Глаша быстро вышла из очереди, подошла к Кириллу, стоящему на улице.
– У наших фамилия Рыбаковы?
– Нет. Мельниковы. – покачал головой Кирилл. – А что?
– Да думала про них речь, – махнула рукой Глафира.
Девушка вернулась в магазин, подождала, пока очередь рассосётся, и подошла к продавщице.
– Здравствуйте, – Глаша мазнула глазами по тетради, где записывали долги дачников, и увидела, что фамилия Рыбаковы и стоящая напротив сумма зачёркнуты. – А почему вы Рыбаковых зачеркнули?
– Так соседка долг вернула, – пожала плечами продавщица. – А вам-то что за дело? Да и не Рыбаковы они давно, там мать раньше жила. А дочка на мужненой фамилии. Мельниковы, – машинально продолжила женщина.
Глафира вылетела из магазина и, тараща глаза, стала показывать на дорогу.
– Бабка, бабка в панамке, куда пошла? – быстро проговорила она.
– Туда, – ткнул пальцем в сторону боковой дорожки подошедший Латунин. – А что?
– Мельниковы – её соседи. Что будем делать? – нервно перебирая руками, спросила Глафира.
– Светиться нельзя. Я звоню Визгликову, ждём группу, – проговорил Кирилл.
– Но она сказала, что они три дня не показываются. Значит, что-то случилось. – Глаша бросила взгляд на подъехавшую на велосипеде девушку. – Если я подъеду к соседке на велике, то не вызову подозрений. Дальше по ситуации. Хозяйке велосипеда скажите, что скоро вернём. Сейчас приеду, – проговорила Глаша и вскочила в седло, прежде чем Кирилл и Латунин успели опомниться.
– Я ненавижу Польскую. Стас нас убьёт, – сквозь зубы прошипел оперативник.
– Солидарен, – с бессильной злобой сказал Кирилл.
Глаша остановилась возле голубого дома с белой отделкой, огляделась по сторонам и заметила в палисаднике соседнего участка женщину из магазина.
– Простите, – Глаша приветственно замахала руками. – Это же вы сейчас в магазине были?
– Ну и? – недовольно поморщилась собеседница.
– Вы вместо пятисот рублей, пятьдесят забрали. Меня попросили съездить к вам, – для убедительности Глаша вынула деньги из кармана.
– Ой, как же я так, – всплеснула руками пожилая дама. – Ну, давай сюда.
– Слушайте, а Мельниковы когда приедут?
– Так были. Наверное, уехали. Правда, с вечера были. Потом я днём только проснулась, ночью несколько раз вставала, что-то гремело. Так смотрю, нет их. Да и странные они какие-то. Раньше-то приветливые были, а сейчас смурные и недовольные. Наверное, денег заработали, – посетовала женщина.
– Почему? – спросила Глаша.
– Да эти все, кто денег заработает, вечно чем-то недовольны. Потерять, наверное, боятся, – в каркающем смехе зашлась женщина.
Глаша слезла с велосипеда, отошла на метр и, позвонив Латунину, объяснила, как подойти к дому с задней стороны, чтобы их не заметили. Но уже сейчас девушке казалось, что можно смело входить через парадный вход. Глафира разговаривала, взгляд её бродил по соседнему двору, и вдруг она чётко увидела жирный кровавый отпечаток на стене сарая.
– Рома, я боюсь, там всё плохо. Вижу следы крови, – Глаша обернулась на бабку, кивнула ей и проговорила. – В дом уйдите, пожалуйста.
– Чего?
– Следственный комитет. В дом уйдите, – тихо рявкнула Глафира.
По дорожке к ней уже ехали Латунин и Кирилл. Оперативник первым вошёл во двор, двинулся к сараю, где на стене рдел смазанный след чьей-то пятерни. Кирилл двинулся в дом, а Глаша зашла с бокового входа на веранду. Отсюда хорошо просматривалось внутреннее пространство, перечёркнутое телами двух взрослых и одного ребёнка.
Позже, уже когда все подъездные дороги были забиты спецтранспортом и экипажами ППС, Глаша сидела за столом, заполняла бланки под Надину диктовку и даже вздрогнула, когда залетел Визгликов.
– Польская, что ты липнешь к каждому делу как банный лист к жопе? – зарычал он.
