Видео, наконец, закончилось, и перед ним опять замерцал перламутр. Ему предлагалось визуализировать самое свежее воспоминание – ну что ж, поехали.
Огненная Маша с ямочками на щеках, такие четкие ямочки, когда она улыбается. Весельчак Армен, большой, как мясник с чуткими, длинными, никак с ним не вяжущимися пальцами.
Девица-дебютантка в зеленом форменном пиджачке. Краснеет. Запинается. Отводит глаза, боится смотреть на его трубки. Наверное, будет плакать дома вечером. Ну ничего, таких, как он у нее будет много. Привыкнет.
Утренний завтрак. Маша пытается его покормить чем-то жидким, перетертым, что принесла вчера Люсик, но в него ничего не лезет. Завтрак. Одно название.
Бессонная ночь и яблоки, которые из красных становятся черными, и он вглядывается в их постепенно растворяющиеся, а потом совсем сливающиеся с чернотой за окном силуэты.
Вчера вечером – Люсик. Пришла, красавица, челку отрезала, еще красивее стала, только совсем осунулась от этой больничной беготни. Болтала, отвечала на его вопросы– про работу, про нового парня. Только бы порядочный. Но вроде бы приличный, по ее рассказам. С ним он уже не познакомится, конечно. Жаль. Мялась-мялась, завела опять этот разговор. Про Алису.
– Дед, дай мне сказать, не перебивай.
– Дед, серьезно, я взрослый человек! Я тоже могу! У меня тоже есть право голоса.
Поправляет челку, злится.
– Ты не прав, ты не прав, ты от мамы вообще отказался, она бедная, слабая. Я понимаю, она не такая, как ты.
Помедлила.
– И как я. Но ей нужна помощь. Я тебя умоляю, очень прошу. Ты такой упрямый. Ты упрямствовал с квартирой, а я, идиотка, тебя послушала.
Ну, не плачь, девочка моя, не плачь.
– Как я жалею, как я жалею! Не перебивай! Да, то, что ты не дал мне продать вторую квартиру – это твой выбор. И вот эти все разговоры твои, что буду вторую сдавать – Господи, какая же я дура, что согласилась. Дура! Мне достаточно моей, в которой я живу, а на эти деньги мы могли бы… Нет, не бесполезно! Ну откуда ты теперь знаешь, что бесполезно? Мы могли бы, может, побороться за год. Или за два. Или за пять. А для меня значит! Значит!!
Бедная, бедная моя девочка. Но со мной все понятно, а тебе еще жить.
– Дед, мне она не нужна. А маме… Дед, не перебивай! Ты не хочешь слышать, а я вот хочу говорить! У нее этот бойфренд ее, ну он…это… мне кажется, он абьюзер, он какой-то страшный, может быть, он ее даже бьет. Откуда ты знаешь, что она опять? Она нормально выглядит, просто грустная очень, вялая, как будто в ней свет погасили. Дед, если десять лет назад там были наркотики, это не значит…
Значит, Люсик. Там они были и десять лет назад, и двадцать. И двадцать три. До твоего рождения были. Это чудо, чудо, что ты такая здоровая родилась. Но тебе об этом необязательно.
– Ты меня забрал, я понимаю, чтобы меня оградить, как ты говорил всегда, но она же моя мама. Я знаю, что она не участвовала, но, дед! Ей же плохо! Ей надо помочь, пожалуйста. Пожалуйста, отдай ей эту квартиру…
– Дед, подожди! Не возмущайся, ну, пожалуйста!! Ну, пожалуйста!! Нет, я не могу сама переписать… потом. Нет! Ты ее видеть не хочешь, слышать не хочешь, а она переживает. Я не знаю, что она тебе сделала, но… Да, ага, и не узнаю, вечный твой ответ! Ну не хочешь поговорить с ней– не говори. Но если ты отдашь ей квартиру… Это как прощение, ты понимаешь? Как знак того, что ты… Не перебивай, пожалуйста!!! Ты же можешь дать ей шанс. Она изменится! Я знаю! Оттуда, знаю и все. Дед, не будь жестоким!