Мария Грюнд
Девочка-лиса
Maria Grund
DÖDSSYNDEN
© Maria Grund 2020
First published by Modernista, SwedenPublished by arrangement with Partners in Stories, Sweden and Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency, Sweden
В коллаже на обложке и во внутреннем оформлении использованы иллюстрации: © Elina Li, GaliChe, FGraphix / Shutterstock.com Используется по лицензии от Shutterstock.com
© Братова Н. В., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.
* * *
Скандинавский нуар в лучших традициях жанра – кровавая серия убийств, неугасающая динамика, жуткие события, произошедшие в прошлом, в которых предстоит разобраться детективам, ну и конечно, беспощадный, не оставляющий следов убийца, движимый местью. История, которая держит в напряжении до самого финала.
Ольга Нестерова, редактор
Его окутывает туман. Мягкий мох подталкивает мальчика вверх, вперед. Помогает продираться сквозь царапающие кожу колючки и тянущиеся к глазам и кудрям ветки. Голые ноги и босые ступни насквозь продрогли. Если бы его не защищала хлопковая ткань кальсон, хлесткие удары побегов давно свалили бы его с ног.
Он ускоряется, перескакивая через поваленные коряги и продираясь сквозь бурелом сосновых веток и гниющих ясеней. Он спешит, торопится вперед. Сердце стучит все сильнее, пока стук его не заглушает боль и голоса прячущихся в тени охотников.
Не будь той ямы, что разверзлась перед ним, ухватила его за ногу и повалила на землю, он бы, может, и сумел ускользнуть. Но в тот момент, когда лицо его ударяется о затянутый мхом камень, распростертое, словно крест, тело замирает, а глаза закатываются, он слышит их голоса совсем близко:
«Смерть волку, смерть волку, смерть волку…»
1.
Санна Берлинг оглядывается по сторонам, стоя в пустой выгоревшей комнате. Коричневатый грязный свет просачивается сквозь покрытое соляной коркой пыльное окно. Запах въевшегося дыма и плесени проникает глубоко в носоглотку. Комната кажется темнее с каждым ее новым приходом. Может, это все деревья, свободно разросшиеся вокруг дома, а может, оптическая иллюзия, виной которой невероятная усталость.
Она аккуратно проводит пальцами по стене, покрытой слоем копоти. Там, где слой тоньше, проступают потертые обои детской. Она зажмуривается, опускает руку и следует вдоль стены до двери. Достигнув дверного проема, она, как и всегда, останавливается перед процарапанной на дереве надписью. Пальцы ощупывают выведенное детским почерком слово: «КЫШ».
Когда она выскальзывает наружу сквозь двойные входные двери дома, стайка птичек вспархивает с раскидистого гибнущего дерева в саду. Дерево-оберег, призванное защищать дом от сглаза. Воздух наполняется шелестом крыльев, словно пташек преследует надвигающаяся буря.
Она стоит перед открывающимся взору простором. Вся эта часть острова, от близлежащих полей и лугов, тянущихся вниз к дороге, церкви и дальше к голым прибрежным скалам, совершенно безлюдна. Звонит телефон. Она отвечает, слушает голос на том конце.
– Я сейчас здесь, – произносит она. – Передайте: «Спасибо, но нет». Я не буду продавать. Пока не буду.
В ответ слышатся бурные протесты, но выражение ее лица остается безучастным. Санна возвращается обратно к своему черному «Саабу». Когда она выруливает на дорогу, дом проплывает в зеркале заднего вида, словно рассматривает ее выгоревшими глазницами окон.