– Потому что несколько дней назад здесь зарезали ребёнка и его родителей, – глухо проговорила Глафира. – И если бы мы с вами не разводили балаган вокруг моей безопасности, а работали, то может быть ничего этого и не случилось.
В комнату вошёл хмурящийся Казаков, он скорбно осмотрел тела и, остановившись на пороге, сказал:
– Есть новости, если можно так сказать, хорошие. На стене сарая довольно чёткий след, я снял отпечатки. Закончу здесь и поеду сразу, посмотрю, вдруг найдём чьи.
Стас вышел во двор, посмотрел на чертящий сумерками горизонт и облегчённо вздохнул, когда увидел, как, переваливаясь с кочки на кочку, по дороге медленно двигается машина, присланная моргом. Через несколько минут водитель притормозил возле калитки, Погорелов побежал к воротам, чтобы дать машине возможность въехать во двор. Визгликов глянул на время, спустился по ступенькам навстречу двух мужчинам с недельной синевой на подбородках и походя спросил:
– Чё долго-то так?
– А вы за неделю заказы оставляйте, мы вовремя приезжать и будем, – в тон ему буркнул один из санитаров и мрачно протопал в дом.
– Не серчай, начальник, – останавливаясь возле лестницы и закуривая, проговорил другой. – Летом и так возить быстро нужно, а сегодня все как сговорились помирать. И все несвежие, прям беда, – он глубоко затянулся папиросой и продолжил. – Давеча дедка одного везли, так он две недели в запертой комнате пролежал. Ладно бы квартирка отдельная, так нет – коммуналка. Во люди.
Стас покивал, прервал на полуслове увлекательный рассказ из жизни санитаров и крикнул Погорелову:
– Серёга, иди сюда.
– Чего? – отозвался оперативник.
– Лебедевка недалеко, поехали на дачу к этой даме. Позвони ей, чтобы домой ехала, мы с тобой где-то через часа полтора сможем там быть, – проговорил Стас, глядя на приближающегося криминалиста.
– Ты чего такой грустный? – спросил Казаков, ставя на колоду для рубки дров свой чемодан.
– Да что-то особенных поводов для радости нет, – пожал плечами Визгликов. – И мне не очень нравится картинный отпечаток. Только в кино оттиск руки бывает таким чётким и жирным и при этом смачно смоченным в крови жертв.
– Согласен с тобой, – Казаков развёл руками. – Может быть, это сделано для того, чтобы мы точно обратили внимание и не прошли мимо?
– Я тоже об этом подумал, но… – начал было Стас.
– Но выводы будем делать после того, как я до места доеду и посмотрю принадлежность этого отпечатка. Может, кого и найду. Вот тогда и будет ясно.
– Юра, не смеши меня и не обнадёживай этим словом: «ясно», – Визгликов состроил скорбную гримасу.
– Ладно, нужно сначала первоначальные улики обработать. Но, скорее всего, это будет завтра, сегодня уже по домам пора.
– Кому как, – вздохнул Визгликов. – Нам с Погореловым ещё к заявительнице ехать. Она вроде как имеет какое-то отношение к владельцу склепа, – выпалил Стас и застыл. – У меня скоро голова лопнет от всех этих ясностей. – Стас повернулся, чтобы идти на выход, но обернулся к Казакову. – Юра, я тебя просто умоляю, посмотри, чтобы эта ненормальная до города добралась без приключений.
– Это ты про Глашу, что ли? – спросил криминалист.
– Ты, как всегда, прозорлив, – скривил губы Визгликов. – Она ж дня не может прожить, чтобы во что-нибудь не вляпаться или труп не найти. И за что мне такая карма? – развёл руками Стас и проревел на весь двор. – Погорелов, ну ты где? Мы к утру в эту Лебедевку поедем, что ли?
Казаков поискал по двору Глашу, нашёл девушку внутри дома, где она заканчивала заполнять бумаги, и ещё раз перечитывала написанное.
– Глаша, вы же сюда на машине приехали?
– Ага, – девушка покивала, не отрываясь от бумаг. – Но Латунин с Кириллом уже уехали в отдел.
– Давай тогда со мной, там машина ждёт.
– Мне доделать нужно, – Глафира отрицательно помотала головой.
