Мария Фомальгаут
Росток Имболка
Нота, которой нет
Играет струна.
Ну, не одна струна, много их, струн.
Ну, мы про одну поговорим, а то сильно много будет.
Вот дёрнулась струна, р-р-раз – и нота появилась.
Какая нота?
Ну, пусть будет, например, фа.
Или ре.
Нет, фа.
А вот снова струна дернулась.
Вот и вторая нота подоспела.
Пусть будет до.
Снова дрогнула струна.
Вот и нота ми.
В другую сторону качнулась струна.
Вот и кварк.
…стоп-стоп-стоп, какой кварк, откуда кварк, куда кварк, зачем кварк, нет такой ноты – кварк.
Верно всё.
Это не нота.
Это частица такая.
Кварк называется.
Какой кварк?
А-а, верно, какой кварк, мы и не сказали. Они же разные бывают, кварки-то.
Да какая разница, какой кварк. Вы его спросите, он вам сам скажет, какой он кварк, нижний, или там очарованный.
А?
Откуда кварк, когда у нас ноты были?
Так струна-то не простая, струна…
Дрожит струна.
Играет музыка.
А музыка, она разная бывает. Вот в этой мелодии, скажем, все ноты, до-ре-ми-фа-соль-ля-си, или там до-диез какой, а в этой ноты ми нет, ну не нужна она там…
Всякая бывает музыка.
Это мы всё к чему?
А, ну да, ничего не происходит, эдак и читатель заскучает, если ничего происходить не будет…
Тимошка играет с моим вертолетом.
Тимошка дебилище, даже играть толком не умеет, не понимает, что на кнопки жать надо, вертит вертолет в руках, тр-р-р-р, того и гляди винт отломает.
Говорил я ему, вертолет мой не трогать, а он схватил…
И надо нахлопать его, пока мамка не увидела, отобрать вертолет надо – а не могу.
Потому что меня нет.
До – ре – фа – соль – ля – си…
А ми?
А нет ми.
Ну, мелодия такая, нет в ней ноты ми…
Денис обнимает Ленку.
Ленка, это невеста моя, если кто не знает.
А Денис, это однокашник мой.
Бывший.
Обнимает Ленку.
Целуются.
Я вижу их, и ничего-ничего не могу сделать.
Потому что меня нет.
Дрожит струна, играет музыку, раз дрогнула – вот и появились земля, небо, царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной…
Летит на город вражеский снаряд.
На какой город?
На мой город.
А называется мой город…
Да какая разница, как называется, вам это название всё равно ничего не скажет… город и город. Ну, пусть будет Москва, если вам так понятнее.
Летит снаряд.
Хорошие сейчас снаряды стали, летят через океан.
Летят на мой город.
А я снаряд перехвачу, даром, что ли, на перехватчике сижу.
Только не перехвачу.
Потому что меня нет.
И прямо несправедливо как-то получается, что по другим местам, где меня нет, там меня кто-нибудь да и заменит, а тут нате вам, некому заменить.
Не-ко-му.
Играет струна мелодии.
Разные.
То так, то эдак.
Иногда одни ноты сыграет, иногда другие, иногда одни частицы, иногда другие сыграет.
Вселенные-то они разные бывают.
И мелодии разные.
А вот как играет струна, по нотам, или так – не знаем.
И кто на струне играет, тоже не знаем.
Может, сама на себе играет.
Больше-то никого нет.
Врываюсь в не свою действительность, включаю перехватчик (да, у меня тут же и перехватчик появился!) сбиваю снаряд.
Вот так.
Люди смотрят на меня…
…а интересно, ноты помнят, что когда-то играли с другими нотами?
– Почему фальшивим?
– Это не я…
– А кто, я, что ли?
– Это ноты…
– А-а-а, значит, ноты у нас уже сами фальшивят, так, да?
– Так то-то и оно, что сами… вон… а из другого измерения нота выпасть может?
Играет струна.
Сама на себе играет, больше-то не на чем.
Ноты играет.
Одни ноты слышно, а другие не слышно, они в другом измерении.
А бывает, что ноты…
РАЗЫСКИВАЕТСЯ
Обвиняется в нарушении границ между измерениями, повреждении мелодии…
– Ну что, вы нашли их?
– Да, вот они… в восемнадцатом квадранте…
– Быть того не может… там жить невозможно.
– Невозможно… а они живут.
– Ну что же… не мне вас учить, что делать.
– Э-э-э… я вас правильно понял?
– Правильно вы меня поняли.
