Мария Клименко
Безумные рубиновые очерки
13
В спальне дышала Хитер. По стеклу полз жук. За тысячи километров отсюда кто-то чихнул. Во всяком случае, мне казалось, что я это слышу, потому как все остальные звуки внезапно пропали, точно кто-то поставил мир на бесшумный режим.
– Мда.
Может, по мне и не скажешь, но я соображаю быстро. Особенно в сложных экстренных ситуациях, когда любой другой нормальный человек может растеряться. В этот момент у меня точно отключается чувство опасности, и я иду напролом с одной только мыслью: я должен. Должен сделать свою работу, помочь тем, кто рядом и не может сам выпутаться из этого дерьма. Это хорошо работает, когда времени на раздумья нет, и нужно действовать быстро и решительно – делать хоть что-нибудь.
Сейчас же, когда я смотрел на моего старого знакомого Лютера Вайховски и его очаровательного носатого напарника, у меня в мыслях случился затор: несколько вариантов развития событий не могли договориться. Я метался между желанием дать им обоим в нос или просто захлопнуть дверь и вернуться к Хитер. Наконец, я пересилил себя.
– Могу я узнать, за что?
– Ник, тебе все объяснят в участке, – как-то умоляюще сказал Лютер.
– Э, нет, друзья, так не пойдёт, – я нахмурился. – Вы вламываетесь ко мне в дом посреди ночи…
– Мы вежливо постучали, – резко оборвал меня носатый, – хотя по ордеру имели право вскрыть дверь.
– Что?
Я понял, что перестал понимать происходящее.
– Лютер, какого…
– Ник, не усложняй, пожалуйста, – взмолился он. – Я-то знаю, что ты хороший парень, убедил Милоша с тобой по-хорошему. Делай, как он скажет, пожалуйста.
– Что случилось? – Хитер вышла в коридор, накинув на плечи мою рубашку. – Ник, что происходит?
Она посмотрела на меня таким взглядом, из-за которого хочется откусить себе что-нибудь жизненно важное, чтобы не испытывать чувство вины.
Я обнял ее за плечи.
– Эти ребята приглашают меня проехать с ними в участок.
– Что?
Выражение её лица моментально изменилось, и мне захотелось забиться в угол.
– Куда ты опять вляпался? – рыкнула она сквозь зубы.
– Детка, я был паинькой. Правда, вероятно, мог проморгать новый закон о запрете нахождения на улице. Простите, парни, я был занят и немного не выспался, – бросил я копам.
– Ник, прекрати, – тревоги в её голосе хватило бы на маленькое нервное отделение. – На каком основании?
Этот вопрос она адресовала Лютеру, который стыдливо опускал глаза. За что, конечно же, получил от меня ещё один балл уважения.
– Мисс… – начал он, но Милош его оборвал.
– Николас Александр Мерри, – да когда эти люди прекратят называть меня полным именем?! – подозревается в краже вещественных доказательств. Устроит?
Снова наступила тишина. Я прервал её первым – громко фыркнул, едва сдерживая смех.
– Чего? Парни, вы, случаем, не ошиблись адресом? Может, где-то ещё живёт другой Николас Мерри, который вам нужен? Хотите, помогу в поисках?
Естественно, Милош мою шутку не оценил. Зря старался.
Хитер снова прерывисто дышала, но явно не от удовольствия и даже не от волнения.
– Я убью Хоука, – процедила она. – Ты не обязан ехать.
– Спокойно, детка, – чинить разборки и устраивать потасовки ночью и тем более, при Хитер мне совсем не хотелось. – Я прокачусь с ними, выясню, что всё это было страшной ошибкой, и вернусь, договорились?
Я посмотрел на копов.
– Погодите, ребята, оденусь и…
– Не положено, – сказал Милош.
Я тупо уставился на него.
– Это ещё почему?
Лютер развернул ордер. Я медленно вздохнул. Такие выписывают при срочных задержаниях. По-хорошему они и правда могли вломиться ко мне в дом, и перевернуть его вверх дном, а не скрестись под дверью. Видимо, Лютер постарался. Надо будет его потом поблагодарить. Я стоял в пустом коридоре, радуясь, что додумался хотя бы натянуть джинсы.
– Ладно, та ещё картинка будет, – усмехнулся я, надевая ботинки.