– Глаша! – Казаков чуть повысил голос. – Ты одна здесь хочешь ночью доделывать? Все уже разъехались. Участковый ждёт, чтобы дом опечатать.
Девушка встрепенулась, оглядела опустевшее пространство и, помотав головой, встала:
– Что-то я заработалась.
– Это уже все заметили. На месте начальства я бы тебя уже к психологу отправил, – мужчина выжидательно смотрел на неё, держась за ручку рабочего чемоданчика обеими ладонями.
– Берите выше, у меня теперь знакомый психиатр есть, – скорчив гримасу, сказала Глаша и стала собирать бумаги со стола.
– Поехали, – вздохнул Казаков и развернулся, чтобы выйти.
На улице уже было свежо, со стороны реки, невидимой отсюда из-за густо насаженных домов, подуло ветром. Из-за леса, торчавшего неподалёку, вывалились синие облака, и стало понятно, что скоро будет дождь. Глаша наконец собралась, вышла за порог и устало огляделась: ей почему-то стало зябко, хотя дневное тепло всё ещё плавало внутри двора. Ещё три человеческие жизни попали под каток с названием Маргарита Веселова, но они пока что даже на шаг не продвинулись в направлении поимки бандитов и спасении Ани. Хотя сегодня оперативники, Визгликов и сама Глаша опросили чуть ли не половину посёлка, но кроме обычных ответов: «Ничего не видел и не знаю» и абсурдных, типа: «Они ходили с красными рожами и топорами через плечо», ничего не выяснили.
Семья приехала как обычно, машину загнали во двор, потом вошли в дом и выходили только в магазин. Преступники, скорее всего, попадали на дачу через калитку, примыкающую к лесу.
– На чём поедем-то? – спросила Глаша у Казакова и кивнула на прощанье участковому, тихо костившему матерными словами лоскут бумаги, полощущийся на ветру и не желавший клеиться к пористой поверхности дерева.
– Нива за забором стоит, – отозвался Юра, скрипнув петлями калитки. – Глаша, ну не копайся, ехать пора, – Казаков скорбно сдвинул брови и кинул взгляд на бесконечный ряд сообщений, которые ему ежесекундно пересылала Раиса. – Может к бабушке сразу поедем? Ребята отвезут. Там Раечка наготовила, как на роту.
– Поехали, – вздохнула Глафира. – Домой появляться нет никакого желания.
Глафира подумала, что недолгий путь до их дачи даст возможность поговорить с Казаковым на предмет захвата его жилплощади. Раз уж квартира всё равно простаивает, а сам он обосновался с тётей Раей на их даче.
– Ты почему родителям про Илью не сказала? – спросил Казаков, устраиваясь на заднем сиденье рядом с Глашей.
– Ну вы уже должны были неплохо изучить мою маму. Она же наседка. Если бы она такое услышала, то, я думаю, увезла бы меня с собой в багаже или сама осталась. А ни один из этих вариантов меня не устраивает. Так что пусть уж лучше она думает, что её дочь – неблагодарная свинья, чем будет в курсе событий.
– А жить ты где собираешься? – криминалист перевёл на неё взгляд.
– Не знаю, – Глаша пожала плечами. – Сейчас комнату какую-нибудь сниму.
Казаков покачал головой, вздохнул и полез в карман.
– Вот тебе ключи от моей квартиры, – он протянул ей связку. – Мы летом с Раечкой на даче будем жить. До сентября можешь распоряжаться, а там посмотрим. Заезжать можешь, когда посчитаешь нужным, я уже неделю, как на дачу переехал.
– Спасибо, – Глаша благодарно покивала и уставилась в окно.
Одной проблемой было меньше, даже двумя. Во-первых, есть жильё, во-вторых – не нужно каждый день пялиться на окна Ильи. И сейчас можно было сосредоточиться только на работе. Девушка открыла протоколы опросов и в одном из них наткнулась на интересную деталь.
– Нужно машину в розыск срочно объявлять, – вслух сказала Глафира.
– Она же во дворе у них стоит, – удивился Казаков.