– Но… если их уничтожить, это же сколько мелодий не получится… без этих-то нот…
– И пусть не получится, безопасность важнее… выполняйте…
– А вы тоже не в свою мелодию влезли?
Это я у Дениса спрашиваю.
И Денис у меня.
Одновременно.
Смеемся.
Мы все здесь, и Денис, и Ленка, и Тимка, дебилище такое.
И все.
Все.
У кого-то, кажется, у Ленки, нашлась пачка кофе. Ленка хочет поделиться со всеми, спохватывается, что на семь миллиардов не хватит.
Денис ругается, и сами выпьем, что нам до других.
Ленка мотает головой, разливает по чашкам, разносит людям, не обессудьте, если не досталось кому.
Кто-то из мировых магнатов смотрит на Ленку, начинает раздавать хлеб.
Сидим.
Ждем, когда за нами придут.
Придут, чтобы отобрать у нас струну.
Учебник иностранного языка
Примечания переводчика.
*** – отец спросил у Алёшки, кем тот хочет быть.
*** – так называется машина для тушения пожаров, пожарная машина. В данном случае следует читать – пожарной машиной, потому что мальчик говорит, кем он хочет стать.
*** – даже думать не смей!
*** – Алёшка не понимает, что он такого сказал.
*** – вырастили на свою голову (этот речевой оборот означает недовольство воспитанием, к голове не имеет никакого отношения)
*** – больше никаких пожарных машин!
Задание к тексту: прочитайте вслух предложение, используйте правильную артикуляцию:
Алёшка не понимает, за что, почему, чего он сказал такого, что отец прямо взъерепенился весь, вроде и Тимка меньшой сказал, что медведем хочет быть, отец только фыркнул, ишь, выдумал, и Лика маленькая сказала, а я птичкой быть хочу, и отец тоже только фыркнул, а тут… а вечером Алёшка машину свою из лопухов вытащил, игрушечную, и в сараюшку спрятал…
Задание два: переведите на изучаемый язык фразу:
Ой, Лёшка, горе ты моё, угробишь ты батю своего, угробишь… Ну, хорош реветь-то, ты ж меня знаешь, поорет батя и успокоится… чего ж ты сказал-то такое… не-е, брат, нельзя так… машиной пожарной… это мамка те все мозги запудрила, то машину пожарную купит, то подъемный кран, то еще чего… мы тебе вот, солдатиков купим, бушь в солдатики играть… хоть человеком вырастешь…
*** – (в виду сложности текста перевод приводится полностью):
Когда меня спрашивали, кем я хочу быть в детстве, я отвечал – космическим кораблем. Меня переспрашивали – может быть, космонавтом? – но я отвечал: нет, космическим кораблем.
Надо мной смеялись, мне говорили – это невозможно. Но даже в те времена я твердо знал, что моя мечта исполнится.
Задание три: Прочитайте текст. Расположите в правильном хронологическом порядке события, происходящие с героем:
Исследование горного ландшафта на безымянной планете.
Полет через туманность.
Поиски необходимой руды.
Создание собственной копии с целью исследования черной дыры.
Примечание переводчика:
*** Бежит, сверкая пятками – быстро передвигается.
*** Ух ты – к уханью филина никакого отношения не имеет, это звук удивления
Задание четыре. Расскажите, что увидел Алёшка в лесу.
Падение метеорита
Падение звезды
Падение космического корабля
Ничего не увидел, ему показалось
(Правильный ответ – номер три)
Примечания переводчика:
*** У Алёшки секрет есть – Алёшка что-то скрывает от других, в данном случае – от родителей
*** А у меня друг есть, хочешь, познакомлю – Алёшка находится в тесном эмоциональном контакте с другой личностью.
*** А у него имени нет – Алёшке непонятен идентификационный номер героя.
Задание пять: переведите на изучаемый язык фразы:
А я про тебя папе скажу-у-у!
Ну, малец, показывай, чего ты там в лесу прячешь.
Этого нам еще не хватало, он полдеревни разнесет.
Ты по-ихнему кумекаешь?
Мужики, ему там хрень какую-то починить надо, и всё, и уйдёт он от нас.
Задание шесть: Прочитайте следующую главу. В кого превратился (модифицировал свою структуру) герой?