И тут Хитер Хейзерфилд сделала то, что сможет не каждая женщина. Не отрывая презрительного взгляда от копов, она сняла с себя мою рубашку и накинула мне на плечи. Сделать это было несложно, потому что я тут же метнулся между ней и полицейскими. Носатый дёрнулся, но Лютер придержал его, что-то бормоча. Мне было наплевать, я смотрел на Хитер, оставшуюся халатике, который практически ничего не прикрывал. Взгляд у неё был жёсткий и решительный. В отличие от меня – от такого поступка я опешил больше, чем от ареста.
– Если что-то пойдёт не так, помни: у тебя есть право на один звонок, – негромко сказала она. Теперь Хитер смотрела на меня как мой редактор – решительно, жестко. – Я свяжусь с Гардо и Хоуком.
– Все будет в порядке, – я расправил ей кулак, на котором уже побелели костяшки, и поцеловал холодные пальцы. – Я уверен, всё это – большая ошибка, правда, ребята? Ладно, вы идите, я следом.
Они не шелохнулись. Лютер продолжал косить по сторонам.
– Эй, проявите уважение к женщине, – скривился я.
– Идём, – сказал Лютер Милошу. Тот остался неподвижен и не сводил с меня взгляда. Я поборол желание сделать его нос ещё уродливее.
– Идём, никуда он не денется, – заверил его Лютер.
– Попробует сбежать – ноги переломаю, – пообещал Милош, и оба отвернулись и направились к лестнице.
– Да он милашка, – бросил я.
Я поцеловал Хитер в лоб и двинулся следом. На втором пролёте Милош пропустил меня вперёд. Зазвенели наручники.
– Это лишнее, – промямлил Лютер. Бестолку. Я ощутил неприятный холодок на запястьях.
– Эх, ребята, знали бы вы, какое преступление совершили, – с сарказмом сказал я, забираясь в машину. На окно своей квартиры я старался не смотреть. От одной мысли, что там сейчас происходит, у меня внутри начинало извиваться что-то скользкое и мерзкое. – За такое посадить мало.
– Ник, замолчи, а? – чуть ли не взмолился Лютер. – Не усугубляй.
– Было бы что усугублять, ребята, – фыркнул я им через зарешеченное окошко в задней части полицейского фургончика. – Мой самый страшный проступок – просрочка штрафа за парковку. А, правда, однажды я ночевал в обезьяннике. Я тогда был студентом, и одна из моих бывших решила угнать мою машину после вечеринки. Прикиньте, как она кричала, когда увидела меня в зеркале заднего вида? Вряд ли она подозревала, что владелец дрыхнет на заднем сиденье после той же тусовки и того же алкоголя.
Лютер издал булькающий звук.
– Да, смешно было. Правда, встречались мы недолго. Эльфки непредсказуемые. А ещё её постоянно тянуло в неприятности.
– Прямо как одного моего знакомого, – фыркнул Лютер.
– Не-ет, ты бы её видел! Там…
– Заткнись.
Милош не рявкнул, не крикнул, но сказал это таким голосом, после которого маленькие дети бы точно сделали лужу. Но я уже давно не ребёнок.
– Надеюсь, я не обидел твою жену? – усмехнулся я. – Ничего не имею против…
– Если ты сейчас же не заткнёшься, я остановлю машину и отделаю тебя так, что ты забудешь, как говорить. У меня есть на это право.
– Ник, тихо, ладно? – почти шёпотом сказал Лютер. – Не надо.
Я замолчал, прислонился к холодной стенке фургончика и задумался. Задача у Милоша и Лютера одна, в полицейской иерархии они стоят на равных, но если Лютер извинялся даже перед реальными преступниками, то Милош явно мнил себя всемогущим. А эта оговорка, дающая полицейским право на любые действия при срочных задержаниях и тем более, при сопротивлении, и вовсе сводила нашего друга с ума.
Весь остаток пути мы проехали молча. Машина подкатила к участку в начале четвертого – во всяком случае, часы на табло выдавали именно эти цифры.
– Привет Гриш! На этот раз можешь никому не звонить, у меня сопровождение, – усмехнулся я, проходя через турникет.
Гриш только в изумлении несколько раз открыл и закрыл рот.
– Что, Мерри, допрыгался? – наконец съехидничал он, но без особого энтузиазма. Все-таки этот верзила хорошо ко мне относился.
– Сейчас узнаем, – улыбнулся я.
