Мария Летова
Запрет на студентку
Глава 9
Люба
На нем черное пальто, из-под которого торчит воротничок кипенно-белой рубашки. И я знаю, что там, под пальто, на нем джинсы, потому что брюки он носит только по каким-то особым дням, которые выбирает черт знает каким образом. Но любые вещи сидят на нем потрясно…
Пытаюсь справиться с собой и отвести глаза, но взгляд упорно цепляется за точеные черты.
На его щеках густая щетина. Кажется, гладко выбритым я его вообще никогда не видела. Щетина покрывает его щеки, заостренный подбородок, окружает губы… его губы… полные. Волосы убраны назад тонким металлическим ободком. Полностью открывая лоб и вертикальные морщинки на нем.
Мне безумно нравится его лицо, но, что бы он там ни думал, это случилось не с первого взгляда, а, возможно… со второго или третьего. Это случилось, когда я увидела, как он умеет улыбаться. Просто я половину лекции пялилась на его задницу, а уж потом добралась до лица.
Это было полгода назад. Тогда-то у меня и поехала крыша. Я думала, это пройдет, но все никак. Мне пришлось повозиться, чтобы пробиться в его дипломники. Понятия не имею, зачем я вообще это устроила. Что собиралась сделать? Прийти в его кабинет и закинуть ногу на ногу, как Шерон Стоун?
Очень смешно.
Он задумчиво смотрит на меня в ответ, и мы, кажется, минуту сверлим друг друга взглядами, не отрываясь, пока мой нос поглощает чертовски дразнящий запах его парфюма.
Его губы дергаются в кривой улыбке, и с моих мозгов слетает розовая пыль.
– Ты что… – говорит, сделав шумный выдох. – С деревьями обнималась?
– Эм-м-м… – пытаюсь отвести глаза от его губ. – Чего?
Опустив глаза, смотрю на его шею и выступающий кадык.
В животе странный трепет, от которого краснею.
Проведя по лицу рукой, он кивает на мою шубу.
Посмотрев вниз, вижу елочные иголки, застрявшие в лохматом ворсе.
– Эм-м-м… – начинаю выбирать их оттуда. – Да… и с камнями разговаривала.
– Надо же, – тихо отзывается он. – И что они говорят? Когда наступит глобальное потепление?
– Не на этой неделе, – успокаиваю, продолжая доставать иголки.
– Ну, слава богу.
Замираю, потому что его рука вдруг оказывается перед моим носом. Длинные пальцы проворно дергают иголки, а я смотрю на мелькающее перед глазами запястье, которое украшают дорогущие часы с пластинчатым ободком.
– Как нога?
Поднимаю на него глаза.
Опустив руку, смотрит на меня исподлобья и чешет колючий подбородок.
– Ну… – смотрю на свои ноги. – Как видите.
– Тебе не рано в спортзал-то?
– Я собираюсь поплавать, – пожимаю плечом.
– А, – тянет он. – Ну, супер. Вариант сто из ста, чтобы поврежденную мышцу свело.
– Выкарабкаюсь, – пытаюсь звучать непринужденно.
– Не стоит, – говорит медленно, постукивая пальцами по стойке. – Это больно и неприятно.
– Больно и неприятно рожать, – просвещаю его миролюбиво. – Все остальное – цветочки.
– Я бы поспорил.
Сглотнув, смотрю в его глаза.
На его лице спокойствие и вежливая улыбка, а у меня к горлу подскакивает сердце.
От волнения сжимаю кулаки и, откашлявшись, с очень неубедительным вызовом бросаю:
– Звучит… заманчиво…
Кажется, воздух застывает, и все звуки замолкают, пока жду его ответа.
Боясь смотреть куда-то еще, гляжу на верхнюю пуговицу его рубашки. Щеки пылают. И уши тоже…
Он молчит целую вечность. Молчит и тихо дышит надо мной. Мой взгляд скатывается вниз по его груди. Между расстегнутых пол его пальто считаю белые пуговицы рубашки, пока не добираюсь до ремня брюк и ширинки…
Резко отвернувшись, смотрю в окно во всю стену, за которым мигают гирлянды.
– Если выживешь, жду тебя на улице через час.