По радио в машине заходится какой-то представитель регионального правления: «…суровые ограничения и жесткие меры последних лет поставили регион перед необходимостью решения крупных социальных проблем и пошатнули нашу защищенность сразу по нескольким позициям. И все же они до сих пор не помогли нам привести бюджет в равновесие… Все вместе мы должны прибегнуть к еще более жесткой экономии, не позволив при этом закрыть еще хоть один дом престарелых или какое-либо иное значимое заведение или организацию из тех, что оказывают поддержку все возрастающему числу людей, принадлежащих к наиболее уязвимым и социально не защищенным слоям населения…»
Она выключает радио, врубает старенький CD-проигрыватель и набирает скорость. Пока мимо проплывают отдельно стоящие усадьбы и торпы [1], из динамиков льется Rabbia Fuori Controllo в исполнении Роберта Джонсона и «Панчдранкс». За окном пробегают луга, поля и темные участки леса. Потом ненадолго выныривает центр города, и под конец она въезжает в промышленную зону. Перед ней растрескавшийся асфальт, а вдоль обнесенного колючей проволокой забора тянутся ряды контейнеров.
Молодой человек в коротком платье-рубашке с рукавами-«фонариками», внушительных размеров воротником и массивными накладными плечиками стоит, судорожно подергиваясь, у светофора. У него нет одной брови, другая выведена черным фломастером слишком высоко над надбровной дугой. На ногах у него грязные шлепанцы, и всякий раз, ставя на землю правую ногу, он дергается как подбитая псина. Когда она проезжает мимо, он, кажется, расслабляется на несколько секунд. Робко поглядывает на нее, и в его взгляде читается узнавание. Она сбавляет скорость, роется на заднем сиденье, опускает стекло и кидает ему шерстяную кофту. Он быстрым движением закутывается в нее и бормочет что-то, наверное, благодарит.
Санна сворачивает на гравиевую дорожку и проезжает мимо земельного участка, на котором стоят трейлер и палатка. Где-то в темноте заливается лаем собака, когда она выворачивает руль вправо у невзрачной вывески «Склад и гараж».
Дверь скрежещет, задевая бетонный пол. Санна включает лампу в углу, и мягкий свет падает на раскладушку, застеленную пледом, с кинутой поверх него подушкой. Потолок в этой части гаража ниже, остальное пространство теперь занимает наискосок припаркованный «Сааб». Ключи так и остались в замке зажигания.
Она скидывает на стул пару счетов и рекламные листовки, стягивает с себя черное шерстяное полупальто, которое падает прямо на пол, потом снимает брюки. После этого берет обшарпанные звукоизолирующие наушники и натягивает их на голову.
Ключи от гаража и полицейское удостоверение она кладет на складной столик, который выполняет роль прикроватной тумбочки. Они звякают, ударившись об уже лежащий там предмет – маленькое круглое ручное зеркальце, на котором написано «Эрик». Потом она берет блистер с мелкими сиреневыми таблетками. Выдавливает себе на ладонь сразу три и закидывает в рот.
Взгляд ее затуманивается, делается отстраненным, почти мертвым, когда она ложится на раскладушку. «Я скоро», – шепчет она, проваливаясь в темноту.
Дверной звонок в маленькой дежурной аптеке дребезжит, едва Эйр Педерсен переступает через порог. Она движется стремительно, чуть подавшись вперед, тело ее напряжено, а в настороженном взгляде чувствуется напряженная энергия. Когда она расстегивает плотно сидящую кожаную куртку и засовывает руку во внутренний карман, то видит, что стоящая за прилавком аптекарша внимательно за ней наблюдает. Неявно, но озабоченно. Эйр знаком этот взгляд, она к нему привыкла. Она почти уверена, что к этому моменту женщина в белом халате уже успела протянуть руку к тревожной кнопке. Она могла бы сказать ей что-нибудь, чтобы разрядить обстановку, но сил на это не осталось, она просто подходит к прилавку и выкладывает на него два удостоверения личности. Потом легонько стучит пальцем по одному из них.
– Вам должен был прийти рецепт на таблетки и раствор. Мне нужен раствор.
Аптекарша изучает ее удостоверение личности и вбивает что-то в компьютер, исподтишка поглядывая на Эйр.
– Не можете найти? – интересуется Эйр. – Что-то не так? Потому что в таком случае вы можете позвонить…
– Нет, все в порядке, – быстро отвечает женщина и исчезает где-то в глубине за шкафами.