– Да, но одна из соседок обмолвилась, что у семьи две машины, – Глаша быстро набрала номер Латунина. – Привет, у семьи было две машины. Конечно, не факт, что одна в городе не осталась, но, учитывая, сколько было народу, скорее всего, ехали на двух машинах. И наверняка вторую девочку везли в другой машине. Я никак понять не могла, почему они не остановились по дороге, не подъехали к посту ДПС. Да куча вариантов была, – она ещё раз пробежалась по записям. – Женщина сказала, что вторая машина старенькая была, и они редко ей пользовались. Седан, цвет белый. Поищи, что там на них числится ещё.
***
День догорал в ленивом мареве летнего зноя, просачивающегося сквозь несколько дней непогоды. Люди на улицах ловили тепло максимально открытыми телами, и в свете наступающего вечера это смотрелось несколько карикатурно и гротескно. Лисицына вывалилась из метро, поискала глазами какую-нибудь точку общепита, где можно было перехватить кофе и рогалик, и упёрлась глазами в сверкающие витрины пекарни.
– Отлично, – пробормотала женщина и, набрав нужный номер, поспешила к спасительному островку с едой. – Алё, да я уже возле метро. Мне к вам подходить или здесь встретимся? – и согласно покивав в ответ на слова собеседника, Анна потянула на себя дверь кофейни.
Внутри было малолюдно, пахло хорошим кофе, на витрине поблёскивали разнообразные и разноцветные сладости. Лисицына погрустила возле стенда с яркими пирожными, несколько секунд подумала и решила, что всё-таки у неё очень нервная работа, которая позволяет изредка побаловать себя мучным, сладким и калорийным десертом.
– Девушка, а можно мне латте и эклер с манго и маракуйей, – Анна достала карточку для оплаты и вдруг услышала мужской голос.
– Барышня, мне всё то же самое, и за эту девушку я заплачу.
Лисицына обернулась и улыбнулась, перед ней стоял её бывший преподаватель, Соболев Владимир Иванович.
– Рада встрече, – проговорила женщина. – И спасибо, что смогли уделить мне время.
– Что ты, Анечка, сейчас лето, и я только рад хоть ненадолго вырваться из душного кабинета. У нас, видимо, на краске сэкономили, и по коридорам после недавнего ремонта всё ещё плывут отголоски запахов. Голова прямо раскалывается.
– А вас что не пересилили? Как же можно в таких условиях?
– Анечка, я сам не захотел. Ты представляешь, сколько всего мне нужно переносить. Книги, записи, тетради, коллекция, – мужчина вздохнул, – учебные макеты. Да половина растеряется по дороге. Потерплю, принюхался уже, – он улыбнулся.
– Коллекция? – Лисицына вскинула брови.
– Пустое, Аня, – он махнул рукой, – чтобы отвлечься стал собирать интересные случаи из практик моих коллег. Делаю вырезки, пишу своё мнение. Может потом книгу издам.
– Владимир Иванович, я к вам по своему делу, – Лисицына дёрнула щекой.
После нападения она долгое время не могла вернуться к работе. И взяться за её психологическое восстановление предложил Соболев, который случайно узнал, что с ней произошло. Сначала Лисицына отказывалась, но после нескольких бесед согласилась, и так возникла некая дружба не только как учителя и ученицы, но и как врача с пациенткой. Лисицына прекрасно понимала, что для неё пережитый кошмар не прошёл бесследно, и Соболев стал крепкой опорой.
– Что, Анечка, опять кошмары? – спросил мужчина, подождав, пока девушка расставит высокие стаканы с кофе и тарелки с лимонно-жёлтыми пирожными и отойдёт.
– Нет. Здесь другое, – Лисицына помолчала, разболтала в молочном кофе сахар и, поковырявшись вилкой в пирожном, произнесла, – я не так давно ездила в «Полярную сову».
– Аня, – чуть не крикнул Соболев, – Аня, прости, но ты делаешь не совсем разумные поступки. Ты ещё не окрепла духом, чтобы встречаться с ним лицом к лицу.
– В том-то и дело, Владимир Иванович, что там не он, – она покачала головой.
– Как так?
– Я же говорила, что в какой-то момент я разглядела, что их было двое. Я, конечно, сомневалась, но сейчас чётко осознала, что в тюрьме его подельник. А он на свободе, – Лисицына помолчала. – И сейчас я понимаю, что с первого дня мы шли по ложному пути. Всё, что происходит, направлено не на Визгликова, – она подняла глаза на Соболева. – Всё это направлено на меня.