До боли закусив губу, пропускаю через себя волну паники.
Продолжая смотреть в окно, краем глаза вижу, как он подхватывает с пола собственную сумку.
– Можно мне тридцать шестой, если несложно? – обращается он к администратору, пока я пытаюсь реанимировать все свои системы.
– Конечно, – отзывается та, и о стойку звякают ключи от тридцать шестого шкафчика.
Нахожу в себе силы повернуть голову, только когда его шаги стихают.
Администратор смотрит на меня с нескрываемым скепсисом, от которого щеки загораются еще ярче. Выхватив из ее руки свой номерок, уношусь в противоположную сторону, туда, куда велит указатель «Женская раздевалка».
Глава 10
Люба
Что я творю?!
Снова и снова провожу расческой по волосам и смотрю в свое отражение, не забывая опять и опять поглядывать на круглые настенные часы.
Сердце скачет галопом и руки потряхивает.
У меня еще целых тридцать минут. Целых полчаса на то, чтобы одуматься!
Я уже все решила, иначе не выскочила бы из бассейна как ошпаренная.
Трусливая!
– Можно?
Вздрогнув, уступаю место у зеркала высокой пухлогубой брюнетке в черно-белом костюме для фитнеса.
Она неторопливо красит губы прозрачным блеском, а я понимаю, что уже видела ее раньше, только тогда на ней были соболя стоимостью с мою квартиру. А еще она развешана по всему городу на рекламных баннерах городского ТВ-канала. С микрофоном и такой себе суперпозитивной улыбкой, именно поэтому я узнала ее не сразу. Потому что та улыбка у нее явно фотошопленная, в жизни эта женщина выглядит настоящей хладнокровной сукой. Кажется, именно это мужчинам в женщинах и нравится. Судя по тому, как мой дипломный руководитель пожирал ее глазами в том парке два дня назад.
Это отрезвляет еще больше.
Они ходят в один спортзал. В привилегированный.
Они… любовники?
Ну, разумеется, не чай же они вместе пьют.
Подлетев к своему шкафчику, бросаю взгляд на обтянутую черно-белыми лосинами задницу. Задница у нее такая, будто она в этом спортзале родилась. Шикарная у нее задница. И здесь полно таких. Даже если год не буду слезать с велосипеда, мне такой все равно не видать.
Швырнув расческу в сумку, быстро натягиваю колготки.
О чем я думала?
Что я вообще делаю?
Завернув в пакет мокрый купальник, надеваю водолазку, торопясь так, что все из рук валится.
Он мой дипломный руководитель!
И он скоро об этом узнает. И что тогда?
Всех моих талантов не хватит на то, чтобы сделать вид, будто это для меня новость.
Он не водит шашни со студентками. Ни с какими и никогда.
Мы не встречались раньше, потому что я для него одна из двухсот голов, он никогда не вел мои практики. Он ведет их только в магистратуре, а я… скорее всего, в нее вообще не пойду. Он никогда не делает перекличек. Никогда не проверяет отсутствующих, но его лекции особенные. Он умеет объяснять на пальцах то, что другие не могут растолковать за два лекционных часа. Просто он преподаватель от бога!
Запрыгнув в свой клетчатый сарафан, быстро застегиваю пуговицы.
Мне нужно бежать отсюда, и подальше.
Я ведь никогда всерьез не думала «о нас». Это ведь все просто… глупые фантазии. Даже в своих фантазиях я никогда не заходила дальше пары поцелуев, потому что слабо представляю, что там должно быть дальше. Опыт с Касьяновым показывает, что дальше следует неловкость и «деревянность».
Прижимаюсь дымящейся головой к шкафчику, закрывая глаза.
Трусиха…
Вот я кто.
Но он… так мне нравится, что я боюсь наделать каких-нибудь глупостей. Например, выставить себя идиоткой или болтливой дурочкой, потому что понятия не имею, как себя с ним вести. Эта встреча станет нашей последней, не сомневаюсь.
Я вообще не думала, что мы опять встретимся где-то за пределами университета. И я точно знаю, что должна буду во всем сознаться, но все, на что способна, – это трусливо сбежать.
Боже, что мне делать?
