спальне, слезы утирает, читает роман, Любовь В Свете Луны, называется.
…и тогда Глюримэль сказала своему возлюбленному – мой бесценный друг, если родители против нашей любви, то нам остается только убежать и тайно обвенчаться под покровом ночи…
Рамья читает.
Перечитывает.
С замиранием сердца спускается в сараюшки, где стоят экипажи, прижимается к своему экипажу, хороший у Рамьи экипаж, Уголёк, всё понимает…
– А Рамья где?
– Вроде спать уже легла, нездоровится ей…
– Надо бы проведать, как она там…
– Рамья! Золотце моё! Рамья?
– Что такое?
– Рамья пропала! Рамья!
– Две цены.
– И за три не полечу, не просите даже.
Старый дракон прислушивается к обрывкам фраз, топорщит уши.
– Пять цен.
– Добрый господин, в такую погоду вам никто и за десять цен не полетит.
Старый дракон просыпается.
Смотрит.
Молодой парень ходит по таверне, то к дойному дракону, то к другому, спрашивает что-то…
Старый дракон тянет к парню массивную голову на дряблой шее:
– Что надо-то?
Парень называет адрес.
Старый дракон думает.
Называет цену. Все в таверне ахают, ишь, загнул, да за такие деньги можно всю столицу купить…
Парень кивает:
Ну, половину сейчас отдам, половину как долетим.
А в таверне все снова ахают.
Метель.
Такая метель, что всем метелям метель, что бывает только в месяц метели, когда снег летит, и звезды летят, и луна летит, и дома летят, и метель заблудилась сама в себе, не находит выхода.
И дракон летит.
Ищет храм, не находит, да где его ветер носит, этот храм…
– На что тебе храм в такую непогоду…
Это дракон говорит.
– С девушкой я с одной обвенчаться должен…
– Куда ж венчаться в такую непогоду…
– Ты лети, давай, поторапливайся!
– Да какое же поторапливайся, не видно же ничего!
Машет дракон крыльями, слабее, слабее, ничего не видит перед собой, не видит, куда летит…
Светает.
Виднеется впереди храм.
Парень стучит в закрытые ворота.
Дракон ждет, надо бы парню про деньги напомнить, только не сейчас, сейчас сильно зол парень, что-то случилось там, спорит с кем-то, срывается на крик, как уже уехали…
– Я вас слушаю.
Спец говорит – я вас слушаю.
И улыбается.
Это его так учили, когда пациент приходит, говорить – я вас слушаю.
И улыбаться.
Про себя оценивает, мужчина, лет тридцати, должно быть, офисный работник, хотя у такого и своя фирма уже может быть…
– Понимаете… я женат.
Спец кивает. Так. Женат. Сейчас начнется, кризис среднего возраста, хотя до него рановато еще, любовь ушла, быт остался, или любовницу себе нашел помоложе, или он хочет детей, она не хочет, или она хочет, он не хочет, или…
– Я женат уже пять лет… и не знаю, на ком.
– В смысле?
– Понимаете… это было однажды… в метель. Я в столицу полетел по делам, в Интернете еще утром посмотрел, что метель намечается, ну так мы же умные, мы же плевать хотели на предупреждения… вот, флаер взял, полетел… а тут метель. Сильная такая… ни черта не видно, навигатор с ума сходит, думал всё, хана… и тут вижу, огонек мерцает… крохотный такой… думал, деревушка там какая, или что, флаер туда направил, еле долетел… смотрю, а там храм стоит… причудливый такой… как в сказках… никогда такого раньше не видел…
– Вы верующий?
– Ну… как вам сказать… может, есть что-то такое… высшая сила какая-то… ну… – смеется – на Пасху куличи ем…
– Храм… и что же?
– Ну вот, подлетаю я к храму… еле добрался до него. Иду на крыльцо, тут меня люди под руки подхватывают, давайте, скорее, скорее, мы вас заждались уже… Я закоченел к черту, зуб на зуб не попадает, иду за ними, даже сказать ничего толком не могу… Ставят меня к алтарю, рядом девушка стоит… ритуал какой-то начинается… я даже не сразу понял – венчание…
– Вы знали эту девушку?
– Да нет, то-то и оно… потом священник говорит – поцелуйте невесту, а я даже сказать не могу, что я вообще тут случайно, – всё как во сне. Девушка смотрит на меня, визжит – ай, не он, не он – и хлобысь в обморок…
– А вы?
– А я к двери кинулся… говорю вам, всё как во сне было, прыгаю во флаер, и полный вперед…
– Интересно-интересно… так что же вы от меня хотите?