Владимир Иванович долго смотрел на женщину, потом покачал головой и проговорил:
– Аня, ты сейчас, скорее всего, ошибаешься. Есть такой синдром, – Соболев задумался, – не буду тебя перегружать терминами, но в твоём случае может быть размытие временны́х границ. То есть напряжённый график и драматизм происходящего, а также, что немаловажно, – он сделала паузу, чтобы Анна обратила на него всё своё внимание, – присутствие в отделе молодой сотрудницы, которая чем-то напоминает тебя, всё это могло сказаться на твоём восприятии. Ты должна хорошо подумать, а не заменяешь ли ты сейчас подменой.
– Нет, Владимир Иванович. Меня сегодня просто осенило. Я почти на сто процентов уверена, что он ещё на свободе.
– Аня, ты понимаешь, что в том случае ты была жертвой, – он пожал плечами. – Я, конечно, не профи в вашей юриспруденции, но мне кажется, что в этом случае ты не можешь руководить расследованием и участвовать в нём.
– В этом-то и дело, – Лисицына покачала головой, устало протёрла рукой лицо. – Я просто в тупике. Выйти из расследования я тоже не могу, это одно из условий.
– В смысле? – удивился Соболев.
– Ах да, – Аня вздохнула, – очень много подводных камней. Владимир Иванович, не могу сейчас всего рассказать, реально очень сложное дело. Я, собственно, даже не совсем понимаю, зачем я вам позвонила, видимо, просто нужно выговориться.
– А я тебе сразу сказал, рано отменять сеансы, – покачал головой Соболев. – А ты вон даже сотрудницу ко мне молодую отправила.
– Так ей учиться нужно. Она тоже уже хлебнула своего, – вздохнула Лисицына.
– Аня, может на препараты вернуться? – Владимир Иванович махнул продавщице, показывая, чтобы та приготовила ещё чашечку кофе.
– Не знаю. Я так хочу всё забыть, – Лисицына покачала головой.
– Аня, это событие в твоей жизни было, и ты никогда его не забудешь, ты можешь только поменять к нему отношение. И я бы рекомендовал вернуться на препараты. Давай подумаю, что тебе выписать, и на днях встретимся.
– Хорошо, Владимир Иванович. Но я просто уверена, что права.
– Значит, ты тогда спокойно разложишь всё по полочкам. Фармакология в твоём случае – это помощник. Не пойму, чего ты так пугаешься.
– Да голова всё время тяжёлая была, агрессия нарастала, – Аня дёрнула головой.
– Нет, это ты видела всего лишь тихие всплески отголосков твоего стресса. Без таблеток, Аня, всё было бы гораздо хуже.
Попрощавшись с Соболевым, Анна Михайловна сидела в кафе и смотрела, как за окном проходят люди. Впервые в жизни Лисицыной было тошно оттого, что она занимается тем, чем занимается. Даже после нападения, больницы и длительного периода восстановления Аня не жалела о сделанном выборе, а сегодня ей на душе было слякотно. После разговора с Соболевым в ней всё-таки проклюнулось сомнение, что она надумывает и просто снова гонится за тем, кто уже никогда до неё не доберётся, потому что жизнь его пройдёт и заглохнет в далёком холодном краю, в тюремной камере.
Но сейчас Лисицына подумала, что ей необходимо быть абсолютно уверенной в том, что он за решёткой. Иначе она никогда не обретёт покой. А это значит, что она проиграла, потому что навсегда останется с одними вопросами в темнице своей души.
***
Визгликов с Погореловым вышли из электрички, огляделись и, поспрашивав спешащих по домам местных жителей, пошли в сторону скрывающихся во тьме неровных поселковых улиц. Стас поминутно чертыхался, наступая в лужи, невидимые в тусклом свете редких фонарей.
– Такое впечатление, что здесь каменный век, – шипел мужчина. – Куда нам дальше?
Погорелов пожал плечами и, покрутив головой, произнёс:
– Она сказала, чтобы от станции дошли до дома с красной крышей и дальше вдоль коричневого железного забора.