– Я что тебе сказал? Чтобы ты заткнулся.
Милош схватил меня за рубашку, тряхнул так, что я не удержался и рухнул на пол. Милошу этого показалось мало, и он отвесил мне пинок под ребра.
– Эй-ей! – Лютер выскочил между мной и Милошем. – Не надо, дружище!
Носатый скривился, став еще уродливее, но отошел. Гриш, который тоже хотел броситься на помощь, нахмурился. Лютер помог мне подняться.
– Всё хорошо?
– У меня-то – да, а вот у этого парня явно не все дома.
Я прекрасно понимал, что за такие слова могу отхватить посильнее, но я был в таком бешенстве, когда перестаёшь думать о последствиях. Но Милош не отреагировал. Может, не услышал.
Лютер избавился от него на втором этаже. Я здесь никогда не бывал, если не считать лестничных пролётов. Милош свернул налево, мы же отправились в другой конец тёмно-серого тоннеля и спустились ещё на этаж ниже. На стенах местами облупилась краска, пахло старой известкой, потом и тем, чем обычно пахнет в комнате наутро после двадцати банок пива.
– Извини, – сказал Литер, бросая на меня щенячий взгляд.
Он открыл железную дверь, за которой тянулся очередной узкий коридор. В этом проходе хватило бы места только на одного человека – того, кто проверяет, не померли ли от холода арестанты в камерах.
Лютер отодвинул решётку.
– Извини, – сказал он снова, пропуская меня внутрь и снимая наручники.
Я пожал плечами.
– Что поделать, работа у нас с тобой временами паршивая.
– Ты как? Он тебе ничего не сломал?
Я глубоко вдохнул.
– Нет, ерунда, всё прошло. Гундит этот кретин сильнее, чем бьёт.
Я усмехнулся.
– Будь с ним поосторожнее, Ник. Я бы не сказал, что он отличный парень.
– Да уж, я заметил.
Лютер нахмурился.
– Мой брат может злоупотреблять положением. …
– Твой кто?! – я изо всех сил старался не рассмеяться. – Сводный, надеюсь.
Лютер посмотрел на меня с укоризной. Не то чтобы мне стало неловко, но издеваться над Лютером у меня не было никакого желания – ему и так досталось.
– Ладно, прости. Родственников не выбирают.
– Ник, я серьёзно, у него сложности. Он в последнее время очень нервный… То есть ещё хуже, чем обычно.
Я вздохнул и пожал плечами.
– Вот вам наглядный пример, как даже ничтожная власть превращает человека в тирана, – я усмехнулся.
Копы, учителя. Родители. Политики. Все действуют по одной схеме: подчиняй и властвуй. И чаще всего, эта схема скатывается к грубой силе. Мать всегда говорила, что насилие – признак отчаяния. Я вдруг подумал, что, наверно, поэтому и чувствовал себя последним скотиной, когда у неё кончались слова и начиналось что-то, что бьёт побольнее. Вот только мать желала мне добра, а подобные Милошу заливают чужой болью свою. И я пока не дошёл до того уровня просветления, когда испытываешь к ним жалость.
Мы с Лютером перекинулись понимающими взглядами.
– Лютер, какого черта происходит? – спросил я негромко.
– Не могу, Ник, – он поджал губы. – Не положено. С меня голову снимут. Я и общаться-то с тобой не должен. Я кое-как уговорил Милоша не проводить обыск.
– Как?
– Напомнил ему, что ты защитил меня. Ну, из той переделки с курсантами.
– Да брось, я же ничего не сделал, – я усмехнулся, вспомнив дурацкую историю, когда я отказался выдавать свой источник, коим по стечению обстоятельств стал Лютер. На меня тогда насели серьёзные люди, которые очень не хотели, чтобы общество узнало, почему в военной части погибло четверо кадетов. Отстали, только когда вмешался Гардо. Понятия не имею, что он сделал, но всё улеглось само собой. Это было сто лет назад. Надо же, Лютер ещё помнит.
– Меня могли уволить. Или хуже, – пробормотал он.
Я пожал плечами.
– Значит, мы в расчёте. Но, может, всё-таки скажешь…
Я посмотрел на его умоляющее выражение лица. Что ж, этот парень и так сегодня сделал для меня много и ещё больше. Сложно представить, что бы было, если бы этот носатый ворвался к нам с Хитер в спальню. Меня передёрнуло от отвращения и злости .