У нас все равно ничего не выйдет. Во что я вообще хотела ввязаться? Во флирт со взрослым мужчиной, который по совместительству мой преподаватель?
Протянув руку, снимаю с вешалки свою шубу и, застегнув сумку, ухожу из раздевалки.
От страха, что мы можем случайно пересечься, опять колотится сердце, но в фойе никого.
От облегчения ускоряю шаг.
– Спасибо… – забираю у администратора свои варежки, изо всех сил делая вид, будто ничего особенного не происходит.
Только зайдя в автобус, понимаю, каким идиотским ему покажется мой поступок. Он примет меня за капризную дуру или решит, что я утонула. А может… он и пяти минут ждать меня не станет. И это вероятнее всего. А если станет?
От этой мысли все внутри переворачивается. Она терзает всю дорогу до дома. Вдруг он ждет?
Глядя в пространство, пытаюсь успокоиться и сосредоточиться на чем-нибудь другом. На людях вокруг, на украшенных фасадах за окном, на том, что у меня отмерзли колени, потому что на улице стало холоднее раз в десять. И когда я несусь к своему дому, ощущение такое, будто моя челюсть перестала работать от онемения.
Войдя в квартиру, включаю свет и ставлю угги на полку. Бросаю сумку на пирамиду из больших картонных коробок и убираю шубу в шкаф.
Я живу здесь неделю и еще не очень привыкла.
Мы разменяли бабулину квартиру на две, и мой брат отдал мне гораздо больше половины, хотя мы никогда об этом не говорили. Еще он отдал мне всю мебель. В его квартире даже дивана нет, только надувной матрас.
Усевшись на подоконник, смотрю на город с высоты одиннадцатого этажа, чувствуя предательское одиночество. Все из-за нового места, я знаю, что это пройдет. Набрав брата, подтягиваю к груди колени.
– Внимательно, – басит он в трубку.
– Что мужчине нравится в женщине? – спрашиваю, пристроив подбородок на коленях.
Он молчит, а я кусаю губу.
– Кхм… чего? – уточняет после гнетущей паузы.
– Что привлекает мужчину? – повторяю я. – В… эм-м-м… женщине…
Слышу, как скрипнул его стул. И как хлопнула дверь. Его шаги эхом отстреливают в трубку.
– Кхм… какого мужчину?
– Любого, – поясняю я, жмурясь.
Его вдох такой шумный, что я начинаю царапать пальцами свою коленку.
– Э-э-э… кхм… ну, прежде всего отсутствие зае… кхм… закидонов.
– Например?
– Например… – Даже не видя, я знаю, что он почесывает свою ужасную бородищу. – Когда не берешь трубку, а тебе за это выносят мозг.
– Ты не берешь ее специально?
– По-разному.
– Мне бы тоже это не понравилось, – сообщаю убежденно.
Вообще-то, это звучит как скотство.
– Выносить мозг не обязательно.
– Тогда как ты поймешь, что это не нравится?
– Я пойму, поверь.
– А что еще?
– Что еще… привлекает?
– Угу…
– Пф-ф-ф… ты не пробовала гуглить?
– Нет, так что?
– Пум-пу-пум…
– Только честно, – подталкиваю я. – Почему эта, а не другая?
– Ну, может, потому, что она двигается не так. Или у нее волосы не расчесаны, – продолжает он. – Блин, – снова вздыхает. – Есть такое понятие, как «предпочтения». Все это вместе.
– Хм-м-м…
– Как-то так.
– И как понять, что ты… эм-м-м… привлекаешь?
– Люба, – тянет он. – Есть один безотказный способ это понять, но мы с тобой про него разговаривать не будем, это я сразу говорю.
Мои щеки загораются, и я закусываю костяшку своего пальца.
– Если женщина привлекает мужчину, он захочет увидеть ее опять, – говорит быстро и с расстановкой. – Если этого не происходит, значит, не судьба. Так понятно?
– Да, – бормочу я.
Понятнее некуда.
– Вот и… кхм… славненько. Так что, я пошел?
– Угу.
Кладу трубку и снова смотрю на город.
И теперь меня терзает совсем другая мысль.
Уйдет мой преподаватель из этого чертового спортзала один или… в компании своей подружки. А еще я думаю о том, что было бы, если бы я не была такой трусливой.