Визгликов посмотрел на оперативника с нескрываемым презрением и выдавил из себя:
– Не буди во мне зверя. Ночью все кошки серы, где ты в этой темноте собрался крыши искать и по цвету их отличать? – всплеснул он руками, сделал шаг в сторону и постучал согнутым пальцем по ребристой поверхности забора, тянущегося вдоль грунтовки. На глухой металлический звук сразу отозвались лаем несколько собак, им ответили собратья в соседних домах, и через секунду хвостатые со всего посёлка дружно орали из-за выходки Визгликова. – Во как работают, – тихо сказал следователь, – не в пример нам. Серёжа, ну не тупи, позвони ты ей.
Через несколько минут Стас и Погорелов добрались до небольшого дворика, внутри которого горели окна дачного дома. Навстречу им со ступенек скатилась женщина и поспешила открыть калитку, кутаясь в шаль.
– Ну где вы так долго ходите, мне ж на работу завтра вставать? – проворчала она, скрипя замком.
– Ну, извините, – в тон ей ответил Визгликов.
– Да чего уж там, – махнула рукой женщина, не реагируя на сарказм, – проходите, я чайник вскипятила. Может, щец хотите? – она оглянулась на мужчин. – А то я второго дня как сварила, по привычке. А есть-то вроде как некому.
– Щи – это прекрасно, – покачал головой Визгликов, – но сначала давайте о деле поговорим.
Хозяйка распахнула дверь, изнутри дома поплыл уютный аромат щей, Визгликов покачал головой и проговорил:
– Я думаю, ваши великолепные щи никак не помешают разговору.
– Вот и хорошо, а то, как всегда, цельную кастрюлю сготовила, а куда девать теперь – не знаю. Когда мой-то вернётся? – она скорчила слезливую гримасу и приложила уголок шали к глазам. – Я ж не молодая уже, понимаю. И разные мы с ним совсем, – говорила она, показывая, где снять обувь, и вынимая тарелки из старенького буфета. – Ну, если б он вот просто не пришёл с работы, скажем, я б ещё подумала, что к другой ушёл. Ну, знаете, как мужики к бабам молодым уходят от нас таких вот потасканных жизнью? – она вопросительно посмотрела на Стаса.
– Нет, – честно ответил Визгликов, – не знаю.
– Вот и я говорю, – переливая половником наваристую гущу супа в маленький ковшик, сетовала женщина, – но ведь он меня в машине ждал. Я за хлебом вышла, а вернулась – его нет. Ну вот так бы к молодой, наверное, не ушёл? – она снова посмотрела на Стаса, потом достала из хлебницы буханку чёрного и стала резать большими кусками. – Или, думаете, ушёл бы?
– А давайте, для ясности ситуации, вы нам расскажете всё с самого начала, – благодарно принимая из рук женщины тарелку, сказал Стас.
– С какого начала? – недоумённо уставилась на него хозяйка.
– Во-первых, подробно ещё раз расскажите, что случилось, – Стас показал на щи и поднял большой палец. – Суп отменный.
Женщина налила себе в большую чашку чай, присела напротив и долго пересказывала во всех подробностях события того вечера, когда пропал её сожитель.
– Скажите, а вы официально женаты с Петром? – глянул на неё Погорелов.
– Ну что людей-то смешить, – она махнула на него рукой, – ты мне ещё предложи фату приспособить к голове. Нет, конечно. Ну и потом, не уверенная я была, что надолго всё. Вот здесь всегда жало, – она приложила ладонь к груди. – Он и моложе, и денежки у него водятся, и хорошо образованный. А тут я нарисовалась. – Лидия покачала головой. – Нет, не женились.
– Лидия, а скажите, вы в курсе, что у Петра есть склеп? – Стас глянул на женщину.
Лида несколько секунд смотрела на него, не сводя глаз, а потом проговорила:
– Чего у него есть?
– Склеп, – повторил Визгликов.
– Не, я слова-то с первого раза понимаю, не совсем дура. Но я как-то смысл не могу уловить, – Лида машинально собрала пустые тарелки, но осталась сидеть на месте, глядя на Стаса.
– Мы нашли документы, в которых говорится, что вашему сожителю принадлежит склеп на Северном кладбище.
– Господи, прости, – женщина размашисто перекрестилась, – а на кой ляд он ему сдался?
