Мария Ордынцева
Битва за жизнь
Фонари
Фонари… Наверное, это самое полное проявление одиночества и индивидуализма в мире. Они стоят в ряд, в нескольких метрах друг от друга, их много, но каждый сам по себе. Они освещают каждый свое пространство, и каждый по-своему: один ярче, другой темнее – все зависит от их лампочки. Если сгорает лампа, фонарь умирает. Пока в него не поставят новую лампочку.
Так же и люди. Они не вечны. Только вот лампочка у них одна – душа…
Ноябрь 1992
Расставаясь с прошлым
Он держал в руках приглашение.
Снова хоккей, снова быть в команде.
Значит, он все-таки нужен, значит, все-таки вспомнили о его скорости, его победах, его забитых шайбах.
А ведь когда-то он был одним из самых младших и даже из самых слабых. Зато какая у него была скорость! Его стали уважать за это. А как над ним смеялись на тренировках, когда он приходил в «фигурках»!
Он вспомнил все свои игры – от первой до последней. Какие услуги он оказывал команде. В одном из решающих матчей он два раза подряд засадил на скамейку штрафников два здоровенных лба из команды соперников. В другом – забил единственный гол, и команда победила со счетом 1:0. Так забил, что клюшка треснула.
Бывало, что его били. Но если в его руках оказывалась клюшка – его единственный товарищ – ему не был не страшен никто. Тогда битыми оказывались они.
Он мог стать лучшим игроком года – у него было больше всех забитых шайб. Но звание присудили другому парню из его же команды. Какая это была обида! Ему дали только грамоту, а он ушел, оставив ее на скамейке.
Он вспомнил команду, которая по сути и командой-то не была. Не было там дружбы или взаимовыручки. И там никто не замечал его отсутствия.
И вот теперь он снова нужен. После того, как он ушел из хоккея.
Снова спорт. Игры, тренировки. Все может повториться. Изменился состав команды, изменился ее дух. Только вот мир у этих пацанов не изменился.
Да и зачем все это? Он ушел и думал, что навсегда. Не думал даже, а клялся в этом себе. Так зачем вспоминать о прошлом, с которым расстался без сожаления?
Приглашение, повинуясь резкому и сильному движению пальцев, превратилось просто в обрывки бумаги.
Зачем все это? Все кончилось еще тогда, два года назад.
Яркое пламя пожирало бумагу, слова, напечатанные на ней, и память, вечную память о прошлом. Он сидел, задумавшись. Его лицо не выражало ничего, кроме спокойствия. Да глаза сияли каким-то усталым блеском, следя за огнем, который угасал вместе с жизнью, оставляя после себя лишь горстку пепла.
Ноябрь 1992