В самолет
В машину
В вездеход
В подводную лодку
(правильный ответ – 1)
Примечания переводчика:
*** – а ты меня с собой возьмёшь?
*** – это слишком опасно
*** – ехал по редколесью
*** – древнее хранилище
*** – внезапно обрушилась крыша
*** – куда ж ты поперся, жить надоело, или как
*** – погодь, не рыпайся, ща вытащу – (не предпринимай никаких действий, сейчас я тебя освобожу)
*** – не за что (стандартный ответ на Спасибо)
*** – как вы меня нашли?
*** – мне малец мой сказал, что тя сюда черти понесли… Ты это, мальца-то моего не трожь давай
*** – так вот то и плохо, что он сам к тебе лезет, еще не хватало, тоже себе чегой-нибудь приделает, крылья там железные али колеса…
Задание семь: прочитайте главу. Скажите, что искал герой в старом хранилище?
Сокровища
Запчасти для двигателя
Копию своей памяти, которую оставил там, когда покидал Землю
Игрушки для Алёшки
(правильный ответ – номер три)
Задание восемь: найдите и прочитайте статьи о трансгуманизме. Перечислите основные вехи перехода человека от биологического тела к кибернетическому. На основании текста сделайте вывод, память какого типа была у героя?
Примечания переводчика:
*** – здесь моя память
*** – теперь я помню, как пахнет хлеб
*** – вкус земляники
*** – я был здесь три тысячи лет назад
*** – не смей дружить с этим чучелом, нелюдь он, нежить
*** – дома пылали, охваченные пламенем
*** – забыла загасить свечу
*** – я сделаю брандспойт
*** – он стал настоящей пожарной машиной
*** – ты спас нас всех
Задание девять: прочитайте главу. Скажите, почему жители Земли хотели, чтобы герой покинул их как можно скорее?
Они боялись, что он их уничтожит
Герой чем-то обидел людей
Они боялись, что их дети захотят подражать герою
Напротив, они хотели, чтобы герой остался жить с ними
Правильный ответ: номер три
Примечания переводчика:
*** – мне очень жаль, но это неизлечимо
*** – есть только один способ исцеления
*** – я даже думать об этом не хочу
Задание десять: переведите текст на изучаемый язык.
– Улетает.
Алёшка вздрагивает.
Думает, ослышался.
Нет, не ослышался, верно соседка соседке обронила:
– Улетает сегодня.
И другая соседка крестится, у-у-ух, пущай валит, супостат проклятый, туды ему и дорога.
Алёшка не понимает, почему туды дорога, почему супостат, почему проклятый, почему…
Не спрашивает.
Алёшка за калитку тихонько выбирается, к лесу бежит. Так-то Алёшку бы изловили, не пустили бы в лес, а чего он без дела мается, от работы отлынивает, хочешь есть калачи, не сиди на печи…
А тут никто Алёшку не хватился. Отец хворает, вот и не до Алёшки никому. Тут бы остаться, отцу помочь, да какое остаться, этот же… улетает…
Алёшка бежит через опушку, и дальше, в чащу, в синее еловое частолесье, туда, где первый раз увидел этого… какого этого… этого этого… у него даже имени нет… Алёшка его Митей называет, ну быть ведь такого не может, чтобы совсем имени не было…
Алёшка оборачивается.
Смотрит на городок, еле-еле отсюда городок виден.
Боязно Алёшке.
А как не боязно, отец же там.
Отец. И мамка. И меньшой, и еще один меньшой, мал-мала-меньше, и старших два.
Алёшка идет к деревне, замирает.
Смотрит в глубину леса.
Бежит в чащу, скорей-скорей, там же этот…
…замирает.
Боязно так, как было боязно, когда в лесу заблудился, со старшими по грибы пошел, заплутал. И как тогда хочется ревмя реветь, не знает Алёшка, куда идти, что делать…
Алёшка идет в чащу. Сам себя корит, да как не корить, уж этот-то колебаться не стал бы, он бы сразу решил, что ему делать…
Алёшка замирает на поляне возле поваленного дерева.
Лес молчит.
Еле-еле слышно отсюда звон колокола в городке.
Алёшка бежит к городку, к мамке, к теплому дому, к звону колокола…
Оборачивается.
Думает. А вот он, Алёшка, к этому прибежит, а этот говорить будет, тебе со мной нельзя, а Алёшка просить будет, ну пожалуйста-препожалуйста…
Алёшка бежит.
Хочет окликнуть его по имени, но вспоминает, что нет у него имени.
Это про себя его Алёшка Митей зовет.
А так его никак не зовут.
Выбегает на пустошь.
Тишина.
Трава, подернутая проблесками осени.
И – никого.
Алёшка не верит себе, оглядывается, садится на землю – ы-ы-ы-ы-ы-ы!
Лес молчит.