Эйр осматривает маленькое помещение. На полках все в идеальном порядке. Красивый старый каменный пол намыт и отполирован до блеска, а освещение непривычно мягкое и нерезкое для аптечного. Те аптеки, к которым она привыкла на материке, похожи на гигантские стерильные контейнеры с холодным освещением ламп дневного света и продезинфицированными, забитыми до отказа стеллажами и крутящимися стойками. А здесь чувствуется лоск и атмосфера старинного магазинчика сладостей.
– Ну вот, – прерывает аптекарша течение ее мыслей. – Еще что-то?
Она запихивает в пакетик пузырек метадона и протягивает его Эйр.
Эйр смотрит на высветившуюся на экране сумму и расплачивается.
– А как можно покороче пройти до Корс-парка, не через ипподром?
– Вы имеете в виду Корс-сквер? – поправляет ее аптекарша.
– Да, именно.
– Пройдите по холму, вы его сразу увидите, как выйдете на площадь. За городской стеной выходите на главную улицу и идите по ней, а потом срежьте угол у стадиона, там, где крытая ледовая арена.
– Хорошо, спасибо.
Эйр направляется к дверям.
– Хотя я бы пошла через ипподром, – добавляет аптекарша. – В такое-то время.
Маленький городок, обнесенный каменной стеной, затих в осенних сумерках. Переулки змеями обвивают отлогую площадь. Булыжники на мостовой блестят от влаги, а на поникших розовых кустах в темноте поблескивает несколько упрямых уцелевших листьев.
Начинается дождь. Эйр всегда любила непогоду, находила в ней освобождение и умиротворение. Гармония исходит откуда-то изнутри, из самых недр ее существа. Но на этот раз ощущение покоя задерживается всего на пару секунд и тотчас испаряется.
В паре шагов от нарядно подсвеченных крепостных стен городской пейзаж резко меняется. Большинство магазинов здесь уже закрыто на ночь, и чем дальше она идет мимо брошенных машин и исписанных граффити дорожных знаков, тем более пустынными становятся улицы. Эйр срезает немного, пройдя через участок незавершенных дорожных работ, потом минует стадион и оказывается в захудалом районе, где ютятся таунхаусы старой застройки и втиснутые по соседству с ними низенькие многоквартирные дома. Неубранная уличная мебель виднеется то тут, то там в палисадничках, а стоящие у домов помойные контейнеры набиты доверху. Чуть подальше по улице две девчонки малюют что-то баллончиками на гаражной двери.
Одна из них бросает взгляд на Эйр, когда та подходит ближе, потом равнодушно отворачивается и возвращается к своему занятию. На гаражной двери уже красуется слово «СДОХНИ», выведенное жирными буквами кислотно-розового цвета.
– Вы тут живете? – миролюбиво интересуется Эйр.
– Чё? – переспрашивает одна. У нее иссиня-черные кудри, в ушах золотые серьги, а на шее татуировка с черепом. Эйр убирает пакетик с метадоном во внутренний карман и застегивает куртку.
– Это ваш гараж?
Девчонки смотрят друг на друга, мысленно оценивая ситуацию.
– Да, наш, – отвечает одна.
Эйр достает из кармана мобильный, но когда включает его, батарейка разряжается окончательно. Она разочарованно вздыхает.
– И что, если я пойду позвоню в дверь, то мне ваша мамочка откроет?
Вторая, поджарая и мускулистая, с бритой башкой и большим драконом на толстовке, начинает нарезать вокруг нее круги. Боковым зрением Эйр замечает, что она вытащила нож и спрятала его в руке.
– А ты бы не лезла не в свое дело, если не хочешь получить, хренова… – шипит девица и делает выпад вперед.
Эйр не дает ей закончить фразу, врезав локтем прямо в лицо. Та валится навзничь, теряет нож и хватается за нос. Тогда та, что с черепом, набрасывается на Эйр и тянет ее назад. Эйр достает до ее руки и перебрасывает через себя, так что девица ударяется головой о тротуар.
– Ты мне, блин, нос сломала, – хрипит девчонка с драконом с противоположной стороны улицы. Эйр оборачивается к ней, та стоит склонившись вперед и прижимает рукав толстовки к носу.