– Он его не вчера построил, – терпеливо объяснил Стас, – склеп очень старый, принадлежал его семье много веков.
– Лучше б у него дача была, вместо склепа, – вздохнула женщина. – Ничего об этом не знаю, он мне не говорил, – она покачала головой. – А вы его как искать-то будете?
– Петра? – на всякий случай уточнил Визгликов.
– Ну склеп, я полагаю, вы уже нашли, – недовольно заметила женщина, – и так понимаю, что если б не нужен вам Петя до зарезу был, фиг бы вы сюда приехали из Питера.
– Разубеждать вас не буду, но обнаружение Петра – сейчас приоритетное дело.
– Чаю хотите? – она глянула на часы. – А вы на электричке же приехали?
Погорелов согласно кивнул, помогая убраться со стола и принимая из рук женщины тарелку с печеньем.
– Так на последнюю в обратку уже опоздали, – она покачала головой.
– Ну ничего, сейчас товарищ Погорелов побеспокоит районных коллег и настойчиво попросит отвезти нас домой, – с нажимом сказал Визгликов, – а то мне не улыбается в такую даль кататься на такси, свидетелей опрашивать. Я столько не зарабатываю, – Визгликов подвинул к себе чашку с чаем. – А вы как с Петром познакомились?
– Да глупо, – она махнула рукой. – Стыдно сказать. Подруженция моя, сделала себе анкету на сайте, ну там, где знакомятся. Вроде как на доску объявлений себя повесила, мол, есть свободная, – женщина вдруг немного покраснела и запнулась на последнем слове, – ну короче, что свободная она.
– Ну я понял, – покивал Визгликов.
– Ну и Петя ей написал. Он искал женщину для прогулок, для походов в музеи и так далее. Она, моя-то невеста на выданье, приболемши была, когда он ей свиданку назначил. Ну я попёрлась. Мне, конечно, музеи и выставки до фени, но Зоя если прицепилась, то как лишай: фиг отцепишь. Я пошла, там с Петей и познакомились. Он, вроде как судьба, говорит, а я считаю – идиотизм, – она вдруг резко замолчала. – Слушай, а может и правда к молодой сбежал? – Лида задумчиво покивала головой.
– А вы в курсе, на каком сайте он размещал свою анкету?
– Не, я этим не балуюсь. И потом, зачем мне? Мужик у меня появился, а я верная, – женщина макнула печенье в банку с джемом. – Подруга знает, она до сих пор там висит.
– Значит, Лида, вы должны будете нам помочь, – сказал Стас, – в первую очередь спросите про сайт, ну а во вторую, нам нужно посмотреть на квартиру Петра. Не против?
– Нет, конечно, – она вздохнула. – Завтра пораньше в город рвану и открою квартиру. Пойдёт?
– Безусловно, – согласился Визгликов.
***
На следующее утро Латунин сидел на скамейке возле морга, в руках он мял уже казавшийся ему неуместным букетик, и всё время возвращался к одной и той же мысли. Так он провёл последние полчаса, но не решил самую сложную для себя задачу: как ему поступить с Надей. Отступить или добиваться. Когда он думал уйти с любовной дистанции, то под ногами разверзалась бездна отчаяния, и в лицо дул ледяной ветер тоски и одиночества. Когда решал, что будет во что бы то ни стало бороться до конца, то ему представлялось, как будет страдать Надя.
– Зажигалку дай, – к нему подсела Нинель Павловна.
– Здрасьте, – уронил Латунин и полез в карман.
– Мордасти, – передразнила его женщина.
– Ой, Нинель Павловна, вот реально не до шуток, —тяжело вздохнул оперативник.
– Не, в мирное время всегда до шуток. Особенно на такой сволочной работе, как у нас, а то можно повредиться и сдвинуть своё сознание, – женщина устало откинулась на спинку скамейки и проговорила. – Чувствую, я нашла себе развлечение.
По дорожке в их сторону проворно двигался жених Нади, он увидел Нинель Павловну и остановился возле неё.
– Здрасьте. Вы Надю видели?
– Мордасти. Видела, – глубоко затягиваясь сигаретным дымом, сказала женщина.
– А где она?
– Я её в принципе видела, – спокойно отреагировала женщина.
– Всё шутите? – поморщился мужчина.