– Скоро приедет мистер Хоук. Думаю, он тебе всё сам объяснит.
Лютер пошёл к железной двери. Там он ещё раз обернулся и сказал:
– Прости, Ник.
Я кивнул.
Шесть шагов в длину, три с половиной – в ширину. Сколько кругов я навернул по камере – не знаю. Как и то, почему я вообще это делаю. Арестовывать меня решительно не за что, перед законом я чист. Да, за шатание по месту преступления можно получить нагоняй, но в этом случае расстаёшься с деньгами, а не со свободой. О том, что Дастин рассказал мне про девчонку и показал вещдок, знаем только мы. К тому же даже если эта информация каким-то образом просочилась в отдел… Дастин прав: все давным-давно знают, для чего Ник Мерри приходит в участок. Хотели бы – давно бы арестовали. Так за чем же дело стало? Носатый сказал про кражу и чего-то там про помехи следствию. Это даже невероятнее, чем если завтра вдруг объявят о снятии Купола. Ник Мерри никогда ни у кого ничего не крал. Сама мысль о воровстве казалась мне такой же мерзкой, как тот клубок насекомых, копошившихся в углу камеры.
Я устал стоять, но меньше всего мне хотелось прикасаться к чему-либо в этой клетушке. Выбор, куда можно кинуть своё бренное тело, был небольшой. Намертво ввинченная в стену железная пластина, видимо, играла роль кровати в этом индустриальном интерьере, тусклая лампочка, свет от которой действовал на глаза примерно так же, как если бы по хрусталику проводили ножом, жуткий унитаз, своим видом кричавший, что сожрёт любого, кто к нему приблизится. А ещё наверху было открытое зарешеченное окно с прутьями в два пальца толщиной. И, само собой, не застекленное. В камере стоял лютый холод. Наверное, в таких условиях думается лучше, и раскаяние приходит быстрее. Не хватало дыбы, а в углу неплохо бы смотрелась железная дева.
Надеюсь, скоро приедет Хоук и прольет свет на всю эту чертовщину. А если нет? От этой мысли мне стало не по себе. Вдруг кто-то знатно подставил Ника Мерри? За свою карьеру я переходил дорогу многим. В основном это были ребята, которых я лишил возможности заполнять свои счета деньгами добросовестных налогоплательщиков. Так может, это отголоски предыдущих моих побед?
Я-таки сел на железную койку, подогнув ногу так, чтобы опустить зад на кроссовок, а не на холодный металл, разместился подальше от пирушки членистоногих, и начал прокручивать в голове всё, что происходило за последние дни. Но ничего, что могло бы повлечь такие последствия, толком не вспомнил. Разве что, я сильно оскорбил своим бормотанием кого-то из тех снобов в театре. Холод в камере пробирал до костей (не хватало ещё подхватить простуду), в голове гудело, а глаза болели от освещения. Я закрыл их на одну только минутку, чтобы не видеть этого противного тусклого света.
14
Она смотрела на меня и улыбалась. Так обычно улыбаются люди, которые знают чуть больше, чем говорят, и всеми силами хотят это показать. Признаю, это действительно работает, недаром говорят, что в женщине должна быть загадка. Впрочем, любая женщина – одна большая шарада. С ней счастлив тот, кто согласен ломать голову до конца. И не надейтесь: даже к концу жизни у вас получится сложить этот ребус только наполовину (при хорошем раскладе), но в этом и прелесть.
А она тоже была прелестной. Глаза большие – жаль, в темноте не понять, какого цвета – смотрят задумчиво и пронизывающе. Да от такого взгляда у любого крышу снесёт!
«Ник. Ник Мерри».
Я улыбнулся. Мы встречались всего один раз, но этого хватило, чтобы понять: передо мной необыкновенный человек.
«Ник Мерри», – повторила она, одаривая меня взглядом, от которого мужчины готовы падать на колени.
Я снова улыбнулся. Она склонила голову набок.
«Осторожнее, Ник Мерри».
Из носа пошла кровь. Она упала на каменные плиты. Я заметался по комнате: я должен что-то сделать!
– Ник! – крикнул другой голос, сопровождая восклицание ударом.
Я обернулся, потирая плечо, и увидел Хитер. Она смотрела на меня хмуро и строго.
– Хитер, детка, нужна помощь!