– Совсем, на хрен, сдурела, – скулит она.
Эйр крепко хватает ее за руку и уже собирается оттащить на тротуар, когда сзади налетает девица с черепом. На этот раз она бешено размахивает зажатым в руке баллончиком с краской. За это время девица с драконом успевает подобрать с земли нож, но Эйр хватает ее за запястье, нож снова падает, и ей удается отпихнуть его подальше, под одну из припаркованных машин.
Она бросает девицу с драконом рядом с гаражной дверью, но замечает, что за ней наблюдают. За занавеской в темном доме, стоящем рядом с гаражом, стоит девчонка того же возраста, что и те две, с которыми она только что дралась. Зажигается свет, и в окне появляется женщина постарше в накинутом на плечи халате.
Женщина оттирает девчонку от окна и начинает звонить по мобильному, движение губ выдает, что она просит соединить ее с полицией. В ожидании ответа она пугливо поглядывает на улицу.
Эйр потягивается, делает глубокий вдох и пытается вернуться в состояние равновесия. Она стирает кровь с треснувшей губы, засовывает руки в карманы и идет дальше.
2.
На следующее утро, когда Санна отправляется на машине к старому известняковому карьеру в восточной части острова, земля покрыта тонким налетом инея.
Гигантский кратер наполнен стоячей водой бирюзового оттенка. У кромки воды уже примостились машина «Скорой помощи», пикап спасательной службы и полицейский автомобиль с распахнутыми дверями. Спасатели возятся со своими резиновыми комбинезонами, пытаясь сложить их на ветру, чтобы потом запихнуть в багажник пикапа. На носилках в открытом мешке для трупов лежит тело девочки. Кто-то осторожно поправляет, убирая в чехол, ее длинные рыжие волосы.
Санна припарковалась и вылезла из машины. Земля кажется онемевшей под ее сапогами, повсюду меж корней и булыжников виднеются кроличьи норы. От летних купальщиков остался разбросанный по земле мусор. Пластмассовые столовые приборы, обертки от мороженого и треснувшая бутылка из-под вина. До нее доносится шум моря, накатывающего волны на прибрежные камни в нескольких километрах отсюда. На этом острове ты слышишь его повсюду, где бы ни находился.
Карьер – излюбленное место для купания. В отличие от мелководных бухточек, где всегда толчея, в него с легкостью можно занырнуть в поисках приятной прохлады. Впрочем, в остальное время года это место заброшено и пустынно. Кроме лежащего на земле мусора о присутствии людей напоминают лишь мостки с ржавой лесенкой и две крошечные кабинки для переодевания, притулившиеся за рощицей.
Санна понуро смотрит на тело, лежащее на носилках. Издалека девочка выглядит маленькой и совсем худой, ее ноги раскинуты, как у мертвой птички.
Комиссар криминальной полиции Бернард Хельквист вылезает из своего автомобиля, взглянув на нее лишь мельком. Санна вспоминает, как раздраженно звучал его голос по телефону. По утрам он всегда в дурном настроении, и сегодняшнее утро исключением не стало. Высокий, мускулистый, широкоплечий комиссар переминается с ноги на ногу, обхватив себя руками, чтобы хоть немного согреться. В уголке рта торчит сигарета, зажатая меж тонких губ. Только высосав весь никотин до капли, он небрежно роняет окурок на землю. Сузив глаза, он щурится на нее и коротко кивает в знак приветствия.
– И надо же этому было в воскресенье случиться, – произносит он. – Я сегодня матч собирался смотреть.
– А где остальные? – интересуется Санна.
– Йон был здесь, но уже уехал. Делать-то особо нечего. Не стоило тебе звонить, могла не приезжать. Но нам надо было вытащить ее из воды, чтобы убедиться, что это самоубийство.
– Я все равно ничего особенного не делала.
Он улыбается ей, потом проверяет время, взглянув на мобильный.
– Нам известно, кто она? – спрашивает Санна.