– Я шучу редко. Работа у меня такая, что публика не особо расположена к юмору. А вы, молодой человек, потрудитесь вопросы ставить правильно, чтобы получать нужные ответы, – Нинель повернула голову к Латунину. – Кстати, я кое-что нашла. Пошли в кабинет, я подробно расскажу, – она встала и глянула на мнущегося рядом жениха. – Надя ещё на работе. Здесь не дом свиданий, так что всего доброго.
– Да она трубку не брала, я хотел сказать, что в командировку поехал и ключи от квартиры принёс. Передадите? – он вынул из кармана связку.
– Конечно. Я же за этим сюда вытащилась в разгар рабочего дня, – поджав губы, Нинель протянула руку за ключами.
Не попрощавшись, молодой человек развернулся и бодро поскакал в сторону своего автомобиля.
– Не, Рома, он тебе не соперник, – цыкнула Нинель, провожая взглядом нервно бегущего жениха Нади.
– Очень бы хотелось на это надеяться, – Латунин глянул на Нинель. – А Надю видеть всем нельзя или только ему?
– Работникам следственного комитета допуск в морг и общение с сотрудниками не запрещён, – смотря прямо перед собой, сказала Нинель. – Погоди, Рома, я чувствую, что я ещё хочу здесь посидеть на воздухе. Так что слушай. Мне пришли некоторые анализы тел из склепа, я пока не могу объяснить, как такое получилось, но у них у всех очень похожие результаты исследования почек.
– Интересное кино. А с чем это может быть связано?
– Рома, ты жопой слушаешь или ушами? – в сердцах воскликнула женщина. – Пока не знаю, точнее, я догадываюсь, но не уверена.
У Латунина зазвонил телефон, он быстро откликнулся, несколько секунд молча слушал собеседника, потом сунул трубку в карман и вручил Нинель Павловне цветы:
– Передайте Наде, пожалуйста, мне бежать нужно.
Заведующая моргом сидела на скамье в полном недоумении, в одной руке она держала ключи, а в другой – цветы и сигарету:
– Может мне ещё и жениться на ней вместо вас, ребята? – со вздохом спросила она вслух, провожая взглядом бегущего по дороге Латунина.
***
В утреннюю тишину кабинета ворвался Погорелов, помахал Визгликову и, опрокинув стакан воды, задыхаясь проговорил.
– Стас, где твой телефон? Там машину дэпсы срисовали. Ну, которая второй на семье числится.
– Телефон, – Визгликов полез в карман и удивлённо воззрился на экран, – сдох, по-моему. Заряжал с ночи. Короче, говори.
– Час назад был отклик по ориентировке. Поехали, – Погорелов развернулся в двери, – Стас, быстрее, Латунин уже внизу. Опера районные сторожат машину, она во дворе стоит.
– Так может она там припаркована давно.
– С хрена ли? Её вчера вечером оставили двое взрослых и ребёнок. Соседей аккуратно допросили.
– А у вас мозгов не хватило дежурному позвонить, а не за мной сюда переться? – крикнул Визгликов.
– Мы мимо ехали, – буркнул Погорелов, скатываясь с лестницы.
Визгликов выскочил наружу, краем глаза увидел удивлённое лицо идущей Лисицыной.
– Аня Михайловна, есть совпадение по машине. На связи. Звони операм, мой сдох.
Лисицына остановилась на пороге, проводила отъезжающую машину и покачала головой.
– Если утро начинается так бодро, то что же будет дальше?
– Доброе утро, – к Лисицыной подошла Глаша. – Что случилось?
– Какое оно, к ляду, доброе? – выдохнула Анна Михайловна. – Один балаган кругом. Пошли кофе попьём и нужно структурировать дела, – Лисицына открыла дверь. – Глаша, завтра к Соболеву съезди, пожалуйста, я с ним вчера вечером встречалась. Мне нужно, чтобы он дал тебе все свои материалы по моему давнему делу.
– Меня этот ваш Соболев пугает, – сказала Глафира, поднимаясь по лестнице за Анной Михайловной.
– Нам не всегда удаётся работать с теми, кто симпатичен, – резко ответила Лисицына.
Женщины молча вошли в кабинет. Глаша налила из бутылки воду в чайник, включила его и повернулась в Лисицыной.