Глава 11
Романов
Самые странные поступки в своей жизни, не считая женитьбы на Яне, я совершал в возрасте от нуля до двадцати трех. Прежде всего потому, что приблизительно к двадцати трем мир поворачивается к человеку жопой и предъявляет вызовы, которые до этого брали на себя его родители. Проще говоря, приходится активно взрослеть и оправдать ожидания всех подряд, и это помимо того, что многие социальные связи рушатся как раз в это самое время, оставляя в жизни только самых проверенных людей.
Дуя на руки, прихожу к выводу, что творение фигни все-таки не имеет возрастных ограничений. На часах пятнадцать минут девятого, а я какого-то черта топчусь перед дверьми тренажерки с перспективой отморозить задницу и жду.
Твою мать.
Она что, меня продинамила?
Запрокинув голову, тихо смеюсь и вдыхаю поглубже, чтобы прочистить мозг.
Небо черное, но и звезд хватает.
Посмотрев на фойе спортивного комплекса через стеклянные двери, не вижу там никакого движения.
Никаких белых шуб, розовых прибамбасов, пушистых кроликов и котят в корзине. Ну, или что там у нее в загашниках, я не знаю.
Трудно сказать, на фиг я вообще все это затеял, но она там чуть в обморок не свалилась, пока ждала ответа на свой неубедительный подкат. Может, я случайно глотнул чего-то психотропного, но я… вроде как залип, когда увидел маленькую Любу. Хорошенькую, белую, пушистую и такую же наивную, как и два дня назад.
После тренировки мне нужно закинуться углеводами, и раз уж такие дела, мир бы не перевернулся, сделай мы это вместе. Засовывать ей язык в рот совсем необязательно. Можно просто сводить погулять и накормить, большего она все равно не потянет. Не знаю, что там за парень был у нее на проводе, но не думаю, что она когда-нибудь мужика видела голым вживую.
– Блин… – снова смотрю на часы, а потом на дверь.
Больше чем на полчаса даже Яна никогда не опаздывала, а опаздывала она постоянно.
Что за тупой поступок? Может, случилось чего?
С определенной вероятностью мы вообще можем больше никогда не пересечься. Именно это сейчас меня и злит. Об этом она подумала?
Найти ее контакты для меня не проблема, но она-то об этом не знает. Да и зачем они мне? Если в ее компании меня увидит кто-нибудь из знакомых, решат, что у Романова крыша съехала, особенно на фоне последних событий. Но я какого-то хрена все еще здесь. Стою и жду.
Пора сворачиваться.
Детский сад, блин.
Подхватив с земли сумку, забрасываю на плечо и иду к машине.
От холода сводит зубы.
Достав из кармана звонящий телефон, снимаю трубку:
– Да?
– Не передумал? – интересуется Марго.
Открыв дверь, сажусь в прогретый салон и бросаю сумку на соседнее сиденье.
– Ты меня переоцениваешь, – откидываюсь на подголовник и тру глаза. – После сорокаминутной тренировки я мало чем буду тебе полезен.
Хотя от ее предложения еще в зале я отказался совсем по другой причине, но теперь, когда эта причина самоликвидировалась, желания заглянуть к Марго все равно нет.
Стареешь, Александр Андреевич.
– Романов, ты не джентльмен, – фыркает Маргарита. – Ну, пригласи меня тогда в ресторан. Поболтаем, поедим. Калинкин новый ресторан открыл, ты в курсе? Повар у них непростой. Говорят, меню необычное.
Втянув носом воздух, стучу пальцами по рулю.
По непонятным причинам предложение сегодня не прельщает.
Мне хочется дать себе в бубен, потому что, пока она говорит все это, у меня перед глазами стоят чистейшие голубые глаза с мультяшными неправдоподобно длинными ресницами, бледная кожа и рыжие волосы, выглядывающие из-под розовой шапки.
– Сегодня никак, – дернув рычаг, трогаюсь с места. – А завтра с удовольствием.
Осознаю всю тупость ситуации, но тащиться сейчас в ресторан с ней нет никакого желания, как и переводить наши отношения на уровень чуть более сложный, чем есть сейчас.