– Зовут Мия Аскар. Четырнадцать лет, скоро должно было пятнадцать исполниться. Официально мы ее еще не опознали, но мама приходила в управление несколько дней назад. Заявила об исчезновении дочери. У нее при себе было фото, и описала она ее очень подробно. В общем, я не сомневаюсь, что это она. Черт бы подрал этих современных подростков-эгоистов.
Санна резко вскидывает на него взгляд.
– Ладно, ладно, – бормочет он. – Прости. Но хоть немножко я могу позлиться. Это же младший внук, да еще его первый выездной матч.
– Совсем скоро сможешь смотреть футбол целыми днями. Всего две недели осталось.
– Знаю я. Вряд ли они так уж быстро пролетят.
Санна вздыхает.
– А как же криминалисты?
– Так ведь самоубийство.
– Но они приедут?
– Они сейчас в северной части острова. Проникновение со взломом в одно из зданий старой военной базы. Но даже если б они не были заняты, ты не хуже меня знаешь: на такое дерьмо они больше не ездят.
Санна старается подавить раздражение: Бернард всегда называет самоубийства дерьмом. Может, потому, что они становятся все привычнее на острове, а может, потому, что полиция на такие вызовы приезжает теперь с единственной целью – прибрать и вывезти мусор.
– Нет, ну если ты настаиваешь на том, чтобы мы с ними ссорились и требовали, чтобы они приехали… – начинает он недовольно.
– Перчатки дашь? – она не глядя протягивает руку.
Он достает из машины коробку, кидает ей и ухмыляется:
– Черт, что ты без меня делать-то будешь?
Санна ничего не отвечает. Бернард поправляет потертый ремень на широченных вельветовых брюках и следует за ней к мосткам.
– Ее один собачник заметил, когда своего пса тут выгуливал, – поясняет он. – Лежала на поверхности воды в самом глубоком месте. Бедняга до полусмерти напугался. Решил, что озерную деву [2] увидал.
– Он что, живет где-то поблизости?
– Нет. Тут никто поблизости не живет. Он сказал, что вывозит иногда сюда собаку на прогулку.
На девочке, лежащей на мостках, из одежды одни только поношенные джинсы. Волнистые рыжие волосы липнут к щекам, плечам и груди и похожи скорее на еще один слой кожи. Во всем ее облике чудится какой-то покой. Если бы не посиневшие губы и не растопыренные, застывшие в окоченении пальцы ног, можно было бы подумать, что она забылась глубоким сном.
Санна натягивает перчатки, обходит тело и начинает осматривать руки девочки. Ни царапины, ногти чистые и аккуратно подстрижены. Она осторожно разворачивает кисти запястьями вверх и видит следы порезов.
– Эй, я слыхал, ты опять отказалась от завидного предложения, – произносит вдруг Бернард.
– У Йона просто сестра работает в том новом агентстве недвижимости, – поясняет он, не дождавшись от нее ответа. – Так что все в курсе, что ты опять отказалась от нескольких миллионов за участок…
– Люди вообще много болтают.
– Может быть. Но разве это так уж плохо? – Санна вскидывает на него раздраженный взгляд. – В смысле, отпустить прошлое.
– Я отпустила.
– Да, но ты же до сих пор…
– У меня есть все, что мне нужно, – обрывает она его на полуслове.
Бернард щурит глаза на ярком солнце.
– Ну да, ты знаешь, что я об этом думаю, – отзывается он.
Порезы на запястьях девочки ровные и глубокие. В один из них забилось что-то вроде ржавчины, но когда Санна прикасается к ней, та осыпается, как песок.
– Скоро день рождения Эрика, – произносит она и замечает, как Бернард сразу скис.
– Да, точно. Ему бы сейчас четырнадцать исполнилось?
– Пятнадцать.
Бернард криво улыбается. Санна аккуратно кладет руки вдоль тела девочки.
– Мы ему всегда обещали, что будем учить его водить мопед там, на дорожке, которая ведет к дому, и в этот день рождения он сможет сдать на права – продолжает она. – Патрик даже купил «Дакоту», когда он родился, и сам ее усовершенствовал.