– Понимаете… я эту девушку найти хочу…
– Ну, для вас же этот обряд не имеет никакого значения… да и у них тоже… думаю, есть какой-нибудь обряд развенчания…
– Да нет, вы не поняли… люблю я её, понимаете…
– Ну, вы же ничего про нее не знаете, так что о любви говорить рано… вы создали в своей фантазии образ…
– …да никакой не образ, люблю я её, и всё!
– Так что же вы…
– Как мне её найти?
– Ну, что я вам могу сказать…
– Вы мне не верите? Думаете, я всё это выдумал, да?
– Ну, отчего же… я тоже верю в параллельные миры, думаю, есть что-то такое… может, и правда, весь год миры сами по себе, а в месяц метели всё перемешается…
– И как мне её…
– Гхм… а вы к эзотерикам не обращались?
– Да что они понимают, эзотерики эти…
– Тоже верно…
– А ещё позже позвонить никак не могли? Ничего, что все добрые люди спят уже?
– Тут дело такое…
– Да хоть бы извинились, что ли, в час ночи звонить!
– Да некогда… тут ко мне клиент приходил, такое сказал…
…выявить порталы в другие миры, уничтожить тех, кто контактировал с представителями других цивилизаций…
– Вы поможете мне её найти?
Смотрю на молодого мужчину, думаю, как бы сказать помягче, что…
– Вы понимаете, что вам прятаться нужно?
– Мне? Прятаться?
– Ну, конечно… вас же убьют, если найдут…
– Ну, это понятно все, вы мне скажите, как мне девушку найти?
– Вы за себя не боитесь?
– И за себя боюсь… и за неё тоже боюсь. Так вы мне карту параллельных миров дать можете?
– Ага, так я вам секретные данные и раскрою… у меня самого к ним доступа нет… да и не поможет вам карта эта, в метель же всё с ног на голову перемешивается… а не в метель вы другие миры и не найдете…
– Ну, хорошо… так пойду…
– Куда вы так пойдете?
– Куда… девушку искать…
Хлопает дверью, прыгает во флаер, хочу окликнуть его – не окликаю, не успеваю…
Тают в метели огни флаера.
Сегодня метель.
Да не просто метель, а такая метель, что всем метелям метель.
Снег летит.
Дома летят.
Повозки летят, подхваченные ветром, – которые не успели добраться до дома.
Всё летит.
И метель сама летит, заблудилась в метели…
– А можно мне Катю увидеть?
Капитан, наконец, вспоминает про меня:
– Чего говорите?
– А Катю можно увидеть?
– А комп занят, погоди.
Откашливаюсь:
– Да нет… вообще увидеть.
Капитан присвистывает. Хочет сказать – этого еще не хватало. Не говорит.
– М-м-м-м…
Продолжаю наступление:
– Мне отпуск полагается.
– Очень рад за вас… в отпуск-то мы вас отправим, а вот насчет Кати…
Снова атакую:
– Имею право раз в пять лет.
– Ми-и-ил человек, ничего, что война идет?
Хочу сказать, что у них всегда война идет.
Не говорю.
Таких слов мне уже не простят.
– Ладно… поговорю с начальством…
Хочу напомнить капитану, что он-то здесь и есть начальство, начальственнее некуда.
Не напоминаю.
– А мы всегда-всегда будем вместе.
Это Катя говорит.
– А мы никогда-никогда не расстанемся.
Это я говорю.
Нам пять лет. Может, больше. Может, меньше. Неважно.
Теперь это уже неважно.
А Катя говорит:
– А давай так: а мы жили в королевстве, а там кто скажет, что никогда-никогда не расстанется, тот навсегда расстается.
– Это еще зачем?
– А чтоб интересно было.
– Ну во-от еще!
– А это злой король придумал, а мы его победим, и снова вместе будем…
А кто скажет, что никогда не расстанется, тот расстанется навсегда.
Это игра такая.
Нет, не игра.
А по правде.
– …атакуют…
До меня долетает обрывок фразы:
– Атакуют.
Уже неважно, кто атакует, кого атакует, главное – атакуют.
А нет, важно, кого:
Нас.
Иду на пост. Это я тоже знаю, когда атакуют, надо идти на пост.
– Почему не на посту?
Это капитан.
Развожу руками:
– Так я… на посту.
– Ну, давайте… слушайте, что там.
Слушаю, что там.
Слышу Катю. Пробую её голос на кончике души. Слы-шу-ка-тю. Катя простыла. Это я тоже слышу, что Катя простыла, горло как будто обжигает раскаленный наждак.
Катя плакала ночью. Это я тоже знаю. Осталось понять, из-за чего плакала, а вот этого я вообще за сто лет не пойму, Катя, она такая, да все кати, они такие…
– Ну что там?
– Смотрю на капитана, вспоминаю, кто я и что я.