Как бы то ни было, я никогда не рассматривал Марго в качестве спутницы своей жизни. Почему? Наверное, потому, что не судьба.
– Ясно, – тянет она, и за этим коротким словом я не слышу никаких претензий.
В том и дело, что мы взрослые люди.
– Извини.
– Романов, – смеется она. – Я переживу, не волнуйся.
– Ага, – непонятно зачем притормаживаю, проезжая мимо дверей тренажерки. – Хорошего вечера.
– Пока, – кладет она трубку, и я бросаю свой телефон на сиденье.
У дверей никого.
Зараза.
Выехав на шоссе, включаю радио и прибавляю газа. Дворники гоняют по лобовому снег, термометр в машине показывает минус десять.
Город пустой, поэтому до дома добираюсь за двадцать минут. Пять километров от города, а по ощущениям другая планета. Воздух чище, и земля дорожает каждый год.
Открыв с пульта ворота, заезжаю во двор и паркую машину перед воротами в гараж. Он забит коробками с вещами Яны, которые она, по всей видимости, решила оставить мне.
Войдя в дом, бросаю ключи и сумку на банкетку рядом с синим рюкзаком племянника. Елка в гостиной – идея сестры, правда, ненаряженная. Этим я уж точно заниматься не собираюсь, они должны заскочить на неделе.
После их развода с Чернышовым я как под пулями нахожусь.
Им в одном помещении лучше не встречаться. Они и сами это знают, поэтому уже год не пересекались.
После тридцатиминутной проморозки задницы и тренировки меня просто вырубает на ходу. Тренировки стали интенсивнее, поэтому мне нужно нормально высыпаться. Закинув в микроволновку контейнер с какой-то пастой, включаю ноутбук и пишу на почту секретарю кафедры, прося ее прислать мне завтра с утра список дипломников-бакалавров, которых мне распределили в этом году.
Глава 12
Люба
– Один карамельный латте, пожалуйста, – вываливаю на стойку кофейного ларька всю мелочь, которая есть в моем кармане. – И можно сразу добавить туда три сахара? И корицу?
Кисло посмотрев на горку моих монет, парень-бариста сгребает их ладонью, не пересчитывая.
Игнорирую, потому что я проделываю такое часто. Я с детства коплю мелочь на все подряд и с уверенностью могу сказать – ее многие недооценивают.
Если я и спала на ходу всю поездку в автобусе, то теперь нет.
Колотясь с ног до головы, грею дыханием руки, очень жалея о том, что сегодня не взяла до универа такси, но совесть не позволяет мне разъезжать по городу на такси чаще пары раз в неделю. Моя сиротская стипендия мне много чего позволяет, но я все равно вишу на шее у Глеба. Я должна получить диплом и пойти работать, чтобы слезть с нее… вот о чем я должна думать, а не о… Не о том, о ком я думала всю сегодняшнюю ночь.
Александр Андреевич, пожалуйста… проваливайте из моей головы…
Мое трусливое бегство не дает покоя, но дело ведь уже сделано!
С обидой глядя на медленного бариста, хочу попросить его двигать задницей, пока я не отморозила свою.
Прикусываю язык.
Холод жалит щеки и кончики пальцев даже через перчатки. Засунув руки в лисью муфту у себя на шее, приплясываю на месте. Мой пуховик почти до пяток, но это все равно не спасает.
– Спасибо, – вырываю из протянутой руки свой кофе.
– На здоровье, – захлопывает он перед моим лицом деревянные ставни.
– И вам хорошего дня! – отшатнувшись, кричу с претензией. – С наступающим!
Грея пальцы о стакан, семеню вдоль колонн центрального входа в здание университета.
Наш универ старейший в городе. И очень дорогой. Скопление мажоров на один квадратный метр здесь зашкаливает, особенно на экономических специальностях. Ну а на моей нет, потому что мажоры не мечтают до конца жизни ковыряться с колбами и пипетками.
Обогнув здание, по парковой дорожке добегаю до трехэтажного лабораторного корпуса. На парковке вижу знакомый черный «Порше», и от его вида мне становится не по себе. Метнувшись в сторону глазами, вижу толпу парней с электронными сигаретами.