– «Пач Дакоту»? Классика.
Санна молчит.
Бернард заговаривает снова:
– Знаю я, это чертовски ужасно. Но он не вернется, ты же понимаешь. Ни он, ни Патрик. А ты не старуха и не страшилище, еще могла бы кого-то встретить. Неужели ты думаешь, что твой парнишка был бы против? Чтобы ты двигалась дальше?
Санна продолжает молча обследовать тело девочки.
– Одно я, во всяком случае, точно знаю, – не сдается Бернард. – В том доме его уже точно нет. И, держась за все это в попытке сохранить ощущение их близости, ты врешь сама себе. Если хочешь моего совета, так окажи себе услугу и продай дом. Двигайся дальше.
Она осматривает лицо девочки, но не находит никаких признаков насилия. Далее взгляд ее начинает блуждать по сторонам, исследуя землю вокруг тела. Ничего, даже ни одного насекомого.
– А бритву нашли? Или то, чем она это сделала?
Бернард принимает враждебный вид.
– Здесь больше делать нечего. Осталась одна бумажная работа и разговор с семьей. Если только ты сама не хочешь понырять и поискать бритву.
Подходит один из спасателей и останавливается рядом в нерешительности, не зная, к кому из них следует обратиться.
– Что там еще? – поторапливает его Санна.
– Просто хотел сказать, что вот это мы трогать не стали, – он указывает на волосы девочки. В рыжих локонах запутался кусок толстого шнура из туго сплетенных хлопковых волокон. Он обвивается вокруг чего-то, по виду напоминающего черную резинку. Хотя длиной шнурок всего пару десятков сантиметров, каким-то образом он смог накрепко запутаться в волосах на затылке.
– Я это просто к тому, что обычно вся дрянь типа водорослей, мусора и всего такого, что прилипает к ним, пока они в воде, обычно сразу отваливается, когда мы их вылавливаем, – продолжил он. – Но эта штука крепко прицепилась. А никого из криминалистов не было, так что…
– Да-да, вам не о чем беспокоиться, – успокаивает его Бернард.
– Вы там ничего такого не видели, от чего это могло оторваться? – спрашивает Санна.
– Нет, – отвечает спасатель. – Но в этом карьере какой только сор не плавает. Это может быть от чего угодно.
– Спасибо, – благодарит его Санна. – А санитарная машина уже едет?
– Да.
– Вскрытие – пустая трата сил и времени, – ворчит Бернард, когда спасатель убегает дальше.
– Ты же знаешь, что в таких случаях оно всегда делается.
Он косится на талию девочки. Там, над самым поясом джинсов, кто-то вывел на коже число 26. Синие чернила потускнели, как будто надпись была сделана давно. Или как будто кто-то пытался ее стереть.
– Тебе это о чем-то говорит? – интересуется Санна.
Бернард мотает головой.
– Но похоже на фломастер. У меня внуки себя фломастерами разрисовывают, как только они им в руки попадают. Потом никакими силами не ототрешь. Даже если стирать при 95 градусах. Так что она наверняка чем-то таким себя разрисовала.
Санна вновь разворачивает к себе руки девочки.
– Она это не сама сделала.
– Конечно, сама, – устало возражает он. – Она себе вены порезала. Ты же видишь. Хватит уже.
– Я не про это. Я говорю, что она не сама на себе вот это написала. У нее ни пятнышка ни на пальцах, ни на ладонях. И…
Она переходит на другое место и встает у девочки в ногах. Бернард следует за ней.
– Это кто-то другой написал. Кто-то, кто стоял напротив нее.
– Ну хорошо-хорошо, – сдается Бернард. – У нее наверняка был парень или приятель какой-нибудь, вот он это и сделал. Но это все равно остается самоубийством.
– Ну так что, мы закончили? – спрашивает он, не дождавшись ее ответа.
– А Экена поставили в известность? – отвечает она вопросом на вопрос.