– А… тревожно у них как-то…
Капитан фыркает:
– Еще бы у них не тревожно было.
– Да нет… как-то по-особенному тревожно…. а вот, окружили их.
– К-кого? Станцию их окружили?
Присматриваюсь. Сглатываю. Говорю:
– Нет… всю колонию.
– Да… д-да ты ч-чего? Ах ты…
Капитан хочет наброситься на меня, а я-то тут при чем, или у нас уже как в старые добрые времена гонцам с плохими вестями головы рубят…
– М-м-м… количество боевых единиц?
– Гхм… около двухсот.
– Что значит, около, что вы мне вокруг да около? Точную цифру давайте…
– Откуда я точную цифру возьму, нам враги не докладывают, сколько у них единиц!
– Тоже верно… – капитан задумывается, – ну… хорошо. Молодец вы… молодец.
Повторяю:
– А… можно Катю увидеть?
– Ну, хорошо, хорошо… поговорю я… увидите свою Катю…
– …а как это вообще работает?
– Ну, вот вы понимаете, о чем вы меня сейчас просите? Вот вы меня сейчас просите непосвящённым людям без образования объяснить взаимодействие частиц.
– А может, все-таки попытаетесь?
– Угу, попытка не пытка… нет, не умею я с людьми работать, не умею, вы поймите, одно дело в лаборатории работать, другое дело, научно-популярные книги писать… Ну вот… есть такие парные частицы, если состояние одной частицы меняется, тут же меняется состояние второй частицы.
– Интересно.
– Ну и вот… вы понимаете, как бы далеко частицы не были друг от друга, они всё равно друг друга почувствуют. Вам это ни о чем не говорит?
– Любовь…
– Я так и думал, что вы так ответите… уж не знаю, любовь там или что… только получается, что частицы взаимодействуют быстрее скорости света.
– У света появился серьезный конкурент…
– Да в понимаете, что этого вообще не может быть, что это все законы вселенной нарушены?
– Да-а, похоже, придется арестовать кого-то за нарушение законов.
– Этим открытием заинтересовались военные, они хотели создать передатчик, который будет ловить и пересылать информацию на бесконечно большие расстояния.
– И как мы понимаем, им это удалось.
– Да, при моем непосредственном участии.
– И можно поинтересоваться, как именно устроен этот передатчик?
– Боюсь, уважаемые телезрители не поймут.
– Уверяю вас, наши телезрители смотрят не только развлекательные ток-шоу типа «Худший из худших». И прекрасно поймут.
– Видите как… эта информация засекречена.
– Значит, вы не можете сказать нашим уважаемым зрителям, как работает передатчик?
– К сожалению, нет.
– А я могу. Мы все можем сказать, что или, вернее, кого вы использовали…
– Кого?
– Да, кого… вы арестованы.
– Но… это невозможно, вы не имеете права…
– Ма, а сёдни чё было-о-о-о!
– Опять с Туевым подрался?
– А не-е-е-е! А к нам дяди и тети приходили… а они с нами играли, а кто мысли другого прочитает… а я катины мысли все прочитал… и она мои… а нам пятерки поставили…
– Ну, молодец, молодец…
Подскакиваю во сне.
Ору.
Бросаюсь в каюту капитана, впотьмах налетаю на вахтенного, даже не вспоминаю, что нужно одеться…
– Ну что такое? – капитан оторопело смотрит на меня.
– Мне… мне страшно.
– И чего, мне тебе сказку на ночь почитать или колыбельную спеть?
– Да не-ет… я чувствую её страх.
– Чего у них там опять?
Прислушиваюсь, чего у них там опять.
Понимаю.
Мир переворачивается.
– Она… в плену.
– Колония разрушена?
– Нет… Катю в плен взяли… и ещё пятерых…
– А колония?
– Жива колония… жива…
– Ну вот и хорошо… а то вы меня до инфаркта доведете… Ну что вы на меня так смотрите, найдем мы вашу Катю… сами знаете, своих не бросаем…
Знаю.
Бросают.
– Алло? Да? А Тиму? А Тима дома, да… а-а-а… да-да, сейчас…
Это мама по телефону.
А я в школу собираюсь.
– Тимочка… за тобой сейчас заедут…
– Дядя Петя?
– Да нет… за тобой из министерства там из какого-то заедут…
– А школа?
– А в школу не пойдешь.
– Ур-ра-а-аа-а!
Да тише ты, бабушку разбудишь…
Топ-топ-топ – по лестнице, топ-топ-топ – на первый этаж, хлоп-хлоп дверью, скрип-скрип – снегу навалило на крыльцо, бегу к машине, вот она стоит, большая, черная…
Прыгаю в машину.
– Тимка!
Это Катя.
Едем.
– А машина правительственная?