– Ник, вставай! – крикнула она.
Я вздрогнул, потому что обычно Хитер Хейзерфилд не говорит голосом Дастина Хоука.
– Какого?..
Дурацкий сон. Я протёр лицо руками и окончательно проснулся. Всё то же мерзкое освещение, всё тот же собачий холод, те же тараканы на полу. И Дастин Хоук, склонившийся надо мной. Я уснул, привалившись к грязной стене. Щёки замёрзли, всё остальное – тоже. Из носа текла вода. Нога затекла.
– Доброе утро, – бросил мне мой лучший друг. – Ещё раз назовёшь меня деткой, получишь в нос. Поднимайся.
– Долго ты, – буркнул я, вытирая лицо рукавом. – Надеюсь, ожидание того стоило. Какого чёрта я тут делаю?
– Решили с приятелями подбить твои прошлые грешки, – съязвил он. – Пойдём.
Я с удовольствием выскочил из клетки.
Когда мы вышли в обычный коридор, меня обдало жаром. Так бывает, когда попадаешь в тёплое помещение с улицы, где на ветру замерзают даже мысли. Наверно, я слишком громко вздохнул. Дастин оглянулся.
– Сейчас, потерпи ещё немного, – сказал он странным серьёзным голосом. Ого, а где же его хвалёный сарказм? – Давно они тебя притащили?
– Да я сам пришёл, – невозмутимо ответил я. – Сделал, так сказать, одолжение. А который час?
– Начало пятого.
Я выругался. Опять меня подняли с петухами. Уже позволили бы выспаться!
Мы шли по коридорам, которых я раньше не видел. В таких глубинах полицейского участка я ещё не бывал. Дастин свернул к одной из дверей. Прежде чем войти, он остановил меня, окинулсвоим фирменным угрожающим взглядом и сказал:
– Шуточки свои засунь куда подальше и притворись адекватным, не то вернёшься в камеру. В лучшем случае. Это не угроза, а предостережение.
Я кивнул. Что-то мне подсказывало, что дело принимало серьёзный оборот.
Я вошёл в комнату вслед за Дастином. Внутри стояли стол с лампой, за ним по разные стороны – два стула. Ничего лишнего, ничего из того, что могло отвлечь от воспоминаний о совершенной ошибке и искреннего раскаяния. Не было даже окон. Что ж, в комнате для допроса я уже бывал, правда, только с рабочими визитами.
– Даст, я не знаю, что говорить, – предупредил я. – Я действительно не понимаю, что происходит. Ты ведь знаешь, что я ничего никогда…
– Знаю, и сейчас попробую убедить в этом того, кто дал согласие на твой арест, – сказал он. – Сядь.
Я опустился на один из стульев, и в этот момент в кабинет вошёл человек, которого мне хотелось видеть меньше всего. Это был шеф Дастина. Я не помнил, как звали эту гору мышц, увенчанную недозрелой дыней с чёрным конским хвостом и шестью серьгами в ухе, но выглядел он жутковато.
– Добрый веч… Утро? – машинально ляпнул я.
Он окинул меня странным взглядом, потом переключился на Дастина. Ветер точил скалы в крошку, реки меняли русла, истощённые леса вырастали вновь. А пауза всё длилась.
Приговор прогремел, как глас небесный.
– Это репортёр.
– Да вы профи.
– Заткнись, Ник. Я говорил про него, Игорь. Сотрудник «Гард Ньюс». Приходил ко мне вчера днём.
Дастин был какой-то бледный, мне тоже стало не по себе.
– В списках посетителей его нет, – сказал крутой парень. А я тут же подумал про Гриша и Еву. Меньше всего я хотел бы, чтобы из-за меня у них были неприятности.
Дастин кивнул.
– Моя ошибка.
– Нет, погодите…
– Мерри, закрой рот, – сказал Дастин таким голосом, что мне опять стало холодно. Он умел быть жутким, не повышая тон. – Ты сейчас не в том положении, чтобы спорить.
Он снова обратился к шефу.
– Я даю ему сводки для статей. Он обычно надолго не задерживается, поэтому…
– Это полицейский участок, а не место встреч, Хоук, – ответил его шеф примерно с такой же интонацией. Дастин кивнул.
– Ну-с, – он обошёл стол и сел напротив меня. Стул под этим самоходным гардеробом неформала жалобно попросил пощады. – Игорь Зданевич, капитан Центрального отделения полиции Уэйстбриджа.