– Да, – Бернард изображает на лице безрадостную улыбку. – Он так обрадовался, когда я его разбудил, чтобы рассказать о самоубийстве девочки-подростка.
– Ты же знаешь, мы должны ему сообщить.
– У него последняя неделя отпуска. Он, блин, в десятках тысяч километров отсюда.
– Я думаю, телефоны есть даже там.
– Он уже через пару дней вернется. Все равно сейчас он ничего сделать не может.
Санна понимает, что он прав, она препирается просто потому, что может. Эрнст Экен Эрикссон – это их шеф. Его любят. Побаиваются. Уважают. Год назад у него начался артроз, потом он снова вернулся к работе, но некоторые движения ему все еще даются с трудом. Отпуск в теплых странах, где он может поправить себе здоровье, – это первый для него за последние десять лет настоящий перерыв в работе. Вообще-то на время его отсутствия им надо было прислать кого-то с материка, но так никто не делает.
– Ладно, – произносит Бернард, устало улыбнувшись. – Я понял. Ты пошутила. Но как по-твоему, может, закончим уже со всем, чтобы хоть остаток воскресенья провести нормально?
Вид у него прискорбный, думает Санна. Глаза мутные, щеки обвисли. Ему лишь бы смыться отсюда, и так уже несколько лет продолжается. Он потерял азарт и интерес.
Окинув взглядом местность, она замечает морского ястреба, взлетевшего с крупного, похожего на банку предмета, который установлен на высоком деревянном столбе по ту сторону карьера.
– Это же камера наблюдения.
Бернард щурится в сторону камеры.
– Кто-нибудь с нее номер списал? – спрашивает Санна. – Проверил, что там на записи?
– Что? Это, наверно, с купального сезона, вряд ли она сейчас работает.
– А если вдруг работает? Тогда по ней можно увидеть, как именно все произошло.
– Да что за… Ты что, шутишь?
– И кстати, вы какую-нибудь предсмертную записку или сообщение нашли? Если она с собой покончила, то могла что-то такое оставить в надежде, что это найдут.
– Ничего.
– И мобильного нет?
Бернард со вздохом мотает головой.
– А ты или кто-то другой ее «Фейсбук»[3] проверяли? Инстаграм? Еще что-нибудь?
– Мы все соцсети прошерстили, когда ее мать к нам пришла. Вообще-то она нам их и показала. Никаких обновлений за последние пару дней, никаких зацепок. И друзей-то толком почти нет. Печально.
Санна замолкает и задумывается о чем-то.
– А у кого-то из членов семьи судимости были? Это вы проверили?
Бернард снова вздыхает, еще более раздраженно и подавленно. Потом отдает ей свой блокнот, складывает руки на груди и направляется к камере на столбе. Приблизившись к ней, он останавливается и рассматривает приделанную к столбу ржавую лесенку, потом наконец берется за нее и ползет вверх.
– Фу-ты, черт, как же хорошо будет от тебя избавиться, – ворчит он с кривой ухмылкой, вернувшись обратно. А потом шлепает Санне на ладонь металлическую табличку с комбинацией цифр.
– Простите?
Оба оборачиваются, позади, чуть ссутулившись, стоит женщина лет тридцати со вспухшей разбитой губой и вопросительно смотрит на них.
– Санна Берлинг? – женщина протягивает руку. – Я Эйр Педерсен. Ваша новая напарница.
Женщина, которой предстоит занять место Бернарда после его ухода на пенсию, выглядит совсем не так, как того ожидала Санна. Она представляла себе лощеного, ухоженного бюрократа. А у Эйр вид такой, словно она ночевала под мостом на драной картонке. В передрягах она точно бывала. Эйр стоит перед ними, переминаясь с ноги на ногу, словно от нетерпения. В ней сквозит какая-то излишняя самоуверенность.