Это я.
– Ага, парень, правительственная.
– А нам черную икру дадут?
– Ага, парень, целое ведро дадут.
– Да чего ты ему врешь, откуда там ведро…
– Ну, ведро не ведро, а тарелку с икрой найдем…
И Катя:
– Фу-у-у, икра, а я рожок хочу фисташковый!
– И рожок будет тебе… фисташковый…
– Это вы специально сделали!
Ору на капитана. Первый раз в жизни. Ору. На. Капитана.
– Что… что сделал?
– Да вот же… вы допустили… чтобы её похитили… враги…
– Ну что вы говорите такое…
– То и говорю! Вам надо было, чтобы она у врагов оказалась, чтобы она передавала мне, что там у врагов делается! Вот так вы своих и не бросаете…
Интересно, что он мне ответит…
А я не знаю, что он мне ответит.
Потому что я никогда ему ничего такого не скажу…
– Меня… меня казнили…
– Да. Вас казнили.
– Нет… еще не казнили… если я тут сижу.
– Нет. Вас уже казнили. Вы помните, за что вас казнили?
– Это… это секретный проект.
– Уже не секретный. Вы помните, за что вас казнили?
– Помню… долго объяснять… две частицы…
– Вы можете продолжать работу?
– Она под запретом…
– Уже нет. Так вы можете продолжать работу?
– Это зависит от множества факторов… в частности…
– Об этом с нашим помощником поговорите…
– Но… почему я живой?
– Об этом тоже с помощником поговорите… вставайте, вставайте… идти-то можете?
– Ну что у них там?
Это капитан спрашивает.
Прислушиваюсь.
Всё обрывается в душе.
– Она… она мертва.
– Катя твоя?
– Катя…
Снова прислушиваюсь, не понимаю, что-то, что-то…
– Я… я её больше не слышу.
– Так, вы мне тут не выпендривайтесь, давайте, слушайте…
Снова мотаю головой.
– Не слышу.
Капитан грохает кулаком по столу, я даже не вздрагиваю:
– Вы мне диверсию устроить решили или как?
– Да ничего я вам не решил устроить, говорю вам, не слышу!
– Что. У вас. Случилось.
Он говорит тихо, неуверенно, делает паузы, большие, длинные, движется тоже неуверенно, как будто боится собственного тела.
Смотрю на него. Вспоминаю. Это лицо я видел на фотографиях с короткими подписями, – проводил исследования… арестован… казнен…
– Что. У вас. Случилось.
Отвечаю:
– Я не слышу Катю.
– Катя это…
– …половина моя. Вторая.
– Интересно-интересно… пятый случай за неделю…
Хочу заорать – вам интересно, а я Катю не слышу.
Не ору.
Лес пахнет черникой.
– А мы всегда будем вместе…
– Всегда-всегда.
– А мы никогда не расстанемся.
– Никогда-никогда.
– А давай так играть, а королевство такое было, там кто сказал, что никогда не расстанется, тот навсегда расстается…
Здесь надо бы еще вспомнить что-нибудь. Про неё. Про меня. Про нас. Только ничего не вспоминается, вернее, вспоминается, только всё какое-то не то, разговоры какие-то… ни о чем… Ну, вот однажды… Да мало ли что там было однажды, ничегошеньки не вспоминается такого, чтобы было о чем рассказать…
Капитан показывает на меня.
– Когда он услышит Катю?
Ученый мотает головой:
– Никогда.
Ученый… а ведь у него есть имя. Имя, дата рождения, дата смерти, дата воскрешения, биография, ученая степень, увлечения, любимые книги… Только я не знаю его имени, ничего про него не знаю. Кто сюда попадает, у того уже нет имени, ничего нет. И Катя была не Катя, а объект номер два, это я всех приучил Катю Катей называть…
– Никогда.
Капитан кипит и клокочет:
– Я вам за что плачу?
– Да вы мне хоть миллион заплатите, ничего мы не сделаем… никогда он не услышит Катю.
– А раньше как слышал со скоростью света или как оно там?
– А никак.
– В смысле… никак?
– В смысле. Тут, понимаете… два варианта может быть… что он угадает мысли катины… или не угадает.
– Ну, может быть.
– Ну и вот… каждый раз действительность расходится на два варианта… но существовать может только один вариант, где два человека, две частицы почувствовали друг друга…
– Так, вы мне мозги не парьте, давайте уже ближе к делу…
– Куда уж ближе… вот мы сейчас во втором варианте действительности… где они друг друга не услышали.
Капитан бледнеет:
Хотите сказать…
– …что мы обречены.
В последнем проблеске сознания думаю, что где-то есть действительность, где мы услышали друг друга.
И где мы не расставались.
Никогда-никогда…