– Вы из Сибири?
Игорь посмотрел на меня волком. Я вжал голову в плечи.
– Простите, я просто мечтаю там побывать, – попытался оправдаться я. – Ник Мерри, репортёр «ГардНьюс». Родился в Уэйстбридже. Холост.
Я хотел назвать возраст, но упёрся взглядом в лицо Игоря. Оно не выражало ничего (интересно, этот парень смог бы зарабатывать на покере?), он просто буравил меня взглядом.
– Вы понимаете, что каждое ваше слово может оказаться решающим? – спросил Игорь снова. Тихо, без угроз, но этих интонаций мороз бежал по коже.
Я кивнул.
– Тогда говорите по существу.
– Спрашивайте, – я пожал плечами. – Мне скрывать нечего.
– Вчера вы приходили в участок?
Я кивнул.
– Где вы были?
Я повторил весь свой маршрут начиная с самого утра, минуя, правда, задушевную беседу с Евой. Игорь задавал уточняющие вопросы, но и этот экзамен я выдержал.
– Потом я вышел и поехал в редакцию. Застрял в пробке, а потом у погоды случился припадок.
– Во сколько вы вернулись в редакцию?
Я попытался вспомнить и назвал приблизительное время.
– Раньше, – констатировал Дастин у меня из-за спины. Я сначала удивился, думая, что он спорит со мной, но вовремя догадался, что речь шла о каком-то событии.
– Но почти сразу после его ухода, – отозвался Игорь.
– Да что происходит? – не выдержал я. – Мне так и не сказали, в чём меня вообще обвиняют. Точнее, сказали, но это какой-то бред…
Игорь поднял бровь.
– Вам не зачитали права?
– Пинок под рёбра в счёт? Этот ваш Милош – чудесный парень.
Дастин и Игорь переглянулись.
– Это не он, – сказал Хоук. В его голосе не было никаких эмоций. Это настораживало.
Игорь побарабанил пальцами по столу и пристально посмотрел на меня. Знаю я эти штучки! Пусть смотрит. Даже если у него имеется эффект, позволяющий ему работать детектором лжи, скрывать мне действительно нечего. То, о чём я молчал даже перед самим собой, никакого отношения к делу не имело.
Мы буравили друг друга взглядом добрых полминуты. Это испытание я тоже выдержал без труда – у меня и правда не было никаких скелетов, даже – тёмных пятен. Что скрывать простому парню? Смотреть в глаза боятся только те, у кого таких клякс слишком много, а уверенности – слишком мало. Наконец он снова перевел взгляд на Хоука.
– Ты в нём так уверен?
Дастин вздохнул.
– Скажем так, если бы мне пришлось выбирать подозреваемого между Мерри и фикусом, я бы выбрал фикус. Из всех людей, которых я знаю, Ник меньше всех способен на преступление. У него для такого кишка тонка.
– Вот спасибо, – буркнул я.
Они с Игорем снова переглянулись.
– Убери его с глаз моих, – сказал, наконец, Игорь, резко вставая. Потом, точно о чём-то задумался и снова взглянул на меня.
– Приносим извинения.
– А можно мне моральную компенсацию? – улыбнулся я. – Никаких финансовых вложений – просто верну Милошу должок.
– Мерри, заткнись, – сквозь зубы процедил Дастин.
Но мне, ей-богу, показалось, что Игорь подумал об улыбке. Большего в этих стенах желать не стоило.
Я вернулся в своё уютное обшарпанное кресло. Здесь было куда приятнее, чем в пыточной Игоря. И теплее. В кабинете Дастина хотя бы было окно, пусть и неплотно закрытое пыльными жалюзи. Занимался рассвет.
Дастин захлопнул дверь и включил чайник. А потом сделал совсем невероятную вещь – кинул мне своё пальто. Признаюсь, это было нелишним – меня хорошенько трясло. Не то от допроса, не то от холода.
– Итак, после этой приятной прогулки, я требую кофе и объяснений, – сказал я, укрывшись его палаткой. Меня знобило так, будто я вылез на мороз из ледяной ванны.
– Сначала поговорим, – ответил Дастин.
– Это что, продолжение допроса?
Я старался не стучать зубами.
– Вроде того, – отозвался мой друг, засыпая в свою чашку кофе. От запаха потекли слюнки.