Алёшка к дому плетется, нехотя плетется, ох, попадет Алешке, что со двора сбежал, от работы отлынивал…
Пробирается Алёшка на двор, бочком-бочком, повезет, не заметят. Да как же, не заметят, вот мамка стоит, и старшой, и еще один старшой, ух, щас зададут жару…
А не задают жару.
Смотрят не на Алёшку, а будто бы сквозь Алёшку, не видят…
Алёшка в дом вбегает:
– Папка?
А папки нет. То есть, есть папка, но… нет.
– Па-а-а-пка-а-а-а-а-аа!
Примечания переводчика
*** – кладет воспоминание в хранилище
*** – это воспоминание под номером три миллиона сто семьдесят пять тысяч тринадцать
*** – на окраине вселенной
*** – сорок лет
*** – он смотрит на воспоминание, не может вспомнить, зачем оно и откуда
Задание одиннадцать. Прочитайте главу. Скажите, кем захотел стать сын Алексея?
Лесником
Пастухом
Пожарником
Самолетом
(Правильный ответ – №4)
Что Алексей купил сыну в подарок?
Игрушечную пожарную машину
Новую куртку
Книгу
Игрушечный самолет
(Правильный ответ – №4)
Задание двенадцать: переведите на изучаемый язык фразу:
Алексей останавливается у входа в дом, смотрит на крылатую машину в своей руке, размахивается, хочет забросить в речку, – рука замирает…
Задание тринадцать: объясните, что означает термин «Открытый финал».
Росток Имболка
Ингрид достает из сундука омелу и плющ.
Потому что Йоль.
И ещё полено из ясеня достаёт Ингрид.
Тоже потому что Йоль.
И украшает его тремя свечами.
И это тоже потому, что Йоль.
Пращур показывает:
– Это вот гвоздика, это яблоки.
Марта готовит ветчину.
Все встают в круг, начинают петь:
– Кто родился в сентябре, встань, встань, встань…
Потому что Йоль.
Максимальная скорость – 0,95 от скорости света.
Ускорение продолжается.
(из журнала)
Пращур сердится:
– Почему свечи не жжете?
Михель вспыхивает сам не хуже свечи:
– А на хрена кислород расходовать?
Пращур возмущается:
– Так Имболк же! Имболк!
Михель нехотя идет жечь свечи. И Ингрид идет жечь свечи. И Марта. И все-все.
Имболк потому что.
Вешают жёлтые ленты.
Поют:
– Сила звезд небесных,
Благословите это место…
– А вот посмотрите, уважаемые туристы, что это мы видим? Правильно, это древний космодром кельтов. Технологии древних кельтов намного превосходили наши возможности. Есть даже мнение, что кельты первыми организовали межзвездные путешествия, и возможно, сейчас корабль кельтов движется к далекой звезде…
– А вы сами-то в это верите в то, что говорите?
– Ой… ну, нам говорят, туристам всё это рассказывать, мы говорим…
Пращур серчает.
Велит репы резать.
Ну как, репы… ну, не репы, конечно. Вон, металлических шаров наплавили, наварили, теперь из них надо рожи вырезать страшные.
Самхейн же.
Самайн.
Михель гневается, какой Самайн, какие репы, еще реп нам не хватало, вон, корабль-то на ладан дышит…
Не сдается пращур:
– Репы!
Петер взрывается:
– Да пошел ты со своими репами!
Пращур не понимает, не верит, как пошел, почему пошел…
А ведь и правда, пошел.
Это же раньше как было, пришла зима, вот и Йоль, а там на весну повернуло, снег тает, листья пробиваются – это Имболк, а когда осень умирает, зима начинается, там Самайн.
А здесь что?
Ни зимы, ни весны нет, ни дня, ни ночи, чёрное небо с колючими звездами…
И Лугнасада не будет, не бывать черничному пирогу…
И Мабона не будет – это же когда урожай собирают, Мабон бывает, а тут какой урожай…
АВАРИЙНАЯ СИТУАЦИЯ
Михель смотрит на красный свет на экране, злой свет, красный свет, недобрый свет.
ЭКСТРЕННАЯ ПОСАДКА
Знать бы ещё, как посадить её, экстренную эту посадку, а то вот так учишь-учишь, а там и не вспомнишь, когда надо, вертится на языке, что не надо – сила звезд небесных, благословите это место…
Вжух – экран гаснет.
Вжух – гаснут огни.
Тишина.
Мертвая тишина, непривычная тишина, – тишина умершей машины.
Марта вздрагивает:
– Это мы всё… потому что Самайн… потому что репы не сделали…
Михель срывается на крик:
– Да уймись ты, курица, раскудахталась!