Задница…
Опустив глаза, забегаю на крыльцо, сжимая в руке стакан. С волнением слышу скрип снега за спиной. Не оборачиваясь, влетаю в дверь и проношусь через КПП, быстро сворачивая в коридор. В мой локоть впиваются жесткие пальцы.
– Не спеши, Стрельцова.
Сердце подскакивает, когда смотрю в лицо Никиты Касьянова, на губах которого играет издевательская усмешка.
– Отпусти… – прошу тихо, пытаясь вырвать свой локоть.
Надвинув на глаза бейсболку, сильнее сжимает пальцы.
Я не знаю, что он здесь делает! Это не его корпус!
Он худой, но очень сильный. Лицо у него тоже худое, но… красивое. Когда мы познакомились, он мне понравился, потому что был таким самоуверенным. Он богатый, и у него этот чертов «Порше». И он всегда давал мне понять, что… будто сделал мне одолжение тем, что обратил внимание. Я такая дура, что мне было все равно, но, даже несмотря на это, я не смогла в него влюбиться, как ни пыталась.
Кажется, он тоже это понял.
Он холодно смотрит в мое лицо. Скривив губы, оглядывает меня с головы до ног и, протянув свободную руку, наматывает на ладонь мою косу. Трет ее пальцами, глядя на мои губы.
Дергаюсь, опять пытаясь вырваться.
– Не рыпайся, – говорит, проводя глазами двух парней в белых халатах.
– Мне больно… – цежу, хотя в душу закрадывается какой-то непонятный страх.
От того, как он смотрит. С каким-то странным блеском в глазах.
– Больно только в первый раз, – усмехается, нависая надо мной.
– Отвали… – выхватываю из его руки свою косу и отбрасываю за спину.
– Ты такая правильная, Стрельцова, – произносит с издевкой. – Хороша девочка-сиротка, да?
– Нет, – толкаю его в грудь, но мой голос подрагивает. – Если сейчас не отпустишь, я тебе двину в морду.
Его губы разъезжаются в ехидной улыбке.
– Ну, попробуй.
Сглотнув, спрашиваю:
– Чего тебе надо?
– Ты в курсе, что фригидная?
По моим щекам ударяет краска, а в горле собирается ком.
Я не фригидная… я… нормальная… нормальная!
– Заткнись… – шепчу хрипло, глядя в его глаза. – Заткнись, понял?
Лениво усмехнувшись, продолжает:
– На твое счастье, я добрый, поэтому в субботу повторим. Время напишу позже. Советую не выеживаться.
От его тона сердце бухает в груди. Кажется, у меня пропал голос, потому что я ни слова не могу сказать, пока он надавливает большим пальцем на мою нижнюю губу, оттягивая ее вниз.
Опомнившись, врезаю по ней и со всей силы толкаю в грудь. Из-под крышки кофейного стакана по руке и куртке течет. Отскочив в сторону, выпаливаю:
– Забудь. Я как-нибудь сама, понял? Отвали от меня.
Развернувшись на пятках, уношусь по коридору.
К глазам подкатывают дурацкие слезы. От оскорбления, которое теперь никак не вытравить из головы! И от того, что я не знаю, как быть, если он опять нарисуется.
Ворвавшись в аудиторию, ставлю на стол стакан и трясу рукой. Запихнув в шкаф свой пуховик, бросаю хриплое «всем привет». В нашей рабочей подгруппе тринадцать человек. Галдя, они снуют за спиной, пока я пытаюсь сбросить с себя ощущение от его пальца на своих губах.
Дверь в смежную аудиторию открывается, и из нее вылезает голова какого-то незнакомого мне парня. Шаря взглядом по группе, он кричит:
– «Ху из» Стрельцова?
– Я, – выдергиваю из сумки халат, кусая губы.
– В шестнадцать встреча дипломников с Романовым у него в кабинете.
Прижав к груди халат, смотрю на него и лепечу:
– А?
Сердце подскакивает к горлу.
Сегодня?!
– В. Шест-над-цать… – начинает он повторять по слогам.
– Поняла! – провожу по горлу рукой, прося его не продолжать.
Рухнув на свой стул, опускаю на руки голову.
Ну вот и все!