– Тогда зачем увёл меня оттуда и снял наручники? – фыркнул я. – Делал бы всё по форме.
– Хочешь, вернёмся. Наручники у меня с собой, – рявкнул Дастин. А потом чуть спокойнее спросил:
– Когда ты был здесь, тебе не попадались на глаза… подозрительные типы?
Я задумался. Не сказать, что я особо обращал внимание на людей. Я был занят разговором с Евой. Досадное упущение, Ник Мерри. Ты репортёр, замечать странности – твоя работа.
– Думаю, в этот раз я сплоховал, – сказал я. – Дастин, что происходит?
Он вздохнул и, прислонившись спиной (точнее, тем, что ниже) к столу, ответил:
– Ник, вещдоки пропали. Всё. Включая ту штуку, которую ты вчера фотографировал.
Мгновение мы смотрели друг на друга в тишине, которая стала такой плотной, что её, казалось, можно было потрогать руками.
– Ого, – проговорил я наконец. – Вот это новость.
– Только попробуй…
Я отмахнулся.
– Фигура речи.
Я лихорадочно стал соображать. Это многое объясняет. Они притащили меня в участок как потенциального вора, потому что я был последним, кто крутился возле вещдоков. Во всяком случае, последним из тех, кто вообще не должен был рядом с ними находиться. Подозрительный тип, как выразился Хоук.
– И я теперь тоже в подозреваемых? – спросил я негромко. Зубы всё ещё клацали.
Дастин посмотрел на меня, приподняв одну бровь, точно прикидывая, что сказать, а после небольшой паузы ответил:
– Теперь, видимо, нет. Иначе ты бы сейчас сидел не здесь, – сказал он, подойдя к шкафчику. Через мгновение раздался приятный знакомый звон, а потом – запах с нотками имбиря и шоколада.
– «Эсперадо»? – я узнал аромат.
– Угу.
– Прекрасно. Где взял?
– Подарили.
– Берёшь взятки?
Дастин нахмурился, а я усмехнулся, понимая, что это не так. Дастин, хоть и выглядит как полный мерзавец, но сам честен до неприличия. Отчасти поэтому мы и спелись. Можно любить одинаковые книги, напитки и разных женщин, но когда ваши взгляды на мир, отношения и политику лежат в параллельных плоскостях, ни о какой дружбе не может быть и речи. Нам с Дастином в этом плане повезло почти во всём, и какой бы он ни был гад, я благодарил небо (или кто там вместо него?) за то, что судьба не раскидала нас по сторонам. Во всяком случае, надолго.
– Спасибо, что поручился за меня, – сказал я. – Хоть это и невероятно – чтобы я и стащил вещдоки, но не могу не спросить… Ты правда так сильно мне доверяешь?
Он отвёл взгляд. Всегда так делает, когда внутри него борются две ипостаси – холодный и колючий Дастин нещадно мутузит свою добрую и чувствительную половину. Бой закончился неожиданно.
– Если не тебе, то кому?
Я улыбнулся. Искренне. Не усмехнулся, не фыркнул, а просто улыбнулся, как улыбаются, чувствуя радость и приятное ощущение, что рядом с тобой есть человек, которому ты не безразличен. Но любой комплимент от Хоука – это ловушка. За столько лет дружбы мне пора было это усвоить.
– На вот, погрейся, – он протянул мне кружку с кофе, щедро плеснув в неё дорогущего коньяка, уселся за стол напротив меня и, скрестив пальцы, елейно улыбнулся. – А пока будешь оттаивать, вот тебе самое интересное. Труп тоже пропал.
Я подавился первым же глотком.
– Что? – сдавленно спросил я, пытаясь прокашляться и попутно проливая на пол своё питьё. – Ты шутишь?
– Да, Мерри, всё это один большой розыгрыш. Посмотри наверх, тебя снимают.
Это было уже слишком.
– Ерунда какая-то, – я, наконец, прокашлялся. – Это невозможно. И вы что, серьёзно подумали, что это был я?