И уже совсем другим голосом:
– Приготовиться к посадке…
…первый день первого месяца первого года…
Петер пишет так и задумывается. Он еще не знает, есть ли здесь дни, и месяцы, и годы.
Может, и нет.
Да и вообще не до того сейчас, вон сколько дел, хоть бараки какие на первое время сколотить, не в корабле же ночевать…
Пробиваются из земли первые ростки.
Это не весна. Потому что весны здесь нет среди трех солнц и трех лун.
Хельга хлопает в ладоши:
– Выросли, выросли!
Хельга, это дочка Ингрид и Петера. А у Михеля с Мартой два пацана подрастают, Альбион и Тристан.
И правда, выросли. И пшеница, и морковь, и репа, и куры в сараюшке квохчут…
И пращур на поле смотрит, он там посеял…
…и не взошло.
Ничего не взошло. Ни Йоль, ни Имболк, ни Самайн, ни Мабон, ни Лугнасад, и даже Белтейн не взошел.
Где им тут взойти-то, ни дня, ни ночи, ни весны, ни осени.
Смотрит пращур на пустое поле, шепчет беззвучно:
– Не взошли… не взошли….
И Михель к пращуру подбегает:
– Взойдут!
– А?
– Взойдут!
Это Ингрид уже.
И Петер:
– Взойдут! Обязательно взойдут!
Не верит пращур:
– Взойдут?
И Марта говорит:
– Взойдут, взойдут… мы их в хорошую землю посадим… водой польем… прорастут…
Невозможность времени
Здесь нужно сказать – идет снег.
И это будет неправдой.
Или нужно сказать – идет дождь.
И это тоже будет неправдой.
Морось какая-то.
Да, вот так и надо сказать – какая-то морось.
Хотя нет, на морось это тоже не похоже. Вы у Ингерда спросите, он скажет, что это такое, только он так скажет, что вы не поймете, я сам эти икс-квадраты не понимаю, а по уставу понимать должен.
Вы только не говорите никому, что я в этом деле ничего не кумекаю, а то быстро отсюда домой отправлюсь… хотя нет, сейчас уже, наверное, не отправлюсь, не погонят же они меня через… через это…
Хочется сказать – через километры и километры, но это будет неправильно.
Через килопарсеки.
И это тоже неправильно.
Через единицы, сотни, тысячи…
…чего?
Ничего.
Просто. Единицы, сотни, тысячи.
И это, кажется, тоже будет неправдой.
Сознание отчаянно цепляется за слова, ищет хоть какое-то знакомое определение, не находит.
А вот.
Привал.
Вот если я скажу – привал – это будет правдой.
Сознание цепляется за знакомое слово, держится за него мертвой хваткой.
Привал.
Ужин.
Тоже правильное слово. У-жин. Хотя нет, не совсем правильное, ужин бывает вечером, а здесь нет утра, вечера, дня…
А нет. Ужин бывает перед тем, как лечь спать.
Значит, все-таки у-жин.
Едим. Еда здесь горчит, ну, к этому я уже привык, что еда горчит, такая скотина человек, ко всему привыкает. Ингерд втолковывает мне что-то, ловлю незнакомые слова – сумма обратных величин, замкнутая кривая Жордана… хочу спросить – обратные величины это отрицательные числа, что ли – не спрашиваю. Понимаю, что после такого Ингерд точно отправит меня куда подальше, не посмотрит, что сюда еле добрались, а отсюда в одиночку идти так и вовсе нереально…
Засыпаю.
Если здесь можно сказать – засыпаю, если эту тяжелую дремоту, наполненную воспоминаниями, можно назвать сном.
– Э-э-э… здрассьте.
Смуглый парень смотрит на меня настороженно:
– Привет и ты, коли не шутишь.
– А я… по объявлению.
– Физмат кончал?
– Ну…
– Диплом давай.
Меня передергивает, это что-то новенькое. Хотя что новенькое, сказано же было в объявлении – с собой паспорт, диплом, снилс, и-эн-эн, и всё такое…
Смуглый парень недоверчиво крутит мой диплом, зачем-то пробует на зуб.
– Где купил?
– Да ну тебя, сам бы посидел, поучил ночами…
Сжимается сердце, только бы не просек, где я купил диплом…
– И сидел, и учил… – парень вскидывает голову – третий закон Ньютона?
Земля уходит из-под ног, сознание хватается за отдельные слова, не удерживается, падает.