Ее взгляд изучает местность, пока тело Мии Аскар грузят в машину и та трогается с места. Бернард на своем автомобиле пристраивается сразу позади санитарной машины. Санна собирается спросить у Эйр, что она делает тут сегодня, ведь первый рабочий день у нее только завтра, но в итоге оставляет эту идею, чтобы избежать лишних разговоров. Когда они общались по телефону недели две тому назад, Эйр говорила очень спокойно и взвешенно, но сейчас, при личной встрече, впечатление производит прямо противоположное. Походка у нее дерганая, стоптанные ботинки кое-как завязаны, а на одежде пятно, как будто она на себя что-то пролила, а может, это брызги морской воды так высохли.
Бывший ее начальник на материке и правда говорил, что Эйр «никогда не сбавляет ход», вот только забыл добавить, что вид у нее такой, как будто по ней смирительная рубашка плачет. Вместо этого он сообщил, что Эйр – дочь известного юриста и дипломата. Скорее всего, чтобы немного сгладить впечатление, когда она к ним лично заявится. Как будто можно сгладить впечатление от этого недоразумения, если у тебя перед глазами уже нарисовался образ благовоспитанной девочки в кабинете с тяжелыми шторами и дорогой темной мебелью из красного дерева.
– Надеюсь, вы не против, что я заявилась сюда, – произносит Эйр. – Я заехала в управление, и мне сказали, что вы здесь. Мне разрешили взять одну из машин, ну я и подумала, а почему бы и нет. Ну, вы понимаете…
– Я думала, вы прибыли вчера с вещами на грузовике.
– Ну да, и что?
– Странновато заступать с воскресенья, ну то есть почему вам было не дождаться понедельника?
Эйр ничего не отвечает.
– Вы разве не должны сначала пройти вводный курс в управлении? – добавляет Санна.
– Завтра с утра пораньше и пройду. А криминалистов, значит, нет? – отмечает Эйр. – Самоубийство?
– Вероятно.
– В управлении сказали, что это девочка-подросток.
Санна кивает вместо ответа.
– От меня что-то требуется? – интересуется у нее Эйр.
– Можем этим завтра заняться.
– По правде, я бы с удовольствием сделала что-нибудь прямо сейчас. Чувствую, что меня энергия переполняет, – отвечает она, чертя полосы по земле краем ботинка. Санна предпочитает проигнорировать ее слова.
– Или, может, дадите мне доступ к документам, чтобы я посидела с другими делами, которые вы ведете? – продолжает настаивать Эйр.
Санна вздыхает, утомившись от этого непростого, фонтанирующего энергией и слегка непонятного существа, неотрывно следующего за ней по пути к машине.
– Что такое? – язвительно усмехается Эйр. – Боитесь, что влезу и сделаю все лучше вас, что ли?
– Нет. Но у меня нет времени развлекать вас сегодня.
– Что, простите?
– Я справилась о вас, когда узнала, что вы замените Бернарда. Высшее общество. Школа-интернат. Избалованная, неуправляемая. Полицейская академия. Своенравная, тяжело идет на контакт, хотя результаты блестящие. Национальный отдел расследований. Избалованная, сложно срабатывается в команде.
Эйр вздыхает с унылым видом.
– Да ладно вам, – начинает она. – Мы же можем пойти кофе вместе выпить, поговорить, познакомиться поближе…
– Завтра увидимся.
– Вот ведь стерва, – бормочет Эйр Санне вслед, когда та направляется к своей машине.
– Что вы сказали?
– Ничего.
Открывая дверцу, Санна прокручивает в уме все обещания, которыми начальник Эйр ее осыпал. Будь что будет, решает она.
– Мне просто интересно, а чего вы тогда меня выбрали? – выпаливает Эйр, догнав ее. – Раз уж знали вот это все?
– У меня выбора не было.
– То есть?
– Выбора у меня не было.
– Не было?
– Нет. Больше никто не подал заявку.
Эйр хихикает.
– Это что, очень смешно?
– Да, потому что я ни хрена не собиралась у вас тут работу искать. Это мой босс за меня сделал. Просто сказал, что послал заявку. Да, я этому козлу никогда не нравилась.
Она почти сразу жалеет о сказанном. Лицо Санны озаряет довольная улыбка.
– Не нравилась? – повторяет она. – Как же это вы могли ему не нравиться?