– Я ничего не думал, Ник, я спал, – бросил Дастин. – Всё вскрылось уже вечером. Я уехал с Мальбруком на обыск, вернулся в офис, составил протокол и пошел домой. Потом со мной связался Игорь – о том, что случилось, узнали около полуночи, труп готовились передать семье. Передавать было нечего. А когда я примчал, оказалось, что и вещдоков нет. Игорь тут же составил списки, и всех, кто хотя бы рядом стоял с полицейским участком в то время, сгребли за решётку, включая, кстати, самого Мальбрука. Пока я занимался с ним, эти идиоты притащили тебя. Я не пойму только, – Дастин скрестил руки на груди и нахмурился. – Как наши вышли на тебя? Кто тебя видел, кроме Гриша и Евы?
Я пожал плечами. В общем-то, больше никто. Во всяком случае, к моей персоне никто не проявлял особого внимания. Никто, кроме…
– Моутер.
Это имя я прошипел сквозь зубы. Озарение было похоже на новую вспышку – предвестника Коллапса. И как это я забыл?..
– Что?
– Моутер! Паршивая сволочь из «Хайварс Пресс»! Пальто твоё съем, если это не он меня сдал! Я встретился с ним у терминала, когда уходил из участка.
Дастин нахмурился.
– Погоди, это не тот ненормальный, который крутился тут вчера весь вечер, требуя, чтобы его пропустили?
– Он самый. Всё хотел с тобой пообщаться, а мне предлагал заплатить за пересказ нашей с тобой беседы.
Дастин треснул кулаком по столу.
– Он терроризировал меня весь день своими звонками, в итоге я послал его к чёрту и сказал Еве, чтобы не отвечала этому паразиту. Видимо, он всё же нашёл выход.
– Или вход, – констатировал я.
– Вход-то – точно. Он тоже был на допросе.
– И сдал меня, паршивец, – бросил я, сделав, наконец, хороший глоток.
– Может быть, – задумчиво сказал Дастин. – Только зачем? Разве у вас там не всеобщая солидарность?
– Ага, а все копы едят пончики и мило улыбаются при встрече, – фыркнул я. – Он взбесил меня, и я подсказал, куда ему пойти.
Дастин покачал головой и со вздохом сказал:
– Типичный Мерри. Думать о последствиях начинает, только когда они уже остались позади. Поздравляю, ты нажил себе ещё одного врага.
Я снова фыркнул.
– Я как-то и не стремлюсь дружить с такими людьми.
– Ник, – Дастин даже смотрел на меня с сарказмом, не говоря уже о голосе, – твоим самолюбием можно Купол подпирать.
Я пожал плечами и снова приложился к кружке. Меня всё ещё потряхивало.
– И всё равно ерунда какая-то… Погоди, – я нахмурился. – У вас всё здание утыкано камерами. Неужели не видно…
– А вот тут ещё интереснее, – сказал Дастин. – Когда стали просматривать записи, оказалось, что все камеры повреждены.
– Кто-то испортил камеры?
– Или что-то. Ты видел эту чертовщину на улице?
Я кивнул.
– Ещё бы. Мельком подумал, что всё, приехали.
– Видеонаблюдение стёрто по всему городу, – казалось, Хоук перешёл все границы угрюмости и вышел на новый уровень. Лицо его не просто выражало эту эмоцию, оно ей стало. – Мы даже не успели просмотреть записи, чтобы узнать, как девчонка попала на Ша-Авеню.
Мы молча смотрели друг на друга. И думали об одном и том же.
– Ты так и не сказал Игорю о своей теории?
– Сказал, – Дастин вздохнул. – Игорь, как всегда, ничего не ответил. Такое чувство, что кроме меня вариант с мулдаси никто всерьёз не воспринимает.
– А что вещдоки? Ты уже успел рассмотреть? Там было что-то ценное? Странное? Ну, не считая этого булыжника.
Я даже пожалел, что не рассмотрел всё остальное, зациклившись на розоватом камне – или что это было?
– Кроме того камня – абсолютно ничего, – отмахнулся Дастин. – Дешёвые побрякушки – кресты, анкхи, пентаграммы, короче, какой-то разномастный оккультный мусор из эзотерических лавочек. Испаритель. Ключи. Кошелёк. Студенческая карточка. Помятый театральный билет. Даже его прихватили.
Вы когда-нибудь опрокидывали на себя кружку с горячим чаем? Мгновение между её падением и твоим принятием неизбежного – вот где остановились мои мысли. Когда понимаешь, что всё уже произошло, но по-прежнему надеешься, что удастся избежать катастрофы.
– Испаритель? Билет? – спросил я, удивляясь тому, как спокойно звучал мой голос.