– Э-э-э… сила действия… противодействия…
– Ага, чего-то помним, слышим звон, да не знаем, где он… сформулировать-то сможем?
– Не…
– Ладно, что с тобой поделаешь…
Оглядываю неприметную комнатенку:
– А… начальник скоро будет?
Парень фыркает:
– А я, по-твоему, кто?
…вздрагиваю.
Хочется сказать – просыпаюсь.
Только это будет неправильно. Это выныривание из тяжкой дремоты нельзя назвать пробуждением.
Ингерд приподнимается на постели, смотрит на меня с ненавистью:
– Спи, давай, завтра опять не встанешь…
– А сам чего не спишь?
– А ты чего?
– А ты?
Ингерд хочет ответить, не отвечает, смотрит в темноту…
Здесь хочется сказать – ночи.
И не говорится.
Нет никакой ночи.
И темноты нет.
Вертится на языке – туман.
И это тоже будет неправдой.
Тумана здесь тоже нет.
Ингерд встаёт, уходит по холмам…
(…и холмов здесь тоже нет…)
…в сторону проблесков на горизонте.
(…хотя горизонта здесь тоже нет…)
Кричу ему вслед:
– Мне с тобой, или…
– …здесь оставайся.
Здесь есть хотя бы здесь. Пока есть. Хотя здесь всё меняется очень быстро, вы у Ингерда спросите, он вам скажет про равенство двух элементов кольца периодов, и про проблему континуума, и много ещё про что.
Хочется сказать – сны.
…нет, это не сны, это другое. Здесь не бывает снов.
Воспоминания…
…тоже как-то не то.
…Смотрю на страницу газеты, спрашиваю сам себя – что я только что видел.
А ведь видел.
А ведь секунду назад страница была другой, совершенно другой, это я точно помню. Какой другой – не помню, но – другой.
Вспомнить бы еще – какой именно.
Нет, не вспоминается, память отказывает мне, да и была ли она вообще, эта память, не было, не было ничего, быть такого не может, чтобы на странице газеты было то, чего там не было.
Встаю со скамейки…
…стоп, с какой скамейки, нет здесь никакой скамейки, пустой тротуар, откуда здесь скамейке взяться. Да отродясь здесь скамеек не было. А ведь секунду назад сидел я на чем-то, сидел ведь, читал газету…
В который раз думаю, что пора уже отмечать такие моменты, когда мне кажется, что вот только что было что-то, а уже нет.
В который раз думаю, что в который раз забуду.
Иду в сторону отеля Парадиз…
…стоп-стоп-стоп, какой, к чёрту, отель Парадиз, нет здесь никакого отеля Парадиз, и не было никогда. Во всю стену фотография Регдина, какие-то набившие оскомину громкие слова, мы любим Регдина, и всё такое.
…с размаху налетаю на кого-то, ай, ах, девчонка, сбитая мной, чуть не валится на троутар, сейчас начнется, а-а-а-а, куда прёшь…
Не начинается.
Смотрю на неё, понимаю – она тоже видела. Что-то…
Она шепчет мне в ухо чуть слышно:
– Отель Парадиз.
Киваю. Шепчу одними губами:
– Отель Парадиз.
Переглядываемся, понимаем друг друга. Кто-то косится на нас, не нравится мне этот кто-то, – обнимаемся с незнакомкой, хочу чмокнуть её в губы, она шепчет еле слышно, ой, не надо, у меня парень есть…
Больше я её не видел.
Вот это я хорошо помню – больше я её не видел…
Воспоминания.
Если это можно назвать воспоминаниями.
Нельзя.
Нельзя.
Здесь приходит что-то другое…
…что-то…
– Вставай.
– А?
– Вставай, говорю.
Это Ингерд.
Хочется сказать – встаю, только это будет неправильно. Здесь нельзя вставать, здесь можно только выбраться из переплетения координат, прямых, кривых, синусов, косинусов, арктангенсов, что такое, не знаю, вы у Ингерда спросите, он скажет, он знает, и про риманово пространство знает, и про неримановы пространства, видно, важный человек был этот Риман, если ему целое пространство отвели…
Итак, выбираюсь из хитросплетения линий, иду за Ингердом.
(Хочется сказать – иду, и это будет неправильно)
Тут надо быть осторожным, чтобы не провалиться куда-нибудь в никуда, в непериодические десятичные дроби. Но и не слишком осторожничать, а то просечет Ингерд, что помощник его в математике дальше дважды двух – четыре не сечёт…
Ингерд оборачивается ко мне, глаза стеклянные. Это я уже знаю, когда у Ингерда глаза стеклянные, значит, смотрит куда-то в глубину мира тонких чисел, выискивает интегралы, высматривает обходные пути до каких-то неведомых асимптот.
Здесь хочется сказать – вспоминаю, только это будет неправильно.
Это не воспоминания.
Это другое.
Требуются специалисты со знанием высшей математики. Обращаться – Новослободская, 19, отель Парадиз, офис 23.
Читаю – хочу заорать, что нет на Новослободской никакого отеля Парадиз, и не было никогда.
Не ору.
Начинаю понимать.
Набираю номер.
Гудки.
– Слушаю.
– Э-э-э… я по объявлению…
– А там что сверкает?
Здесь хочется сказать – сверкает, только это будет неправильно. Здесь не сверкает, здесь другое что-то…
Тем не менее, говорю:
– А там что сверкает?
Тут же мысленно даю себе подзатыльника, на кой черт сказал, вот теперь всё понятно со мной будет, что по математике выше тройки не было, сидит училка, руками разводит, Саламахин, я тебя как оценивать должна, у тебя в полугодии двойка выйдет, я что делать должна… помню, домой идти боялся, думал, батя меня убьет, я еще не знал, что батю самого убили…
А ведь ляпнул же я:
– А там что сверкает?
Ингерд оборачивается:
– Где?
– Да вот же…
Ингерд прищуривается, глаза стеклянные:
– Не вижу…
– Да вы нормально смотрите, а не в бесконечность.
– Точно, я и забыл… где, говоришь? Слушай… ну, башка у тебя работает…
Начинаю догадываться:
– Это… оно и есть?
Ну а то… слушай, ну ты вообще молодчина… необратимость хода времени… Ну, конечно же!
Ничего не понимаю. Спешу за Ингердом, черт, даже не спросил, что мне делать, за ним идти или стоять здесь…
Начинаю понимать, что что-то не так…
…да, вот это слово здесь подходит – что-то не так.
Присматриваюсь, еще бы понять, что именно не так, да здесь все не так с точки зрения нормального человека, но теперь как-то особенно – не так.
А вот оно что…
– А ты заметил, мы идем, а оно ближе не становится?
Ингерд подскакивает:
– Ты… ты здесь?
– А что…
– Блин, я ком-му сказал, на месте стоять? Оборудование на хрен не надо, пусть пропадает, так?
Отступаю назад, всё-таки говорю:
– Там… мы к нему идем, а оно не приближается.
– Так и должно быть, что… от чёр-р-р-т…
Ингерд бормочет что-то, узнаю полузнакомое слово – асимптота.
Вспоминаю:
– Это… это значит, её нельзя пересечь.
– Верно, не доберемся мы до него ни хрена… Не выйдет номер… ладно, давай к лагерю…
Поворачиваюсь к лагерю, понимаю, что возвращаться некуда, лагеря нет. Что-то тёмное доедает ноутбук, давится моим свитером.
Жду нагоняя от Ингерда, не дожидаюсь, Ингерд идет куда-то по краю воронки, закрученной на саму себя немыслимой петлей Мёбиуса. Хоть это я помню – петля Мёбиуса, рисунок ещё был, там муравьи по ленте бегали…
Воспоминания…
(…нет, не воспоминания, тут что-то другое…)
– Ну что… – парень смотрит на меня, постукивает по столу пальцами, – что Регдин сделал, догадываешься?
– М-м-м-м… ну… была сначала одна реальность, а он другую сделал…
– А если подумать?
– Ну… – хочу сказать, что не знаю, тут же спохватываюсь – а-а-а-а, так это… как будто он в нашем прошлом изменил что-то… и теперь всё вот так…
– А молодец, соображаешь… ну а как ты думаешь, как он в прошлое попадает?
– М-м-мм… ну уж, не знаю, как он во времени путешествует…
– …но путешествует, – мой будущий начальник смотрит на меня, прищурясь.
Вспоминаю умную фразу, услышанную где-то когда-то не помню где и когда:
– Ну… современная математика не исключает такую возможность… путешествий во времени…
– Вот именно. Современная. Сегодняшняя. Та, которую мы знаем.
Пытаюсь сострить, острота не получается:
– А что… бывает завтрашняя?
– Бывает… математика-то, она большая… может, где-то там и есть доказательство, что машину времени создать невозможно… вот так найдем доказательство это, Регдин и не проникнет никуда…
Начинаю сомневаться:
– Так это когда ещё до этого математики доберутся…
– А мы математиков ждать не будем.
– А как?
– Сами пойдем, как….
Меня передергивает:
– Это к-кто… сами?
– Ну… мы с тобой, кто. Ты же в математике кумекаешь, разберемся…
Киваю.
Не говорю, что ни в какой математике я ничего не кумекаю.
– Тише ты…
Здесь хочется сказать – замираю.
Только это будет неправдой.
Здесь не замираешь, здесь как будто перестаёшь быть.
Тишина.
Текут секунды…
(…нет, это будет неправдой, нет здесь никаких секунд…)
Ничего не происходит…
(…и это тоже будет неправдой, здесь всегда что-нибудь происходит, только мы не видим, что…)
Осторожно спрашиваю:
– Этот нас ищет? Рег…
– Да лучше бы этот…
– А кто?
– Чш-ш-ш-ш….
Оно появляется из ниоткуда, прямо у меня над головой – что-то сетчатое, клетчатое, извивается, пересекается само через себя, ищет жертву…
– Пригнись…
Пригибаюсь, проваливаюсь в какие-то координатные хитросплетения, зачем-то задерживаю дыхание, хотя знаю, что не задохнусь.
Сетка касается моих плеч, сжимаю зубы, чтобы не заорать от боли, чувствую запах жженого мяса.
Секунды растягиваются в вечность.
– Вставай!
– А?
– Вставай, давай!
– Так эта же хрень…
– Нету уже никакой хрени, вставай…
Встаю, оглядываюсь, и правда, нет никакой хрени.
– Тпру, стой, куд-да попёрся… – шипит Ингерд, – дай спину тебе смажу…
– А-ч-ч-ч-ер-р-р-т!
– Терпи уже, я что могу сделать… щас полегчает…
Боль утихает, уходит куда-то, перестаю чувствовать плечи.
Вспоминаю:
– А это игра такая была на компьютере… там сеточка такая была, её ловить надо было… или она ловила…
Ингерд взрывается:
– Да задолбал ты! Сеточки ему, игрушечки! Думает, мы здесь в игрушки играем, да? Вон пошел отсюда, видеть тебя не хочу!
Меня передергивает. Думаю, что ослышался. Нет, не ослышался, и правда – убирайся.
Убираюсь. Кусаю кулаки, крепко, до крови, ненавижу себя. Упустил своё счастье, сам упустил, и где упустил – в двух шагах от цели, сам же Ингерд говорил, почти нашли… хотя это самое почти может растянуться еще лет на двадцать, уж это я в математике понимаю…
Прячусь за холмами…
(…неправильно, здесь нет никаких холмов…)
…выслеживаю Ингерда, чёрта с два я от него куда-то уйду…
Ингерд замирает на обрыве…
(…нет здесь никакого обрыва…)
…оборачивается:
– Сюда иди! Живо! Нашёл! Нашёл!
Бегу сюда. Живо. Проваливаюсь в какие-то неправильные бесконечные дроби, Ингерд подхватывает меня, бормочет слова, от которых у квадратных корней уши сворачиваются в трубочку.
– Вот… смотри…
Смотрю. Как всегда ничего не понимаю.
– Вот оно… – Ингерд показывает на непонятные формулы, – вот…
– Это… что машина времени невозможна, да?
– А то сам не видишь?
Не вижу. Но говорю другое:
– М-м-м… похоже… оно и есть.
– Да не похоже, а есть! Вот оно… значит…
Толкаю Ингерда в спину, резко, сильно, сам чуть не падаю в сияющую бездну.
Отворачиваюсь – всё равно кровавые брызги впечатываются мне в лицо.
Подхватываю формулу – длинную, извилистую, заляпанную свежей кровью, прячу в сейф.
Иду назад. По вехам. По знакам. По зарубкам на квадратных корнях. По кривым интегралам и замкнутым кривым.
Путь обрывается.
Падаю.
Кто-то подхватывает меня, кто-то выволакивает, бьется в висках – Ингерд, Ингерд – нет, не Ингерд, это другой математик, имени не помню, вот так, совсем хорошо, не помню, что за люди у меня работают.
Отфыркиваюсь, отплевываюсь.
– С-спасибо.
Он неумело отдаёт честь:
– Служу императору.
Дальше можно расслабиться, дальше меня проведут свои, зря, что ли, их расставил…
Мелькают впереди огни мегаполиса.
Останавливаюсь, перевожу дух – здесь, вроде, можно остановиться.
Математик спрашивает:
– Вы… нашли?
Отрицательно мотаю головой:
– Нет… нет опровержений, что путешествия во времени возможны.
